Стервятник
Дом пустел в летнее время. Да, они остались без моря, но были и те дети, кого забирали на каникулы родители. В Птичнике по семьям разъехались Дракон и Бабочка. Бабочка хотел бы остаться, но кто его спрашивал? Папа Птиц погладил своего птенчика по лохматой голове, утешая и обещая ждать возвращения насильно увозимой птички.
Стервятник пытался найти себе занятие, которое отвлекло бы его от мыслей о брате, Лорде и почему-то Чёрном Ральфе. Думая о Лорде, Стервятник с неудовольствием замечал за собой легкую эйфорию и стыд. То, что тогда сделал Лорд в палатке, было очень странно, остро и запретно. Да, пожалуй, именно запретно. Им, парням, не стоило делать такие вещи друг с другом, неправильно это, хотя и приятно.
Настойки, цветы, вышивка гладью очередного сюртука, намозоленные жесткой металлической нитью пальцы и старый истрепанный наперсток. Вжжжик — иголка протыкает ткань, и нитка ложится ровным стежком, формируя контур будущего листка, вжжжик — игла возвращается назад и надо сжать её пальцами, протягивая сквозь узор. Надежда тает, и хочется заплакать, швырнув глупое шитьё в мёртвый камин, но нельзя. Дети смотрят и верят в силу своего Папы Птиц. Папа всех приютит и утешит, не даст в обиду, он справится.
Вжжик. Он не сможет. Он совсем один, птенцы не в счет и бывшие Чумные братья тоже не в счет. Стежок лёг криво, и пришлось распустить и начать этот элемент заново. Тень в Доме могут видеть единицы, а чувствуют практически все, пусть и не признаются в этом.
Дзинь — нитка, срезанная острыми ножницами, упала на пол. Идти к Сфинксу и просить его найти Старика — это самый крайний случай. Стервятник сидел, кусая себя за губу, потихоньку отрывая корочки обветренной кожи. Почему? Он слишком горд и у него ещё есть время — целый год. Он будет пытаться снова и снова прыгнуть, вновь очутиться на разбитом шоссе или в странном городке Чернолес. Лорда, конечно, очень жаль, они сблизились, подружились. Странное для него слово — друг. Лорд успел стать другом, поверенным тайн и свидетелем боли, и что бывает с ним, когда он опять пытается пробиться на Изнанку. Еще один свидетель, помимо Чёрного Ральфа.
Мысль о Ральфе кольнула под сердце. До Лорда только он один знал и видел, какое месиво из отвращения к себе, горя и бессильной злости может представлять всегда вежливый и сдержанный в общении Стервятник. Только этот воспитатель знал, что Большая Хищная Птица может рыдать, размазывая сопли и слёзы по лицу, давясь криком. Оказывается, это было важно: знать, что тебя могут спасти, что кто-то успеет, что бы ни случилось. Проще всего было бы вскрыть себе вены или наглотаться таблеток и не проснуться, но, как оказалось, он все же больше хотел жить, чем испробовать посмертное воссоединение с братом.
— Ты просто трус, Рекс, — прошептал себе под нос Стервятник.
Всё верно. Трус. И вот это-то известно только Черному Ральфу и больше никому. Странная связь, но похоже и она разорвалась.
Во дворе Дома по площадке под дождем Горбач катал на коляске Шакала Табаки, врываясь в лужи и поднимая целый каскад брызг.
Табаки любит дождь, и Волк тоже любил носиться под дождём, падать в лужи и орать всякие глупости про мировой океан и бескрайние водные просторы.
Волк был очень силён. Ему не хватило совсем немного времени, чтобы бросить вызов Слепому за право называться Хозяином Дома. Это было бы интересно. Нет, Стервятник не верил в то, что Волк мог завалить Бледного, и победа бы стоила Слепому очень дорого. Например, утратой доверия Сфинкса. А может быть, Слепой бы вообще не принял вызов сероголового, уступив ему титул без крови, дал бы попробовать, каково это быть проводником воли Дома. Что гадать? Волк умер, умер тихо. Слишком тихо для такого, каким он был. Чумной Рыцарь без страха и упрёка.
— Надо было попросить…. — очередная откушенная корочка утянула за собой кожу, и губа начала кровить.
Можно было попросить Волка найти Хранителя Времени. Он бы не отказал и точно бы попытался, наверное, у него могло получиться. Волк был упрямый и упёртый, а еще везучий. Цену он бы заломил заоблачную, не бутылку с Хвойным, но Стервятник бы заплатил, не раздумывая. Только, что об этом думать — пустое.
— Чё там?
Стервятник вздрогнул, он так задумался, что пропустил появление Рыжего.
— Грязевые забавы Табаки.
— Да уж, Шакал знает толк в удовольствиях, — Рыжий тоже понаблюдал заплывы на Мустанге.
— Слушай, Стервятник, есть у тебя мазилка от ожогов? Мертвец решил мне теней навести на Анубиса и, бля, чё-то натыкал, и теперь всё горит у меня там.
