Сиреневая вода

      Захлопнув дверь, на ходу разуваясь, кидаю туфли в сторону полки с обувью, создавая тем самым творческий беспорядок в до ужасного прибранной прихожей — я совсем не люблю, когда дом превращается в комнату музея. Переезд так или иначе на меня влияет: раньше я бы себе не позволила даже подумать о такой шалости, предполагая выговор от консервативных родителей, — это я о бардаке, конечно. Никакая ссора не стоит в сравнении с тем, ради чего я решила пропустить последнее занятие. Урок физического трения, как бы аморально ни звучало, можно изучать и не в школе.       Притом, там ужасно неудобные кладовые и раскиданы ведра. В таких условиях совершенно невозможно обучаться этикету и физике!       Зная, что отец на работе и вернётся не раньше завтрашнего утра, а мама ушла за покупками в торговый центр и, думается, тоже будет отсутствовать порядка нескольких часов, все равно зову их, повышая голос до болезненного першения в горле. Ответом мне служит тишина, разрезаемая постукиванием часов на кухне. Из-за хорошей акустики я слышу эти звуки перед сном, когда все разговоры стихают. Из-за неё же не сомневаюсь, что мы с приглашённым гостем остались наедине, ведущей к приятному продолжению.       Рэй с педантичной аккуратностью уже сложил наши с ним туфли у входного коврика и теперь ожидающе смотрит на меня, стараясь не отвлекаться на рассматривание новой обстановки. Урсула, которую мне не удалось уговорить оставить принца в покое хотя бы на час, сидит на крыльце чёрного выхода — мама обыкновенно им не пользуется (говорит, что прокрадываться в купленную за честные деньги собственность — странно и неправильно), поэтому поводов для беспокойства у меня намного меньше. Странно и неловко, что биохимический робот, предполагающий, что за действия происходят за стенами, охраняет дом. Правда за эти наполненные событиями дни я уже немного смирилась со всей этой инопланетной чертовщиной, и если не случится очередной глупости, я буду самой счастливой почти-выпускницей, наплевавшей на все вокруг.       Да разве мне есть дело до какой-то робости, пока я в реальности переживаю эротический фантастический роман?       Все же, не желая увеличивать шанс оказаться замеченной и неудовлетворенной скорым приходом старших, требовательно вжимаюсь в Рэя, не собираясь покидать прихожую. Он совсем не возражает. Ещё бы. За время, пока мы пытались не сорваться на бег по дороге в пункт назначения, я победила в дискуссии о правильности нашей связи. Иногда стоит нарушать окаменевшие устои принципов и морали. И если мои галактические друзья позволяют себе нечестно заниматься изучением земных наук, блистая одновременным знанием и незнанием во всех дисциплинах, значит я вправе показать им на опыте, навеянным тем же нечестным способом, что списыванием тестов и классной комнатой наш городок не ограничивается.       И подводя итог внутреннему монологу и постоянно крутящимся мыслям с размышлениями о законах и их нарушении, ускоряю процесс, сокращая между нами расстояние.       Отрываюсь от парня, глупо улыбаясь и вытирая нанесенную несколькими минутами ранее гигиеническую помаду, по субъективным ощущениям оказавшуюся где-то на подбородке — на лице Рэя, по крайней мере, остался влажный след. Абсолютно нарочно опускаю глаза вниз и вижу, что ширинка достаточно приподнялась. Я вновь тянусь за увлекательно-жадным поцелуем, одновременно кладя руку на выпирающую часть брюк, поглаживая. Учитывая, что я уже видела самое интересное и приятно неожиданное (собственно, я и представляла, что будет нечто похожее; только в моих фантазиях вместо сиреневой субстанции, сладкой и химозной на вкус, была несколько отличительная половая система — например, три члена или полное отсутствие гениталий. При таком раскладе пришлось бы, думаю, пользоваться теми отростками из головы…). В любом случае, оказавшись приподнятой на руках так, чтобы обхватить бедрами таз принца (до чего нелепо звучит; я и не придавала этому титулу такое значение), оказываюсь безмерно рада тому, что все так привычно и достаточно изучено. Кажется, подобная мысль у меня уже проскальзывала, пока я сбивала коленные чашечки на не самом мягком полу.       — Где твоя комната? — на каждое слово — прикосновение губ. Я с ним просто не могу.       — Нет-нет, — хочу добавить что-то про гостиную с неописуемо удобным диваном, но заместо того указываю в нужном направлении пальцем.       Рэй понимает и без длинных (два слова сейчас сродни лекции на полтора часа) речей.       Настолько быть поглощенной страстью, что не сметь говорить больше положенного или быть настолько заведенным, что считывать желания партнера без подсказок, — запредельно. Где-то за границами вседозволенности.       За увлекательным раздеванием на весу, что помимо дополнительных волн возбуждения порождает в будущем лишние хлопоты, не сразу начинаю чувствовать под собой неподвижную опору; лишь когда пружины грузных подушек прогибаются под довольно большим суммарным весом, осознаю, насколько быстро мы (точнее Рэй, я ведь просто висела на нем) преодолели зону «прилюдного коридора» и перешли к «сексуальному большому залу с уродливой люстрой над головами».       