Пути предназначения

Они преследовали сомнительного вида шайку уже добрых десять часов. На рассвете на тропе, ведущей с Теодуля, показалось трое лошадей, везущих шестерых всадников. Амбруа со своим господином, уже натянувшим шипастый, вытянутый на подобие собачьей морды шлем, в этот момент как раз снимались с ночлега неподалеку, и движение привлекло их внимание. Место привала располагалось высоко над тропой, и снизу было скрыто верхушками деревьев, так что им удалось оставаться пока незамеченными. - Давай-ка глянем, что это за приблуды, - протянул Дани, устремив визор забрала в сторону пришельцев. - Вид у них... чудной. Амбруа был согласен: по виду - или наемники, или бандиты. Ни тех, ни других тут, в Туссенте, не жаловали. Они были в патруле уже не меньше недели, и Амбруа с тоской вспоминал последний проведенный с любимой вечер. Тот, кто думает, что в Туссенте не бывает осени, никогда не жил осенью в Туссенте: последние пять дней шли дожди - недостаточно сильные, чтобы замерзнуть, но достаточно нудные, чтобы заскучать по теплу очага. И теперь, только они собрались возвращаться в Боклер, чтобы пополнить запасы провизии, отдохнуть, а заодно и получить жалование, нарисовались эти. Чудные. От досады он с чрезмерным рвением затянул на лошади подпругу, отчего та недовольно напыжилась. - Надеюсь, мы успеем покончить с ними и вернуться в Боклер до третьего дня, - проворчал парень, от души уповая, что сир не проявит в этой затее своего обычного усердия. - И куда же ты так рвешься? - поинтересовался Дани, прекрасно знавший, куда. Амбруа мрачно промолчал. Впрочем, когда стало ясно, что они никуда не собираются сворачивать с пути в Боклер, его настроение заметно улучшилось. Дани дал знак подбираться ближе. Сделать это незаметно верхом было не так-то просто, и когда шестерка товарищей решила сделать привал, юноша и рыцарь поступили так же. Дани поманил его за собой в заросли смородины, прекрасно выполнявшие роль укрытия - и притом слышимость в них была отменная. - Где эта сука? - процедил громила с чеканом у пояса, ожесточенно натачивая кинжал оселком. - Нам тут до Йуле теперь торчать, коли не объявится? В горах вот-вот снег пойдет, заметет все к чертовой матери, как возвращаться будем?! - Не ной, Ангус, - хлестко сказала высокая крепкая женщина, стоявшая к ним спиной. - Коли заметет, так здесь останемся. Здесь, как и везде, полно толстосумов, чьи кошельки не помешало бы облегчить, и изнеженных мазелек, что тебе так по душе. Даже и побольше будет, чем в других местах. - Ивонн, у тебя что, боги совсем разум отняли?! - ещё больше разъярился здоровяк, - Да тут этих странствующих рыцарей - как собак не резанных, из каждого дупла торчит чей-нибудь штандарт, а ты тут остаться задумала?! - Тебя не смущает несоответствие собственных слов и того, что мы наблюдаем своими глазами? - устало парировала женщина, которая, судя по доносившимся до них до этого отголоскам беседы во время пути, спорила с ним уже не первый час на повышенных тонах. - Никому мы здесь не сдались. А коли кому нас расспрашивать приспичит, так скажем, что за головами приехали охотиться. Ангус, видимо, хотел возразить, но чей-то немолодой голос перебил его: - Если тебе не терпится свалить, Ангус, лучше сделай это сейчас, потому что у нас всех уже уши вянут тебя слушать, - до слуха Амбруа донесся звук выстругиваемого дерева. - Только, милости прошу, лошадь нам оставь. Нам, знаешь ли, нужнее. Амбруа покосился на Дани. Тот был неподвижен, словно статуя, но, почувствовав его вопросительный взгляд, дал знак следовать за ним. - Дождемся, когда они снимутся с места, и нападем! - с нетерпением затараторил Амбруа, предчувствуя скорое окончание затянувшейся слежки. - Они едут по двое, им будет сложно отразить быструю атаку двух рыцарей в полном доспехе. Амбруа, впрочем, был ещё оруженосцем. Сиятельная княгиня Каролина-Роберта пять лет назад взяла его к себе в личную гвардию после того, как он на охоте спас ее сына от вепря, сразив того почти перед самым носом молодого князя. Юноша был этим ужасно горд, и делал все ради своей госпожи, добившись, в конечном итоге, ее полного доверия. Поэтому, когда в один не прекрасный день она позвала его к себе и сказала, что хочет, чтобы теперь он служил какому-то неизвестному странствующему рыцарю, он пришел в ужас: - Ваша милость, чем же я провинился перед вами, - спросил тогда он упавшим голосом, бросив затравленный взгляд на высокую, чуть сутулую фигуру. Его чрезвычайно возмутило, что рыцарь посмел не снять шлем в присутствии своей сюзеренки. - Напротив, виконт, я оказываю вам свое