Новогодний беспредел: снежная история

В столовой было шумно. Во всяком случае, не так шумно, как на прошлой перемене: тогда ее заполонили школьники среднего звена, и все напоминало больше несанкционированный митинг или восстание планеты обезьян, чем заведение общественного питания. Относительно спокойные старшеклассники порядочно сидели за светлыми столами, в перерывах между жеваниями перебрасываясь несколькими интересными фразами. И никаких восстаний; только культурная трапеза перед долгой дорогой домой. Рапунцель без всякого энтузиазма накалывала на вилку кубические кусочки овощного салата. Накалывала, потом поднимала взгляд, заглядывая через плечо сидевшей напротив Кассандры, и снова накалывала, забывая, что еще не успела отправить прошлую порцию себе в рот. - Он на меня обиделся, - все-таки констатировала она, бросив еще один взгляд на широкую спину Фицерберта, сидевшего за Кассандрой. Весь день он с ней практически не разговаривал. Не поздоровался, отвечал не очень-то охотно, зато с другими ребятами гоготал во весь голос. Неприятно. - Скажем так, это его задело, - отозвалась Кассандра. На этом она могла бы и закончить, но, словив непонимающий взгляд, была вынуждена продолжить. – Ты же вчера помогла Эндрю. А они, знаешь ли, не в ладах. Ну да, помогла. Но разве это повод обижаться? У Юджина, между прочим, уже был человек, оказывающий ему помощь. У Эндрю же не было никого. Было бы грубо и жестоко оставлять его на произвол судьбы. Неужели из-за такой глупости она потеряла потенциального друга? - Думаешь, мне стоило его бросить? - с вызовом переспросила Рапунцель. - Ни о чем я не думаю, - с ухмылкой отозвалась Кэсс, - И ты не думай. Больше обеда влезет. Вон, посмотри на них. Живой пример. Она повернула голову в сторону, куда кивнула одноклассница. Там, явно на спор, парни соревновались, кто влупит большее количество порций гречневой каши. Ланс, кажется, снова побеждал: перед ним стояла башенка из пяти уже пустых тарелок. У парня напротив - меньше. Всем давным-давно было известно, что соревноваться с Лансом - идея заранее проигрышная, но тем не менее, переиграть его пытался каждый пятый парень параллели. Быстро потеряв интерес к местному виду спорта, Рапунцель отвернулась и подперла рукой щеку. Вздохнула. Отодвинула от себя тарелку с остатками овощей. - Может, поговорить с ним? - рассудила вслух Рапунцель. Кассандра неопределенно вздохнула. - Перебесится. Он скоро отойдет, вот увидишь. Как по команде, Юджин отошел. К другому столу, передавая Лансу стакан с чаем. Гречка действительно была суховатой, и есть ее отдельно, без какого-либо вкусового сопровождения, было сложно. - Да не могу я жить по-человечески, зная, что кого-то обидела! - Оно и видно, - Кассандра фыркнула. Ответить ей больше было нечего. Помолчав несколько секунд, она осторожно подцепила кубик перца из салата Рапунцель; кажется, этот овощ Корона совсем не жаловала. – Тебе что-нибудь сказали? Насчет глаза. С самого утра тема вчерашних рукопашных боев не обсуждалась, а единичную попытку поднять ее Рапунцель завалила сразу же. Будто бы ничего и не произошло. Она вела себя как обычно, в привычной манере заядлого оптимиста: шутки шутила, рисовала чей-то портрет на полях тетради по литературе, восхищалась морозным узором на широких окнах в коридоре, и, что самое интересное, общалась с Кассандрой рекордное количество времени: практически все шесть уроков. Откровенно