***
Они долго судили-рядили, как лучше поступить. Атенаис предлагала заманить их в дом, и, отстреливаясь с галереи на втором этаже, встретить их на лестнице, где их будет удобно валить по одному. План был не так уж и плох, но если их будет немного, они могут не попасться на крючок и дать деру, даже не войдя внутрь. У них могут быть свои стрелки, и тогда их преимущество будет очень недолгим. Амбруа уверял, что может перестрелять их снаружи, если они вдвоем как-нибудь отвлекут всю ораву от него и от бегства. В этом тоже был смысл, но если бандиты появятся лишь к вечеру, темнота усложнит им задачу, и юноша и вовсе может попасть в них двоих. Дани, как и грозился, поручил Атенаис увести Эйдана и Дживеру к пещере в двух милях от деревни и строго-настрого запретил ей прикасаться к парню. И почему-то он был уверен, что она все сделает, как нужно, хотя на лице оруженосца, например, он видел некоторые не озвученные сомнения. Через час она вернулась, и лицо у нее было такое, будто она выпила целую бутыль настойки полыни. Дани она, в свойственной ей язвительной манере сообщила, что ни один волос не упал с головы Эйдана, как он и сказал. Дани велел ей крутиться у окон, изображая хозяйку, чтобы при появлении наемников в демонстративной панике начинать захлопывать ставни и двери - дабы те не заподозрили, что что-то идет не по плану. Мужчины одновременно прыснули, завидев Атенаис, облаченную в какую-то хламиду, натянутую поверх доспеха, и непонятной формы головной убор, призванный скрыть яркие волосы. Издалека наверняка можно было подумать, что женщина несколько располнела на деревенских харчах. Дани вздохнул, глядя, как она, присев на подоконник, уплетает какую-то похлебку, оставленную Дживерой на столе, прямо из котелка. Амбруа тоже выглядел погрустневшим, но, видимо, из солидарности с ним, к пище не притронулся. Когда сумерки окончательно сгустились, из леса послышались разудалые голоса. Раздалось хлопанье ставен, отчего люди у ворот заулюлюкали и загалдели. Дани удовлетворенно наблюдал, как наемники неторопливо спешивались, оставляя лошадей у коновязи у въезда во двор. Атенаис закрыла все ставни на первом этаже. - Атенаис, - тихо позвал Дани. Женщина, как раз избавлявшаяся от своего нелепого камуфляжа, молча повернулась к нему. - Ступай наружу через черный ход. Я хочу чтобы ты отвязала их лошадей и прогнала их. Только так, чтобы они этого не видели. Не раньше, чем увидят нас с Амбруа. Женщина нахмурилась. - Сколько стоит на стреме? Всего он насчитал, по крайней мере, десятерых. Один остался охранять лошадей, еще один отправился вокруг дома, видимо, убедиться, что сюрпризов не будет. Мужчины во дворе уже вовсю ломились в двери, сквернословя и похабно подшучивая над хозяином дома. - Я вижу одного у коновязи с арбалетом, один за домом. - Дани сощурился, пытаясь разглядеть из-за своего железа хоть немного больше. - Будь осторожна с остальными, у них ещё два арбалетчика. - Эйдан, трусливая крыса, вылезай из своей норы! - вопил у двери дюжий молодчик со шрамом на всю морду, который был виден даже в неверном свете факелов. - Или ты хочешь, чтобы с тобой сделали то же, что с твоей мамашей? Она визжала, как свинья, когда ее халупа горела! Атенаис злобно скривилась и тихо выскользнула через черный ход. Налетчики заржали, добавив к уничижительным высказываниям ещё парочку эпитетов. В их угрозы Дани не верил - если Ингвар получает свои деньги, пуская наследство заемщиков с молотка, дом они спалить не могут, во всяком случае, намеренно. Амбруа, стоя у окна соседней комнаты на втором этаже, наложил стрелу на тетиву. - Что, ссышь? Давайте, ребята, выламывайте эту чертову дверь! Один из них поднял боевой топор и с силой обрушил обух на замок. Дани отметил, что