высочайшее доверие, - женщина подошла и взяла его под локоть морщинистой рукой, поворачивая лицом к его новому господину. - Нас с сиром связывают родственные узы - и тайна, которую я не могу доверить кому попало. Я не вправе отказать ему в помощи, которая сейчас нужна ему, как никогда. - Связывают или нет, - дрожащим от гнева голосом осмелился возразить юноша, - кто дал ему право оскорблять вас, представ пред ваши светлые очи с опущенным забралом?! - Амбруа! - одернула его женщина, - знай, что непочтение к мастеру Дани - это непочтение лично ко мне. Любое, - подчеркнула она, заглядывая ему в душу своими синими глазами. - Оставьте, ваша милость, - хмыкнул Дани, отвешивая Амбруа шутливый поклон, - я вижу, юноша искренне привязан к вам, и не могу отказать ему в праве гневаться на меня за такую дерзость. Тем более, что ему все равно придется узнать о причинах, коль скоро он отправится вслед за мной. С этими словами он щелкнул застежками на черно-голубом горже, отстегнул шлем и снял его вовсе. Амбруа даже сейчас передернуло при воспоминании об этом. - Полагаю, ты согласишься со мной в том, что мой внешний вид оскорбляет ее светлость куда сильнее, чем опущенное забрало. "Что за жестокость - проклясть человека таким образом?" - подумал Амбруа, когда на исходе того злополучного вечера отправился в свои покои. - "Лучше сразу умереть, чем провести всю жизнь изгоем, презираемым и внушающим страх и омерзение". Тогда он ощутил искреннее сочувствие, свойственное неиспорченной молодости, к своему новому господину. Впрочем, вскоре он понял, что Дани, похоже, если и чувствует себя обиженным жизнью, то свою потребность в сочувствии и понимании отлично скрывает. По обрывкам фраз Амбруа понял, что рыцарь на что-то надеется, но стоило ему начать пытаться выпытывать подробности, как тот сворачивал разговор в другое русло. Патрулирование границ княжества в компании хорошо воспитанного, хотя и явно снисходительного к его юности рыцаря, казалось предприятием опасным и сулящим приключения и славу, однако, разумеется, менее престижным, чем служба в личной гвардии Кароберты. Довольно скоро Амбруа познал все прелести походной жизни, но не смел жаловаться, тем более, что мастер, похоже, отлично представлял себе стоящую перед ними задачу и за прошедшие годы на практике научил его не в пример большему, чем он узнал в учебных боях и турнирах за всю жизнь до этого. Он даже начал чувствовать к Дани некое подобие привязанности, какое можно питать к требовательному не в меру, но талантливому учителю. - Спешка хороша при ловле блох, - отозвался Дани, вернув его в реальность. - Слышал, что они сказали? Они кого-то ждут. Возможно, к нам скоро наведается ещё какая-нибудь ганза, и будет проще с ними управиться, если позволить им сперва потрепать друг друга, а потом добить оставшихся. - А если им придут на помощь, а не для дележки территорий? - Я так не думаю, - рыцарь задумался, словно припоминая детали подслушанной беседы. Амбруа долго не мог приноровиться вести с ним разговоры, не видя лица. Когда тот думал, или просто улыбался в ответ на какие-нибудь юношеские нелепости, из-за железного забрала казалось, что рыцарь его попросту игнорирует. Сейчас Дани наверняка напряженно хмурил брови. - Они хотят вернуться до того, как в горах пойдет снег. Значит здесь им делить нечего. Они или преследуют кого-то, или поджидают. С этим трудно было не согласиться, и Амбруа решил, что самое время перекусить и запастись терпением. После полудня бандиты пристроились на прогалине на берегу Сансретур, сразу за мостом, сооруженном на понтонах. Странники с гор, появлявшиеся в Туссенте с юга, обычно не предвещали ничего хорошего, торговля велась, в основном, с Северными королевствами, которые были чуть менее дикими, чем соседние Назаир и Метинна, поэтому сооружать приличный мост пока никто не торопился. Им пришлось переправиться восточнее по реке вброд, рискуя утонуть или упустить преступников, и теперь чаща леса скрывала преследователей от преследуемых, а преступников - от горной дороги. Река извивалась удачно в их сторону, так что, если осторожно выглянуть из подлеска, можно было увидеть происходящее на прогалине. От них их отделяло всего около полумили тонкой песчаной косы. Вскоре на другом берегу послышалось движение. Лязг железа и лошадиное сопение, всадник двигался резвой рысью и был один. - Всего один? - недоуменно обернулся Амбруа к Дани, который, как и он, внимательно следил за происходящим. Сделав движение, которое под многослойным доспехом могло бы сойти за пожатие плеч, мастер коротко бросил: - Будь готов. Они