Новогодний беспредел: снежная история

В непривычной тишине щелкнул электрический чайник. Одна минута – и весь кабинет заполнил аромат растворимого кофе. Крепкий, немножко сладковатый и до жути уютный – Уиллоу просто обожала этот запах. Зато терпеть не могла его вкус. Горький, но оставляющий слишком сладкое послевкусие во рту, вязкий и неприятный на языке – в общем, Уиллоу больше любила чай, и откровенно не понимала, почему Адира определяла себя как кофеман. Вообще Адиру саму по себе понять было сложно: своенравная, упертая, абсолютно непреклонная и практически никогда не признающая свою неправоту. Не женщина, а терминатор в юбке – правда, чуть более человечный. И тем не менее, они сдружились. Уиллоу не помнила, как это произошло – лет семь все-таки прошло – но ни в коем случае не жалела. Такой человек – надежный, рассудительный, приземленный – нужен каждому активисту. Даже если сам он никогда в жизни в этом не признается. Удобно подвернув под себя ногу, Уиллоу опустилась за первую парту первого ряда – ту, за которую не хотел садиться ни один ученик, ибо стояла она впритык к учительскому столу. Обычно вся ее поверхность занята разными тетрадями и картами; сегодня Адира твердо решила сделать перестановку и переложила все бумаги на другой стол, и теперь, желая взять чей-нибудь конспект, по привычке тянулась в неправильном направлении. Шурша тетрадными листами в непривычной тишине класса, она, нахмурив брови, пыталась разобрать чьи-то неаккуратные записи, абсолютно точно списанные в жуткой спешке на стене в коридоре. - Все рабо-отаешь и рабо-отаешь, - Уиллоу устало улыбнулась, намеренно растянув все буквы «о» в словах. Для класса, недавно познавшего всю прелесть тишины, ее слова показались чересчур громкими, даже несмотря на то, что сказаны были почти шепотом. – Памятник бы тебе за трудолюбие. И медаль. Не отвлекаясь от работы, Адира хмыкнула, а уголки ее губ неясно дернулись – обычно это означает «не говори ерунды» и тихую усмешку. Она всегда работала на износ, всегда сдавала отчеты в срок, задерживалась на работе из долга классного руководителя, откладывала свои личные дела ради выпускников, решивших сдавать ее предмет – другими словами, она была тем самым мировым учителем, в котором нуждается любая школа. Ей часто об этом напоминали, но от всех комплиментов Адира коротко отмахивалась. Она и без того знала, что делает свое дело качественно, и хорошей отчетности для подтверждения этому было достаточно. Уиллоу существенно от нее отличалась. Не сказать, что она была ленивой – совсем наоборот, просто методы исполнения обязанностей у нее были другие. Вместо того, чтобы часами сидеть над тетрадями и отчетами, она открывала триста вкладок сразу и переключалась между ними каждые пятнадцать минут, а когда порядок переключений ей надоедал, она отходила от стола и совмещала проверку тетрадей с приседаниями. Собственно, таковой она и была: хваталась за все дела сразу из-за того, что не могла сосредоточиться на одном. Сестра называла ее Шиллоу, но это уже совсем другая история. - Как там твой спектакль? – спустя пару минут молчания спросила Адира, отодвигая очередную тетрадь в сторону. Уиллоу говорила непривычно мало, и местами это здорово напрягало. Хореограф подняла взгляд на настенные часы. До первой репетиции оставалось чуть больше получаса. Неопределенно пожав плечами, она снова принялась разглядывать пар, поднимавшийся из широкой красной кружки. - Может, зря я это. - С чего вдруг? Поднимать взгляд Уиллоу не решилась, но все равно чувствовала, как настойчиво Адира сверлит ее в лоб. Нужно было объясниться. - Работы полно. Отчеты, да и программа новая сама себя не напишет. Сценарий, вон, сырой, – она сделала паузу. Сверлящий взгляд никуда не исчез: может, Адира и походила на терминатора, но проницательности в ней было даже больше, чем в Шерлоке Холмсе. Глубоко вздохнув, хореограф разом выдохнула все те слова, которые пообещала себе никогда больше не говорить. – В конце все равно что-то пойдет не так. «Что-то пойдет не так», как ни странно, было ее главным страхом. Уиллоу прорабатывала все до мелочей, прикидывала альтернативные исходы, и в большинстве случаев все проходило гладко, как по маслу, но иногда выходило за рамки сразу по нескольким параметрам. На то ей и был дан креативный ум – искать выходы из сложных ситуаций. Это не было сложной задачей, когда рушились чужие планы, но когда ее собственные цепочки разрывались, соединить их снова было весьма и весьма проблематично. Переложив проверенную стопку тетрадей к их сородичам, Адира потянулась, разминая затекшую спину, и поднялась с места, обойдя широкий учительский стол с левой стороны. Присев на соседнюю парту, она машинально повернула голову к окну: это помогало собирать разбежавшиеся мысли в единую кучу и связывать их друг с другом за хвостики. - Спектакль – отличная идея, - начала географ. – Не все же им учебой заниматься. Пожалуйста, вот тебе и внеучебная деятельность; запишешь ее в отчет. А за актеров не бойся: Юджин - балагур и обормот, но парень хороший. Справится. Ему полезно будет. Внутри Уиллоу вдруг зажглось тепло, то ли от ободряющих слов подруги, то ли от глотка горячего чая – она не разобралась. Но Адира однозначно была права. Нельзя отказываться от хороших идей из-за своего страха, тем более, если они принесут кому-то пользу. А они принесут: Юджину, вон, энергию в нужное русло направить нужно, детям – повеселиться перед праздником, да и для Рапунцель это мимо не пройдет. У племянницы определенно были свои подростковые проблемы, и Уиллоу от души хотела ей помочь, но, увы, не могла; Арианна жутко злилась, выявляя любое вмешательство в дела ее семьи, и раз за разом, во избежание скандалов и ссор, приходилось отступать. Запас энтузиазма, кажется, снова начал пополняться. Его все еще было недостаточно, чтобы с твердой уверенностью заявить о грядущем успехе, но, во всяком случае, теперь в душе не было так пусто. Бросив короткий взгляд на подругу, Уиллоу протянула ей кофе; ее чашка уже опустела наполовину, тогда как Адира все еще не сделала ни одного глоточка. Нехорошо получается. Не синхронно. - Ведущего бы найти. - Совсем другой настрой, - похвалила Адира, сделав щедрый глоток кофе. – Попроси Скляночку. Весь сегодняшний урок рот у него не закрывался. Подавив смутное желание подавиться чаем, Уиллоу отняла чашку от своих губ и подняла на подругу смешной взгляд. «Скляночку» она узнала: паренек учился в девятом классе и имел шикарнейшие познания в химии и биологии. Зато с рисованием у него было не очень: ни карандаши, ни краски ему не давались, хотя чертил он, сказать честно, весьма неплохо. Абстрактный парадокс. - Ты теперь всем своим ученикам клички даешь? - Только избранным. Думаешь, так я бы их запомнила?

