***
Утро выдалось вялым. То ли из-за морозов, о приближении которых все синоптические сайты отчаянно предупреждали уже целую неделю, то ли из-за недостатка сна и слишком активной учебы ночью – в общем, причины для плохого самочувствия были, и Кассандра, прекрасно осознавая, что сама загнала свой организм в клетку неприятных ощущений, пресекала все мысли, в которых могла обругать себя и свое лютое стремление учиться, на корню. Выбора у нее не было: явиться на профильный предмет без домашней работы она себе позволить не могла. На физику – тем более, поэтому на руках у нее была лишь половина всех нужных задач; вторую часть было решено списать у Рапунцель, да вот только ее даже на горизонте отчего-то не было. Едва сдержав жуткое желание зевнуть во весь рот, Кассандра тряхнула плечами, попытавшись сбросить с себя приставучее желание уснуть где-нибудь на школьном подоконнике, и решительно свернула влево, в другое крыло, решив растянуть путь до нужного кабинета настолько, насколько это в принципе было возможным. Она продвинулась мимо выставки детских рисунков, мимо плакатов с техникой безопасности со странными, непропорциональными человечками, мимо пятиклассников, пытающихся прикрепить к двери своего кабинета как можно больше красивых снежинок, мимо украшенной елки в холле и, по возвращении на второй этаж, мимо стены актового зала, увешанную фотографиями прошлых лет, еще одного плаката и открытого настежь окна. Пришлось поежиться: на улице и без похолодания было холодно, да так, что простой сквозняк пробирал едва ли не до костей. Желая поскорее проскочить холодный участок коридора, Кассандра ускорилась, но уже через пару метром замедлила шаг. Ее окликнули. Не сразу дошло, что окликали именно ее, но, насколько она знала, девушек с таким же именем в школе было катастрофически мало. Пришлось обернуться, просто ради уверенности, а затем и вовсе остановиться. К ней, придерживая рюкзак одной рукой, спешил Вэриан. Глаза закатить хотелось. Без причины, просто так, от того, что жутко хотелось спать и совсем не хотелось ни с кем разговаривать. - Доброе утро, - воскликнул он, но сделал это так живо, что казалось, будто бы это был вопрос. Сам еще не определился, как там обстояли дела с ранним временем суток, но, судя по улыбке, его утро было куда добрее, чем то, что было у Кассандры. – Краули просила не занимать актовый зал сегодня. Проверка какая-то, или чего… Я думал Рапунцель сказать, но… - Ну так искал бы Рапунцель, - повела плечом Кассандра. - Не нашел, - честно признался парень, разведя руки в стороны. – То есть… Зачем мне искать Рапунцель, если есть ты? Ну, то есть… Вот так заявление! От такого Кассандра даже в его сторону повернулась. Нахмурилась удивленно и хмыкнула, незапланированно, абсолютно спонтанно. - Ладно, - не думая выпалила она, и, посмотрев на засмущавшегося Вэриана еще пару секунд, двинулась дальше по коридору. Утро уже обещало быть странным. Стоит сказать, что репетиции в тот день не намечалось. Кассандра об этом вообще-то помнила, но, списав все на свою сонливость, решила, что запуталась в днях недели, и со спокойной душой упала на скамейку возле кабинета химии; около нужной ей аудитории мест для сидения почему-то не было, а если таковые появлялись, то не задерживались надолго и пропадали в неизвестном направлении. Прямо бермудский треугольник какой-то, честное слово! В попытках унять сонливое жжение в глазах, Кассандра медленно запрокинула голову. Спать хотелось невыносимо, и даже оживленный гул центрального коридора ни капельки ее не отрезвлял. Может быть, стоило у раскрытого окна постоять, снегом обтереться, ледышку за шиворот забросить – все эти народные методы на ней испытывал Юджин, и все они, кстати говоря, работали безотказно, пусть и не всегда надолго. Мысль была хорошей, да