Пути предназначения

Мальчик поджидал у лавки мясника уже не первый час. Мать, пребывала в уверенности, что его взяли подмастерьем в пекарню, и ранние отлучки не вызывали у нее подозрений: всякому известно, что труд пекаря начинается с первыми петухами. Накануне вечером он видел, как старая Онелла пригнала к мяснику трех гусей, и получила за них никак не меньше шести оренов. От вида этих самых гусей, жирных до невозможности, у него свело голодный желудок, и мысль о них не давала ему покоя всю ночь. Он ворочался на жесткой постели, вздыхал, сворачивался клубком от голода, и стоило небу на востоке подернуться заревом, как он отправился из дома прочь. Цинтра начинала просыпаться: слышно было, как во дворах грохочут ведрами доярки и мычит скотина, петухи кричали, но на городских улицах было пустынно. Мясник, сухой старик с жилистыми руками и выпученными рыбьими глазами, проснется только через пару часов, и как только долгожданные гуси будут выложены на прилавок, рассусоливать будет уже нельзя. В другой раз он бы дождался полудня, когда на рынке будет яблоку негде упасть, и под шумок стянул бы что-нибудь, но чертовы гуси были хороши, купят их - и ищи потом их, свищи. Мальчик спрятался в проулке за лавкой - расстояние между домами тут было слишком маленьким, чтобы кто-то здесь ходил. Он и сам-то помещался в нем исключительно по причине чрезмерной худобы. Мальчик задремал, привалившись к стенке. Весна вступала в свои права медленно, и он поминутно просыпался, боясь попросту окочуриться. Руки и ноги одервенели от холода и неподвижной позы, и когда, наконец, послышалось долгожданное грохотание засовов, скрывавших мясницкое добро, он ощутил небывалый прилив бодрости. Спустя четверть часа начали подходить первые покупатели. - Ух-х-х, какие гуси! Почем отдаешь? - старушачий голос скрипел, как немазанная телега, разливаясь бальзамом в мальчишечьем сердце: если он схватит тушку даже у нее под носом, она все равно сможет только беспомощно кричать "Вор!", но не погонится следом. - По шесть оренов за штуку. - Сдурел что ли? "Действительно, не сдурел ли? Онелла получила шесть за всех." - Если дорого, бери кур. Они по три орена. - Куры у тебя тощие, не больше орена. А вот гуся за три я бы взяла. - И это я сдурел? Меньше пяти с половиной не отдам! Мальчик слушал, как они торгуются, а сам меж тем выглянул из проулка, огляделся - народу на рынке мало, все сонные, разве что вот от того господина на другом конце рыночной площади стоит держаться подальше. Но мальчик не собирался бежать в ту сторону, он побежит проулками к площади Вартуса Терция и затеряется в лабиринтах городских улиц. К тому моменту, как мясник сторговался со старухой на четырех, мальчик уже натянул на лицо шарф повыше, собрался весь, как пружина, и выстрелил прямиком к прилавку. Стоило ему схватить ускользающую гусиную шею, как старуха подняла вой, какого он и вообразить себе не мог по ее суховатому, идущему трещинками голосу. Мальчик пустился наутек, впившись ногтями в драгоценную тушку изо всех сил; пробежал пару перекрестков, преследуемый проклятиями в спину, и не на шутку испугался, когда к ним присоединился молодой мужской голос, грозящий обернуться серьезными проблемами. Он припустил ещё быстрее, и уже успел ощутить торжество, когда обогнул особенно крутой угол вне поля зрения преследователей, как вдруг с размаху врезался в кого-то, на ощупь столь же мягкого, как фонарный столб. Он собирался воспользоваться полученной инерцией, отбежав в сторону, но в следующий миг почувствовал как воротник до боли впивается в горло, прихваченный на загривке, и беспомощно взмахнул руками, упустив несчастного гуся прямо в грязь. От такой несправедливости у него на глаза навернулись слезы. - Вот он! - торжествующе завопили из-за угла. Пока он пытался прийти в себя, до него донесся топот ног и обрывки разговора. - Спасибо, милсдарыня! Окаянный мясника обокрал! Еле догнали паскудника! Щас мы его к шерифу-то отведем, пальцы-то ему поотрубают! "Милсдарыня" носила мужской камзол, кривой клинок на поясе и высоченные сапоги, на которые, судя по длине ног их обладательницы, ушел, должно быть, целый теленок. Может, сразу два. От нее за версту несло лошадьми, чужбиной и проблемами с законом, и ввинчивающийся недобрый взгляд не вызывал надежды, что на этот раз все как-нибудь рассосется. Мужики подошли ближе, глядя на него исподлобья, но на милсдарыню косясь с опаской, словно она бешеная собака какая. Один из них уже потянулся и вцепился в его предплечье, пока второй с досадой поднял тушку из грязи. Влепил мальчику оплеуху. - Такого гуся испоганил, холера! - Разве я сказала, что вы можете его забрать? На секунду воцарилось испуганное молчание. - Так это... Наказать же надо... Он же это... - Это мой слуга. - В подтверждение своих