Одна на двоих

Рыжий Кто-то бросил ржавый ящик из-под бутылок у тайного прохода в Наружность, и теперь можно было культурно со всеми удобствами ожидать ушедших за добычей или передохнуть, набираясь решимости выйти в чужеродный мир. Лаз к середине мая уже был больше похож на трассу федерального значения, и замаскировать дырищу, в которую свободно мог проехать Табаки на загруженном барахлом Мустанге, стало невозможно. Да никто и не пытался, честно сказать. Всем удивительным образом стало всё равно до всего и до всех. Чёрный Ральф пока чего-то напрягался и морщил лоб, но ещё немного, и он попадет под власть всеобщего пофигизма. Рыжий был в этом абсолютно, просто категорически уверен. Он бы даже поспорил, но предложить такое пари было некому. Мертвец — не азартен, шакалиная морда занимался сбором ничейных вещей, а Стервятник не любил публичное обсуждение тем, связанных с их воспитателем. Рыжий вздохнул и приготовился к долгому ожиданию. Чёрный ушёл с Крысой на свалку позаниматься рулёжкой на старом дрянном автобусике. В этот раз обошлось без кучи придурков, желающих воочию убедиться, что транспорт существует. За сеткой забора в весенних сумерках белели палатки бритоголовых, словно паруса неведомого корабля, плывущего под землей. «Летучий голландец» с пустыми шкурами на борту, потерянные души в поисках ромашкового ангела, пахнущего лимонным соком. Рыжий достал спички и потряс коробок, Слепой просил поговорить с этими людьми, он выполнил просьбу Вожака. Слепой был прав, оборотни не ошибаются, эти, прикочевавшие под стены Серого Дома, были из его Рыжего епархии. Мертвечина в поисках того, кто вдохнет в них смысл и желание жить, и это явно был не он — Ангел Смерти. Рыжий тихонечко засмеялся, хотя мог бы ржать во все горло — рядом никого. В лаз спиной вперед, волоча набитый рюкзак, пролез Мешочник — Летун шестой. Выпуск дышал в затылок, а народ все равно стремился запастись всякой всячиной, не давая добытчикам сидеть на месте. — Здорово, Рыжий, — устало выдохнул Мешочник, присаживаясь на свой же груз, — ждёшь кого? — А ты чего там тащишь, запчасти к самолёту? — Рыжий легонько пнул раздутый бок рюкзака. — Всякую хуйню, веришь? — Мешочник, покопавшись в полотняной торбе через плечо, нашел пачку сигарет и протянул ее Рыжему. — Кому дижонскую горчицу, а кому монтажный карабин понадобился за каким-то бесом?!

***

Пёс ушёл, выспросив новости Дома, а Рыжий остался дышать вкусным вечерним воздухом с запахом клейковины новорожденных листочков, крутя пачку сигарет в руках. — Привет, — рядом возникла Рыжая, напугав его до бешено застучавшего сердца. — Привет, — Рыжий широко улыбнулся, скрывая свой испуг. — Крысу пришла встречать? Он подвинулся, давая девушке место, а та села рядом, накинув на спину Рыжему полу своей куртки. Вечная мамочка, с грустью подумал Рыжий, такая бы не могла влюбиться в Сфинкса или Чёрного, к примеру. Нет, ей нужны парни, для которых она будет делать всё и даже больше. И он ей, конечно, уже не нужен. Слабенький мальчик с лучистым взглядом огромных глаз на изможденном болезнью лице и смущенной улыбкой, которому так был нужен друг и опекун, канул в небытие вместе со страшной кличкой. — Послушай, Рыжик, поехали с нами, начнём новую жизнь. Рыжая натянула на голые колени свитер и стала похожа на синий шар, к которому привязали коротенькую косичку-хвостик, с выбивающимися во все стороны завитками волос. — Куда? Куда ты собрался ехать? — Разве это важно? — надо бы быть серьезным, а он никак не мог перестать играть роль разбитного вожака, сумасшедшего Крысиного короля и просто парня, которому