только вот пошевелиться у нее уже не получалось: в весьма спутанном сознании Кассандра вдруг поняла, что задремала, и вместо необходимого ей холода со стороны жгло приятным теплом. Усилием воли она открыла глаза. Рядом действительно кто-то был: на другом конце скамейки она снова увидела Вэриана с экзаменационным сборником на коленях, настолько ярким и цветастым, что глаза промыть захотелось. Несколько секунд она молча сверлила его сонным взглядом. Парень заметил ее не сразу, с заметным промедлением, а когда все-таки заметил, бесшумно вздрогнул; амплитуда колебания была настолько малой, что Кассандра даже значения этому не придала. - Я спросил, могу ли сесть, а ты не ответила, - шустро оправдался он. Кассандра все еще смотрела. - Скамеек – миллион. - Так у меня химия. Точно. Химия. Хорошо, что не у нее – первый повод для радости за все утро. Наконец, Кассандра пошевелилась – это Вэриана радовало; выдерживать ее взгляд по непонятной причине было трудно. Шумно вздохнув, она поднялась с места, медленно, без рывков, и, на ходу протерев правый глаз ладонью, двинулась из коридора, в сторону соседнего крыла. Вэриан снова ее окликнул. - Кассандра, подожди! – в два шага он сократил все расстояние и на столько же отошел с другой стороны. – Вот, возьми. Он протягивал шоколадку. Кассандра не сразу это разглядела – ввиду того, что сладкое в ее семье никто не ест, она забыла, как выглядят простые шоколадки, в особенности – молочные. В ее голове усиленно заскрипели шестеренки. - Это зачем? - Ну, бодрости придает. Там кофеин в составе, теобромин, триптофан… Нервную систему расслабляет, снимает раздражительность, от неврозов помогает… Он запнулся, вдруг осознав, что, возможно, в очень скором времени получит пощечину: аргументировать акт внимания раздражительностью и нервозностью, наверное, было очень глупо. Так умно слово «истеричка» он еще никогда не шифровал. Мог бы и других непонятных слов из учебника по химии набросать, его научные речи все равно едва ли слушают. Взял бы уже давно привычку молчать в нужные моменты, в самом деле, но нет же, надо рот открывать, хвастаться богатым словарным запасом, формулами бросаться! Он мысленно сжался, приготовившись к любой, абсолютно любой реакции, но совсем не ожидал того, что произошло. Она взяла. Она взяла шоколадку из его рук, как раз в тот момент, когда над их головами оглушительно взревел звонок. Как по сигналу, Вэриан свернул в сторону и скрылся в кабинете. Кассандра, абсолютно не понимая, что именно только что произошло, двинулась дальше, в соседнее крыло.***
Продвигаясь вдоль ряда школьных парт, Кассандра мысленно оценивала обстановку второго урока. Учителя все еще не было. Юджина тоже. Была Рапунцель: она что-то оживленно обсуждала с Максом, местным всезнайкой, самым правильным парнем из всех правильных парней, которых Кассандра в принципе когда-либо встречала в своей жизни. Разговоров с такими у нее обычно не получалось: тринадцать минут – и пробуждалось желание немедленно выйти в окно. И это у Кассандры – у человека, которому всю жизнь с людьми предстоит работать. Медленно задвинув стул Рапунцель под парту, Кассандра осторожно протиснулась к своему месту у окна, и, подождав, пока придавленная подруга разогнется до нормального состояния, бросила перед ней шоколадку. Молча. - Ого, - вслух удивилась Корона. – Это что? Секунда молчания. Вопрос требовал мощного логического мышления, ибо ответ был не просто неочевидным, но еще и неоднозначным. - Шоколад, я думаю. - Что, есть какой-то повод? Кассандра расслабленно пожала плечами. - Вэриан отдал. В следующую же секунду Майклсон пожелала забрать свои слова обратно: Рапунцель оживилась так, будто бы на ее глазах Кассандру позвали замуж. - Да ладно! – слишком громко взвизгнула она и сразу же закрыла рот ладонями, понижая