вернулись к лошадям, и приготовились к бою. Амбруа думал о том, что, похоже, появление новой фигуры на шахматной доске не облегчит им задачу, ведь атаковать в одиночку шестерку разбойников будет только распоследний глупец. "Придется теперь догонять, - уныло думал он, - а боевой конь под рыцарем в полном доспехе никогда даже близко не сравнится в скорости с такой прекрасной лошадью, как та, на которой ехал тот рыжий." Дани, наверное, думал о том же, а впрочем, кто его разберет в этом наморднике. Пара минут стояла тишина. Предполагалось, что раздавшийся стук удаляющихся копыт должен был стать сигналом к преследованию, они уже развернули лошадей в сторону северной дороги, собираясь перехватить всех конных на развилке в трех милях отсюда и взять инициативу в свои руки. Амбруа держал копье, чтобы уравнять шансы, сразу сняв кого-то из всадников одним броском. За пешими можно будет вернуться позже. Вдруг со стороны берега раздался лязг стали и яростные крики. Пока Амбруа удивлялся, Дани одним движением развернул лошадь и помчался по косе. Юноша изо всех сил рванул за ним. Бой был не долгим. К тому моменту, когда они показались на прогалине, двое уже оседали на землю, залитые кровью, впереди началась свалка, и Амбруа метким ударом копья свалил на землю арбалетчика, как раз целившегося в обладателя резвого геммерийца. Дани взял на себя одного конного, второй уже размахивал чеканом над тем рыжим, на котором, впрочем, сейчас был шлем. Не мудрствуя лукаво, Дани прикончил своего противника, отрубив ему голову, и направился к последнему живому бандиту. Убедившись, что его помощь не требуется, Амбруа решил удостовериться, что мертвые мертвы навсегда. Когда он подошел к женщине, лежавшей на земле с окровавленным лицом, со стороны стоящего в отдалении Дани раздался требовательный и обеспокоенный голос: - Осторожно! Она может быть ещё жива! Голос был слишком... хорош, чтобы принадлежать мужчине. "Вот-те на!" - подумал юноша, бросив короткий взгляд на совершенно неизящно раскрасневшееся лицо и ещё менее изящно растрепавшиеся короткие волосы. - "Да это ж баба!" - По мастеру было, как обычно, не понять, удивлен он или нет. Женщина, которую вроде бы звали Ивонн, внезапно начала приходить в себя, и пришлось ему ее быстренько... успокоить. Краем уха он слышал, как Дани представился своей собеседнице. - Вы, кажется, ранены, сударыня, - пробасил рыцарь из-под забрала, указывая на арбалетный болт, торчащий из плеча женщины. Голос его был мягок до вкрадчивости, и Амбруа не сомневался, что если "сударыня" покажется ему не заслуживающей доверия, то он ее, без зазрения рыцарской совести, прирежет. Женщина рассеянно посмотрела на свое увечье. - Кажется, - голос ее звучал как-то отрешенно. - Я, честно говоря, приготовилась уже к праотцам отправляться. - Потом подняла на него глаза и вдруг нахмурилась. - Мне нечем толком вам отплатить. Но знайте, что эти люди - ганза Атевальда, в Метинне их Людоедами зовут. И есть те, кто готов щедро заплатить за их головы. Ежели вы меня к таковым отведете, то сможете получить щедрую награду за то, что прихлопнули этих паразитов. - Она призадумалась, поглядев в ту сторону, куда ускакала ее лошадь. У моего седла голова Атевальда. То, что мне за него заплатят, я тоже вам отдам, добрые господа. - Охотитесь за головами? - светски поинтересовался Дани, резким движением задвигая меч в ножны. Из его уст это прозвучало так, словно он спрашивал о выращивании гиацинтов в своем саду, а не об убийстве людей. - Вроде... - начала она, но юноша не дал ей закончить: - Где ты научилась сражаться? - спросил он требовательно, давая понять, что от ее ответа может зависеть ее жизнь. Не хватало здесь всяких приблуд, обученных непонятными асоциальными элементами в назаирских предгорьях или у сточных канав больших городов. Та бросила на него очень пронизывающий недружелюбный взгляд и сжала челюсти. Было крайне непривычно видеть такое выражение на женском лице. - В Нильфгаарде, - с вызовом ответила чужестранка, словно это должно было что-то объяснять. Он уже хотел было сказать, что это вовсе не то, о чем он ее спрашивает, и потребовать нормального ответа, но Дани опередил его: - Как тебя зовут? - в его голосе было что-то, отдаленно напоминающее нетерпение, но имевшее особый оттенок, который Амбруа не мог распознать. При взгляде на Дани она сделала лицо попроще и уже спокойно ему ответила: - Атенаис Мекессер. - она поморщилась, коснувшись раненого плеча и глядя на кровь на пальцах. - Не хотелось бы снова вас утруждать, но вы не поможете мне вытащить стрелу и обработать рану?

