***
Солнца еще не было: рассвет зимой всегда наступал поздно, где-то на втором уроке, и в школу приходилось добираться со светом фонарей, по сугробам и скользким тропинкам. На самом деле, это было не так уж и трудно: дороги расчистили и посыпали песком, а в фонарях, почти во всех, лампочки заменили на какие-то экономные: светили они ярко-белым светом, почти как днем, и от их света, казалось, становилось только холоднее. Юджину больше нравились желтые, теплые фонари; от них сразу как-то уютнее становилось, и даже он, человек, который всей душой ненавидел зиму, вдруг находил в ней что-то действительно красивое. Шагая по протоптанному пути, он вдруг задумался о том, что Рапунцель, наверное, тоже эти холодные фонари не любит, и, скорее всего, это будет первым, что она скажет при встрече. От этого встретиться хотелось быстрее: Юджину вдруг загорелось узнать, прав ли он в своих догадках. Отряхнув от снега ноги, парень шустро вошел в теплое помещение и едва ли не вслух обрадовался, что может вытащить из воротника нос – он не рассчитал силу холода на улице и самонадеянно оставил шарф дома. Он остановился у гардероба, осмотрел глазами весь холл, добротно украшенный им и его одноклассниками, но так и не увидел Рапунцель. А потом одернул себя и просмотрел зал еще раз, но искал уже Кассандру, просто чтобы доказать себе, что он не зациклился. Майклсон он нашел: она стояла в другом конце фойе, у скамеек, и засовывала шапку в рукав зимней куртки. Юджин, шустро раздевшись и пригладив взъерошенные шапкой волосы, решил подождать ее у входа в гардероб. - Сегодня не опаздываешь? – вместо приветствия спросил он, когда Кассандра подошла к нему на достаточное расстояние. - Хочу смотреть на Зан-Тири как можно дольше, - с усмешкой фыркнула она в ответ. Именно по этому смешку Юджин определил, что все в порядке: вообще-то, вчера он на самом деле переживал за Кассандру. Просто решил не спрашивать у нее напрямую, что все-таки стряслось той ночью. Неловко ему, что ли, было. Все же в порядке, значит, и париться уже не нужно, верно? Воспользовавшись небольшой паузой, ребята отдали верхнюю одежду лично в руки дежурным и выбрались из толпы, собравшейся вокруг гардеробной стойки. Но в сторону классов они почему-то не двинулись, по какому-то негласному соглашению, и оба свернули в другую сторону, не спеша шагая мимо красивого новогоднего фотостенда и скамеек со школьниками. - Смотрела вчерашний бой? - Конечно, - кивнула Кассандра, и Юджин обернулся к ней с живейшим интересом: он был уверен, что подруга даже время тратить не станет, но, как оказалось, все-таки решилась на просмотр. Пусть даже и боролись спортсмены, которых она, увы, не сильно уважала. – Не ожидала такого в третьем раунде. Но это было красиво. Юджин, наоборот, очень восхищался одним из участников вчерашнего сражения, так что пропустить подобное шоу не смог бы ни за что в жизни. Это был первый раз за долгое время, когда традиция смотреть чемпионаты вместе вдруг сломалась: он просто забыл позвать Кассандру, еще за неделю убедив себя в том, что она откажется. А Кассандра просто промолчала: может, действительно не хотела соглашаться, а может, из принципа, кто ее разберет. - О-о, третий раунд был мощным. Такой удушающий! - вслух согласился Юджин. – В пятницу Рассел борется с твоим любимчиком. - У тебя? – Без лишних прелюдий спросила Кассандра. Фицерберт ответил ей не сразу: отвлекся на Рапунцель, вдруг появившуюся в дверях школы. - М? Да, соберемся у меня. Кассандра снова подняла на него взгляд. Потерялся, что ли? Вроде бы, вопрос был совсем не сложным, а задумался так, будто бы она попросила тригонометрическое уравнение в уме решить. Странный какой-то, очень странный. Может, не выспался? Спросить она, однако, не успела. Да и не очень-то рвалась, если честно. - Доброе утро, ребята! – Радостно подлетела Рапунцель и по очереди приобняла обоих за плечи. Юджин наконец вынырнул из прострации. – Вы видели эти новые фонари по дороге в школу? На них такие милые завитушки! Юджин успел усмехнуться от мысли, что он был прав. А потом усмехнуться еще раз, но теперь от того, что ход мыслей Рапунцель, оказывается, не так прост, как ему казалось. Прошляпил. Ну, во всяком случае, был близок к победе.***