слов она влепила ему еще один подзатыльник. Рука у нее была не в пример тяжелее. - Я всыплю ему плетей на конюшне. Мужики переглянулись и смекнули, что к чему. - Тогда платите! - Сколько? Те снова переглянулись. - Семь оренов! - Восемь! - воскликнули они одновременно. Брови милсдарыни нехорошо приподнялись. - Врёте! - завопил от возмущения мальчик. - Не слушайте их, мазель, я слышал, как мясник одного за четыре продал! Женщина на него даже не взглянула и бросила мужикам одну монетку в пять оренов. - Проваливайте. - Те медлить не стали и отправились восвояси с явным облегчением. У поворота она окликнула их, рявкнув: - Гуся верните! Мужики отбросили его от себя, словно ядовитую змею, и мальчик прижал тушку к себе. Как только они скрылись за углом, милсдарыня обратила не него все свое ненавистное внимание. Она встала, сложив руки на груди и уверенно расставив ноги, и уставилась на него в упор. А у него в голове билась только глупая мысль "ни хрена себе, это и правда баба". - Ну, и? Мальчик неуверенно поднял на нее взгляд, и тут же пожалел об этом. "Как же страшно." - Ммм... Спасибо? - Хорошая попытка, но я не занимаюсь благотворительностью. У тебя есть минута на то, чтобы убедить меня, что этот чёртов гусь тебе так нужен, иначе я твои пальцы сама поотрубаю. Мальчик побледнел, и от страха не смог выдавить из себя единого слова. Он смотрел на поблескивающие во мраке проулка диковинные шпоры до тех пор, пока не услышал: - У тебя осталось двадцать секунд. Лучше поторопись. И тут он взорвался. - Да ничего я объяснять не буду! И с чего я должен вообще оправдываться? Думаешь, самая умная? Да такие, как ты, понятия не имеют, что такое голод! - полный гнева и горечи голос сорвался с губ и взлетел к черепичным цинтрийским крышам. - Ах, вот оно что, - лениво отозвалась незнакомка. - А приходилось ли тебе, мальчик, голодая, есть своих погибших товарищей? Тот уставился на нее с недоумением. - Вот видишь, - вкрадчиво промурлыкала она, наклоняясь к его лицу, - я знаю о голоде кое-что, чего не знаешь ты. Мальчик почувствовал подступающую к горлу тошноту. Женщина повела плечами вздохнула и сказала: - Время вышло. - И в следующую секунду схватила его за правую руку и потянулась к мечу на поясе. - Да ты больная?! - завопил он. - Отстань от меня! - он упирался и изворачивался, но тут вдруг в голове у него возник образ матери, плачущей от стыда и горя, если она узнает, что все это время еду, которую он приносил домой, он не зарабатывал, а крал, и представил, как страшно ей будет от того, что больше некому позаботиться о ней и сестре, и что это, быть может, его последний шанс что-то исправить хотя бы для них. - Стой! Да стой же! Подожди! Хватка на запястье ослабла, и он тут же потерся им об второе, чтобы разогнать кровь. - Ну. - А тебе... тебе слуга не нужен? - На кой ты мне? Я и сама неплохо справляюсь. - Я много чего умею! И читать, и писать! И считать тоже! - с гордостью перечислял он, прекрасно зная, что среди людей, живущих в трущобах это - огромная редкость, но большинству работодателей эти знания были без надобности. Наоборот, людей это настораживало, а стоило кому-то узнать, что его маленькая сестра - эльфье отродье, как перед ним тут же закрывались все двери. Может, если она сочтет, что он достаточно полезен, то будет держать его при себе хотя бы пока не узнает. - Любопытно, - сощурилась она, - и откуда у нищего пацаненка такие потрясающие навыки? - Мой отец был дворянином, - разливался он, - ну и образование дал. Ну, а потом он помер, а жена его нас с матерью выгнала на мороз. Да не стал бы я красть! - тут уж он вложил в слова всю свою горячность. - У матери без мяса молоко пропадает! Это ж кто и за какую работу мне заплатит столько, чтоб его покупать? Кроме меня семью кормить некому! Он так разошелся, что ему не хватило воздуха, и он взял паузу, чтобы отдышаться. - И с чего ты взял, что я заплачу тебе больше? - ухмыльнулась она. - Ну... Вы-то наверняка знаете, как мои знания применить - в отличие от пекарей, плотников и бортников. Та оценивающе на него смотрела какое-то время, а потом спросила: - Как тебя зовут? - Бартоломью. Она покивала немного своим мыслям. - Ладно, Бартоломью. Отведи меня к матери. А там видно будет. Мальчик похолодел. - Не стоит, мазель! У сестры какая-то зараза, сыпь жуткая по всему телу! Заразитесь ещё! - Какая печальная история, - женщина приподняла уголок рта. - И выдуманная от начала до конца. - Да не вру я! Честное слово! - Видишь мою рожу? - Она наклонилась, паскудно улыбнувшись, и солнечный луч, выглянувший из-за крыши, лизнул ее щеку, запутавшись в ее ослепительно медных волосах и осветив оспины, покрывающие лицо. Бартоломью едва не хлопнул себя по лбу за столь неудачную попытку отбрехаться. - Никакая сыпь меня уже не испортит.