тот, что ушел на разведку, назад не возвращался. После нескольких хороших ударов замок был вырван с мясом, и дверь распахнулась. Амбруа натянул тетиву, целясь через окно, Дани считал. Зашел их горластый командир, с ним ещё пятеро. Значит, ещё двое у двери. - Эйдан, дружище, - похоже, командир решил сменить тактику. - Все это совершенно ни к чему. Выйди к нам, повинись, отдай все, что должно, и мы расстанемся добрыми друзьями, - на лице его играла паскудная улыбка. Его люди неторопливо заглядывали в имевшиеся в светлице сундуки, бесцеремонно выкидывая оттуда тряпки и безделушки. Один оценивающе взвешивал в руке подсвечник, стоящий на каминной полке. Внизу воцарился полный бардак. Глядя на все это имущество, Дани начинал все сильнее разделять негодование, которое Атенаис питала к сыну несчастной травницы. - Дживера, красавица моя, неужели не поприветствуешь дорогих гостей? - Я здесь, - раздался со стороны входа тихий злобный голос. Все шестеро внизу, как один, обернулись к двери. - Это ещё что за чучело? - брезгливо поинтересовался щеголеватого вида мужик с пышными моржовыми усами. - То самое чучело, которое вы видели в окнах. - Ах вот оно что, - осклабился командир со шрамом, проведя рукой по длинным, зачесанным в конский хвост черным волосам. - Таких, как ты, я зову искательницами приключений. Бандиты засмеялись. Атенаис тоже. Она сделала шаг в сторону, и теперь Дани видел ее из своего угла. Лицо у нее было заляпано кровью, доспех тоже был испачкан. - Думаю, ты обратилась по адресу. Здесь, - командир широко развел руки в сторону, окидывая жестом присутствующих, - немало желающих помочь тебе в твоей нужде. Мужчины снова загоготали. - А ещё я думаю, что ты не выперлась бы в одиночку к шестерым мужикам, будь ты здесь одна. Атенаис оскалилась жутковатой улыбкой в ответ. - А я думаю, что когда вы соберетесь драпать, то не обнаружите своих коней там, где их оставили. Дани не видел его лица, но на секунду в комнате стало тихо. - Ты убила моих дозорных? Хвалю, хвалю. Честно говоря, туда им и дорога, коли с ними расправилась баба. Не придется делить с ними добычу, - ощерился командир. - Твоих дозорных убила не я, - покачала головой Атенаис, протирая лезвие клинка от крови платком. - Вернее, не я одна, - женщина вернула собеседнику гадкую улыбку. Дани выступил из-за складок портьеры на галерее. - Боюсь, это вина моего оруженосца - загудел он из-под шлема. - Было бы неучтиво вас не предупредить: он пристрелил второго до того, как первый рухнул на землю, а вы этого даже не заметили. - Кто ты такой? - недовольно спросил его оппонент, в тот момент, когда его головорезы хмуро переглянулись. - Странствующий рыцарь на службе милостивой княгини. - Имя у тебя есть, странствующий рыцарь? - Можешь звать меня Йожем. - Тогда послушай меня, Йож. Меня зовут Хеклундом, и я здесь на законных основаниях. Хозяин этого дома не выполнил свои долговые обязательства. Рыцарям Ее Милости нечего здесь делать. - Нас бы здесь не было, если бы вы не впутали в это его мать. - Старухе нужно было внимательнее обращаться с огнем, - неприятно ухмыльнулся Хеклунд. Дани не удостоил его ответа. На галерее скрипнула дверь, и Амбруа вышел к ним с луком и колчаном, полным стрел. - Амбруа, устрой нашим гостям теплый прием.***