Шесть уроков по неясным причинам пролетели очень быстро. Настолько быстро, что Юджин даже проголодаться не успел – обычно это у него всегда получалось. И едва он успел обрадоваться свободе от внеурочных мероприятий, как Рапунцель ошарашила его очень приятной новостью: холл украшен, значит, пришло время взяться за их классный кабинет. Грустная новость, очень грустная, и, чтобы скрасить великую печаль, было принято решение послать Макса, местного отличника, в буфет. Он ворчал и сопротивлялся, но, поддавшись обаянию Рапунцель, нехотя поплелся на первый этаж. Люди оживились. Работа пошла. Из недр учительского шкафа вытащили целый короб с разными украшениями. Девчонки разгребали гирлянды и бумажных балерин. Парни разводили краску для рисования на окнах. Адира пообещала достать елку. И пусть никто, кроме Рапунцель, идеей украшения класса не горел, все работали, дружно и слаженно, чтобы справиться с задачей как можно быстрее и со спокойной душой уйти домой. Во всяком случае, все себя в этом убеждали; на самом деле, каждому было ясно, что такого больше не повторится. Этот год был последним. И все. Дальше – свободное плавание вдали от дома, разлука, новая глава в жизни. Казалось бы, еще полгода целых, куда спешить-то – считай, два лета впереди; но не каждый по-настоящему помнит, насколько быстро пролетают летние каникулы. Вроде бы, только началось, а потом – хоп! – и август заканчивается, а ты так и не успел распробовать его как следует. Время летит очень быстро, и чем старше мы становимся, тем лучше мы это понимаем. Совсем скоро школа кончится, и не будет больше этих шумных перемен, шуточек от Ланса и Юджина, занудных замечаний от Макса и наставлений Адиры. Нужно успеть этим насладиться; в учебных буднях есть своя, особенная романтика. В последний раз они украшают класс вместе. В последний раз они разгребают коробку с разными новогодними штучками. И в последний раз они выступают на школьной сцене с новогодним спектаклем. Этот выпуск просто обязан стать лучшим. И Юджин его ждал, даже несмотря на то, что до сих пор не имел понятия о том, кем станет в будущем. Что ему дальше-то делать? Где вообще его место? Должно же в этой жизни быть что-то такое, для чего он определенно создан, что-то именно для него, как бы странно это ни звучало. В мире так много вещей, так много профессий и занятий, что просто глаза разбегаются. Как же выбрать ту одну, с которой ты точно сможешь найти себя и больше никогда не терять? Аккуратно придерживая Рапунцель, пока она, неровно стоя на узком подоконнике, разрисовывала стекла новогодними узорами и картинками с малой смысловой нагрузкой, Юджин бессмысленно всматривался сквозь Кассандру, распутывающую цветные ленточки. Каким-то образом она еще с седьмого класса знала, к чему будет стремиться в жизни – этим ее качеством парень действительно восхищался. И ему же немного завидовал: у самого-то не было четкой определенности. В одно время Юджин думал, что пойдет на механика (но копаться в машинах несколько дней подряд он почему-то не мог), потом был уверен, что поступит на экономиста, думал об армии, а в конце-концов вдруг забоялся, что просто сядет в тюрьму (и, может, когда-то и сел бы, если бы Кассандра не вытащила его из компании Сталиан и ей подобных) – и это все при том, что в детстве он мечтал стать пожарным! Сложно, в общем, определять свое будущее. Может, именно это он у деда Мороза и попросит – знак, что он хотя бы приблизительно движется в правильном направлении. - Какой цвет подойдет лучше? – кряхтя спросила Рапунцель, прогибаясь назад с причудливой палитрой в руках; подоконник был действительно узким, так что Юджину пришлось немного напрячься, чтобы не уронить девушку на пол. - Зеленый, - в один голос с Кассандрой ответил он и обернулся: Майклсон, которая все это время была рядом, у коробок, безуспешно пыталась выбраться из плена гирлянды, но, кажется, запутывалась еще сильнее. Бесилась, очевидно – это было в ее характере – но виду не подавала и стойко делала вид, что все идет по плану. Юджин тихо рассмеялся, но, вспомнив, что при таком раскладе ему придется драться с Кассандрой, быстро стянул улыбку со своего лица. Почему-то хотелось закончить украшение класса без агрессивных происшествий; настроение от всех мыслей о будущем упало ниже плинтуса, и ничего с этим поделать