***

Дорога в Эланто была отвратительно дождлива и не менее отвратительно долга. Амбруа каждый божий день вымокал до нитки, каждую ночь безуспешно пытался высушить сапоги и каждое утро обнаруживал, что не преуспел в этом. Он ничуть не удивился, когда подступающая простуда дала о себе знать ознобом и саднящим горлом, и хотя на тот момент до графства оставалось каких-то три дня пути, сейчас, въезжая во двор замка своего зятя, он с трудом верил, что пережил их. Он не предупреждал хозяев о своем приезде, потому никакой пышной встречи ему, естественно и не устроили - но оно было и к лучшему, так как всё, на что он сейчас был способен - доползти до сухой спальни и забыться мертвецким сном, но уж никак не изображать из себя образцового дворянина. У него забрали коня, и дворецкий суетливо вел его внутрь, не уставая приговаривать, как ему жаль, что он не знал заранее, что приедут столь важные гости, но Амбруа все слышал словно в тумане. Сестра встретила его на главной лестнице, наверное, ужасно удивившись и сказав какую-нибудь гадость - но он не был уверен, какую именно, потому что следующий момент, который он мог извлечь из памяти - чья-то рука, смачивающая его горячий лоб влажным отрезом ткани. Он понятия не имел, сколько провалялся в постели, но по ощущениям как будто лет пять. Лежа на пуховой перине и равнодушно глядя в свинцовое весеннее небо в стрельчатом окошке, он чувствовал себя так, словно из него высосали всю жизнь. Послышалась возня за дверью, и через мгновение раздался оглушительный грохот. Амбруа повернул голову - слишком резко, и перед глазами поплыло, и рыжее пятно, суетливо дрожащее у двери сперва заставило его удивиться, что Атенаис здесь. Впрочем, тоненький голосок мгновение спустя вернул его в реальность. - Простите, сударь, я тотчас же все уберу! Амбруа, наконец, смог сфокусироваться и разглядел на полу огромную лужу воды и ведро, перекатывающееся рядом с металлическим грохотом. Ощущение было такое, будто кто-то бьет его молоточком по темечку. Вскоре в проходе за спиной служанки, нескладной рыжей девчонки, чье лицо, плечи и руки были покрыты веснушками так густо, что казались загорелыми, показалась Моргана, при виде всего этого безобразия цыкнувшая и закатившая глаза. - И как, по-твоему, я должна пройти? - требовательно спросила она у перепуганной девицы. Та беспомощно подняла на нее глаза и, испугавшись ещё больше, стянула с плеч шаль и уложила ее на пол, прямо в лужу под ноги хозяйки. Моргана, с видом снисходительного торжества, ступила прямо на нее, грациозным движением приподняв юбки. Амбруа тяжело вздохнул. - Я смотрю, ты уже проснулся? - Её звонкий голос усиливал головную боль. - Ничего не хочешь объяснить? Амбруа, не мигая, смотрел на нее молча. Единственное, чего он хотел, так это чтобы она испарилась из его комнаты и больше не показывалась ему на глаза. Сердце, как всегда в ее присутствии, гневливо ускорилось. - Я приехал к твоему мужу. Не к тебе. Моргана приподняла брови. - Какие дела у тебя могут с ним быть? Ты и видел-то его только на нашей свадьбе. - Тебя это не касается. - Он хотел добавить какую-нибудь колкость, но в голову ничего не пришло, и он умолк. Возня у двери затихла и служанка выскользнула за дверь. Моргана скривила губы в недоуменно-взыскующем выражении и посмотрела в окно. - Интересно. Как все это связано с тем, что ты пропадаешь где-то неделями, а то и месяцами, твоя невеста загадочным образом исчезает, и даже отец понятия не имеет, чем ты занимаешься? Амбруа молчал. Моргана вздохнула, и встала, поправив юбки. - Вижу, братец, у нас с тобой ничего не меняется. Я думала, мы с тобой поговорим по-человечески, а ты как всегда делаешь вид, будто я - пустое место. Амбруа не удержался и закатил глаза. - Полагаю, в твоем представлении, нормальный разговор - это когда ты говоришь мне гадости, а я их с благодарностью принимаю. Нет уж, увольте. - Ты в моем доме. Не забывай об этом. - А ты моя сестра, и должна относиться ко мне с должным уважением. Запямятовала? Женщина фыркнула. - Уважение нужно заслужить. Взмахнув полами юбки, Моргана вылетела из его покоев.

***

Лазар, сидя в своем кабинете, вычитывал очередной "документ чрезвычайной важности", подсунутый ему секретарем, и с досадой представлял себе свежий и влажный воздух за стенами замка. Ему давно следовало перевезти свой двор в летнюю резиденцию, но весенняя распутица не дала выдвинуться в путь в обычное время, поэтому ему приходилось щуриться при свете свечи в темном кабинете с высокими узенькими окошками, витражи в которых расцвечивали скудный дневной свет снаружи сюрреалистичными цветными пятнами. Его управляющий, Балиус, просил разрешения нанять еще людей, дабы лесоповал не прекращался ни днем, ни ночью. Вошел секретарь и доложил, что к нему гость. - Ваша Светлость, - войдя, Амбруа с почтением ему поклонился. - Дорогой шурин, - улыбнулся Лазар, выйдя из-за стола и раскрыв руки для объятий. Юноша очень вырос с их последней встречи, и теперь возвышался над ним на целую голову. Мальчик вызывал в нем чувства, близкие к отцовским, хотя по возрасту он мог бы быть ему скорее младшим братом. Амбруа всегда казался ему замкнутым и напряженным; Моргана, с ее исключительным изяществом черт и изысканностью мягких форм, считалась женщиной очень красивой, но сходство с ней брата обычно толковалось не в пользу последнего: склонность к полноте осталась с ним и в юношеские годы, а что до его физиономии, то злые языки за глаза говорили о нем не иначе как "эта сладкая девочка". Амбруа, Лазар не сомневался, прекрасно был об этом осведомлен, но никогда не опускался до того, чтобы отвечать на подобные глупости. Лазару хотелось хоть как-то его поддержать, но тот был словно отгорожен от мира ледяной стеной. - Надеюсь, ничего серьезного не случилось, мой мальчик, - продолжил он, закончив с приветствиями. - Твой приезд - полная неожиданность для нас. Тебе точно полегчало? Ты очень бледен. - Благодарю за заботу, граф. Я вполне способен держаться на ногах. Но признаться честно, я жутко голоден. - Ну, это точно хороший признак, - улыбнулся мужчина. Я попрошу накрыть на троих. - Не стоит, - ответил юноша. - Не стоит беспокоить мою сестру. Уверен, домашние обязанности ее очень утомляют. С ней я увижусь с глазу на глаз, когда она сама пожелает. Если вас не затруднит, я хотел бы побеседовать с вами наедине. Лазар улыбнулся, сделав вид, что поверил пассажу о братской заботе. - В таком случае, идем вниз. По дороге расскажешь, как ты добрался, в этакую-то мокротищу.

***

Когда к костру преступницы поднесли огонь, и её охватило пламя, принялась она осыпать оскорблениями собравшихся на плацу рыцарей, баронов, чародеев и господ советников словами столь мерзостными, что всех объял ужас. И хоть костёр тот мокрыми поленьями обложили, дабы дьяволица не сгорела быстро и крепче огнём терзания познала, теперь же чем быстрее велено было сухого древна подбросить и казнь докончить. Но воистину демон сидел в оной ведьме проклятущей, ибо хоть она уже и шипела зело, однако ж крику боли не издала, а ещё более ужаснейшие ругательства выкрикивать почала. «Возродится Мститель из крови моей! — возвестила она во весь глас, — Возродится из осквернённой Старшей Крови Истребитель народов и миров. Отмстит он за муки мои! Смерть, смерть и мщение всем вам и всем коленам вашим!» Одно токмо это успела она выкрикнуть, прежде чем спалилась. Так сгинула Фалька, такову кару понесла за пролитую кровь невинную.

