***
Утро для Рапунцель началось слишком поздно: даже несмотря на то, что в расписании произошли изменения, и первые два урока были благополучно отменены, она умудрилась проспать. Впервые за весь год! И как раз в тот день, когда ей действительно нужно было явиться в школу вовремя. Замечательно, просто замечательно! С грохотом перебегая из угла в угол, она на ходу хватала все необходимые вещи, параллельно натягивала на себя школьную блузку, первую попавшуюся, заправляла кровать и сбрасывала в рюкзак необходимые книги и тетрадки, оставшиеся на одеяле ввиду вчерашнего заучивания геометрических теорем. Оттуда же выпало экзаменационное пособие по обществознанию, так что пришлось взять его с собой, просто машинально – вдруг пригодится. Парту подпереть, например. Зато из комнаты Рапунцель выходила на цыпочках. Медленно проскользнула мимо ванной, мимо зала, мимо родительской спальни – там пришлось немного замедлиться, чтобы не громыхнуть открытой дверью о стену. Машинально девушка заглянула внутрь; там, под новогоднюю рекламу кока-колы из телевизора, в кресле спал отец. Всего десять часов утра, а он уже устал от всех домашних дел и снова решил отдохнуть. Удивительно. Должно быть, мамы дома не было. Едва за спиной закрылись входные двери, Рапунцель снова сорвалась на бег, такой быстрый, что сам Усэйн Болт позавидовал бы – опаздывать на географию, на урок классного руководителя, очень не хотелось. И она бежала, скользя по неровному льду ботинками и задыхаясь от холодного воздуха, чувствуя, что еще немного, и схлопнется носоглотка; главное, чтобы это произошло уже после того, как она доберется до дома знаний. И она добралась. Быстрее, чем предполагала: до урока, как оповещали громадные часы в главном холле, оставалось еще полминуты. Шустро сбросив с себя пуховик, она приготовилась бежать дальше, но попросту не могла отдышаться, и, едва ли не сгибаясь пополам, медленно брела вдоль скамеек. Она и без того в беге была не очень сильна, а тут такой марафон по морозу – естественно, легкие едва ли не вдвое сложились. Борются за свое существование, если это можно так назвать. - Эй, Рапунцель! – окликнули ее сзади, и ей пришлось остановиться. Это был Эндрю. – Доброе утро! Ты что, в спортсмены подалась? Ей дышать-то было трудно, а тут членораздельного ответа требуют – чистое издевательство над человеческой личностью. Не найдя в себе сил для говорения, она просто кивнула. Эндрю подошел ближе. Подшучивал он без злобы, просто по-товарищески, а потому можно было позволить себе короткое молчание в ответ. Хотя, вообще-то, Рапунцель с трудом отличала, когда в нее летели шутки обидные, а когда – нет; уж слишком доброжелательная, и сама охотно это признавала. И тем не менее, чувство юмора Эндрю не казалось ей злым или жестоким. Поравнявшись, они двинулись вдоль скамеек, к главной лестнице. - Легкие убьешь, нельзя же по морозу. Она, вообще-то, уже и без него поняла, чего делать по морозу не стоит. Раньше бы предупредил, что ли. Например, звонком в восемь утра; не пришлось бы бегать, разбуди он ее в подходящее время. Но, увы, их отношения были совсем другого уровня. Даже номерами не обменялись; только страницами в социальных сетях, и то, для дела. Все-таки выступление у них совместное, мало ли, связаться нужно будет, для пользы дела. - Так сегодня все в силе? – непринужденно спросил он, и Рапунцель на секундочку растерялась. Формулировка вопроса сама по себе была странной: они, вроде бы, никаких личных встреч не назначали, даже не общались после того, как по домам разошлись. Она уже открыла рот, чтобы переспросить его, но вместо нее это сделал Юджин. Его удивительная способность появляться из ниоткуда грозилась довести Рапунцель до инфаркта. - Что в силе? – грубо переспросил Фицерберт, и атмосфера диалога моментально сменилась на тревожную. Эндрю усмехнулся, немного даже издевательски, так, будто бы у него какую-то глупость спросили. В присутствии Юджина его режим «хорошего парня» почему-то давал сбой и выключался. - Репетиция, что еще-то. Забыл, что ли? Сегодня четверг. Юджин