a blessing in disguise

Просыпаться вместе с Нагито всегда приятно. Пусть он много крутится во сне, часто засиживается допоздна, о чём-то разговаривая, и долго не может отлипнуть от Хинаты по утрам, цепляясь за него не только руками, но и ногами, Хаджимэ это нравится. Он безумно любит засыпать, слушая его голос. Ему до дрожи нравится контраст тепла их тел: руки у Комаэды почти ледяные, и каждый раз, когда он запускает их под футболку Хинаты, тот невольно вздрагивает, но стоически терпит, не без теплоты на сердце наблюдая, как Нагито кладёт голову ему на грудь и сворачивается калачиком рядом, довольно улыбаясь. Просыпается он обычно рано утром и просто лежит, наблюдая за тем, как спит Комаэда. В такие моменты он кажется по-настоящему умиротворённым и красивым. Растрёпанные белоснежные волосы, раскиданные по их подушке, пушистые белёсые ресницы и такое безмятежное выражение лица, что Хаджимэ с трудом сдерживает улыбку. Потому что чувствует себя по-настоящему счастливым. Они с Комаэдой прошли долгий путь. И иногда, когда он засиживался вечерами над документами, он вдруг вспоминал, что с ними случилось в симуляции. Вспоминал, каким когда-то был Нагито: его тёмные, опасные глаза, перекошенное лицо и почти безумная улыбка. Таким он был и после пробуждения — долго не мог принять то, что всё, наконец-то, закончилось. Он потратил на восстановление куда больше остальных, и даже сейчас Хаджимэ иногда казалось, что Отчаяние не до конца покинуло его сознание. Но он сделал большой шаг вперёд. Не без помощи Хинаты, конечно, но он старался. Дошло даже до того, что он лично извинился перед пятёркой выживших — по собственной воле. С тех пор ему стало значительно легче. В какой-то момент Хаджимэ заметил, что Комаэда ходит за ним почти хвостиком. Помогает, когда может, занимает разговорами, приносит еду. Сначала это немного насторожило Хинату, но вскоре он решил дать Комаэде шанс — и не прогадал. Нагито стал неотъемлемой частью его жизни. — Хината-кун? — сонно отзывается Комаэда, приоткрывая глаза. Он слегка сжимает пальцы — дело привычки — а затем он скользит рукой вверх по спине Хаджимэ и прижимается к нему сильнее. — Доброе утро. — Хината улыбается уголком губ, проводя рукой по его волосам. — Как спалось? Комаэда лениво зевает и снова закрывает глаза. — Ты же знаешь, что рядом с тобой мне всегда хорошо, — мурчит он. Хаджимэ чувствует, как ёкает сердце — далеко не в первый раз за эти несколько недель. У Нагито не было привычки врать о собственных чувствах, и часто это доходило чуть ли не до откровенных признаний в любви. — Хочешь ещё полежать? Он знает, что Комаэда не любит вставать сразу, и всё равно спрашивает. Потому что это стало своего рода традицией, которую он трепетно соблюдал каждое утро. — Дай мне ещё минуту, — бурчит Нагито, — или час. Хаджимэ и сам не против. Знает, что работы у него ещё выше крыши, и всё равно не может сказать «нет». Работу можно оставить на потом — это он уже давно усвоил. Иногда можно потратить время на себя. — Да хоть целый день. Потому что нет ничего приятнее этого чувства. — Знаешь, Хината-кун? — М-м? — Иногда мне кажется, что я умер там, в симуляции. — Он открывает глаза и внимательно смотрит на Хаджимэ. — Почему? — Ты же помнишь, о чём я рассказывал тебе на том острове? Моя удача действует в обе стороны — две стороны одной медали. Но рядом с тобой меня не покидает чувство, что всё будет хорошо. Что я… правда могу быть счастливым. Что этой второй стороны просто нет. — Нагито… — И я… — Комаэда сглатывает — следующие слова даются ему с большим трудом. — Я всю свою жизнь хотел только этого. Больше он ничего сказать не может, потому что оказывается прижатым к крепкой груди Хаджимэ. Что-то сдавленно мычит, однако вскоре сдаётся и замолкает, полностью расслабляясь в его руках. Хината тоже молчит. Но не потому, что не знает, что ему ответить. Просто понимает, что сейчас им не нужны слова. Он впервые искренне благодарен Камукуре за его Абсолютную Удачу.