говоря, Майклсон ждала совсем другого поворота событий. Если бы ей так крепко приложили, она бы, наверное, как минимум обиделась. Рапунцель же оказалась какой-то непробиваемой, в прямом смысле этого слова. Пригубив стакан с теплым, уже подостывшим чаем, Рапунцель отрицательно покачала головой, слегка нахмурив брови. - Не заметили. Рапунцель, конечно, имела представление о том, что родители мало смотрят в ее сторону, если она действует «по инструкции» и не доставляет неприятностей, но не думала, что до такой степени. Вчера, когда она возвращалась домой, пришлось столкнуться с мамой прямо в дверях квартиры; все, что она сказала – новость о свежесваренном обеде на плите. И все. Ничего больше. Да та же Адира проявила больше участия: задержала ее в коридоре, заметив синяк даже сквозь слой косметики; в отговорку «поскользнулась на льду» она явно не поверила, но докапываться до истины не стала. Зато самые близкие, по идее, люди, не смогли разглядеть «флаг Австралии» под глазом. И радостно, и грустно: обидно быть невидимкой в своем же доме, но уж лучше быть никем, чем страдать от допросов и нотаций о том, что ей, как девочке, носить такие штуки на лице не положено. Главное, чтобы и Уиллоу ничего не заметила; Рапунцель, конечно, во многом могла ей доверять, но рассказывать о «веселых» репетициях уж точно не стоило. Это же ее личная ответственность! Пусть и дальше думает, что в моменты ее отсутствия в актовом зале царит атмосфера сплоченности и абсолютного искусства. По большей части, в первый разы она приблизительно таковой и была. Отдаленно напоминала цирк "шапито", но, во всяком случае, это было весело. Ровно до того момента, как все начали бить друг друга по лицу. Нет уж, так дело не пойдет. Весь коллективный настрой срочно нужно менять. И начать стоит с малого; Юджин не может относиться к ней так, как это делают родители. Она же не пустое место! Решительно поднявшись с места, она двинулась к соседнему столу, в сторону парня, увлеченно следившего за соревнованиями местного масштаба. И за эти четыре шага, которые она сделала на пути к цели, вся решительность почему-то резко растаяла. - Юджин, - ненавязчиво начала она, слегка оттащив парня в сторону от общей толпы. Он не сопротивлялся: попросту не успел отреагировать. – Ты... Ты обиделся? Госпожа тактичность. Зато прямо и по существу. А о чем еще с ним говорить, если ни одна косвенная тема его не задевает? Ответ, в любом случае, сразил наповал. - Нет. Одно четкое «нет». Рапунцель это не устраивало. Сказать точнее, ответ ей понравился, но если бы он был хотя бы немного похож на правду, дела обстояли бы в разы лучше. - Точно? - Пойди спроси у Эндрю. С ума сойти. У Рапунцель перехватило дыхание: скорее всего, от жуткого возмущения. Он что, издевается? Здоровый лоб под два метра ростом, а ведет себя, как капризный ребенок! - Спрошу обязательно, - в тон ему отозвалась девушка, и, развернувшись, направилась к выходу из столовой. Такого поворота Юджин почему-то не ожидал. Это что получается, теперь он ее обидел? Возможно ли вообще обидеть Рапунцель, самого понимающего человека из всех ему известных? Если у него получилось, то дело действительно плохо. - Ты идиот, Фицерберт, - отозвалась Кассандра сзади. Он перевел на нее взгляд. - Это еще почему? - Пойди спроси у Ланса. Двойное издевательство. Юджин закатил глаза, и, проигнорировав тихий смешок со стороны Кассандры, покинул столовую через второй выход.