Родерик де Новембр "История мира", том II.

Дани раздраженно отшвырнул книгу на постель. Прямо сейчас он проклинал все на свете за то, что послушал Атенаис и Амбруа, и стал жить в городе, и бульварное чтиво, гордо именуемое историческим трудом, хорошего настроения не добавляло. Амбруа оставил его больше недели назад, и Дани, как ни увещевал его, не смог убедить юношу отложить поездку хоть ещё на недельку, пока Атенаис не подыщет ему замену. Под увещеваниями он понимал шпильки и сарказм, направленные против чересчур бесхитростной манеры молодого человека решать свои проблемы, создающей проблемы уже ему, Дани. Амбруа недостатки свои признавал, но стойко прикидывался мебелью, пока Дани разносил его в пух и прах, потому что оруженосец, черт подери, был ему нужен, а Амбруа было нужно рассчитаться с тестем. Тот заверял его, что вернется к началу лета, не позже, и обязательно исправит свои ошибки. Чем больше распалялся Дани, тем спокойнее делался Амбруа, а чем спокойнее тот делался, тем сильнее злился Дани, видя бесполезность своих действий. В тот момент, когда он начал судорожно искать глазами тяжелый предмет, чтобы пустить его в ход, пришлось признать, что юнцу и правда лучше уехать, пока Дани с ним что-нибудь не сделал. И теперь он был заперт в собственном доме, непрерывно нарезая круги по второму этажу от безделья и одиночества. Слугам было строго-настрого запрещено беспокоить его днем под тем предлогом, что у него световая аллергия, поэтому задернутые в течение всего светового дня шторы и ночной образ жизни не вызывали у них подозрения. Вернее, вызывали конечно, причем, скорее всего, подозрения суеверного толка, но он же не одинокая сумасшедшая бабка на отшибе, к которой можно заявиться среди ночи с факелами и вилами оттого, что она днем спит, а ночью дела свои делает, а рыцарь при полном параде, и совать к нему нос батраки не рисковали, хоть и воротили его при редких ночных встречах. Домашних слуг ему выбирал Амбруа, и выбрал, как назло, самых лучших: незаметных, тихих и абсолютно бессловесных. Словом, Дани готов был взвыть оттого, что ему и словом не с кем обмолвиться. Ночью он выходил из дома, садился на коня и ехал, куда глаза глядят - по собачьему холоду и мокрому весеннему снегу, бьющему в лицо, лишь бы немного размяться. Тренировался во дворе с чучелом, представляя на его месте то Амбруа, то Атенаис, которая будто бы избегала его - могла бы хоть сейчас проявить немного участия и приходить чаще - а порой и вовсе с упоением воображал на его месте Кайдена. Под утро, вымотанный холодом и усталостью, ложился спать и просыпался под вечер, чувствуя себя совершенно разбитым. Теперь он мало того, что не мог подставить бледную кожу под первое весеннее солнце, так ещё и не видел его целыми днями, и весь мир слился для него в одну нескончаемую ночь. Как он ни пытался себя занять, у него было чувство, что он медленно сходит с ума. В дверь постучали. - Войдите, - отозвался он, надеясь, что на сей раз кто-нибудь развеет его скуку. В следующий миг дверь со скрипом отворилась, и в комнату ввалился мальчишка, которого идущая следом Атенаис не слишком деликатно подтолкнула за шиворот. Мальчишка был тощим, но жилистым, весь покрыт веснушками и взгляд имел шкодливый. Он воровато обернулся на женщину, втянув голову в плечи, и перевел на него светло-зеленые глаза, прижав к груди узелок, очевидно, с пожитками. Дани встал с кресла у камина и сложил руки на груди, вопросительно глядя на поздних гостей. - Сир, - Атенаис склонилась в соответствующем поклоне за спиной мальчика. Взгляд ее при этом оставался насмешливо-дерзким, но мальчишка этого не видел. Брови Дани удивленно поползли вверх: она и в лучшие-то времена кланяться ему отказывалась, предпочитая ограничиваться исполнением приказов и считая, что на том с него и хватит. А теперь и вовсе переходила все границы, раздражая его демонстративной холодностью. И тут вдруг - поклон. Она выпрямилась, шагнула вперед и положила руку мальчишке на плечо - Дани заметил, как тот при этом съежился. - Вы хотели оруженосца, сир. Вот вам оруженосец. Дани перевел взгляд с нее на мальчика. - Ты голоден? Тот покосился на кусок свиной отбивной на столе и сглотнул. - Нет. Дани хмыкнул. - Разумеется. Давай попробуем ещё раз: нет, мастер Дани. - Простите, сударь. Нет, мастер Дани, я не голоден. - Прекрасно. А теперь, сядь-ка за стол и уважь хозяина дома: ешь и пей, - Дани указал ладонью на единственный стул у стола. Бартоломью недоверчиво покосился на еду, перевел вопросительный взгляд на Атенаис и, когда та вместо кивка утвердительно моргнула ему в ответ, отбросив церемонии, уселся за стол и принялся жадно поглощать остатки его ужина. Дани разбавил вино в кубке водой - не хватало ещё, чтобы малец захмелел. - Сколько тебе лет? - Тфинафать, - пробулькал парень, боясь расстаться