Когда Комаэда приходит в себя, его сознание, его тело — всё горит в такой адской боли, что он готов кричать во всё горло. Он с трудом разлепляет глаза, щурится, пытаясь понять, где он, и слабо выдыхает. Такое до тошноты знакомое место. Больничная палата.
Вот только как он тут оказался — он не помнит. В голове проносятся отрывки воспоминаний, но сколько бы Нагито ни силился за них уцепиться — не получается. Они ускальзывают прямо из-под пальцев, оставляя после себя раскалывающую головную боль.
Может, он всё-таки умер. Но надеяться на такой удачный исход событий — слишком даже для него, да?
— О, ты проснулся.
Голос. Такой знакомый, такой близкий и родной. И в то же время чужой. Комаэда поворачивает голову и с трудом сдерживает крик, когда понимает,
кто стоит перед ним.
— Хината-кун, — надрывно хрипит Комаэда, пытаясь протянуть к нему руку. Вот только не получается. Тело чертовски болит, и Нагито тут же оставляет любую попытку пошевелиться, жалобно скуля. Хаджимэ вдыхает и, поставив поднос на прикроватную тумбу, садится на табурет, кладя руки на колени.
— Как ты себя чувствуешь?
Комаэда только качает головой, прикусывая губу. Отвратительно и больно. Как раз то, что он заслуживает. То, чего он достоин за своё жалкое существование. Но Хаджимэ такие ответы не понравятся, поэтому приходится остановиться на нейтральном:
— Я в порядке.
— По тебе не скажешь.
Хаджимэ устало выдыхает, потирая переносицу, а затем придвигается чуть ближе. Его руки аккуратно касаются обнажённой кожи Комаэды, и он вздрагивает, пытаясь отодвинуться подальше — вот только не может. Вместо этого с его губ срывается очередной стон.
— Я только осмотрю твои бинты, — заверяет его Хаджимэ, слегка оттягивая одеяло.
…бинты? Комаэда не понимает. Снова пытается вспомнить и снова безуспешно. Что-то точно случилось.
— Не стоит. — Он хрипло смеётся. Потому что не хочет, чтобы его кто-то касался. Потому что он мерзкий. Он мусор. Он—
— Это была не просьба, — отрезает Хаджимэ и пересаживается на постель. Нагито вздрагивает, однако не решается возразить; вместо этого он пристально наблюдает за выверенными действиями Хинаты, чувствуя, как гулко стучит в груди сердце. Руки у Хаджимэ — да и сам Хаджимэ — приятные, мягкие и тёплые. Они осторожно скользят по телу Комаэды, и тот дрожит. От наслаждения, от нетерпения и ненависти к себе. Такая взрывная смесь.
— Можешь повернуться на бок? — осторожно спрашивает Хината, переводя взгляд на бледное лицо Нагито. Он снова поджимает губы, но упрямо молчит. Вместо ответа он старается приподняться и тут же шипит, почувствовав, как тело снова пронзает острая боль. Комаэда чуть не плачет, падая обратно на простыни.
— Прости, Хината-кун. Я совсем бесполезен.
—
Неужели мне придётся делать вообще всё? — бурчит Хаджимэ себе под нос. Но в голосе его нет ни раздражения, ни презрения. Он просто устало констатирует факт. — Потерпи немного, ладно?
Комаэда стоически молчит, стараясь сосредоточиться на чём угодно. В конце концов, его взгляд останавливается на лице Хинаты. Он красивый, безусловно. Умный. Заботливый.
Вот только бесталанный.
Нагито устало выдыхает, отгоняя эту мысль прочь. Сейчас она совершенно не к месту. Даже он умеет быть благодарным.
— Комаэда.
Нагито вздрагивает и стыдливо отводит взгляд, понимая, что уже откровенно пялится. А, насколько он знает, обычно людям такое не нравится. Особенно когда на них смотрит кто-то, настолько противный.
— Да?
— Зачем? — Голос у Хаджимэ предательски дрожит. Его глаза внимательно изучают лицо Нагито, а пальцы слегка сжимают плечо, будто ища поддержки.
— Я не знаю. — И он правда не знает. Не знает, что сделал, не знает, зачем он это сделал. Но всё равно понимает, что надо извиниться. — Прости, Хината-кун.
— Не передо мной тебе надо извиняться, — вздыхает Хаджимэ, прикрывая рот рукой и зевая. Видно, что ему хочется разозлиться, да вот сил больше нет. Комаэда хочет возразить, что никогда —
никогда — не станет извиняться перед отродьями Отчаяния, но вовремя прикусывает язык. Потому что понимает, что не хочет злить Хинату.
Потому что это единственный человек на всех пяти островах, которому есть до него дело.
— Хорошо, — тихо отвечает он.
На лице Хинаты появляется тёплая, почти солнечная улыбка. Он чуть подаётся вперёд и касается лба Нагито своими губами: легко, невесомо, но так нежно, что Комаэда даже и осмыслить это действие не успевает — в следующую секунду Хаджимэ уже стоит на ногах.
— Я зайду к тебе попозже, — бросает он, ероша волосы. Нагито удивлённо смаргивает, замечая… румянец на его щеках? — Постарайся немного поспать.
— А-ага, — выдыхает Комаэда. Ему больно, чертовски больно, когда он поднимает руку, чтобы коснуться места, где только что были губы Хинаты. Но на душе так тепло, так приятно, что впервые за эти несколько минут боль отходит на задний план.
Он счастлив.