***

Квартира двести сорок пять всегда встречала Рапунцель с распростертыми объятиями. Светлая, уютная, заставленная абсолютно бесполезным, но очень красивым барахлом, небольшая, особенно по сравнению с ее собственной – обычно дом тетушки Уиллоу с порога окунал Рапунцель в странную, до дрожи приятную атмосферу. Сегодня это ощущение приглушилось. Быть может, стоило чуть меньше говорить с Юджином и чуть реже прокручивать недавний диалог в голове - тогда органы мироощущения работали бы немного по-другому. Еще у порога в ушах неприятно хлопнуло: Уиллоу жила одна, но в ее доме никогда не было настолько тихо. Нередко из комнаты шумела музыка, иногда что-то бубнил сериал, забытый на кухне, шумел холодильник или раскаленная сковородка – сегодня не было ничего, и застывший звук, казалось, можно было потрогать руками. Липкий и неприятный. Холодный. Сбросив с плеч припорошенную снегом зимнюю куртку и отставив сапоги на специальный коврик (Уиллоу тщательно вымывала полы и строго запрещала покидать преддверную зону обутым), Рапунцель прошла на кухню. Хозяйка дома молча щелкнула кнопку электрочайника – и без вопросов ясно, что обе от чая не откажутся. Хоть что-то с этом доме начало шуметь. Рапунцель сразу стало легче. - Мама передала тебе мясной рулет, - сходу начала она, вытаскивая из рюкзака два судочка. – И еще… Я испекла печенье. Уиллоу, кажется, оживилась и удовлетворенно хмыкнула. Оставив на столе коробку с печеньем, она переместила рулет в холодильник и несильно хлопнула дверцей; медленно сполз закрепленный магнитиком цветастый список дел с перечеркнутыми строчками и красивыми желтыми галочками. День у нее, кажется, и вправду был немного напряженный: издалека казалось, что пунктов в списке не меньше десяти, и большинство из них не отмечено никаким опознавательным знаком. Сняв с двери исписанную бумажку, Уиллоу решительно отправила ее в мусорное ведро. - Ты какая-то притихшая, - отметила она, когда чайник наконец-то завершающе щелкнул. Рапунцель молча изумилась. В ее голове сидело огромное количество мыслей, там же толпилось огромное количество тем для разговора, но, едва завидев Уиллоу в таком опечаленном состоянии, все в один голос отказались выходить наружу. Всего три месяца Рапунцель общалась с ней лично, но даже за такой короткий срок невероятно с ней сблизилась. Буквально нашла родственную душу – в самом прямом смысле этого слова. Уиллоу – единственный человек, который хотя бы пытался ее понять. Получалось у нее не всегда, но хотя бы за старание Рапунцель была ей чрезмерно благодарна. - Я? – переспросила девушка, - По-моему у тебя еще тише. - Голова раскалывается, - коротко пояснила Уиллоу и прислонилась к темной столешнице, скрестив на груди руки и упершись взглядом в пол. Рапунцель была уверена, что она соврала. Правда, только первые пару секунд: потом вся убежденность рыхло рассыпалась на кучу маленьких песчинок. У Уиллоу сложная работа: Рапунцелль нередко сравнивала преподавательство с талантом и призванием, с выдержкой, стойкостью и стальными нервами. Даже самому открытому экстраверту непросто найти общий язык с каждым учеником; не каждому интроверту удастся часами сидеть над отчетами. А учителям удавалось. Каким-то образом у учителей получалось совмещать все сразу, а потом делить это на секции «дома» и «работы». Уиллоу имела полное право уставать. И даже если она соврала, на это абсолютно точно были свои причины. Рапунцель не обязательно их знать: взрослым не стоит делиться своими мыслями и проблемами с детьми. Так уж заведено в их семье: для начала нужно вырасти. Каждый раз, когда во время семейного ужина Рапунцель вновь отсылали в свою комнату, она сквозь зубы говорила себе: «так нужно». Идиотское правило. И тем не менее, никто не решался его нарушить. Щелкнул чайник, и Уиллоу шевельнулась, опустив согнутую ногу на пол. Рапунцель машинально взглянула на ее аккуратные стопы. Бледные и натруженные: по долгу службы и активной жизненной позиции Уиллоу, наверное, суммарно обошла весь земной шар трижды, а потом развернулась и прошагала столько же в обратную сторону. Возможно, даже