Глаза в глаза. Слыша напряжение. Проникаясь любовью…       … не друг к другу. Просто любовью, ни к кому не прикрепленной, никому ничем необязанной.       Едва уловимая игра света в зеркалах и стеклянных дверцах шкафов, стоящих аккурат по кругу от нас, задевает кожу, и на ней больше не хочется носить ничего, кроме неприкосновенной рассеянной радуги и прохладных касаний одного-единственного человека (или… кто он там?).       Выдох.       Окончательно пропасть в даруемом блаженстве — непозволительная роскошь.       Тем не менее, я не помню об этом уже совсем скоро, вместе с тем, как пиджак и рубашка Рэя оказываются где-то вне видимости. Медленно опускаю ладони на его несколько острые плечи, не веря в то, что вижу: каждое мое мимолётное движение отражается на нем, вспыхивая сиренево-бирюзовым цветом. Рисую сердца, пишу что-то и просто прикладываю ладонь, не в силах перестать. Он вызывает это явление специально. Хитрый прищур. Уголки рта надменно поднимаются вверх. К тому же, насколько я могла рассмотреть при близком контакте до этого — ничего подобного не наблюдалось. Мне по душе такое разнообразие. Наклонившись ещё немного вперёд, невесомо касаюсь губами его челюсти, срывая все преграды.       Тело раскаляется.       — Чувствуешь?       — Что?       — То, что я вызываю. У тебя так было с другими девушками?       — Эмбер Смит, я не смею тебя ни с кем сравнивать.       Мне этого достаточного, чтобы чуть отодвинуться назад и начать расстегивать его ширинку. Спешку списываю на ограниченное время. А также, кажется, взорвусь в буквальном смысле, если не почувствую нас единым целым.       Презервативы, отложенные в железную коробку из-под печенья, покоятся в спальне. Даже больше, я так и не разобрала чемодан, в котором хранится все то, что не должны видеть родители. Идти за контрацептивами нет никакого желания и выдержки. Если не ошибаюсь, в дальней ванной комнате видела экстренную таблетку, обтянутую плотным серым пластиком… Или это антибиотики? Проверю чуть позже.       — Что-то не так, Эмбер?       — Нет-нет, — снова повторяюсь и целую, одновременно с тем, как стаскиваю вниз брюки с бельем.       Хватая за запястье, Рэй вынуждает меня повернуться к нему спиной и прислониться к груди, разместив ноги между его. Требовательно приподнимая мне бёдра, до несильной боли впиваясь в мышцы, Рэй подталкивает меня на член, нетерпеливо тыча им в мою правую ягодицу. Напрягаясь, пытаюсь на весу, не помогая себе рукой, правильно направить в себя принца. Вздрагиваю быстрой дрожью, когда чувствую верное попадание, сопровождающееся усилением влаги. С перехваченным дыханием опускаюсь, тут же чувствуя приятное ощущение заполненности, вызванное одновременной расслабленностью и сжатостью. Не контролируя, громко и резко постанываю с каждым движением, с каждым выдохом Рэя, опаляющим жарким огнём кожу лопаток.       От моего медленного темпа мы переходим к быстрым шлепкам, заполняющим своим треском всю комнату. Трение посылает по телу миллиарды колющихся звёздочек, превращающихся в непередаваемое удовольствие, несравнимое ни с чем. Иногда ловлю губы Рэя, повернув голову под неестественным углом. Он с готовностью и явным желанием отвечает.       Закатываю глаза, забыла про все, кроме высокой температуры между нами. Кроме карамельного запаха, усиливающего при каждом толчке. Кроме выкриков имени моего межпланетного друга.       Умираю и оживаю.       Потряхивает почти так же, как Рэя перед…       Пугающий стук в дверь.       Приглушённый сердитый голос матери, доносящийся с улицы.       Сердце застревает в глотке.       Несмотря на приближающуюся смерть, что будет наступать мучительно долго, я смотрю на Рэя и не жалею ни об одной секунде, проведённой вместе. Немного (а быть точной, полностью) абстрагируясь от урагана у входной двери, замираю, никуда не торопясь.       — Я бы хотел…       — Обязательно.       Нетипичное спокойствие, совсем неподходящее к нашей ситуации. Смотреть на взрыв, не размыкая рук, не меняясь в лице, — выдумка кино. А вот наблюдать за неизбежностью происходящего, испытывая боль меж рёбер, — осознанный выбор, что вполне реально воплотить в жизнь.       А если так и остаться сидеть, пока сиреневая жидкость стекает по ногам на обивку и немного — на ковер?..       Я готова спорить на всю коллекцию CD-дисков, что слышу треск щепок в двери — удары по ней настолько сильны.       Ладно.       Вот теперь пора собирать одежду с пола. Отряхивать от пыли. Объяснять, почему она смята. Но с этим можно подождать, ведь сейчас начнется что-то более масштабное — например, сверхзвуковая волна, что припечатает к дальней стене…       Щелкаю замком одновременно с тем, как за Рэем закрывается второй выход. Тепло сменяется холодом. Нежность встречается с жестокостью.       — Привет, мам, — на этот раз улыбка фальшива, а голос дрожит не от удовольствия. — Извини, что так долго. Была слишком увлечена домашней работой.