с куском отбивной. - А семья у тебя есть? - Мать с сестрой, - ответила вместо него Атенаис, стоявшая, прислонившись к стенке у двери, сложив руки на груди. - Вот оно что. А она объяснила тебе, что пока что ты не сможешь с ними видеться? - спросил он у Бартоломью, не взглянув на женщину. - Угу. И то, что в случае, если я буду много болтать, им на тот свет прямая дорожка, тоже помянуть не забыла. Правда, пока я не очень понял, о чем я не должен болтать. Дани посмотрел на Атенаис с укоризной. - Я приношу извинения за мою служанку. У нее нет меры в том, что касается давления на людей. - Да нифефо, фударь, - тот работал жвалами, не делая перерывов для досужих разговоров. - Если вы будете отдавать им мое жалованье, я готов хоть вообще их не видеть. Уф-ф-ф... Лишь бы знать, что у них все нормально. - И как же ты будешь это знать, если не будешь с ними видеться? Парень призадумался. - Нуу... Ладно... Ну.. Может иногда-то можно будет, а? Дани усмехнулся. - Ты умеешь ездить верхом? Владеешь мечом? - мальчик сделал могучее глотательное движение, прежде, чем ответить. - Я как-то больше кулаками махать умею. Сир. Дани перевел вопросительный взгляд на Атенаис. Та только пожала плечами. Собственно, он уже был согласен на кого попало. Он бы продолжил допрос, но парень, как только закончил с отбивной и допил вино, безудержно зевнул, прикрыв рот рукой. Дани покивал своим мыслям и крикнул в дверной проем: - Тэкла! На лестнице послышался грузный скрип и вскоре показался силуэт полной женщины, тяжело опирающейся на перила. Тэкла страдала суставами и выглядела замученной жизненными невзгодами, но готовила отменно, никогда ни на что не жаловалась и, кажется, была равнодушна к его "недугу", в отличие от остальных слуг. - Чего угодно, сударь? - Это Бартоломью, мой новый оруженосец. Теперь он будет будет жить в этом доме. Отведи его в комнату Амбруа, - Дани испытал мстительное удовлетворение при мысли, что виконту придется найти себе другое место для ночлега по возвращении. - Теперь там будет жить он. Тэкла не скрыла удивления, но ни спорить, ни спрашивать ничего не стала. - Как пожелаете, сударь. Дани наблюдал, как Бартоломью бочком вдоль стены пытается проскользнуть мимо Атенаис и с тревогой думал о моменте, когда останется с ней наедине. Стоило мальчику прикрыть за собой дверь, как она вся как-то сдулась и направилась к камину, устало опустившись в одно из кресел без разрешения. Дани, не удержавшись, закатил глаза. Что бы он ни говорил Амбруа о том, что ей стоит преподать урок по-мужски, если тот хочет заставить ее себя уважать, сам он не отваживался врезать ей за подобное нахальство - уж тем более не после того, как делил с ней постель. И понятия не имел, как с ней быть, но скрыть раздражения не мог. Он упрямо молчал, ожидая, как она начнет разговор. - Мальчик родом из Соддена. Его отец, барон Аллингель, выгнал из дома жену за то, что та спуталась с каким-то эльфом и понесла. Мальчик сбежал из дома следом. - И где ты его откопала? - Недалеко от рынка. Сегодня утром. Искала шорника и... наткнулась вот. Дани ощутил очередной прилив раздражения. - Значит, шорника искала. И наткнулась. А когда ты собиралась, собственно, оруженосца мне поискать? И сколько бы ещё я ждал, если б не наткнулась, позволь спросить? Атенаис сложила руки на груди и положила ногу на ногу. - Можно подумать, тут на каждом шагу валяются приличные мальчишки, которым нечего терять. Я уже объясняла Амбруа, что для меня это совсем не простая задача. - Он соизволил изложить мне твои мысли на этот счёт. И добавить от себя, что мне стоит проявить терпение. И Великое Солнце мне свидетель, если я ещё хоть день проведу в одиночестве под покровом темноты, я выбегу из дома средь бела дня и распугаю всю округу, наплевав на последствия. Он кипел, но Атенаис, вместо того, чтобы устыдиться, искренне рассмеялась. - Прости. Теперь ты будешь не один. Дани, ожидавший очередной ссоры, с одной стороны, был рад, что она так легко попросила у него прощения, а с другой, уже порядочно себя накрутил, чтобы с ней поругаться, и заканчивать на этом разговор не хотел. Атенаис поднялась с кресла и ее взгляд упал на книгу, распростертую на кровати. - Между прочим, я умыкнула её из королевской библиотеки. И неплохо отстегнула за то, чтобы смотритель ей со мной поделился. - Она осторожно взяла книгу и расправила смявшиеся от грубого приземления страницы. - Он мне голову оторвет, если верну ее в таком виде. - Будешь приходить сюда так редко - я тебе сам голову оторву. - Ну для этого тебе надобно для начала, чтобы я пришла, так ведь? - Атенаис осклабилась своей коронной ухмылкой во все тридцать два зуба. Выдержав его недобрый взгляд, она опустила свой снова в толстенный томик и принялась его листать. - Говоря откровенно, мне нужна помощь. Я пытаюсь выяснять, что происходит, но