Атенаис с яростным рыком набросилась на ближайшего оппонента и стала теснить его к камину - горящему, между прочим. Чем она и воспользовалась, попросту впнув супостата в огромный очаг. Тот ударился затылком о портал и, должно быть, на пару секунд потерял сознание, потому что полные ужаса и боли вопли раздались не сразу. Атенаис, между тем, совершенно не хотела подставляться под дружественный огонь, поэтому, когда Амбруа запустил уже по меньшей мере третью стрелу, не преминула схватить так удачно висевший над камином щит, опрокинув подсвечники и какие-то склянки, стоявшие на каминной полке, и вызвав этим невообразимый шум, очень кстати отвлекший на себя внимание нападающих. Кстати, конечно, не для нее, а для лучника, между которым и бросившимися наверх мерзавцами похрабрее почти непреодолимым препятствием стоял рыцарь. Одного он вполне ожидаемо продырявил полуторником, одолженным накануне днем у Амбруа, а второго сбросил с лестницы, толкнув в него труп первого. Оруженосец уложил к этому моменту уже двоих, тоже попытавшихся штурмовать лестницу. Один из оставшихся напал на нее и довольно успешно вынудил ее оказаться между ним и стрелком, став живым щитом. Боковым зрением она видела, что ее спутники спустились вниз, но ей было не до их передвижений. Её соперник работал бастардным клинком, и работал, к слову, неплохо, но у нее был здоровенный щит, сводивший на нет все его усилия. Клинок у нее был короче, и ублюдок никак не желал открываться, чтобы она могла подобраться ближе, так что ей это попросту надоело и, выбрав момент, когда он сделает замах, она с разбегу прижала его щитом к стене, вооруженной рукой всадив клинок мужчине под ребра. Отбросив от себя тело бездыханного грабителя, Атенаис отдышалась, глядя по сторонам. У подножия лестницы зашевелился Хеклунд, которого Дани отправил в полет, даже не прикасаясь лично. Женщина подошла ближе, и дождавшись, пока он поднимет на нее осмысленный взгляд, от души пнула под ребра. Тот взвыл и скрючился от боли. - Только по голове не бей, - раздался у двери голос Дани. - Ты же не хочешь, чтобы содержимое его черепной коробки стало бесполезным для поиска истины? Атенаис оторвала удовлетворенный взгляд от скулящего на полу командира и спросила: - Что остальные? - Амбруа как раз купает в корыте для свиней того гуся, что ты решила нам зажарить, пока он не обуглился окончательно. Для допроса с пристаристием он... пожалуй, сохранился достаточно. Атенаис не на шутку развеселилась. - Знаешь, твой юнец начинает мне нравиться - широко улыбнулась она. - Не хвали дня до захода.***
Когда спустя несколько часов они передали двух оставшихся в живых грабителей в руки немилосердного правосудия, Атенаис чувствовала, что жизнь почти удалась. Пока она вела обратно домой перепуганных и дерганных Эйдана и Дживеру, мужчины не без труда отловили разбежавшихся лошадей и собрали прочую ценную добычу: оружие, доспехи, кое-что из одежды, безделушки и даже фисштех. Все это предполагалось сдать в качестве конфиската и получить вознаграждение. Лошади, по оценке Атенаис, выйдут не меньше, чем на полторы сотни крон, и даже при том, что полученное придется делить на троих, она предвкушала, как, наконец, избавится от этой треклятой кирасы и купит себе что-нибудь более элегантное и не менее практичное. Но окончательно счастливой она себя чувствовала не из-за этого. Вскоре стало ясно, что уволочь всю их новую снедь и двух связанных преступников без телеги не получится; а в той, что стояла в сарае у Эйдана, как назло, было разбито колесо. Так что было принято решение забрать с собой только двух мерзавцев, а за остальным вернуться назавтра. Когда лошади уже жевали сено в паддоке за домом, вид у Дживеры был самый непримиримый. - Будешь сам за ними ходить, - сквозь зубы процедила женщина, косясь на мужа. Тот вскинулся в ответ. - Сам? Да если бы не твое глупое упрямство, ничего этого не было бы! Мы могли бы продать безделушки и рассчитаться! - Ах, безделушки! - миниатюрная Дживера прямо-таки рассвирипела. - Это - дом моих родителей! Здесь я выросла и здесь проводила их в последний путь! И все эти безделушки тоже принадлежали им! Ты больше не вынесешь ничего из этого чертового дома! - Кто