уровень собственной громкости. – Погоди, но он же тебе подарил, зачем ты отдаешь ее мне? - Я не ем сладкое. А тут молочная, так еще и с орехами. - Это же знак внимания, Кэсс! Какая разница, ешь ты или нет? - И что мне, в рамку над кроватью повесить? – грубо фыркнула Кассандра и опустилась на школьный стул. Рапунцель замолчала. Пришлось продолжить, просто потому, что где-то внутри кольнуло чувство вины за невежливый тон. – Я не хотела брать. Взяла чтобы, не знаю, отвязаться, что ли. Машинально. - Он же от души… - тихо откликнулось справа. Кассандра не ответила. В кабинет вошла математик, а вместе с ней – полутораметровые циркули для доски и гигантских размеров транспортиры. Кажется, приблизилось время напрягать мозг: тригонометрия грозилась быть очень запутанной. Собственно говоря, тригонометрия и вправду была дамой необычной: после пары уроков геометрии Кассандре казалось, что ее мозг распух и целенаправленно стремился выйти через уши. Может, сказывался недостаток сна, а может, тот факт, что эта наука сама по себе девушке очень тяжело давалась: куча формул, синусы и косинусы, окружности, треугольники – все это можно пережить, если бы не тот факт, что в этот же день последним уроком стояла физика. Физика с Зан-Тири, самым «обожаемым» учителем всея школы, человеком, с которым сравнивали разве что Северуса Снейпа – предмет свой, бесспорно, знает хорошо, очень хорошо, но преподает его настолько паршиво, что остается только на математический маятник себя намотать, от безнадеги. Еще и тема, как назло, заковыристая: то ли ядерная физика, то ли термодинамика, то ли все вместе – в общем, причина, по которой Кассандра не желала выходить из женского туалета была более, чем ясна. Возможно, это была ошибка – выйти из кабинета как раз во время объяснения новой темы, но если бы она осталась в классе, то со стопроцентной гарантией попрощалась бы со здравой психикой. Ее не держало абсолютно ничего: парту она делила с Максом, абсолютно не улавливая суди его мега-умного диалога с учителем; все потому, что Рапунцель отсела к Юджину, и они, переговариваясь смеющимся шепотом, обсуждали что-то очень интересное, вряд ли из области физики: к гадалке ходить не надо, чтобы понять, что ни один из них в термодинамике ничего не смыслит. И как раз в тот момент, когда Корона открыла шоколадку под партой и щедро поделила ее с Юджином, Кассандра окончательно решила выйти. Обстановка снова показалась ей невыносимой. Из-под крана тонкой струей бежала ледяная вода. Кассандра морозила в ней руки до тех пор, пока боль в кончиках пальцев не заставляла ее сменить род деятельности. Она абсолютно не понимала, почему ее берет такая злость. Это был тот самый укол, такой же, как и вчера, когда Рапунцель вдруг начала говорить о Юджине в ее присутствии, непонятный, но очень, очень неприятный. Она пыталась понять, пыталась разобраться, что вдруг случилось, но приходила лишь к тому ответу, что ей попросту не нравится сидеть с Максом. Рапунцель не должна была пересаживаться вот так, даже не предупредив. Это же не по-товарищески, в самом деле! Неужели подруга совсем ни во что ее не ставит? «Дурная», - про себя выругалась Кассандра, обращаясь, очевидно, к зеркалу, и щедро плеснула ледяной водой себе за шиворот. – «Может, еще в голове с ней поссоришься, а потом обидишься и будешь ждать извинений?». Стало легче. Возможно, из-за холода – вода заметно ее отрезвила. Почти так же, как и тот факт, что осталось меньше двадцати минут урока, и можно будет уйти домой, ровно на два часа, пока не наступит время тренировки. Не день, а одно сплошное утомительное нечто. Наспех пригладив растрепавшиеся кудри, Кассандра закрыла воду негнущимися от холода пальцами и шагнула в коридор, в сторону нужного ей кабинета, и уже по пути приняла решение добить себя