я, как ты понимаешь, не та особа, которая вызывает доверие у благородного человека. Будь я мужчиной, меня бы давно либо взяли в оборот для своих делишек, либо сделали собутыльником для своих бесконечных жалоб на ненавистную королеву, но поскольку я баба, они предпочитают держаться от меня подальше. - Судя по выражению лица, они простым избеганием не ограничивались. - Их женам я, в основном, тоже не нравлюсь. - Она перелистнула сразу пару сотен страниц, задержав взгляд на иллюстрации, где несколько мужчин склонились перед сидящим на троне человеком. Краски были яркими, но портретная составляющая явно хромала. - А Селестия пустилась во все тяжкие. - В каком это смысле? - встрепенулся Дани. - Ну, она на Амбруа в обиде. Мол, что это за тайны у него такие, что он и жене рассказать не может. И с какого это накера она должна тебе помогать, для нее ты, в общем-то, просто хрен с горы. - Что-о-о?! - Да. Так что у нас проблема. Дани часто задышал от злости и плюхнулся на стул. - Я считаю, ей стоит рассказать правду. - Спятила? - А почему нет, собственно? По крайней мере, если уж она и решит делать глупости, будет знать, чем ей это грозит. - Её глупости мне могут жизни стоить! - Ну-у, на крайний случай, мы дадим ей понять, что я ей не просто подружка. А то, судя по тому, как охотно она отсылает меня прочь при появлении этого голубоглазого червяка, она, кажется, начинает об этом забывать. - Не понял, - нахмурился Дани, подумав, что называть Амбруа "голубоглазым червяком" - это уже чересчур. - Это я о Бирстане. Тот кружит над ней, как коршун над голубкой, и что-то мне подсказывает, что она в пику мужу решила наделать дел. Дани громко сглотнул. Этого ещё не хватало. - Так может ты ей сама напомнишь, что ты ей, как ты говоришь, "не просто подружка"? Мальчишка вон, трясся, как осиновый лист, что тебе тут мешает, не пойму. - Ну, она тут среди своих. Если я начну ей угрожать, она быстренько вспомнит, что я, вообще-то, просто нильфгаардская наёмница, и если наплести обо мне чего и кому надо, она от меня запросто избавится. - Угу. А я, стало быть, просто сын убитого нильфгаардского императора, с чего ей не сдать меня вместе с тобой, если я расскажу ей правду? - Переход на родную речь казался таким непривычным, что его раздражение ещё больше усилилось. - Я думаю, это другая история. Она не считается со мной, потому что стоит выше меня. Но уважение к таким, как ты, она впитала с молоком матери. - Атенаис присела на кровать, сложив локти на колени и пальцы в замок. - Расскажи ей правду, заставь поклясться тебе в верности - ты же умеешь быть очаровательным, когда захочешь, я знаю. Сули ей золотые горы, пусти пыль в глаза - да что хочешь. Она добрая душа, хоть и глупенькая, как все в ее возрасте. - Думаешь, если она поймет, почему Амбруа мне служит, то и сама встанет на мою сторону? Атенаис тяжко вздохнула, отложив книгу в сторону, и вздох этот ему не понравился. - Говоря откровенно, на ее привязанность к Амбруа я бы не рассчитывала. Во всяком случае, когда его нет рядом с ней. Их отношениям, конечно, можно только позавидовать - как для пары молодоженов; но её отношение к мужу куда как более критичное, чем его - к ней. Безумно влюбленная принцесса в этой истории - вовсе не она, и ее благодарность за спасение от брака с метиннцем - вовсе не безгранична, - женщина красноречиво приподняла брови. - Если хочешь убедить ее быть на твоей стороне, тебе нужно взывать к её нуждам, а вовсе не к тому, что Амбруа сделал свой выбор в твою пользу. Дани задумался. - Что ж... - Он запустил пальцы в кудри, и изо всех сил потянул. - Ну с кем-то ведь тебе удалось наладить отношения? - Ннуу... С Паветтой, - протянула Атенаис так, словно это не имело никакого значения. - И ты молчишь?! - рявкнул Дани. - Паветта довольно далека от политики, - с досадой ответила Атенаис. - Благодаря ей я больше узнала о том, что из себя представляет Калантэ. И некоторые приближенные. Но в целом, княжне нет никакого дела до того, кто с кем воюет, кто кого обкрадывает и во что все это выливается. И Калантэ явно поддерживает её неведение. - То есть, она соперничает с собственной дочерью. - А ты только сейчас понял? Зять станет окончанием её правления, и ей вовсе нет резона взращивать амбиции Паветты. - Я представлял себе... ну, не знаю. Женщину вроде тебя, которая видит в других женщинах союзниц, которых можно в случае чего привлечь на свою сторону, а не соперниц. Разве что вида более... - Тут уж он ухмыльнулся в точности, как Атенаис. Та прищурилась в ответ нарочито подозрительно, но в глубине ее глаз плескалось веселье. - К сожалению, ты не прав, - она протянула руку, и ласково коснулась большим пальцем ямочки у него на подбородке. - Здесь тебе не Нильфгаард. - Это точно, - улыбнулся он, подумав, что сегодня она от него уж точно так просто не уйдет.