Мазь у него, конечно, была и дать было не жалко, но вот сам Рыжий - он же тоже может. Многое может, пусть его и считают шутом и безудержным трахельмейстером.
— Сыграем в картишки, Рыжий?
— На раздевание и отсос?
— Продуешься, — мысли надо дать время вызреть, хотя бы до вечера.
Рыжий ржёт и советует намыть причиндалы, обещая надраить свои крапчатые яйки до ослепительного блеска.
***
Тащить игральный шалаш в ночь совершенно не хочется и Стервятник ведет Рыжего играть в пустующий кабинет Р Первого.
— Блин, стрёмно, — с восхищением в голосе сообщает Крысиный Вожак, обходя комнату, — знаешь, такое чувство, что сейчас откроется дверь, и он войдет. У тебя нет?
— Кто? — Стервятник делает вид, что не понимает, хотя ему тоже неловко от собственной наглости.
— Бля, ну кто? Конь в пальто! — Рыжий преувеличенно громко ржёт и пинает диван. Стервятнику неожиданно это неприятно.
Они играют, усевшись на стол, курят и пьют из фляжки птичьи настои. Играют так, на интерес, хотя оба уже сидят в трусах и носках. Вернее, носки есть только у Папы Птиц, Рыжий не приемлет этот бесполезный аксессуар.
Стервятник медлит, тянет время, не знает, с какой стороны подойти.
— А ты знаешь, про тебя иногда говорят, что ты с Р Первым того, — ярко-красные губы Рыжего складываются в трубочку, и он издает звонкий чмок, похожий на выстрел пробки из узкого бутылочного горлышка.
— А про тебя говорят, что ты всем дал себя отыметь, чтобы стать вожаком, — не остается в долгу Стервятник, и они оба смеются над старой шуткой.
— Кто говорит? — всё-таки спрашивает Стервятник, ему неприятно такое предположение, и он бы предпочёл, чтобы таких слухов не было.
Крыс отмахивается и вскрывает карты — девятнадцать очков — слишком слабо против птичьих двадцати одного.
— Чего изволите? — лыбится Рыжий, разглядывая полинявшие от стирок трусы Стервятника.
— Ты можешь найти Старика?
Улыбка сразу сползает с лица красочной Крысы, и Рыжий натягивает замызганную безрукавку, отворачивается к тёмному окну.
— Я Прыгун, ты знаешь, — первый шаг сделан и дальше говорить легче, — я пытаюсь, но пока...
— Прекрати, Стервятник, — грубо обрывает Рыжий, — тебе пора смириться и жить дальше. Ты думаешь, что я могу пойти и вот так запросто найти старикашку, и он тут же выдаст мне то, что ты хочешь. Хера там, не обольщайся. Он во много раз хуже
там, чем то, какой он здесь.
Каждое слово было, как приговор, как горсть земли на крышку гроба, в котором заживо гнил Стервятник.
— И даже если ты найдешь его сам, если у тебя получится, будь готов к тому, что всё, что
там будет — это заброшенный домик и куча хлама в коробках. У нас Прыгает каждый второй, и если бы всё было так легко, так старшие уже кружились на новом круге, а не резали друг другу глотки семь лет назад.
Рыжий соскакивает со стола, нацепляет котелок. Ещё одна возможность, вычеркнутая из списка. И теперь, благодаря крысиному вожаку, он знает, что всё ещё сложнее, чем он думал.
— А если я подойду и попрошу здесь?
Рыжий молча одевается и топает к выходу, глухо шлёпая задниками кед по грязным пяткам. Стервятник повторяет вопрос, он должен знать ответ.
Рыжий пожимает плечами и оглядывается, приспуская вечные очки, а Стервятник захлёбывается острым приступом ненависти. Он его жалеет! Как он смеет! Никто в Доме не имеет права в открытую жалеть Большую Птицу, никто кроме...., но его здесь и нет.
***
Капли краски капают на пол, мажут манжеты новой рубашки, пятнают ступени любимой стремянки — ну и пусть. Он видел это во сне, только там они прорастали из стен, окрашенные в тёмно-багровый цвет. И это было плохо, как будто Дом угрожал. Нет, так Стервятнику не надо. Поэтому он окунает кисть в банку с чёрной краской и выводит уже десятую букву вокруг косяка двери в свою спальню.
— Ты забыл цифры, — снизу пищит подхихикивающий голосок Табаки.
Стервятник не отвлекается, он и без подсказок знает про цифры, но впишет тогда, когда придёт время. А пока только новая «Р», усиленная чётким основанием.
— Ты, конечно, прав, Стервятник, ему уже давно пора вернуться.
Шины Мустанга прошуршали по коридору, мелькнул свет из приоткрытой двери четвёртой, из Кофейника время от времени доносится гомон и матерные вопли, запах кофе и обжаренного хлеба, где-то на первом этаже стучат шары бильярда.
Ему пора возвращаться. Кисть опять нырнула в банку, набрала краску и самым кончиком выписала лёгкую изящную единицу.
Чёрного Ральфа ждали Дома.