окончательно. Хуже ее день уже вряд ли станет: руководствуясь этим принципом, она молча дождалась окончания занятий, и, намеренно долго собирая сумку, задержалась в классе, пока там не осталось всего два человека: она и Зан-Тири. Сердце заколотилось. Она, взрослый и ответственный человек, справлялась с любыми социальными задачами, от «крикнуть свою остановку в автобусе» до «допросить бездомного в участке» (за последнее последовал масштабный выговор), но разговаривать с Зан-Тири, особенно наедине, у нее не получалось. Страшно было. Особенно если физик подходила вплотную и сверлила собеседника ехидным взглядом снизу. Очень неприятный прием. Даже несмотря на то, что Кассандра была не намного выше. Нервно протерев вспотевшую ладонь о штаны, Кассандра поднялась. Сжала в руке листок с задачами и медленно двинулась к учительскому столу. В ее сторону, вообще-то, даже не смотрели: отчего-то это усложняло ситуацию. Желая привлечь внимание, девушка кашлянула; хотела горло прочистить, вообще-то, но неосознанно подавилась. Зан-Тири подняла на нее взгляд. - Могу я спросить у вас кое-что? – голос от нервов понизился на две октавы и ослабел; казалось, будто бы голосовые связки тоже тревожно дрожали. Кассандра сжала ладонь в кулак. Нужно было собраться. - Шестая задача? - Нет, - Кассандра шумно сглотнула. Она постаралась заглянуть физику в глаза, и ее, кажется, очень неприятно обожгло. – Нет, не задача. Вы неделю назад сказали что-то о моих корнях. - О, так ты не знала, детка? – вслух удивилась женщина, но сделала это настолько живо, что у Майклсон попросту не осталось сомнений в наигранности эмоций. И тем не менее, она молчала. Ждала, что скажет Зан-Тири. – Джон из жалости тебя взял. Мать-то бросила, спуталась с очередным наркоманом. Кассандра молчала. Ей казалось, что из кабинета вдруг выкачали весь воздух, и пальцы, лишь недавно отогревшиеся от последствий ледяной воды, снова проткнуло холодом. Зан-Тири врала. Это очевидно, она же не может знать правды, тем более – такой мерзкой, она врала, выдумала все до единого слова, просто сочиняла на ходу, потому что она по природе своей скользкая и неприятная. Будь это все правдой, ей давно рассказал бы кто-то другой: соседка с девятого этажа, какая-нибудь школьная сплетница, коллеги отца – да мало ли сплетников в этом городе, рассказали бы, точно рассказали бы! - «Хайнц» фамилия. Гретта, кажется. Тогда откуда она знает это? Внутри вдруг стало так мерзко, и так паршиво, до тошноты, до дрожи в руках, как при приступах злости – Кассандра не понимала, что из смеси этих эмоций она ощущает именно сейчас, но была уверена, что если услышит еще одно слово – взорвется. Непонятно только, каким образом. Только из-за этого она держалась. Внутри все горело, бушевало так сильно, что хотелось разрыдаться, но она держалась. Сама подошла, сама напросилась – теперь нужно было справиться с последствием своего решения. - Странно, что тебе не сказали. Ты прямо ее копия. Последняя капля. С треском впечатав листок с заданиями в столешницу учительского стола, Кассандра, не помня себя, вылетела из кабинета, едва не сбив с ног кого-то еще. Она прикусывала язык, с силой, до боли, сжимала челюсти до судорог в скулах и молча неслась вниз, к выходу, стараясь не выпустить ни одного звука – он сломает ее всю, и придется успокаиваться прямо здесь, посреди школьного коридора, при куче свидетелей. Зан-Тири молча хлопала ресницами. Адира, которую только что едва не сбили с ног, шокированно проводила ученицу взглядом. - Что стряслось? - Понятия не имею, - пожала плечами физик. Медленно она поправила разлетевшуюся по столу стопку бумажек. – Задача не решилась, вот и всего. Адира медленно кивнула. Она, вообще-то, пришла совсем по другому поводу. - Отчет не сходится. - Правда? – Зан-Тири шустро натянула очки на переносицу, пробежалась по строчкам глазами и тихо хмыкнула. – Странно. Я пересмотрю.***