он не мог. Кассандре в самом деле было не до его смешков: она настолько безнадежно запуталась, что была готова просто разорвать эту новогоднюю удавку веселых цветов радуги на много маленьких кусочков. Как раз в тот момент, когда она окончательно приняла сторону насилия и натянула гирлянду двумя пальцами, Адира принялась за ее спасение. Ланс, ходивший за ней с елкой на плече, все еще громко искал ответ на вопрос «куда ставить?». Адира справлялась быстро, и, вроде бы, находила выход из положения, потом замирала, хмурилась и перебирала другие варианты решения головоломки. Кассандра чувствовала себя беспомощной. А она ненавидела чувствовать себя беспомощной, злилась, раздражалась и пыталась решить проблему своими силами, даже если она была абсолютно безнадежной; помощь она просила редко, и то, только у отца, если дело принимало серьезный оборот. А тут – Адира, человек, который по непонятной причине раздражал ее уже больше шести лет. Неприятно. - День добрый, - вдруг раздалось из дверного проема, и Кассандра вздрогнула. Случайно как-то, без особой причины: всего лишь Зан-Тири наведалась в их класс. Адира даже не обернулась. Перебросила гирлянду еще раз, перевернула накрест и дала ученице право закончить все самой, и только потом отошла к коллеге. Откровенно говоря, физик была последним человеком, которого Адира хотела видеть на пороге своего кабинета. – К празднику уже готовитесь, значит. Интересно, интересно… - Внеурочная деятельность, - Адира едва подавила раздраженный вздох. Получилось, вроде бы, неплохо: сдерживать себя она умела ну просто замечательно, но Зан-Тири периодически доводила ее до такой агрессии, что никакой пустырник не помогал, даже в двойной дозе. Иногда казалось, что делает она это специально, просто оттого, что ей скучно. Небось, еще и дневник с записями ведет; отмечает, скольких людей за день ей удалось выбесить. - Ерундой занимаетесь, - непринужденно ответила коллега и обвела взглядом комнату. – От учебы отвлекать будет. Сплошной праздник в голове. И никаких формул. - От пары снежинок в их головах мозгов не убавится. - О-о, убавится-убавится, еще и в минус уйдет, у таких, как Фицерберт. Обсуждать учеников в негативном ключе Адира не любила. Особенно, когда обсуждать начинали ее учеников – считай, твоих детей, пусть и приемных, грязью поливают. Право на это имеет только классный руководитель, и то, Адира им не пользовалась: методы у нее были совсем другие, и, вроде бы, рабочие: за семь лет она вырастила очень неплохих ребят. Гордилась ими, любила их, но вслух этого, конечно же, никогда никому не скажет – отчего-то казалось, что будет лучше, если никто не будет об этом знать. Ее образ суровой классной руководительницы так и оставался непоколебимым. - Вы просто так зашли или по делу? – оборвала физика Адира и угрожающе обернулась к ней лицом; обычно на коллегу она дольше пяти секунд не смотрела, чтобы лишний раз себя не провоцировать. - Отчет по посещаемости, - она неторопливо протянула ей стопку бумаг. Адира приняла их не сразу: она все еще смотрела Зан-Тири в глаза, с раздражением и ничем не прикрытой угрозой; та, в свою очередь, непринужденно разглядывала рисунки на окнах. Уходить она не собиралась. Адира решила ее поторопить. - Вас, наверное, в кабинете заждались. - У меня окно. - А вы проверьте. Зан-Тири с вызовом посмотрела ей в глаза, немного угрожающе, но Адира никогда не проигрывала в подобных гляделках. Беззвучно хмыкнув, физик медленно вышла за дверь, так вальяжно, будто бы делала всем одолжение, освободив целый класс от своего общества. Впервые в жизни Кассандра искренне зауважала своего классного руководителя. А потом резко себя одернула: вообще-то, по уставу, сложившемся еще в шестом классе, она обязана Адиру ненавидеть. Но, все равно, тот факт, что она заступилась за свой народ перед Зан-Тири, позволил ненавидеть ее капельку меньше. Тем более, что физик разглядывала не только рисунки на окнах; обернувшись напоследок, она несколько секунд смотрела Кассандре в глаза, не моргая, с нехорошим холодком в зрачках. Впрочем, Зан-Тири не умела смотреть по-другому. Впервые за всю школьную жизнь Кассандра вдруг осознала, что с классным руководителем ей, в большей степени, повезло. Адира об этой мысли, конечно же, никогда не узнает.