***

Лазар не смог совладать с лицом, и для пущего эффекта тихо присвистнул, увидев сумму, аккуратно выведенную на салфеточке. - Амбруа, ты что, душу свою выкупить у кого-то хочешь? Для чего тебе такие деньги? - Он ещё раз пересчитал нули, которые, казалось, двоились в глазах. Амбруа периодически делал вдох, словно набрался храбрости заговорить, но потом снова молчал. - Мальчик мой, если ты не объяснишь, что произошло, я не смогу помочь. - Знаю. Лазар выжидал. - Я объясню. Объясню все от начала и до конца. Но вы должны пообещать мне... - Я помогу, если это в моих силах. - Нет. Вы должны пообещать мне, что если откажетесь помогать, то никто не узнает о причинах, побудивших меня просить вас об этой помощи. Лазар задумался. Просьба выглядела честно, и он не видел причин, чтобы отказать в подобном обещании. - Вот тебе мое слово, Амбруа. - Хорошо. - Тот немного приободрился. Помявшись ещё немного, он, наконец, продолжил. - Нас точно никто не услышит? Лазар оглянулся на дверь и крикнул лакеям, чтобы затворили как следует и проваливали. - Славно. Как вы знаете, я был помолвлен с дочерью Аронского герцога какое-то время назад. И, как вам также наверняка известно, несколько недель назад она пропала. Юноша снова начал открывать рот, как выброшенная на берег рыба, и Лазар не удержался от ужасающей догадки. - У тебя потребовали выкуп? - Что? - Амбруа смотрел на него с выражением величайшего недоумения. Потом ответ глаза и странно задумался. - Нет. Нет, сударь, не потребовали. Это я. Я забрал ее из отцовского дома и женился на ней. Лазар почувствовал, как наружу просится неуместный смех, но ничего не смог с собой сделать. - Женился? Ты? - Он снова громогласно расхохотался, примирительно подняв ладони, когда увидел полное ужаса и униженности выражение лица юноши. - Вот уж точно, в тихом омуте... Что ты наделал, Амбруа? - Продолжил он, пытаясь согнать с себя следы веселья. - Надеюсь, ты не заставил её силой? - Да вы спятили? - Нервы у того явно были натянуты, как струны. - Как вам вообще такое в голову пришло? - Ну-у, Селестия, конечно, всегда открыто демонстрировала тебе свою приязнь, но она слишком боится отца, чтобы поступить ему наперекор. - Страх нужен людям, чтобы они искали безопасное место. Свое она нашла рядом со мной. - Малец, наконец-то, перестал мямлить и заговорил по-человечески. - Вот, значит, как. Но её отец, по всей видимости, вашей храбрости не оценил. - Мой тоже не оценит, когда узнает, - скривился Амбруа. - Бо-оги, - протянул Лазар, от безысходности делая особенно большой глоток вина. - А Кароберта? - Она ничего не знает, - взгляд его собеседника подернулся холодком. - И если бы знала, помогать бы не стала. Так что я один. И прошу вас о помощи. - Что ж, - Лазар вернул кубок на стол. Вздохнул. - Не хотелось бы, чтобы оказалось, что ты зря проделал свой путь, но я сильно не уверен, что могу изъять из оборота подобные средства. Да и как ты собрался их возвращать? - Приданое Селестии покроет эту сумму. - Это если продать её приданое. Но кто даст тебе продать ее земли и замки, чтобы закрыть долг, который ты же сам и сделал? Валентино уж точно на такое не пойдет. - При всём уважении, граф, никто не собирается его спрашивать, - теперь уже Амбруа уткнулся в свой кубок. - Ох-хо-хо... Это серьезное заявление. И, боюсь, Валентино найдется, что на это возразить. Он никогда не был тем, кто легко расстается со своей собственностью. Будь то деньги, замки или дочь. И потом, скажи мне, - он заговорщически наклонился через стол, глядя юноше в глаза, - разве стоит начинать семейную жизнь с того, чтобы так бессовестно спустить всю собственность супруги? Амбруа недобро прищурился в ответ. - Простите, граф, - тот улыбнулся одними уголками губ и оперся локтями о стол, тоже придвигаясь ближе. - Но разве вы не для того же женились на моей сестре? Разве не прикарманили вы её земли в Каркано, доставшиеся от первого брака, на правах отчима её старшего сына? Лазар почувствовал, как легкий румянец согрел его щёки. Откинувшись на спинку стула, он беспомощно всплеснул руками. - Туше! Но, - он поднял палец вверх, - Я не продал эти земли. Я ими управляю. И при том эффективно. И между прочим, знал бы ты, каких усилий мне стоило выцарапать у твоей сестрицы право на это. И я думаю, она не смирилась. Боюсь, что если она узнает, что я изъял часть средств, чтобы отдать их тебе... Представляя себе эту картину, я почти готов поверить в слухи о том, как окончился её первый брак. Твоя сестра, как ты знаешь, ненавидит мужчин. - Моя сестра вовсе не всех мужчин ненавидит, - поджал губы Амбруа. - Тебя она ненавидит, потому что ты посягаешь на её имущество и власть. Моего отца - потому что он ни во что её не ставит. А меня - потому что считает меня причиной этого, ведь отец предпочитает во всём меня, хотя между нами - какая ирония - нет почти никакой разницы. Лазар расхохотался. - Кто бы мог подумать, что в лесах Кароберты ты выучишься шутить. - Ты удивился бы, узнав, сколько в лесах Кароберты поводов для шуток, - снова скривился молодой человек, сделавшись ужасно похожим на Моргану. - Ну ладно, - улыбнулся Лазар. - Посмеялись, а теперь о деле. Я попрошу своего управляющего провести ревизию и посчитать, сколько я могу дать тебе без ущерба для себя. Думаю, на это уйдет несколько дней. Советую тебе ещё раз поразмыслить над тем, как ты будешь всё возвращать, мы это снова обсудим. А до тех пор... Можешь наслаждаться... Да, честно говоря, не знаю, чем в этом унылом месте можно наслаждаться. - Благодарю, дорогой зять. Я найду себе занятие.