бы мог подумать, - едко заметила Атенаис. - Этот недо-альфасамец, брезгующий помогать матери делать по дому "женскую" работу, оказывается, не в силах справиться со своей женой. - Не твое дело, - огрызнулся Эйдан, зло глядя на нее. Видимо, он несколько осмелел, когда перспектива быть бесславно зарезанным своими кредиторами ему больше не угрожала. - Осторожно, парень, - сощурилась она. - Между твоей рожей и моим кулаком сейчас только воля моего господина. - Значит, твои угрозы - пустой звук. Если же нет... Это больше говорит о тебе, чем обо мне. Атенаис было уже почувствовала, как красная пелена застит глаза, но тут позади парня раздался спокойный голос Дани. - Эйдан. Тот обернулся, и тут же получил в лицо закованным в железо кулаком. Потеряв равновесие, он рухнул в рыжую землю двора, прямо среди куриного помета и крови. Дани сравнительно деликатным пинком развернул его лицом кверху, поставив одетую в сталь ступню ему на грудь поближе к горлу. - То, что я запретил ей тебя трогать, не значит, что я сам не могу тебя избить. Ты не заслуживаешь своего избавления, и я надеюсь, у тебя нет никаких иллюзий насчет того, что это было сделано ради твоей шкуры. Судя по глубине вмятины, оставленной его тощей тушей на земле, Дани наступил на него совсем не в шутку. Несмотря на почти сутки без сна, усталости она не чувствовала - адреналин ещё будоражил кровь, поэтому, когда Дани, сняв этот свой нелепый шлем, заявил, что такое плодотворное начало сотрудничества стоит отметить, она не раздумывая согласилась. Ее даже перестала раздражать вечно недовольная физиономия Амбруа, чьи стрелковые качества ее просто покорили. - Сколько стрел ты можешь выпустить, прежде чем первая достигнет цели? - Шесть, - ответил юноша, нахмурившись, скорее всего, от смущения. Атенаис прямо-таки засияла от восторга. - Не понимаю, почему ты не сражаешься с луком? Амбруа, которому явно было неуютно от ее интереса, сдержанно ответил: - Меня с детства учили владеть всем, чем можно, и отец был очень строг в том, что касалось моих результатов. У меня хорошо получалось, но это не значит, что все это мне нравилось. Я предпочитаю ближний бой или копье. Атенаис смотрела на него почти с нежностью, и в какой-то момент уловила краем глаза снисходительную ухмылку Дани, едущего с другой стороны от юноши. - О да, твое копье разит точно в цель. Ее Милость это подтвердит. Он не рассказывал тебе, как оказался в фаворе у Кароберты? - спросил он, повернув лицо к ней. На его обычно суровой физиономии играла лукавая улыбка. Амбруа закатил глаза. Атенаис быстро заморгала, пытаясь переварить полученную информацию. - Нет, он... как-то не слишком разговорчив... В фаворе? Прошу прощения, мой всеобщий... - затараторила она, чувствуя, как заливается краской, сама толком не понимая от чего. - Кхм, я думала... ей лет шестьдесят. - У нее почему-то было ощущение, что она узнала нечто, что Амбруа не рассказал бы ей даже под самыми изощренными пытками. Дани расхохотался, сильно ее этим удивив. - Не обращай внимания, - натянуто ответил молодой человек. - Мастер намеренно выражается двусмысленно. Дани, улыбаясь, пояснил: - Кхм... Технически, можно быть фаворитом и без какого-либо... романтического подтекста, хотя это определение, действительно, имеет вокруг себя некий флер... интимности. Особенно у южан. Дани обезоруживающе улыбнулся ей, качнув крупными темными кудрями, и Атенаис невольно засмотрелась, забыв стереть с лица растерянную улыбку. Амбруа сидел на лошади так, словно черенок от лопаты проглотил. - Так как он оказался в фаворе у Ее Милости?***