***

В актовом зале Рапунцель была лишь два раза: на день учителя, когда нужно было явиться на концерт ради тетушки Уиллоу, и на какой-то лекции о здоровье и целомудрии подростков, скучной и неинтересной, сумевшей утомить даже Юджина: к середине нравоучений он просто уснул. Сегодняшний стал для нее третьим, и, сказать честно, произвел совсем другое впечатление: пустой зал казался совсем иным. Свободным, просторным, в каком-то месте даже уютным – кресла с бордовой обивкой хорошо сочетались со светлыми стенами, украшенными разными картинами и красивыми завитушками, а окна, широкие, слегка присыпанные снегом, выходили как раз на школьный двор. Что уж говорить о сцене: высокая, с красивыми ступеньками, немного скругленными по бокам, с темно-красными шторами, подвязанными аккуратными синими ленточками и украшенными пластмассовыми бабочками – в общем, Рапунцель была приятно впечатлена. В ее прошлой школе актовый зал был совсем другим: маленьким, узким и длинным, больше напоминавшим салон самолета или церковный алтарь. И не было там ни картин, ни бабочек, ни мягких кресел. Да и, собственно говоря, мероприятий там тоже никогда не наблюдалось. Кроме концерта ко дню учителя, где младшеклассники по очереди рассказывали зазубренные стихи о любви к школе, учебе и классному руководителю. - Надеюсь, мне дадут роль обворожительного принца, богатого и состоятельного, - уныло хохотнул Юджин и плюхнулся в кресло в первом ряду. Идея со спектаклем, очевидно, совсем ему не нравилась, но плохой аттестат на тот момент не нравился больше. Чтоб ее, эту географию! - Дадут, еще как дадут! – весело отозвалось от двери. Прижимая к груди толстую папку с бумагами, в зал с опозданием на одну минуту вошла Уиллоу. – Будешь спасать принцессу. - И зачем она мне, с таким-то богатством? Его вопрос остался без ответа. Ловко запрыгнув на сцену, Уиллоу переложила все документы на близстоящую Рапнуцель, распрямила одну единственную бумажку и принялась зачитывать то, над чем предстояло работать весь последующий месяц. Не сказать, что сюжет впечатлил кого-то до глубины души; обычная сказка с вполне ожидаемым концом. Прекрасный юноша, по задумке – простой крестьянин, спасает из башни девушку, просидевшую там всю свою жизнь по велению чересчур заботливой матери. Она оказывается не принцессой, а духом Праздника, за которым охотится злой колдун. В конце, как можно было догадаться, принц выигрывает сражение, спасает прекрасную девушку, покупает им избу в центральном районе королевства и все живут счастливо, в любви и гармонии. Все, кроме колдуна. Сам виноват. Роль прекрасного юноши досталась Юджину. Спасать он будет Рапунцель – это тоже было весьма ожидаемо. А вот злым похитителем и колдуном по совместительству стал Эндрю – парень из параллельного класса, о котором Корона почти ничего не знала. То есть, знала она очень многое – ей многое рассказывали, да вот только все информаторы серьезно друг другу противоречили. Юджин жутко его недолюбливал и при любом удобном случае упоминал «скользкую натуру и мохнатые брови», тогда как Кэсс пожимала плечами и говорила что-то в стиле «обычный парень, ничего особенного». Нашелся повод пообщаться с Эндрю лично; конечно, если Юджин не прибьет его на первой же репетиции. - Давайте, сыграем разок для пробы, - освободив сцену, Уиллоу прыгнула в кресло. Юджин нехотя поднялся; Рапунцель протянула ему листок со сценарием и уселась на краю сцены, изображая печальную и несчастную принцессу в заточении. Хотя играть роль уставшего от жизни человека у нее получалось не очень: больше походило на игривую обиду. Прочистив горло, Юджин пару раз пробежался глазами по напечатанным строчкам и, кажется, не понял ни слова. - О вы, прекрасная принцесса… - Энергичнее! – прервала его монотонный порыв Уиллоу. Юджин раздраженно выдохнул. - О вы, прекрасная принцесса!.. Красивей вас на свете нет… Слышалось в его голосе четкое неудовольствие, и Рапунцель понадеялась, что это лишь минутное раздражение. Она вполне могла смириться с этим и пропустить мимо ушей до следующей репетиции. А Уиллоу почему-то не смогла. - Да что же это такое, Юджин? - Это читать невозможно, сами попробуйте! Он вспылил, взмахнув руками и немного помяв текст. Со всей стойкостью приняв тонкое и, абсолютно точно, случайное оскорбление, Уиллоу напряженно сжала губы и поднялась с места; отодвинув стушевавшегося Юджина в сторону, она зачитала все те же строчки в третий раз, с выражением, чувством и активной жестикуляцией. В какой-то момент Рапунцель забыла, что отыгрывает жуткую тоску, и заулыбалась во все тридцать два. Из зала громко зааплодировала одна пара рук – Эндрю все еще не нашел себе применение и сидел молча, ожидая, пока его персонаж наконец-то появится в сценарии. - Может, поменять нас ролями? Я тут единственный, кто еще ни разу не спасал принцессу. - Обойдешься, - резко ответил Фицерберт. - Не нужно менять. Я все понял.