напрягся сильнее: этот тон, эта манера говорения просто выводили его из себя, а если прибавить еще и недавнюю шутку со скотчем, так вообще взорваться хотелось. Рапунцель это чувствовала – напряжение с обеих сторон – и, как обычно, постаралась разрешить это мирным путем, без жертв и кровопролитий. - Конечно! – как можно жизнерадостнее ответила она и машинально дернула свободной рукой, просто чтобы отвлечь на себя внимание. – Как обычно, после уроков. Юджин не расслаблялся, и эта его энергетика напряжения понемногу заряжала и Рапунцель. Ей это не нравилось; приходилось снова изображать напускное спокойствие и открытость, лишь бы драки не допустить. У нее-то ни с кем в общении проблем не было, а вот у Юджина, кажется, полно – и все ведут к одному лишь задире из параллельного класса. - Супер, - Эндрю кивнул. – Тогда увидимся. - Увидимся, - помахала ему вслед Рапунцель, и, перехватив лямку рюкзака, обернулась к Юджину. Он стоял неподвижно и смотрел прямо на нее. Не моргая. – Чего? - «Уфидимся», - передразнил ее парень, раздраженно закатывая глаза для пущего эффекта. Корона устало запрокинула голову. Ну ребенок, в чистом виде ребенок! Кассандра бы леща ему за такое прописала, но Рапунцель, со всем своим самообладанием, просто развернулась к главной лестнице. – Да пошутил я, пошутил. Рапунцель! Шутил Юджин, кстати, не в последний раз: видно, проснулся в хорошем настроении, а после того, как Эндрю отошел на безопасное расстояние, так и вообще самым счастливым человеком стал. Отхватили все, начиная с Адиры – опоздание на урок он объяснил тем, что переводил через дорогу колонну из двадцати бабушек – и заканчивая слишком увлеченной актерской игрой на очередном прогоне сценария. Отчасти, из-за этого серьезной репетиции и не получилось: Юджин ослабил уровень всеобщей самоорганизованности, Вэриан, решив его поддержать, зачитывал сценарий с немецким акцентом и заменой особенно важных слов, Ланс активно свистел из зала, а Рапунцель хваталась за голову: тетя Уиллоу оторвет ей все, что физически можно оторвать, если узнает, что за десять дней спектакль продвинулся лишь до парочки самостоятельных реплик от каждого актера. Текст по-прежнему почти никто не выучил: у того же Юджина монологов было так много, что сам Чацкий был молча позавидовал. Выучить это за десять дней, конечно, было сложно; до сих пор парень работал с листочком, где мелкими буквами был напечатан весь сценарий в первоначальной редакции, с правками карандашом и подчеркиванием особенно важных линий. Все сорвалось окончательно, когда пришли младшие сестренки Ланса; у них, вообще-то, тоже роль была, но настолько незначительная, что даже полноценных репетиций не стоила: с таким же успехом можно было просто позвать их прямо перед выступлением, на генеральный прогон. Два слова, три прыжка вокруг собственной оси и фокус с исчезновением со сцены – вот и весь их репертуар. И тем не менее, они пришли. Брата навестить, наверное. Ланс поднялся с места. И только Кассандра решила, что начался перерыв от его бесконечных шуток (которые всю репетицию действительно заставляли ее хохотать), как рядом шумно плюхнулась Рапунцель. Перерыва не будет. Перевернув сборник экзаменационных заданий по истории лицом вниз, чтобы глаза не мозолил, Кассандра, подперев кулаком подбородок, вопросительно взглянула на подругу. Пару секунд она молчала. Развалилась в кресле и нахмурилась, как ребенок, скрестив руки на груди и обиженно надув щеки. Изо всех сил Кассандра сдерживала желание рассмеяться. - Это просто невыносимо, Кэсс, ты посмотри на них! - Ага. - Нам выступать совсем скоро, а никто даже текст до конца не выучил, а еще и на репетиции не все ходят, хотя участников больше, чем волос на моей голове! - Ага. - А еще движения эти по сцене непонятные, неотработанные, как… - Ага. - Как… Ты что, издеваешься? Кассандра закусила губу; смех пробирал ее настолько сильно, что казалось, еще немного – и она попросту взорвется от напряжения. Рапунцель такого неуважения к себе уж точно не потерпит, и ее гнев, такой, как сейчас, по-детски