В "Хитролисе" было яблоку негде упасть. Дани посулил корчмарю хорошие чаевые, если тот проявит должное усердие, и теперь они сидели за пригожим столиком у большого окна, слушая галдеж и вдыхая аромат жаркого из говядины с гарниром из запеченных овощей и катрофеля в острой подливке. Дочь хозяина заведения, когда принесла им все, что они просили, опасно покачиваясь под тяжело нагруженным подносом, кокетливо улыбнулась Атенаис, и та, ничуть, не смущаясь, ухмыльнулась ей в ответ. Несчастная девушка тут же побледнела и спешно их покинула. Атенаис беззвучно смеялась, глядя вслед ее сверкающим пяткам. Больше девица у их стола не появлялась. - Мне любопытно. - Ммм? - протянула в ответ женщина, уплетая картофель с выражением блаженства на лице. - Боги, мне действительно начинает здесь нравиться. Это первое место к северу от Нильфгаарда, где готовят с нормальным количеством специй. Сил уже нет есть эту преснятину. Дани улыбнулся одним уголком губ, прекрасно ее понимая. - Ты предпочитаешь... женщин? Или тебе просто нравится их смущать? Атенаис с усилием сглотнула большой кусок, явно не ожидая подобного вопроса. Дожевала, запила вином, которое лично Дани не пришлось по вкусу, и, наконец, задумчиво ответила, утерев рот салфеточкой. - Думаю, мужчины и женщины мне нравятся... примерно одинаково. Вот только, если хочется настоящей любви, - тут она вздохнула и отпила ещё, - искать ее в объятиях мужчины бессмысленно. Амбруа, на время их не слишком тактичного разговора уткнувшийся в свой кубок с вином, которое, вне всяких сомнений, понравилось ему ещё меньше, чем Дани, вдруг поднял на нее скептический взгляд. - Да неужели, - сощурился он. - То есть, ты хочешь сказать, что настоящая любовь может исходить только от женщины? - Ну, ты ведь не просто так женишься на своей Селестии? - Атенаис явно получала удовольствие от замешательства юноши. - А это тут при... Что за... Какая связь вообще? Атенаис захохотала, запрокинув голову. Дани подозвал корчмаря. - Думаю, для таких разговоров, нам нужно вино получше. И покрепче. Принеси лучшее, что у тебя есть. - Сию минуту, сударь. - Было бы странно, если бы я женился на мужчине, не так ли? - скривился Амбруа, не обратив внимания на хозяина, нечаянно толкнувшего его на пути к погребу. - Ты не просто женишься на ней. Если я хоть что-то в этом понимаю, ты, похоже, к ней весьма неравнодушен. Атенаис откинулась на спинку лавки. - Все свои лучшие чувства и порывы мужчины дарят другим мужчинам. Дружба, преданность, восхищение... любовь. Для женщин... в них этого нет. Амбруа собирался что-то возразить, но тут уже и Дани не выдержал: - Это спорное утверждение. - Так мы вроде не спорим, - ухмыльнулась она. - А обмениваемся мнениями. - То, что у них этого нет для тебя, не значит, что у них этого нет ни для кого, - натянуто отозвался оруженосец. - О-о-о, - протянула в ответ женщина, снова осклабившись жутенькой, но искренне веселой улыбкой. - Вот мы и подошли к самому основному аргументу: у меня просто недотрах. - Заметь, не я это сказал. Атенаис снова расхохоталась, и развернулась на лавке почти на сто восемьдесят градусов, в ту сторону, где местный бард потчевал любовными балладами небольшой круг внимательно слушающих дам, и как раз прервался для выслушивания похвалы своему таланту. - Эй, бард, чего ты там в своем углу тренькаешь? Сыграй чего-нибудь уже для всех! Тот раскланялся со своими слушательницами, проводившими его тоскливыми взглядами, и направился к их столу. Дани бросил короткий сочувствующий взгляд на Амбруа, чья светлая кожа шла красными пятнами. - Чего изволят судари... и сударыня? Баллады о любви? Что-нибудь веселое? Песни о героях? Между прочим, не желаете ли услышать мою новую, о пиратском капитане Роланде Соррене? - Нет, - очень твердо ответила Атенаис, прежде чем Дани успел открыть рот. - Про этого реданского ублюдка, нагибающего даже скеллигцев, я уже лет двадцать