***

Впервые за все три месяца общения они осознанно пошли домой вместе. Обычно это случалось само собой, после случайного пересечения у выхода и завязавшегося разговора, или если Рапунцель намеренно простила подождать ее у школьного крыльца; сегодня Юджин подождал ее сам. Уиллоу задержала ее на несколько минут после репетиции, любя потрепала за щеки, велела передать привет маме и удалилась в свой кабинет; Юджин, которого отпустили гораздо раньше, терпеливо ждал на скамейке, безразлично пролистывая ленту в социальной сети. И не было на его лице ни капли той веселости, с которой он пришел в школу. Это Рапунцель напрягало, и всю дорогу домой она осторожно пыталась вытащить из него хотя бы маленький намек на перемену в его настроении. Безрезультатно: парень молчал, иногда кивал, давал короткие ответы, когда того требовал диалог, но так и не сказал ничего по существу. - Хорошо порепетировали, правда? - Угу. И снова краткое молчание. Близился поворот; Юджин всегда сворачивал налево. Дом Короны – прямо. - Юджин, - Рапунцель глубоко вдохнула; легкие приятно затрещали, до краев наполнившись обжигающим холодом. Она была уверена, что сможет спросить у него прямо, но вся ее решительность мигом рухнула. "Ты снова навязываешься", - мерзко щелкнуло в голове, и, помолчав секунду, она с шумом выпустила из себя белое облачно, шустро растворившееся в морозном воздухе. – Застегни куртку, простудишься. Он закатил глаза, и прежде, чем успел опомниться, ощутил едва различимый прилив тепла – Рапунцель приобняла его на прощание. Иногда ей не хватало простого «до встречи», парень заметил это с самого первого дня знакомства, но подобные способы выражения чувств до сих пор вводили его в ступор. Он редко выражал себя через прикосновения, даже с девчонками, а уж тем более с парнями – там спектр тактильного взаимодействия ограничивался ударом в нос и рукопожатием. Так уж приучили: отец не был слишком любвеобильным, ограничивался нежными подзатыльниками в случае хорошего настроения и убийственным взглядом в случае плохого - бил крайне редко, всего раз за всю его жизнь, и то, за дело. В десятом классе Юджин машину его разбил, причем очень-очень круто, за что и отхватил приличный фонарь под глазом. В общем, Юджин растерялся. С ума сойти, Юджин Фицерберт, гроза девчонок, растерялся! Она ушла до того, как он успел сделать хоть что-нибудь; секундно нахмурившись, Юджин хмыкнул самому себе и двинулся дальше, в сторону дома, тихо пнув попавший под ноги маленький снежный камешек. Идея спектакля все еще ему не нравилась. Но отказываться он почему-то не хотел.