На одну заботу стало меньше: ответственность за отчет официально была переложена на плечи Зан-Тири, человека, которому, по мнению всего школьного коллектива, как раз некуда девать всю свою жизненную энергию и токсичное начало. Не сказать, что Адира планировала так сделать, вовсе нет, цифры действительно не совпадали, а раз уж в школу грозилась приехать какая-то важная комиссия, все документы должны были быть в полнейшем порядке. Раз за разом, проходя через центр зальной комнаты, она возвращалась к мыслям об отчете, и снова и снова напоминала себе о том, как важно отделять работу от отдыха. Сосредоточиться на чем-либо другом было невозможно. От безнадеги Адира включила телевизор, просто ради того, чтобы что-то говорило на фоне, бессмысленно пролистнула несколько каналов и остановилась на спортивном, где как раз транслировался чемпионат по борьбе. Схватив на руки кошку, женщина опустилась на диван, и, почесывая любимца за ухом, всматривалась в происходивший на экране беспредел. Когда-то давно она тоже увлекалась боевыми искусствами, побеждала, на соревнования ездила, а потом окончила университет и окончательно забыла о том, что когда-то колотила манекены и садилась на шпагат. Адира многозначительно посмотрела на свои ноги. После пяти секунд раздумий было принято решение не рисковать; живет она одна, а Уиллоу в последнюю неделю слишком занята для того, чтобы приезжать к подруге поздним вечером и собирать ее конечности обратно. Ей было не так много лет, но воспоминания о студенческой жизни заставляли ее ощущать себя старухой. Казалось, что это было слишком давно: еще вчера она выпускалась из школы, в шутку дралась с братом за место на совместной фотографии в альбоме, страдала над дипломом и его защитой и в последний раз сдавала зачетную книжку в деканат, а сегодня она уже прощается со своими детьми. Она всегда называла их «своими», в простом разговоре с друзьями или на педсовете, просто потому, что действительно полюбила их так, будто бы все двадцать человек были ее родными. Семь лет назад она и подумать не могла, что привяжется к кучке несносных, неорганизованных пятиклассников, а сейчас, за полгода до их выпускного, не может думать о том, что совсем скоро они исчезнут. Она часто ругалась на Юджина, на этого несносного мальчишку, который уже давно перерос ее саму на целую голову, но все равно стыдливо горбился, когда она отчитывала его за очередной проступок, но не могла не признать, что гордилась тем, каким человеком он становится. Очень странно было ловить себя на мысли, что у нее есть кто-то, кто, в каком-то роде, заменяет ей сына – а еще страннее думать, что, с учетом всех парней класса, у нее аж десять сыновей. И одиннадцать дочерей, если уж на то пошло. Та же Кассандра, с которой они едва ли ладили, была ей близка настолько, что любую ее проблему Адира была готова взяться своими руками, от души, просто потому, что она может и хочет. Иногда она смотрела на Майклсон во время перемены и с непонятной путаницей в голове вдруг понимала, что узнает в ней себя. В повадках, в привычках, в саркастических шутках и попытках отработать новый боевой прием на Юджине – когда-то она точно так же делала со своим братом. Или он делал так с ней. Сложно разобраться, на самом деле: на борьбу они ходили вместе, так что силы были примерно равны. Только после этой мысли она вдруг вспомнила о дневном инциденте. Зан-Тири соглала, абсолютно точно солгала, и дело было совсем не в задачах и физике. Должно быть, случилось что-то другое, что-то серьезное, и Адира, глубоко вдохнув, дала себе крепкое обещание помочь, если это будет необходимо. Два раза она подтвердила свои слова и вынырнула из потока размышлений; картинка