песенки слушаю, с тех пор, как он появился. Никогда не понимала этого романтического флера вокруг самых обыкновенных грабителей. - Для многих этот человек - символ свободы и противостояния замшелым стереотипам цивилизации, - возразил музыкант, любовно поглаживая гриф незнакомого Дани инструмента, напоминающего мандолину. Атенаис вымученно вздохнула. - А для меня - символ тяжелой работы, которую приходится делать солдатам, защищающим простых смертных от таких вот "борцов за свободу". Давай чего-нибудь веселое, если мои друзья не возражают. Дани и Амбруа не возражали. Корчмарь принес бутылку пятилетнего эрвелюса, бард заиграл искрометную мелодию, и постепенно народ начал пританцовывать. Когда песенка про хитрую невесту и незадачливого жениха подошла к концу, танцевавшие разразились аплодисментами и попросили ещё, но музыкант заявил, что на сегодня с его глотки уже хватит, и голос надо беречь. Даже Дани, только начавший чувствовать вкус сегодняшнего вечера, ощутил досаду, и уже собирался предложить ему больше, как Атенаис снова не дала ему и слова вставить. - Сир, не одолжите мне пару оренов, в счет моей доли добычи? - Зачем тебе? - спросил рыцарь, извлекая из кошелька пять. Мельче не было. - Эй, бард! - крикнула женщина музыканту, который уже направлялся к выходу. - Одолжи мне свой инструмент на вечер! Она подняла монетку перед собой, чтобы бард ее увидел. Тот оглянулся по сторонам, словно не уверенный, что она обращается к нему. - Прошу прощения, сударыня, но как можно свою мандолу кому-то одалживать? Я ведь не одолжил бы вам, не знаю, свою жену? Атенаис встала с лавки, оказавшись выше своего собеседника и как бы невзначай продемонстрировав кинжал и меч на поясе. - Ты не переживай, коллега, я верну ее тебе в лучшем виде. Слово офицера, - хмыкнула женщина, забрала у него инструмент и вложила монету в опустевшую руку. Бард испуганно оглянулся и отошел в сторонку, не спуская взгляда со своей собственности. - Ну что, господа, - громко обратилась Атенаис ко всем присутствующим. - Продолжим? Ответом ей были счастливые согласные вопли.***
Дани был удивлен. Он вполне ожидал от нее какой-нибудь деревенской похабщины, но через некоторое время обнаружил себя постукивающим ногой в такт этой самой похабщины, которая игралась так задорно, что ему тоже захотелось пуститься в пляс. Сперва Атенаис играла чуть медленно и будто бы спотыкаясь. - Что это за инструмент? Похоже на мандолину. - Это октавная мандола, - ответила женщина, подтягивая колки. - Я играла на таких, когда служила на границе с Мехтом. У них эти красавицы пользуются большой популярностью. - Где ты вообще научилась играть? - Амбруа словно уже забыл об их разговоре всего ничего назад. Атенаис, как ни странно, тоже. - Меня научила одна... девушка. В приюте, где я росла. Она была из обедневших дворян, и попала туда после смерти спившегося отца. Единственное, что при ней осталось, это старая лютня. Она умела играть, но не любила это делать. Прямо как ты со своим луком, - Атенаис печально улыбнулась, проведя рукой по струнам и, вроде бы, удовлетворившись качеством звука. - Она учила меня играть, а я таскала ей еду. Видят боги, эта тощая аристократка в ней нуждалась. К сожалению, ее это не спасло. Она умерла от чахотки через пару лет. - Сочувствую, - отозвался юноша. - Не стоит. Мы ведь здесь не для этого. Через какое-то время она, видимо, разыгралась, перестав попадать пальцами между ладами, и пошло веселее. Посетители лихо отплясывали в центре таверны, сдвинув все столы к стенам, подпевая и стукаясь кружками. Какая-то румяная девица потащила Дани в круг танцующих и он, чувствуя себя совершенно по-идиотски, почему-то согласился. Амбруа тоже не долго оставался незамеченным местными