всё нипочем. — Рванём за горизонт на прекрасном фаэтоне: ты, я, Чёрный, Лэри со Спицей и Конь. Будем колесить по деревням и сёлам, давать концерты, собирать публику, разбогатеем, купим ферму, и я сделаю тебе предложение. Ну вот он и сказал то, о чём запрещал себе даже думать. Он всегда знал, что они не пара: девчонка с бешеным темпераментом степного пожара и он — робкий мальчишка, прячущий свои печальные глаза за непроницаемыми стеклами очков радужных расцветок. Рыжая смотрела на него, чуть наклонив голову к плечу, и белая кожа матово сияла в прозрачной полутьме весеннего вечера. — Послушай, ну серьёзно, — Рыжий даже вскочил с ящика, — что ты хочешь на той стороне? Что там будет у тебя, чего нельзя добиться здесь? — Счастье. — Ох, Рыжик, неужели ты не понимаешь, что счастье Слепого — это Сфинкс подле него и больше никого рядом на парсеки кругом. Ты думаешь его обручение с Крысой — это что-то значит? Да брось, всё это только для того, чтобы позлить лысого. — Разве он не злится? — Рыжая спрашивала так спокойно, что Рыжий начинал нервничать и говорить быстрее, вываливая на девушку ненужные ей подробности. — Злится, ещё как, но не из-за Крысы, а потому что Слепому всё до лампочки. Ему насрать, кто в его постели: Габи, Крыса или ты, ему нужен только один человек. Неужели ты хочешь сидеть у какой-нибудь норы, ожидая пока он грязный, воняющий падалью, придет и завалится спать, абсолютно наплевав на тебя? Это твое счастье? Рыжий заводился всё больше и сердился на себя из-за того, что не получается объяснить, как тревожится о ней, и от того, какой спокойной и умиротворенной выглядела Рыжая, как будто и правда была старше и мудрее его. — Я уйду с Лордом. Фраза, сказанная почти шёпотом, оглушила Рыжего почище любой кричалки Шакала Табаки. Значит всё-таки Лорд; удачливый красавчик, любимец фортуны, счастливчик. Ну еще бы, волшебная Изнанка, исцеляющая калек, дарующая ноги безногим, понимающая и принимающая. Что он мог предложить вместо чудес той стороны? Неизвестное будущее кучки подростков, собирающихся сбежать даже без выпускных документов и удостоверения личности с водителем, у которого три попытки вождения. — Но вы бы могли остаться и здесь, — упрямо гнул своё Рыжий, — от Лорда семья не отказывалась, и они состоятельные люди. Тут у вас будет достойная жизнь, свой дом и всё остальное. Что будет там? Рыжая смотрела на него серьёзно, и её глаза казались двумя темными провалами, дырами, с ровными, как у монеток, краями. Рыжий уже знал, что её не переубедит, но он должен был сказать потому, что другого шанса у него не будет. — А там, Рыжик, будет бедность и нужда. Ты будешь вкалывать в каком-нибудь баре с кучей пьяных рож, которые будут лапать тебя за жопу и пытаться поцеловать, дыша в лицо пивом и луком. Ты уверена, что Лорд будет тебя любить там? Надолго хватит его любви-то? Изнанка меняет людей похлеще, чем Наружность. — Откуда ты знаешь? — наконец-то ему удалось вывести её из этого странного спокойствия несвойственного ей. — А ты посмотри вокруг, сестрёнка, — Рыжий раскинул руки в стороны и покружился, — сотри любовь с глаз и посмотри. Повспоминай, какая Крыса уходит и какая возвращается, какая ваша Ехидна с каникул приезжает? А там всё не так, там у вашей любви есть такая конкуренция, что любой перепихон во влажных листьях проигрывает со счетом десять ноль не в его пользу. Рыжая молчала, сжав губы в упрямую полоску, и смотрела теперь исподлобья, дергая нитки на подоле свитера. — Ты знаешь, о чём я, это Лес. И если Лорд его любимчик, будь готова к тому, что он променяет жизнь с тобой на беготню по