***

- Поможем, - коротко ответил рыцарь. - Это Амбруа де Нельгё, мой оруженосец, - Дани обернулся к своему протеже, - Амбруа, перевяжи. Тот бросил на него такой взгляд, словно он велел ему мать родную зарезать, но Дани позволил себе никак не отреагировать. Женщина вложила пальцы в рот и пронзительно свистнула. Амбруа в этот момент как раз присаживался рядом с ней на корточки, чтобы осмотреть нанесенные повреждения, и, морщась, отвернулся от резкого звука. Рыцарь усмехнулся про себя, глядя на них. Полминуты не было слышно ничего, кроме сопения юноши, пытавшегося отломать оперение болта. Потом со стороны чащи раздался топот лошадиных копыт. Темно-буланая в яблочко лошадка, маленькая, и при этом мускулистая, словно бык, с длинными ушками, причудливо загнутыми на кончиках друг к другу, не оставляла сомнений в своем происхождении. - Геммериец? - со знанием дела спросил Дани. Женщина зажмурилась и открыла рот в беззвучном крике, когда Амбруа - определенно не слишком осторожничая - вытащил болт из раны со стороны острия. - Ее зовут Шейх Ноктуб, - сдавленно кряхтела женщина. Дани уже и сам видел, что это кобыла. - Купила ее на аукционе. Уже очень давно. Отдала тогда все свои сбережения, да ещё в долги влезла - так хороша была, чертовка, - зачем-то рассказала женщина. Рыцарь предполагал, хотела отвлечься от боли приятными воспоминаниями. - Ни разу не довелось пожалеть об этом. - Слышу слова истинного ценителя, - улыбнулся Дани с легким поклоном. - Нечасто их можно встретить на большой дороге. Та как-то печально хмыкнула. Амбруа, от души поливая рану крепким алкоголем, бросал на него взгляды, полные упрека. Дани не вполне понимал, почему, и не очень интересовался. Он подозревал, что юноша рассчитывает причинить ей максимальный дискомфорт, потому что крепкая настойка, которую они возили с собой как раз для таких случаев, щипала до слез, но женщина будто бы и не замечала этого. Дани вдруг наткнулся на ее пристальный взгляд. - Что? - Вы, конечно, очень добры, и прочая, и прочая, но могу ли я увидеть лицо своего спасителя? Рано или поздно все просят об одном и том же. - Прошу простить, сударыня, но я дал рыцарский обет: не снимать шлема до наступления полночи. - Ох уж мне эти странствующие рыцари со своими обетами, - Атенаис криво усмехнулась. - Ну что же, как пожелаешь. - Ее хрипловатый от напряжения голос приятно щекотал в районе солнечного сплетения. Амбруа фыркнул: - Чужаки воображают, что рыцарские обеты в Туссенте - глупость и блажь. А меж тем, это дань традициям, кои здесь чтут превыше всего! Женщина, поморщившись, поднялась на ноги. - Вы правы сударь, я этого не понимаю. Что поделать, - она картинно развела руки в стороны, - я не местная и, стало быть, традиций ваших не знаю. Думаю, не обязательно разбираться в чем-то, чтобы это принимать? Юноша нахмурился, видимо, оттого, что ожидал злобной насмешки, но Атенаис говорила с ним вполне учтиво, хоть и не без иронии. - Не обязательно, - буркнул Амбруа. - Вот и славно. Я благодарна также и вам, сударь. Это ведь вы сразили копьем того негодяя с арбалетом? - Я. - Ну что же. Тогда как-нибудь сами разберетесь, как поделить награб... то есть награду. С этими словами она направилась к лошади. Дани улыбнулся. "Похоже, долг чести обходится ей гораздо дороже, чем она того хотела бы". Амбруа же, едва успокоившись, снова вскинулся, но Дани знаком велел ему молчать. К человеку, который дорого ценит свою жизнь, даже не имея, чем за нее платить, следует отнестись с уважением. Он хотел было помочь женщине забраться на лошадь, но та справилась самостоятельно. Они двинулись в путь на Боклер. Решили распрощаться на хуторе у травницы близ Куролиска - квалифицированная помощь Атенаис не помешала бы. Она отъехала от них вперед шагов на тридцать и, что-то напевая, глазела на горные хребты. Дани не слышал слов песни, но иногда до него доносились нежные окончания музыкальных фраз. - Чего ты надулся, как мышь на крупу? - поинтересовался Дани, планируя вправить юноше мозги, а затем присоединиться к их новой спутнице, чтобы расспросить о происходящем на юге. - Как же так, сир? - ответил Амбруа, явно только и ожидающий случая высказать все свое недовольство. - Чего вы с этой приблудой вежничаете? Мало ли кто и с каким намерением ее военному ремеслу