девушками, так что вскоре Атенаис осталась за их столом в одиночестве, играя немного напряженно, но весьма увлеченно. Мелодии, в основном, были Дани не знакомы, так что он двигался по наитию, иногда не попадая в такт под смех танцевавших с ним миловидных горожанок. Сначала его это обескураживало, но вскоре он понял, что никому нет до этого дела всерьез, и что они даже имени его не знают, да что там, они и лица его при свете дня не увидят, так что в конечном итоге, какая разница? Примерно через час безудержного веселья Атенаис, с блестящими от пота висками заявила, под раздосадованное мычание толпы, что, пожалуй, ещё немного, и у нее пальцы отвалятся играть так быстро, но коли уж им всем неймется, может сыграть парочку неторопливых баллад, так сказать, на закуску. - Под баллады особо не потанцуешь! - выкрикнул кто-то около стойки, и народ согласно загалдел. Атенаис только пожала плечами. - А я бы, пожалуй, послушал, - заявил раскрасневшийся и взмокший Дани, решивший получить от вечера все удовольствия и сразу. Он уже было настолько расслабился, что начал с некоторым спортивным интересом оглядывать присутствующих дам. У него нашлись единомышленники, и вскоре они, примерно всемером, расселись вокруг Атенаис, которая затянула сперва какие-то неизвестные ему баллады на всеобщем, полные светлой тоски. Ему сделалось совсем грустно. Когда он вообще в последний раз вот так вот запросто наслаждался музыкой? Разве что у герцога аэп Даги, вечность назад. Тогда он был ещё мальчишкой, и радовался, что выжил. Теперь, изредка присутствуя на бурных туссентских празднествах, он не мог отделаться от чувства вины из-за того, что ни на йоту не продвинулся к своей цели. Пела она славно, порой вышибая из присутствующих слезу неожиданно высокими и чистыми нотами, в овладении которыми он бы никогда ее не заподозрил. И уж совсем он расчувствовался, когда она запела нильфгаардскую Песнь о Магыде, который пожертвовал всем ради предавшего его короля, и которую, очевидно, среди присутствующих не понимал никто, кроме него. Он надеялся, что не очень заметно вздыхает в нужных местах, но сдержаться уже не мог, вернее, не видел смысла. Краем глаза он видел Амбруа, прислонившегося к дверному косяку поодаль со скрещенными на груди руками и внимательно слушающего. Галдеж в таверне притих. - Ну милсдарыня, - пропыхтел дородный мужчина, опуская монетку в ее пустую кружку. - Вы бы как-то почаще к нам заглядывали! Присутствующие выразили согласие, и вскоре после того, как импровизированное представление было окончено, Атенаис с довольным видом вывалила на стол содержимое кружки, пересчитала и часть сгребла в кулак. Прежде, чем он успел спросить, что она собирается делать, она встала из-за стола, взяла мандолу и направилась к ее владельцу, сидевшему все это время за столом, подперев ладонью щеку. - Твоя доля, бард, - сказала она, возвращая инструмент и кладя монеты на стол. Тот был какой-то бледненький, и глядел на нее несколько заинтригованно, хотя и недовольно. - Какой у вас обширный... репертуар. Вы, кажется, пели на нильфгаардском, не так ли? Это ведь там женщины бывают офицерами? Любопытно, что одна из них забыла так далеко от дома? Атенаис подозрительно прищурилась. - Я в отставке. - Понимаю. Хорошо, когда человек всесторонне развит, - ответил бард, прижимая к себе инструмент. - Будет, чем обеспечить себе пенсию. Не всё ведь мечом махать, так? Когда-то я бывал в тех краях. Могу я полюбопытствовать, в каком полку вы служили? Быть может, у нас с вами даже есть общие знакомые? Дани затаил дыхание и, на всякий случай, отвернулся. Бард нравился ему все меньше и меньше, но ещё сильнее его тревожило то, что Атенаис тоже как-то напряглась. Не слишком заметно, но он видел, как