босиком: в ее квартире тапки всегда стояли на дальней полке, на всякий случай, если вдруг на пороге заявятся гости с нежными пятками. Арианна, например, не ходила босой даже на пляже, и, по иронии судьбы, вышла замуж за такого же стопоненавистника. Отец Рапунцель терпеть не мог тихое шлепанье ступней по паркету; за хождение без обуви девушке часто прилетало. Относительно часто: обычно домой он попросту не приходил. Иногда Рапунцель ловила себя на мысли, что была этому рада. В квартирной тишине можно было нарушать отцовские запреты, хотя бы понемножку, а в доме Уиллоу так и вообще можно было расслабиться. Странно, что абсолютно чужое место вдруг стало таким родным. Как лесное убежище, построенное из палок и разных веток, только более прочное и теплое, во многих смыслах этого слова. Здесь можно было немного побыть собой, расслабиться, забросить ноги на диван и не следить за осанкой. Может, иногда это было и к худшему. Рапунцель забывала себя контролировать. Забыла и сейчас, невольно сжавшись под давящей атмосферой тишины. Этот странный неуют давил на черепно-мозговую коробку, спутывая все мысли, приятные и неприятные, в один большой лохматый клубок. Грязно-белый, с блесточками - собственно, как и все ее страхи, присыпанные великими надеждами на будущее. - Тетя Уиллоу, скажи… - она слегка замялась, нервно теребя рукав широкого свитера. В голове больно щелкнул переключатель. Стоило бы прикрыть рот, но принцип «доводи любое дело до конца» ей этого не позволил. Если уж начала, то, будь добра, закончи. – Тебе одиноко не бывает? Женщина на секунду призадумалась, болезненно сдвинув брови к переносице. На ее лбу залегла темная морщинка. Никогда в жизни Рапунцель не видела морщин на лице тетушки. На секунду стало страшно. Проморгавшись, Уиллоу наконец подняла на племянницу взгляд. - Что ты имеешь в виду? - Ну, ты живешь одна, и в пустой квартире… - С чего ты взяла, что мне одиноко? – слишком резко спросила Уиллоу, но почти сразу же черты ее лица снова смягчились. Рапунцель видела, сколько усилий ей требовалось для того, чтобы подавить клокочущее внутри раздражение. Не столько видела, сколько чувствовала: от женщины исходила жаркая волна, неровная и изогнутая, с острыми краями, похожими на крышку от консервной банки. Может, Рапунцель бы и порезалась, если бы молчание продлилось минутой дольше: тихо прочистив горло, Уиллоу отделилась от столешницы и опустилась на корточки. Как перед ребенком, когда очень нужно завладеть его вниманием. Это неприятно укололо Рапунцель под горлом, но она молча проглотила свое секундное недовольство. - Не обязательно в жизни должен быть один главный человек, понимаешь? – Уиллоу осторожно взяла руки племянницы в свои. Холодные. Не отогрелись с мороза. – У меня есть ты, твоя мама, ее непутевый муж, друзья и любимая работа. И мне не нужен кто-то еще. Мне хорошо так, как сейчас. Рапунцель молча вглядывалась в их переплетенные пальцы. Поднять глаза не хватало смелости: она уже чувствовала себя жутко провинившимся ребенком. Было бы легче, если бы Уиллоу просто наорала на нее, но тетя никогда не использовала грубые методы. Она считала, что спокойным разговором можно решить куда больше проблем, что диалог помогает донести суть намного лучше невнятных криков, и, черт возьми, была права. Разговоры с ней либо заменяли сеанс психолога, либо доводили до него – третьего не дано. Обычно работал первый вариант. Сегодня баланс в природе решил восстановиться. В последний раз сжав хрупкие ладошки, Уиллоу с тихим вздохом поднялась на ноги. От недавнего раздражения на ее лице не осталось ни единого следа, даже самого маленького, едва-едва заметного. Рапунцель, мысленно досчитав до трех, все-таки решилась взглянуть на нее. - Извини, - тихо выдохнула она, не до конца поняв, за что только что попросила прощения. Уиллоу замерла. – Мне, наверное, пора. Домашка, все такое. - Конечно. Я проведу. Чай остался нетронутым. И только когда дверь за спиной закрылась, до Рапунцель дошло, что именно она спросила. Они похожи, практически одинаковы, но даже этот факт не может заставить