милый, усилится раза в три, и тогда Кассандра точно умрет от хохота. Нужно было держаться. Жить хотелось. Рапунцель прорычала что-то невнятное и в недоумении развела руками; ответа на ее нечленораздельное изречение не последовало. - Издевательство, - в последний раз пробурчала она и стихла. Обиженно смотрела на сцену, и, поерзав в кресле, шумно шмыгнула носом. Кассандра не удержалась: тихий смешок все-таки из нее вылетел. – Смешно тебе? - Рапс, впереди еще две недели. Не запаривайся ты так, все успеется. - Всего лишь две недели. Время на самом деле летело быстро, с этим Кассандра была согласна. Но не настолько же, чтобы за две недели не успеть подготовить спектакль! Некоторые вообще свои реплики не учат, и ничего, работают же как-то. Импровизация – тоже искусство, причем очень сложное. У Юджина бы получилось; уж он-то в этом деле мастер, сколько раз из всяких неприятностей выкручивался! В основном, конечно, не без помощи Кассандры, чего уж умалчивать, но и сам он иногда справлялся на «ура». - Не хочу врать тете Уиллоу об уровне нашей подготовки, - после недолгой паузы продолжила Рапунцель. Кассандра, последовав ее примеру, тоже откинулась на спинку кресла. - Ну так не ври. - Она же спросит. Дома сегодня семейный ужин, она там точно будет и точно спросит. Кассандра шумно вздохнула. - Слушай, все не так уж и плохо. Как зритель из зала говорю. - Угу, - хмуро откликнулось слева. – Главное, чтобы никто не забыл на сцену выйти. - И не перепутал сценарий пьесы со сценарием фильма «один дома», - кивнула Кассандра, машинально выискивая глазами Юджина; его взаимоотношения с Эндрю вполне могли превратить спектакль в настоящий хаос. Оставалось только надеяться на их взрослое благоразумие. Фицерберт был с Лансом, боролся с Кирой, которую вся компания запомнила просто по прозвищу Злюка, и знатно ей проигрывал, пока Стронгбоу не схватил ее за подмышки и не закружил по комнате. Она взвизгнула, то ли от неожиданности, то ли от восторга, и брат крутанул ее еще сильнее. - Там все так плохо? - Что? - Ну, в фильме, - Рапунцель приподнялась на локтях, чтобы заглянуть подруге в глаза. Подлокотники, конечно, были очень удобными, но каким-то образом перекрывали весь обзор; никто, должно быть, не ожидал, что в креслах будут лежать (хотя стоило бы просчитать этот вариант развития событий для особенно скучных мероприятий). – Я не смотрела. Отец всегда говорил, что там слишком много жестокости. Глаза Кассандры округлились. - Ты не смотрела «Один дома»? – Рапунцель неуверенно покачала головой в ответ. – Да это же классика! Рапунцель неопределенно пожала плечами. В ее голове уже было представление об этом фильме, жестоком и глупом, так что даже пометка «классика» не убеждала ее в шедевральности этого произведения кинематографа. Быть может, он не так уж и плох, просто не помещался в рамки, установленные в голове. - Хочешь посмотреть? – оживилась Кассандра. Рапунцель повела плечом. - Когда-нибудь. - Сегодня. У меня. Отец как раз на смене. Соглашаться поначалу не хотелось, но уже секунду спустя Рапунцель передумала. Природное любопытство забавно щекотало ее нервы. Да кто же она будет, если откажется от чего-то нового и неизведанного? Нужно попробовать все – с этим девизом девушка не расставалась уже лет восемь. А в детстве такой трусихой была! На пальцах сосчитать можно, сколько раз она выходила за пределы двора частного дома в одиночестве; отец не позволял ей покидать поле его зрения даже в более сознательном возрасте, а Рапунцель с ним соглашалась, пусть и через силу. Поговорить об этом не хватало смелости; даже для самой себя она оставалась несамостоятельным ребенком, просто по факту, потому что часто слышала это от родителей. Хорошо хоть опомнилась вовремя. Так бы и прошла вся жизнь мимо нее (и ее футляра). И Рапунцель уверенно закивала головой. К черту запреты. Отец об этом не узнает. Да даже если и узнает – неужели ей, почти восемнадцатилетнему человеку, которому уже через полгода придется жить самостоятельно, нельзя решить, какие фильмы смотреть по вечерам? Она уже не маленькая, в конце-концов! «Но отец-то все равно этого не поймет», - вдруг подумалось ей, и все мысли о свободе и независимости вдруг пошатнулись. Но не упали. Просто колыхнулись, подвинулись, и почти сразу же вернулись на свои места. Сегодня она идет к Кассандре, и одна лишь мысль о грядущем маленьком бунте приятно опьяняла ее сознание. О семейном ужине было позабыто.***