обучил? Да ни один приличный человек учить женщину сражаться не будет, только негодяй! - Чем дальше он развивал свою мысль, тем шире становилась улыбка Дани, которую, впрочем, под забралом было не видать. - В Нильфгаарде она научилась, - передразнил юноша, слишком растягивая и без того удлиненную А. - Как будто это все объясняет. Женщина, - начал он основную мысль, сложив перед лицом три пальца правой руки, как настоящий ценитель, - должна вызывать желание слагать баллады в ее честь, а не... заткнуть нос от запаха конского пота! И не только конского! Дани расхохотался так громко, что Атенаис прервала пение и недоуменно обернулась в их сторону. С трудом прекратив издавать звуки, больше напоминающие звериное фыркание, он собирался объяснить непутевому оруженосцу, где тот ошибся, но не удержался и расхохотался снова. - Только ей такого не скажи, - непривычно высоким для себя голосом, наконец, выдавил рыцарь, кивая головой в сторону женщины. Жаль, что через забрало и в латной перчатке было неудобно вытереть проступившие от смеха слезы. - Что я скажу Кароберте, когда отдам ей твое бездыханное тело? "Простите, милостивая государыня, не уберег его от крепкого подзатыльника"? - Дани снова согнулся от смеха к конской шее. - Что смешного? - обиженно спросил юноша, явно напуганный таким бурным проявлением эмоций со стороны своего господина. - И вообще, коли эта головорезка вам так приглянулась, позволите ей пришибить меня, пока я сплю, в случае чего? - Пришибить, конечно, не позволю, - ответил Дани, понемногу уняв смех. - А вот проучить как следует, пожалуй, мешать не буду. Да и вряд ли она будет ждать до ночи, чтобы тебя "пришибать" во сне, ежели ты ей брякнешь подобную глупость. Юноша надулся ещё сильнее. - В Нильфгаарде, - рыцарь решил все-таки снизойти до пояснений, - женщины служат в армии наравне с мужчинами. Император Фергюс специальным декретом постановил, что это равноправие абсолютно, без всяких исключений и поблажек. Хотя в Империи есть подразделения, состоящие только из женщин. Их стали набирать, когда поняли, что женские формирования отличаются лучшей дисциплиной и не оставляют от мирных поселений один пепел да растерзанные тела... Без соответствующего на то приказа, во всяком случае. И не насилуют, как ты понимаешь. - Варвары, - пробормотал Амбруа. - Так что она вполне могла научиться... законным путем. - Служба в нильфгаардской армии разве не пожизненная? Только дезертиров нам тут не хватает. - Нет. Раз в пять лет там можно подавать прошение об отставке. Обычно их одобряют - принуждать человека к службе, сама природа которой подразумевает безграничную преданность - себе дороже. - А вы откуда знаете? - Был у меня один друг с юга... очень давно, - уклончиво ответил Дани. - Я оставлю тебя ненадолго. Переварить, так сказать, полученную информацию и подумать над своими...убеждениями, - ухмыльнулся он и ударил коня пятками. Не то чтобы он совсем не доверял молодому человеку. Он был убежден, что тот ему не навредит и не выдаст его секрета, но эта преданность зиждется на любви и уважении юноши к княгине Туссента, а не к нему. Так что для него он был и останется Дани из Эрленвальда. В конце концов, вряд ли кто-то поверит, что у княгини много родни в Нильфгаарде, и не сложит дважды два. - Как дела на юге? - с ходу спросил Дани, даже не остановив толком коня. Кобыла Атенаис взвизгнула и отбила задним копытом в его сторону. Некоторые животные днем реагировали так на его проклятие, и ему стоило определенного труда подобрать себе коня. Его жеребец был флегматичен до зубовного скрежета, и бывало, доводил его до белого каления своей неторопливостью. Острые шпоры со временем научили его слушаться хозяйской руки (вернее ноги) по первому требованию. Атенаис поняла все по-своему: - Хм, видимо, она в охоте... На юге-то? Везде по-разному, - начала она, отъезжая от него на пристойное расстояние. - В Мехте вновь подняли подушный налог. Вроде как готовятся к вторжению Нильфгаарда. В Гесо поднялись цены на железо, и приличное оружие теперь днем с огнем не сыщешь. Метинне пока не до Нильфгаарда - у них криминальные формирования непрестанно заняты дележкой территорий, так что во многих областях ввели военное положение. Всех, кто после комендантского часа появляется на улице, отлавливают, и только