***

- И ты ради этого меня прервал? - Калантэ раздраженно пыхнула и велела лакею закрыть дверь за кастеляном. - Что мне за дело до того, что эта старая дева вернулась? - Я не посмел бы вас побеспокоить по столь незначительному поводу, ваше величество, - Хаксо опять начал заламывать пальцы, щелкая суставами и прекратил только под испепеляющим взглядом королевы, сильно этого не любившей. - Да только слухи ходят. - Какие ещё слухи? - Калантэ отложила письмо сестре, которое и без того усиливало головную боль. - Видите ли... кхм... У графа Рунтропа на кухне служит дальняя родственница одной моей горничной. В общем, в письме она написала ей, якобы слуги только и говорят о том, что тот собирается выдать дочь замуж за этого паскудника. Калантэ даже отодвинулась, глядя на Хаксо. - Этельфлёду? За Бирстана? Она, конечно, в девках изрядно засиделась, но чтобы за него... - Королева нахмурилась. - Рунтроп наш друг. Наверняка это просто сплетни. - Вам, конечно, виднее, государыня. - Виднее, это точно. Разузнай-ка побольше. Не хватало ещё, чтобы этот пёс переманил у меня союзника. - Калантэ недовольно вздохнула. - Ей-богу, мало ли бед он натворил женщинам. Наделают бастардов, а всем потом плакать. Вон, взять хоть бы и моего папашу, - она кивнула на письмо с таким лицом, словно оно было комком червей. - Как прикажете, ваше величество. - Мужчина поклонился, но уходить не спешил. - Ну что ещё? - Простите мне моё любопытство... А вас не смущает... Ну... - Да что же? - У вас ведь есть конюший. Самый лучший! А ваша дочь проводит всё свое время на конюшне с этой... с этой... - Хаксо делал всё более глубокий вздох, но не мог набраться смелости для ругательства, вместо этого грозясь попросту лопнуть. - С той наёмницей? - нахмурилась королева. - С ней самой. И притом наедине. Когда её высочество тренируются, в манеж не изволят никого пускать. Калантэ застучала ногтями по столешнице. По её мнению, Паветта не слишком разбиралась в людях - особенно учитывая, как мало времени она среди них проводила. - А наёмница что? - А что она? - Ну, как ведет себя? - Так же, как и всегда. Либо молчит, либо острит. Но больше молчит. Ваше Величество, вы бы попросили баронессу её куда-нибудь деть, пока она здесь. Ваши нобли на эту сволочь волком смотрят, да насмехаются, а та вроде как в ответ всё помалкивает, да только, я думаю, до беды недалеко. - Она моей дочери жизнь спасла, куда я попрошу её деть? Хаксо вздохнул и послушно опустил плешивую голову. - С Паветтой я поговорю. Хошин ей, видите ли, не нравится. Спустя час она застала свою дочь в компании Аланис Корза, с видом глубочайшей скорби на лице примерявшей свадебное платье. Кремовый атлас прекрасно оттенял тёмные глаза и волосы и подчеркивал юность их обладательницы, хотя, по мнению Калантэ, такая красивая юная леди могла позволить себе более интересные цвета. При появлении королевы все присутствующие, начиная с её собственной дочери, опустились в глубоком реверансе. Калантэ махнула рукой, чтобы все продолжали заниматься своими делами. - Вы сегодня прекрасно выглядите, матушка. - Привычно начала Паветта. Из её уст комплимент звучал почему-то особенно дежурно, и Калантэ оставила его вовсе без внимания. - Я слышала, ты оставила свое упрямство и нашла время для занятий верховой ездой, - начала она издалека. Паветта невидящим взглядом смотрела куда-то перед собой, и королева заметила, как на скулах дочери едва заметно заиграли желваки. - Нашла, матушка, - ответила она спустя какое-то время. - И, однако же, ты оставила его не полностью, и решила, что Хошин, обучивший искусству обращения с лошадью десятки людей, включая твою мать, недостаточно хорош для тебя? - Нет, матушка. Но Атенаис я обязана жизнью, а награды она не попросила. Я решила оказать ей честь. - Ах, честь. - Калантэ почувствовала жгучую смесь раздражения на то, что та снова нелепо упрямится, и восхищения тем, как невинно она выворачивается. - Может, в качестве награды тебе лучше осадить мужчин, которые насмехаются над ней? - Если они посмеют оскорбить её в моем присутствии, я так и поступлю, не сомневайтесь. - А в твоем отсутствии, стало быть, пусть делают, что захотят? - В моё отсутствие Атенаис вполне может постоять за себя сама, ваше величество, - человек посторонний не заметил бы, но Калантэ слышала все более звенящие раздражением нотки в голосе дочери. - Граф Бунно, кажется, уже пару раз убедился в этом. - А при чём здесь Бирстан? - При том, что он козёл, - фыркнула Паветта, закатив глаза, так совсем по-девичьи. - И теперь направил свои скорпионьи жвала на туссентскую баронессу. Хорошо, что Атенаис у неё есть. - Действительно, - протянула женщина, резко передумав стоять на своем. - Ты мне объясни, с какой стати, когда ты тренируешься, в манеж никого не пускают? - Всё-то вам донесли, - раздосадованно дернулась Паветта, словно притопнула ножкой под платьем. - Чтоб никто не видел, как я падаю, разумеется. Калантэ хмыкнула. И развернулась, чтобы уходить, но в последний момент обернулась. - Ты ведь понимаешь, что если с тобой что-то случится, не сносить ей головы? Паветта надула губы и посмотрела в ответ долгим недовольным взглядом. - То-то же. И под шорох юбок опускающихся в реверансе фрейлин Калантэ покинула её.

***

- Ну, и? Старуха всплеснула руками и осуждающе на него посмотрела. - Да сколько можно, терпения совсем у тебя нет? - Терпением я не славлюсь, это правда, - процедил Роланд, раздражаясь всё сильнее. Гана решила, что притащить его сюда будет забавно, и теперь насмешливо глядела на него из угла комнаты. - Придется набраться. Пятьдесят лет, а ума нет. - Узловатые сухие пальцы выкладывали на стол перед ним карты, испещренные странными символами, в которых никто ни черта не понимал. - Зачем пришёл, спрашивается? - Ты же прорицательница. Лучшая из всех, как говорят. Вот ты мне и скажи. - Я тебе и без прорицаний скажу, что ты пришел убедиться, что ничего дельного я тебе не открою. - Ты глянь-ка. Не зря свой хлеб ешь. Только эдак и я могу предсказания делать. Фридсвит цыкнула и уставилась на карты. За окном накрапывал мелкий дождь и начинал завывать ветер. Погода портилась. - Уж не знаю, куда ты там собрался, но ничего путного из этого не выйдет. - А подробнее можно, - вздохнул пират, мысленно уже высаживающийся недалеко от Цидариса. - Твое сокровище не там, где ты его ищешь, - Фридсвит печально покачала головой и подвинула две карты. - Я не вижу ни успеха, ни провала. То, что сейчас происходит - не важно. Роланд закатил глаза и со вздохом посмотрел на свою спутницу. - Я говорил, что это глупая затея. Пошли. Корабль сам себя не загрузит, а без пинков его не загрузит и команда. Он поднялся из-за стола, со стуком задев его ножнами, и Фридсвит вдруг вцепилась в его предплечье. - Твоё сокровище привезёт тебе серебряный корабль о девяти золотых коронах. Его тебе и надо беречь, как зеницу ока. - Да что ещё за сокровище такое? - Почем мне знать? Да только там, куда ты сегодня отправишься, его нет. Снаружи было свежо, и небо ещё не полностью заволокло тучами. Гана улыбалась, снисходительно глядя на него, и в лунном свете её глаза поблёскивами обсидиановым стеклом. - Что тебя так забавляет? - он чувствовал себя вымотанным и разочарованным. - Как по-твоему, значит это что-то? - Да. Меня нагрели на десять крон. И отняли несколько часов, что я добирался сюда. Я мог бы потратить их с куда большей пользой. - Лучшее, на что ты мог их потратить - это перестать себя накручивать и расслабиться. - Для этого можно было просто напиться. - Напиваться перед отплытием на глазах у команды - опасная затея, и ты бы этого не сделал. - Знаю. Подул влажный северный ветер, и Роланд с наслаждением подставил ему лицо. Окутанная ночным туманом, вдали виднелась Tor Gvalch'a, а внизу, у подножия скал, едва колыхалось пламя костров, вокруг которых дожидались их братья. - Ещё не поздно передумать, Роланд. - Знаю. Знаю.