В прошлый раз, когда они заходили к Кассандре домой в поисках нормальной теплой одежды, буквально один день назад, Рапунцель толком не успела ничего рассмотреть. Ну, разве что, дверной косяк, в котором она прятала взгляд, пока подруга копалась в шкафу в поисках какого-нибудь свитера – хороший косяк, добротный, глубокого, темного цвета, с одной лишь маленькой царапкой наверху. С обоями хорошо сочетался, темно-желтыми (или даже светло-коричневыми). В комнате в принципе ничего яркого не было, и в первые секунды это Рапунцель знатно удивляло; быть может, она просто не все заметила. Сегодня у нее была возможность рассмотреть все, начиная ванной приятных темно-синих тонов и заканчивая комнатой Кассандры, тоже неяркой, скромной, но весьма-весьма приятной – просто к ней стоило привыкнуть. Рапунцель это далось нелегко: все, абсолютно все было противоположно обстановке в ее доме. И тем не менее, некомфортно она себя не ощущала. Ну, разве что, немного, пока Кассандра разгребала закуски на кухонной столешнице, а Рапунцель, поджав под себя ноги, просто сидела на табурете у стены, не зная, чем вообще может посодействовать. Кипел чайник. Из открытого окна доносился шум машин и крики возвращающихся домой школьников. Никаких звуков больше не было, и, признаться честно, Рапунцель это не сильно напрягало; раз в минуту ей вдруг желалось начать какой-нибудь разговор, чтобы тишина не была такой неловкой, но, в основном, молчать ей отчего-то нравилось. Была в этом какая-то особенная, уютная атмосфера, и раз уж Кассандра сама ничего не говорила, значит, она чувствовала то же самое. Отставив тарелку с бутербродами и купленными полчаса назад сладостями к фильму, Кассандра вынула из высокого шкафчика две чашки, протерла их полотенцем и молча налила чай, засыпав в одну из них две ложки сахара. И замерла. - Ты пьешь с сахаром? – запоздало спросила она, обернувшись к Рапунцель через плечо. - Без. Кассандра коротко кивнула и, поджав губы, вылила всю чашку в раковину. Придется переделывать. Рапунцель, снова ощутив приступ некомфортной тишины, решила за это зацепиться. - По привычке добавила, как себе? - Я не люблю сладкое, - девушка пожала плечами. – Юджин всегда кладет две ложки. Уже минуту спустя Кассандра была готова стукнуть саму себя за то, что завела этот разговор. Безобидный, казалось бы, но, все же, очень странный. - Он часто заходит в гости? - Мы давно дружим, отчего нет. - Это заметно, - кивнула Рапунцель, и по образовавшемуся молчанию вдруг поняла, что мысль стоит продолжить. – Ну, когда люди долго общаются, они перенимают повадки друг друга. Вы с Юджином похожи. - Ну да, прямо разлученные двойняшки. - Да нет же, серьезно! – хохотнула гостья и, воодушевившись тем, что диалог пошел вгору, расслабилась, опустив ноги на пол и слегка придвинувшись вперед – приняла позу для активной дискуссии, проще говоря. Кассандра пожала плечами. - Не замечала. - Да ладно, - вслух фыркнула Корона и, выдержав секундную паузу, принялась перечислять все сходные качества двух своих друзей. – Это же очевидно! Вы оба упертые, молчите, когда у вас что-то случается, одни и те же фильмы смотрите, спортом одним увлекаетесь, в конце-концов. А еще Юджин смешно шутит, помогает, если нужно, и ведет себя не так, как другие мальчишки. Он… На душе вдруг стало неприятно. Кассандра не поняла, отчего – просто хотелось, чтобы Рапунцель перестала говорить о Юджине в ее присутствии. Хотя бы сейчас. Что-то очень сильно кольнуло ее в груди, так тупо, что и определить не получалось, где именно – кажется, везде, по всему периметру; возможно, в душе, если руководствоваться древними сборниками анатомии, теми, которые были написаны еще