Великое Солнце знает, куда они потом деваются. В Назаире горцы все также воюют между собой, а в долинах фермеры все также выращивают свои голубые розы. - А как же в Нильфгаарде? - Понятия не имею, - мрачно ответила женщина. - Последние три года я там не появлялась. И теперь уже вряд ли появлюсь. У нынешнего императора, видимо, дела идут очень неплохо. - Отчего же не появишься? - поинтересовался Дани, как ни в чем не бывало, хотя сердце при упоминании об узурпаторе ухнуло куда-то вниз от бессилия и гнева. - Мое подразделение, как бы это сказать... - желчно скривилась женщина, картинно сложив пальцы, будто и впрямь не может найти слов, - расформировали. Шибко мы были умные, а Его Императорское Величество решили, что ему под боком таких умных не надобно. Дани незаметно вздохнул, пытаясь унять волнение. - Так что мне туда дорога заказана. Я кроме как мечом размахивать, да песни петь ничего не умею. Но песнями шибко не заработаешь. Иначе стала б я переться в такую даль. - Любопытно. Неужто в империи переизбыток обученных людей, тогда как Нильфгаард продолжает экспансию на север? - Ему нужны были подробности, а не слухи о зверствах нового императора, преумноженные воображением кметов. - В империи переизбыток недовольных, - складывалось впечатление, что Атенаис уже давно не терпелось хоть с кем-то это обсудить. - Конечно, когда этот выродок занял трон, были те, кто считал, что такой прыжок "из грязи в князи" - совсем уж перебор, но было много и тех, кто полагал, что жизнь простого люда наконец-то изменится к лучшему, ведь император Кайден, будь он не ладен, сам когда-то был простым солдатом и знает нужды низов. Ее велеречивость была, как бальзам на душу. - Дай-ка угадаю: их надежды не оправдались? Атенаис раздраженно фыркнула: - А то! Прошел как-то слух, мол, Кайден тратит на шпиков больше, чем на образование и экономическое развитие вместе взятые. Я было думала, какой только дури не скажут; а потом один мой... хм, знакомый, бывавший в лучшие времена при дворе, сказал, что это не слух никакой, а чистая правда, и сам Кайден об этом как-то обмолвился. - Она перевела дыхание, явно настроенная на новую гневную тираду. - И хрен бы с ними, со шпиками, шпики тоже нужны, а у нас война, как никак. Так нет же: вместо того, чтобы за мехтским корольком присматривать, который уже давно стягивает к себе всякую шушеру, надеясь отстоять свое болото, они все по корчмам да подворотням вынюхивают, кто его императорским величеством не доволен! "Такой человек не достоин королевского величия", - с досадой подумал Дани.

***

Впрочем, его досадным мыслям на этом суждено было только начаться. Сперва она болтала без остановки, явно обрадованная таким благодарным слушателем (знала бы, для кого впирается). И ее слова, к сожалению, пока вполне согласовывались с тем, что до того при редком случае доносили ему немногие оставшиеся роялисты. Новым было только то, что Кайден уже собирается вплотную заняться Мехтом, и то, что Мехт пока не собирается сдаваться. Расспросив ее так подробно, как только мог, он вернулся к молчаливому Амбруа под каким-то нелепым предлогом, пока она не решила вернуть дань вежливости и не начала расспрашивать его с тем же пристрастием, что и он ее. Ему нужно было подумать в тишине. Из-за своей задумчивости он не сразу заметил, что что-то не так. До вечера она ехала впереди и напевала, но в сумерках смолкла, и стала странно покачиваться в седле. Когда они остановились на привал и развели костер, она тяжело привалилась к трухлявому бревну, на чьих корнях комья земли давно проросли мхом и зеленью. В свете костра у нее на лбу блестела испарина, и нездоровый румянец не оставлял сомнений в причинах ее недомогания. "Что ж, было бы странно думать, что болт был стерильным." Когда она только сказала, что из Нильфгаарда, он увидел в ней пламенный привет с далекой родины и посчитал ее появление добрым знамением. Не то чтобы он в них верил, в знамения. Но интуиция подсказывала ему, что эта встреча почему-то важна. И когда, сидя рядом со своим оруженосцем у костра он понял, что она просто собирается медленно умереть у него на глазах, досада вгрызлась в него с новой силой. Обычно успокаивающий звук, с которым точильный камень ходит по клинку, теперь действовал на нервы. Амбруа бросал косые взгляды