хотя бы иногда держать язык за зубами. Рапунцель сказала лишнего. Задела какую-то тонкую душевную струну, и, судя по всему, сделала это очень неаккуратно: Уиллоу стало больно. Она соврала. На двести процентов Рапунцель была уверена, что тетка ей соврала. Ей не нравилось одиночество, ей не нравилась пустая квартира, и, очевидно, ей не очень понравился этот разговор. Впрочем, как и Рапунцель. И, раз уж они с Рапунцель так похожи, может, и будущее у них одинаковое? Это жалило Корону сильнее всего. Всю ее недолгую жизнь одиночество тихо ходило рядом, иногда наступая на пятки и обнимая за плечи по ночам. Оно тихо жужжало в уши, когда отец молча проходил мимо, даже не поздоровавшись. Страшнее всего для Рапунцель было остаться вдвоем с Одиночеством на всю жизнь. Так, как осталась Уиллоу – ее родственная душа. Невольно Рапунцель вздрогнула. То ли от собственных мыслей, то ли от холода – ветер усилился и пронизывал едва ли не до костей, и даже теплая зимняя куртка не спасала от этой неприятной напасти. Сильнее укутавшись в шарф, она на секунду зажмурилась, стараясь хотя бы немного отогреть веки и глазные яблоки, но тут же поняла, что сделала это зря. Рапунцель с кем-то столкнулась. В темном переулке недалеко от собственного дома. Страх мгновенно схватил ее за горло; всего пару часов назад мама настоятельно просила идти по главной, освещенной дороге и не срезать путь. Наверное, стоило ее послушать. Широко распахнув глаза, она резко подняла на человека взгляд. Страх сменился недоумением. Напротив стояла Кассандра. Растрепанная, без шапки, в легкой домашней футболке под не застёгнутым пуховиком, она глядела с таким же удивлением в ответ – даже в потемках городской подворотни Рапунцель отлично разглядела выражение лица одноклассницы. И к гадалке ходить не надо: произошло что-то нехорошее. - Кэсс? – растерянно выпалила она, абсолютно забыв о том, что только что хотела непринужденно поздороваться. – Что-то случилось? - Ничего, - Она соврала. Рапунцель не могла разглядеть, какого цвета у Кассандры губы, но могла поклясться, что они посинели. И ей уж точно не послышалось, как от холода у одноклассницы дрогнул голос. - Перестань, ты же промерзнешь! – с нажимом упрекнула Рапунцель, еще раз окинув девушку беглым взглядом. Мороз крепчал, и оставлять полураздетую Кассандру на темной улице, в поздний и холодный час она не собиралась. Как минимум, из соображений совести: людям нужно помогать. И плевать, что отец открутит ей голову, если узнает о неожиданных гостях. – Давай, отогреешься у меня. - Все в порядке, правда, не нужно… Рапунцель схватила ее за руку, холодную и немного шершавую из-за сурового зимнего ветра – у Кассандры не было еще и перчаток – и потянула ее за собой. Сопротивления не последовало. В потемках завернув за угол дома с яркой табличкой «Солнечная улица», Рапунцель наспех набрала код домофона, и, после краткого неприятного писка, вошла в подъезд. Аккуратный, прибранный, даже без произведений искусства на стенах – как-никак, дом все-таки элитный, для жильцов с высокими чинами. Как у ее отца, например. Человека, который, по большому счету, имел все, кроме понятия сострадания. Иногда Рапунцель ловила себя на мысли, что предпочла бы маленькую квартирку в грязном подъезде своим хоромам с высокими потолками и широкими окнами – лишь бы делить квадратные метры с людьми, способными думать не только о деньгах и собственном положении. Поднявшись на третий этаж, Рапунцель выпустила чужую руку из своей и приложила к губам палец, осторожно приоткрывая дверь. Убедившись в безопасности затеи, быстро протащила подругу в свою комнату и, не снимая ботинок, на цыпочках вернулась к входной двери, намеренно громко звякнув ключами и от души хлопнув по тумбочке. - Родители, я дома! - Ты одна? Рапунцель нервно хихикнула, обернувшись на окрик из родительской комнаты. - Н-ну а с кем еще-то, мам? При приглушенном комнатном свете Кассандра выглядела совсем по-другому. Но в одном Рапунцель точно не ошиблась: ее губы синие, а все ее тело до сих пор трясло от холода. Все, что на ней было – тонкая