заведенная за спину рука женщины сжалась в кулак. - Знаешь кого-то из тегларцев, taedh? Бард молчал. Наверное, раздумывал. - Нет, не думаю. - В таком случае, вряд ли у нас есть общие знакомые. - Действительно. Женщина вернулась к нему за столик. Дани, наверное, смотрел на нее слишком пристально, потому что очнулся только когда она уже по меньшей мере минуту пялилась на него в ответ. - Вы что-то хотели, сир? Он хмыкнул и достал из кошелька два золотых. - Я не плачу тебе за службу, но за музыку, пожалуй, заплачу, - улыбнулся он и положил монеты перед ней на стол. - Можешь не возвращать мне пять оренов. Она с самым довольным видом сгребла монеты со стола. Он улыбался, не мигая глядя ей в глаза и думая о том, что Ватье не мешало бы поторопиться. Она ведь не могла знать, что Дани в курсе, что Тегларский полк Третьей Пограничной бригады - пехотный, и всегда им был. - Благодарю, сир. Наверное, пора и честь знать? - Нет. Я ещё не нагулялся.***
Паветта тихо шла по дворцовому саду, залитому зимним солнцем. Первый снег выпал на прошлой неделе, и белый мир теперь беспощадно терзал ее глаза, иглами вонзая в них разноцветные блики. Было раннее утро - единственное время, когда можно было беспрепятственно наслаждаться здесь тишиной и покоем, подальше от бесконечных нянек, оберегающих ее от столь же бесконечных попыток мальчишек "случайно" попасться ей на глаза. Она куда охотнее предпочла бы компанию своих книг, но матушка настаивала на "всестороннем развитии", столь необходимом будущей правительнице, а потому она проводила часы, обучаясь этикету, танцам, музыке и светской беседе. Паветта не вполне понимала, почему для будущей правительницы этикет и танцы могут быть важнее, чем знания истории и политологии. Что до этикета, она находила это искусство притворства крайне утомительным. Не то чтобы остальному ее образованию не уделялось совсем никакого внимания - просто, будь ее воля, девушка обошлась бы вовсе без этой ерунды. "А теперь она хочет, чтобы я ездила верхом. И уже не на пони, а на настоящей лошади. Как будто не знает, что лошади приводят меня в ужас. Когда она, наконец, поймет, что я - не она?" Порыв ветра поднял ворох снежинок, заставив ее ещё сильнее зажмуриться от ярких бликов. Паветта остановилась у голой рябины, в ветвях которой, среди грустно повисших багряных ягод, восхитительно щебетал дрозд - так близко, что хотелось коснуться черного оперения. Девушка нахмурилась. "Разве дрозды зимуют в этой местности?" - Ты снова одна. Паветта резко обернулась и тут же присела в реверансе. - Матушка. Та почему-то не спешила позволять ей выпрямиться, и Паветта, не вытерпев, подняла глаза на Ее Величество. Калантэ выглядела разочарованной и печальной. Девушка немного растерялась. - Вы позволили мне наслаждаться утрами по своему усмотрению, матушка, - попыталась оправдаться она, чувствуя, что от яркого солнечного света начинают слезиться глаза. Видимо, Калантэ восприняла это по-своему. - Ты совсем-совсем одна, - снова сказала она, чуть мягче. Паветта вдруг поняла, что сад будто вымер: нет ни людей, ни птиц - кроме дрозда, чьи горькие трели становились все настойчивее. Ветер свистит в лабиринте изгородей, с шорохом гоняя снежинки по плитам двора. Вдруг лицо Калантэ подернулось, словно раскаленный воздух над огнем, и кожа ее начала пузыриться и слезать. Таяла королева, таял снег, таяли голые черные изгороди и плавилась дворцовая стена, увитая засохшим плющом, и пепел скорбными клочьями улетал ввысь. От прикосновений солнечных десниц горела она сама, не чувствуя боли, но не в силах пошевелиться от ужаса. Дрозд жалобно звал ее по имени, но разве могла она помочь, когда от нее самой почти ничего не осталось? А потом она в отчаянии рухнула наземь и проснулась.