то на Атенаис, то на него, но продолжал молча точить лезвие. Пробила полночь. Дани со вздохом снял шлем и без особенного удовольствия принялся за козий сыр, который Амбруа любезно ему подал. Атенаис смотрела в одну точку невидящим взглядом. Когда ее лошадь подошла к ней и стала трепать ее губами за уши, она вяло приподняла руку и смертельно усталым голосом прохрипела: - Не сейчас, Брейден, я очень устала... Дани не выдержал, и, вскочив на ноги, принялся ходить туда-сюда, прикрыв глаза и мучительно сжав пальцами переносицу. - Мы снимаемся с лагеря. - Что? - Амбруа, уже пристроившийся под попоной и явно не настроенный на какие-либо активные действия, нехотя приподнялся над положенным под голову мхом. - Я сказал, мы снимаемся с места и едем к Фелистине. Я не хочу наблюдать, как она умирает от лихорадки, - он кивнул на Атенаис, безвольно полулежащую на земле. - Отвезем ее к травнице, а там... Будь что будет. Амбруа, к счастью, спорить не стал - а Дани был сейчас совершенно не настроен ни на какие увещевания. Оруженосец пошел снова седлать всех лошадей. - Перевесь наш... груз на ее лошадь. Атенаис поедет со мной, перед седлом. "Груз" в виде голов убиенных бандитов уже начинал пованивать, поскольку, в отличие от Атенаис, они для такого случая меда с собой не припасли, и головы связали между собой за патлы, да накрыли тряпицей. Шейх Ноктуб возмущенно зафыркала и попятилась, когда Амбруа поднес их поближе, но не особенно сопротивлялась - вряд ли ей такое было в новинку. Через четверть часа они уже галопировали по дороге - не слишком быстро, чтобы не утомить лошадей раньше времени, но Дани рассудил, что тряска рысью сейчас нужна женщине меньше всего. Он ехал без шлема, наконец-то с удовольствием ощущая дуновение ветра на своей коже. Ночь была лунная, и дорога кремнисто поблескивала в ночи, не давая сбиться с пути или покалечить лошадей в темноте. Через три часа попеременной езды шагом и галопом - все больше галопом - вдали показались шпили Боклерского замка.

***

Фелистина резко села в кровати, проснувшись от лая собак и непонятного грохота. Ей снился кошмар, в котором ее преследовал всадник в красном доспехе, и лай собак, доносившийся снаружи, чудился ей улюлюканием гончих. Она неслась по лесу босая и простоволосая, и дрожала под оглушительный грохот конских копыт, который на деле оказался требовательным стуком в дверь. Сердце бешено колотилось в груди, и осознание того, что это был всего лишь страшный сон, просто кому-то среди ночи понадобилась ее помощь, только добавило тревоги. Сползая с кровати на ватных ногах, она прочистила горло и нехотя крикнула, чтобы только прекратить этот шум: - Да иду я, иду! Стучать в дверь вроде перестали, и она принялась искать свою одежду, спотыкаясь и сквернословя в темноте. Наконец, накинув домашнее сюрко и подпоясавшись, она зажгла свечу и открыла дверь, все ещё с непривычки щурясь от света. - Кого тут нелегкая принесла? - спросила она, обнаружив перед своей дверью тяжело дышащего светловолосого юношу. - Просим простить, мазель Фелистина, но нам надобно раненому помочь, боимся, до утра не дотянет. Фелистина по-гусиному вытянула шею в сторону, чтобы посмотреть за ворота. И действительно, над ними возвышалась темная фигура рыцаря, одной рукой держащего поперек груди бездыханного юношу перед своим седлом, а второй удерживающего под уздцы ещё двух лошадей. Судя по тому, что лошади были взмылены и дышали, тяжело раздувая бока, мужчины спешили изо всех сил. Фелистина отодвинула юнца с порога и подошла поближе ко второму гостю. - Что с ним случилось? - спросила она, безуспешно пытаясь рассмотреть в неверном свете пламени своего пациента. Старый каштан раскинул свои ветви далеко во все стороны, закрывая ее двор от лунного света. - С ней, - припечатал рыцарь. - Её ранили из арбалета. У Фелистины не было ни времени, ни желания долго удивляться. - Давно? - спросила травница, заметив, наконец, окровавленную перевязь на левом плече женщины. - Часов двенадцать. Фелистина без лишних слов отворила засов на воротах, пропуская гостя во двор. От одной из лошадей удушающе пахнуло мертвечиной. - Заносите в дом. Светловолосый молодец - судя по возрасту, оруженосец рыцаря - помог второму спустить больную с коня и занес ее в дом, следуя за огоньком свечи. Фелистина