на экране телевизора сменилась на яркую новогоднюю рекламу. Эльдорадо снова приходил ко всем без приглашения и предлагал скидки. Как только в телевизоре постучали, аналогичный стук раздался и по квартире. Адира нахмурилась. Десятый час. Кого может принести в десятый час? Не успела она и с дивана встать, как стук повторился. И снова. Кто-то явно был настойчивым. Это Адире не нравилось. Замедлившись около двери, она осторожно отодвинула заслонку и посмотрела в глазок. Ее передернуло. Ее передернуло, потом пришло осознание того, что ей просто показалось. А потом ее снова передернуло. Ей не показалось. Гость не уходил. Постучал еще пару раз, попереминался с ноги на ногу, и, когда убедился, что открывать ему не станут, прибегнул к отчаянным мерам. - Открывай! Это КГБ! Комитет Госбезопасности! Открывай, или депортируем! Вот черт! Нервы Адиры, учителя с четырнадцатилетним стажем, вдруг начали закипать. Это же додуматься надо, в самом деле! Под отчаянные крики и попеременные удары в дверь она отперла замок и с силой рванула человека на себя. Он влетел по инерции, не успев даже рта закрыть, и очередное громкое «открывай!» оборвалось на протяжном звуке «а». - Десятый час, придурок, соседей разбудишь! - Могла бы и открыть. Не чужой же человек. Это правда. Человек не чужой, но видеть его в своей жизни Адира не хотела. Во всяком случае, сейчас; в ее голове он был лишь приятным образом, который, увы, уже несколько лет был далек от того, что он представлял собой в реальности. - Я ни разу не взяла от тебя трубку. Мог бы догадаться. Он пожал плечами. Адира прекрасно знала, что этот аргумент не сработает: он всегда был целеустремленным. Иногда - чересчур. - Да, поэтому я ждал тебя у школы весь вечер. - И как, дождался? - Как видишь, я настойчивый, - мужчина улыбнулся, и, чтобы занять чем-то руки, резко щелкнул по неровно лежащим ключам от квартиры. Они неодобрительно звякнули. – Да брось, ты что, не рада видеть брата? - Спустя два года молчания и после твоего "джентельменского" поступка? - Столько лет прошло! - Вот именно, Гектор, лет! – развела руками Адира и, не в силах контролировать учительский гнев, сократила расстояние на два шага. Приходилось смотреть на брата снизу, но воспитательский эффект все равно был: пристыженный, Гектор смотрел исключительно мимо нее, вниз, на темные сестринские сапоги с высоким голенищем, лишь бы взглядом с ней не встречаться. – Если ты думаешь, что можешь натворить ряд дел, исчезнуть на два года, а потом просто вернуться и ломиться ко мне домой, будто бы ничего не произошло, то нет, Гектор, не можешь! Будь добр, хотя бы постарайся сделать вид, что тебе хоть немного жаль! Он молчал. Адира, охваченная гневом, отступила от него на пару шагов, и, прорычав что-то невнятное себе под нос, двинулась в глубь квартиры. Некоторое время Гектор стоял неподвижно. Потом стянул с себя шапку, случайно засыпав ковер в прихожей растаявшими комьями снега, и, помедлив с минуту, шагнул вслед за сестрой. Дверь во вторую комнату была закрыта: очевидно, Адира очень сильно разозлилась. От нечего делать он остановился у дивана: на его быльце вибрировал телефон. На экране светилось имя Уиллоу. Гектор взял смартфон в руку, помедлил несколько секунд, и, тихо прочистив горло, нажал на зеленую кнопку. - Алло, Адира? Извини, что так поздно. Можешь говорить? Сестра бы его не услышала, и он это знал. Точно так же, как знал все то, что он хотел сказать, но отчего-то молчал в трубку. - Эй? Ты здесь? Адира была права. Он не имел права покрывать свои грехи другими, менее очевидными, глупо надеясь, что, если он отвернется, все в самом деле исчезнет. Впервые за несколько лет он поступил по совести: молча нажал на «отбой» и, заблокировав телефон, отложил его на журнальный стол. Больше к нему Гектор не прикасался.