мху при луне. Подумай ещё раз, время есть. — Не все такие, — упрямо сквозь зубы процедила Рыжая, — не все меняются там, — она махнула рукой на забор, — и там в Лесу. — Точно, не все, — Рыжий опять сел рядом, собираясь закурить. — Но я вот знаю только одного такого, кого и Наружность не сожрала, и Лес не сделал своим почитателем. Рыжая глядела на него вопросительно и недоверчиво. Ну конечно, разве может быть в Доме человек, не влюбленный в ароматные заросли и росистые луга?! Это же просто голубая мечта, сиреневый сон и золотая надежда каждого домовца! Рыжий чиркнул спичкой и теперь смотрел, как маленький язычок пламени жадно пожирает кусочек деревяшки, подбираясь к его пальцам. Он загадал желание: если спичка, обгорев, согнется влево — она пойдет за ним, если вправо — то нет. — О ком ты, Рыжий? — нетерпеливо поторопила она. — Кто это? Спичка наклонила почерневшую головку направо и рассыпалась в прах. — Чёрный Ральф, — Рыжий чиркнул новой спичкой и прикурил. Рыжая передернула плечами, для неё это было пустое имя, не несущее за собой никаких ассоциаций, кроме скрытой угрозы. Небо темнело, звуки, доносящиеся от Дома и от дороги, приобрели какое-то новое звучание и яркость. — Зачем ты едешь с Чёрным? — Рыжая дождалась, пока он докурит и разотрет ногой окурок. — Ты не из его стаи, и вообще вы не друзья. Он тебя терпеть не может. — Моих крысят едет больше, чем его щеночков, — оскалился Рыжий, прислушиваясь к рёву моторов на шоссе, — и мне нравится его идея сбежать и спрятаться ото всех, начать жить свои трудом, что-то сделать своими руками, а не жить на всем готовом и подачками чудес от Дома. Что-то в этом есть настоящее, понимаешь? Мне нравится, а там посмотрим. Они молчали, прижавшись боками и ощущая тепло друг друга, было хорошо. От Рыжей пахло кошками и пудрой, а еще мокрыми перьями. Рыжий вздохнул и приобнял её за плечи, а она доверчиво привалилась к его плечу. На рукаве её свитера Рыжий заметил длинный русый волос — Русалки, чей же ещё — Мы могли бы быть семьёй, Рыжик, могли бы быть счастливы без всей этой суеты с муравьями в штанах и песен оборотней в болотах. Ты же знаешь, что я тебя… — Не надо, — Рыжая прижала горячие пальцы ко рту Рыжего, а он поймал её руку и поцеловал ладонь, — не говори. Я всегда буду помнить тебя, буду скучать и ждать тоже буду. Может, когда-нибудь ты передумаешь? Рыжий отрицательно покачал головой, прижимаясь щекой к её руке. Ей не понять его страх. Он надеялся больше никогда никому не приходить во снах, а если и случится такое, то это не будет значить ровным счётом ничего. Просто сон про старых друзей, а не дуновение из пустой могилы, уже ждущей своего жильца. Она встала, натягивая ветровку, и, наклонившись, легонько поцеловала Рыжего в нос. — До свидания, Смерть. — Прощай, Рыжик, будь счастлива. Она побежала к Дому, перепрыгивая лужи, и нелепая косичка подпрыгивала вместе с ней, хлопая разлохмаченным концом свою хозяйку по спине. Рыжий смотрел ей вслед и с обостренной ясностью понимал, что больше у него не будет такого разговора никогда, что отныне все его беседы с ней будут происходить у него в голове, в воображении, где до скончания дней он будет видеть её такую: в бесформенном свитере, с потаенной улыбкой на губах, задумчивую и прекрасную, бегущую во все лопатки к Дому. К чёртову Серому Дому, пристанищу ушибленных, уроненных, детей стеблей и всех, кто отвергал Наружность. Из темноты послышался хруст щебня под ботинками, похоже, возвращались Чёрный и Крыса: уверенные, широкие шаги Вожака Псов и злая поступь девчонки, пытающейся казаться опасной и непредсказуемой.