вдруг поняла, что эти двое уже появлялись у нее как-то давно. Юноше тогда нужно было заштопать огромную, хотя и не слишком опасную рану на спине, оставленную, вроде бы, копьём, зашедшим под кожу под углом. Его господина она запомнила, потому что тот не соизволил даже забрала поднять в ее доме. "Не могу, вспомнить, как его зовут. Помню только, что его оруженосец - сын де Нельгё, старого графа." Она велела положить раненую на полатях у очага, а сама тем временем зажгла масляные лампы и пододвинула их поближе. - Давно она в таком состоянии? - Фелистина подошла к женщине поближе. На вид она сейчас дала бы ей не больше двадцати пяти, но... Умирающие часто кажутся... умиротворенными и помолодевшими. В любом случае, это хорошо - у молодого организма всегда больше шансов. Прямые медные пряди закрывали лицо. Травница убрала ей волосы, почувствовав ладонями мелкие рябушки, покрывающие ее кожу. Приподняла веки, потрогала лоб. Зрачки реагировали на свет, но на лбу можно было яичницу жарить. - Часа четыре примерно. Я не эксперт, но вроде бы сепсис за такое короткое время не развивается. - Нет, не развивается, - согласилась травница. В свете ламп она отметила, что лицо у рыцаря привлекательное, но очень уж суровое. От острого взгляда темных глаз делалось не по себе. - Скорее всего, стрела была отравлена. Может быть, вы даже в курсе, чем именно? - Яды не наш профиль, - хмуро проворчал оруженосец, усевшись на ближайшую лавку и подперев ладонью щеку. Рыцарь, нахмурившись, скосил на слугу недовольный взгляд. - Тот, кто это сделал, гнался за ней из Назаира. Но не исключено, что какие-нибудь местные растения... придали ему вдохновения. Фелистина достала с полки несколько книг, посвященных токсикологии, хотя кое-какие мысли у нее уже были. - Какие были симптомы до того, как она потеряла сознание? - поинтересовалась Фелистина, разматывая пропитавшуюся кровью тряпицу у нее на плече. Рана выглядела неплохо, но за двенадцать часов что ей будет, после приличной обработки. Фелистина нахмурилась. "Возможно, даже слишком приличной". - И чем вы ее обработали? - строго спросила женщина, прежде, чем ей ответили на предыдущий вопрос. - Настойкой аконита, - встрепенулся юноша. - На чем настаивали? - На спирту, естественно. Краснолюдском. Фелистина горестно вздохнула. - Это хорошее дело. А крови из раны дали сперва вытечь? - Зачем? - нахмурился юнец. - Затем, - пояснила Фелистина, наливая в котелок воды и ставя на огонь в очаге, - что потерять пол-литра крови не страшно, а вот получить заражение крови, гангрену или отравление - как видите, очень даже. Вытекая, кровь естественным образом очищает рану, уменьшая количество попавших в рану токсинов и инфекционных агентов. Амбруа скосил на Дани испуганный взгляд, но рыцарь, похоже, не собирался ни в чем его обвинять. Он только мрачно смотрел в безжизненное лицо раненой, нависая над полатями как грозовая туча. - Ты сможешь ей помочь? - глухо спросил он. - Есть у меня кое-какие мысли. Но гарантий, сами понимаете, я вам дать не могу. Сами вон видите, лежит, что твоя покойница. Даже если я правильно определю яд, времени уж много прошло. Слишком многое теперь от ее сил зависит. - Хорошо, - отрезал Дани, очнувшись, наконец, от тяжелой задумчивости и отходя от полатей. - А что до симптомов, то не было их. Она ехала сама до самого вечера, не жаловалась на боль. Пела, болтала без умолку. И со стрелой в руке, - жестом широкой ладони он указал на рану, - пришибла троих бандитов. Фелистина с любопытством покосилась на свою новую подопечную. "Ну что ж, на вид она и правда, крепче моего сынка будет". Дани со стуком положил на стол несколько золотых. - Сделай, что можешь. А у нас есть дела. - Как скажете, сударь. Рыцарь кивнул юноше на дверь, и тот устало поднялся, направляясь к выходу вслед за своим господином. Тот вдруг обернулся, да так резко, что Амбруа чуть не впечатался в его широкую спину. - Да, кстати, - сказал он, выкладывая на лавку у входа ещё несколько монет немалого достоинства. - Пригляди за ее лошадью. Амбруа поставит ее под твой навес. Фелистина кивнула. Дани коротким движением головы головы послал оруженосца выполнять сказанное. Закрывая за собой дверь он в последний раз обернулся и сказал: - Если она умрет, я пришлю человека забрать ее коня и оружие.