самыми знаменитыми философами Греции. Кассандра поежилась, сморщила нос так, будто бы боролась с желанием врезать непутевому оппоненту на дебатах, крепко схватилась за столешницу, изо всех сил стараясь прийти в себя. Она сглотнула, с силой, но неприятный колючий ком отчего-то застревал, полз медленно-медленно, как бы Кассандра ни старалась толкнуть его глубже. Она не понимала, отчего злится, на кого и с какой целью, но неприятно было так, что хотелось куда-нибудь уйти, желательно – от самой себя. Глубоко вдохнув, она быстро залила чашки кипятком и обернулась, неосознанно прервав Рапунцель на полуслове. - Чай готов. Пойдем в комнату? Рапунцель не обиделась. Соскочив со своего места, она великодушно приняла от Кассандры посудину с едой и двинулась по коридору. Майклсон снова вздохнула, и, сглотнув внезапно появившийся ком отвращения к себе, аккуратно двинулась следом, стараясь не пролить доверху заполнявший чашки чай. Все снова вернулось в норму. Во всяком случае, на ближайшие пять дней.***
Холодно. Бумаги разлетелись по снегу, а за шиворот попал снег – именно по этому показателю она поняла, что не уснула (хотя желание, сказать честно, было). Эта мысль была первой; второй было осознание того, что ее только что сбили с ног где-то за углом школы, там, где как раз перегорела фонарная лампочка – не самый радостный факт этого дня. Стало страшно, еще до того, как она приложилась о землю спиной и до того, как открыла глаза после неприятного удара. Хотелось закричать, заранее, еще до того, как в нее полетят угрозы и просьба отдать дамскую сумочку, но все звуки больно застряли у нее в горле. Царапались. Ну, вот и все. Бессонные ночи и отчетные дни, кажется, подошли к концу. Жаль, что именно в тот момент, когда почти вся работа была выполнена – столько времени впустую. Во всяком случае, распечатки поутру найдет уборщица. Найдет ли саму Уиллоу – вопрос посложнее. Сердце неимоверно колотилось, до такой степени, что в груди становилось больно, а легкие сжимало от натуги, так, что и дышать по-человечески не получалось. Страшно, очень страшно, до паники – Уиллоу даже разглядеть ничего не могла. Одно видела точно: над ней нависла крупная мужская фигура. Легче от этого не стало; стоило бы не открывать глаза вовсе. Казалось, что время остановилось, но сделать Уиллоу ничего не могла: все ее тело сковало от тихого ужаса. И только когда мужчина нагнулся, неспешно, будто в замедленной съемке, она сумела закричать. Кратко и недолго, будто бы рот вдруг ладонью зажали. Незнакомец отшатнулся. - Да не хотел я, не хотел, простите! Появились силы, и Уиллоу, не зная, куда бежать, отползла назад, едва поднявшись на локтях. А потом замерла. Незнакомец был ей знаком. Она его узнала, по голосу. - Ты?! Он замер, всего на секунду, а потом, кажется, узнал ее тоже. - Уиллоу? - Придурок! – она поднялась на ноги, спешно, поскользнувшись ровно два раза. – Какого черта?! Секундная пауза. Обстановка сменилась слишком резко; от недавнего страха не осталось ни малейшего следа. Засунув руки в карманы куртки, мужчина ровно одно мгновение анализировал все, что произошло в последние две минуты. Раздраженно качнув головой, он, кажется, решил оправдаться. - Я вообще ждал не тебя, понятно? - Ну и кого ты мог ждать возле моей работы в семь часов вечера? - Не твое дело. - Ну и пошел ты, - ядовито выплюнула она, и, опустившись, подняла с земли сумку. Настолько резко, что, если бы нападающий стоял ближе, ему вполне могло бы прилететь в нос. Он крепко стиснул зубы – Уиллоу этого не видела, просто чувствовала его раздражение даже на расстоянии полутора метров. Или, быть может, это были ее собственные волны - злилась она неимоверно, до дрожи в руках. Хотелось ему врезать, от всей души, но что-то заставляло ее держать себя в руках. - Истеричка. - Пошел ты! – еще громче крикнула она, и, махнув рукой на все разбросанные бумаги, над которыми трудилась едва ли не целую неделю, быстрым шагом завернула за угол, к автобусной остановке. Отчет был испорчен. Настроение тоже. Семейный ужин обещал быть очень веселым.