футболка, стилизованная под рыцарские доспехи, и черные спортивные штаны, которые явно не обладали способностью сохранять тепло и возвращать его хозяину. Даже носков не было; усевшись по-турецки на расстеленную кровать, Кассандра, завернутая в махровый халат и одеяло, крепко сжимала чашку с только что вскипяченным чаем обеими руками, поставив ее дно на наглухо промерзшую пятку. Понемногу становилось теплее. Рапунцель молча смотрела на ее руки. Красные, обветренные, испещренные мелкими полосочками, как земля в пустыне, пересохшие и треснувшие, немного дрожащие от переохлаждения – интересно, как долго Кассандра ходила по пустым заснеженным улицам. - Почему ты это делаешь? – вдруг тихо спросила она, оторвавшись от разглядывания горячих бутербродов на тарелке. – Тебе из-за меня влетит. - Не страшно, - в тон ей ответила Рапунцель. А потом, понизив голос до едва различимого шепота, добавила. – Мы же друзья. Еще до того, как Кассандра подняла на нее взгляд, она ощутила, как запылали ее щеки. Эти слова вырвались случайно, буквально без ее участия, и Рапунцель вовсе надеялась, что они останутся неуслышанными. Зачем она сказала это вслух, если еще пару дней назад доказывала себе, что не считает Кэсс близким человеком? Их "не-дружба" была взаимной, и в этом Корона была уверена даже больше, чем в правильности написания собственного имени. И Кассандра, как самый прямолинейный человек, абсолютно точно скажет это вслух. Неловкая ситуация. Наверное, услышать в ответ фразу: «ты правда думал, что мы друзья?» боялся каждый. Не потому, что это больно или неприятно, и не потому, что уровень неловкости сразу же возрастает до запредельного – нет, просто потому, что ты решаешься открыть человеку душу, а потом не знаешь, как закрыть ее обратно. Мысленно приготовившись к моральному удару, Рапунцель заглянула Кассандре в глаза, и не увидела там ничего такого, что могла бы ожидать. Удивление быстро сменилось чем-то другим, странно-умилительным, но это было совсем не похоже на то, как родители смотрят на очередную глупость своего ребенка. Это не было похоже на то, как обычно смотрят на маленького и беспомощного щенка. Похоже на человека, которому впервые за долгое время сказали что-то очень приятное. Неожиданно и без предупреждения. - Да, - кратко выдохнула она, снова уперевшись взглядом в собственные руки. – Спасибо, Рапс. - Рапс? – хохотнула Рапунцель, непонимающе нахмурив брови. - Рапунцель, - поправила себя Кэсс. Ее взгляд нервно метнулся к нетронутым бутербродам, туда и обратно. – Извини, я машинально. - Нет-нет, - Рапунцель развела руками, - мне нравится. Лучше называй меня так. Хорошо звучит. Рапс. Хорошо звучит! Просто и со вкусом. Она несколько раз проговорила это прозвище про себя, растянув его по буквам и попробовав каждую по отдельности кончиком языка. Приятное, сладковатое тепло ошпарило ее где-то в районе желудка. Неужели друзей так и заводят? Абсолютно спонтанно, порывисто и без всякого предупреждения. Как снег на голову, честное слово! И почему снег вообще падает на голову? - А все-таки, - осторожно начала Рапунцель, слегка заломив пальцы от волнения. - Ты всегда гуляешь так поздно? Почти получилось. Кассандра напряглась, и выражение ее лица вдруг помрачнело. - Долго рассказывать, - после недолгого молчания отозвалась она. - С отцом рассорилась. Рапунцель понимающе кивнула. О тяжести подобных ссор она знала просто отлично. Вряд ли отец Кассандры брал у Фредерика уроки ужасного поведения, но, наверное, отстаивал свою точку зрения в не менее упрямой манере. Он же все-таки полицейский. - День просто идиотский, - выдохнула Кассандра, тихо стуча по дну чашки пальцами. Повернувшись на пару градусов, она, приподняв руку, указала па подушку большим пальцем через плечо. - Ты не против, если я... - Нет-нет, что ты, конечно нет. Располагайся. Лампа мешать не будет? Я алгебру не закончила. Кассандра отрицательно качнула головой. Отдав Рапунцель чашку, она осторожно перекатилась на другую сторону кровати, и, отвернувшись от источника света, еще долго смотрела, как тень ее подруги неясно дрожит на стене.