***
В школьном коридоре было холодно. Кассандра мерзла. Даже несмотря на то, что прямо перед выходом она предусмотрительно натянула объемный черный свитер – настроение было не радужным, и желание где-нибудь спрятаться так никуда и не уходило, и, наоборот, нарастало, заставляя Кассандру неосознанно прятать кисти рук в рукавах и натягивать горловину все выше к подбородку. И чем больше пыталась, тем сильнее хотелось исчезнуть. Получалось у нее, конечно, сомнительно: к доске ее вызвали на первом же уроке, купившись на сонно-недовольное выражение лица и полулежащее на парте тело. - Что-то случилось? – едва слышным шепотом спросила Рапунцель, когда подруга вернулась на свое место. Ответа не последовало. Корона не отступала; она была уверена, что соседка ее услышала, но вместо того, чтобы сказать хоть что-нибудь, она молча сверлила взглядом переплет закрытого учебника. – Кассандра. Вот же. Назвала полным именем! Вообще-то, все называли ее полным именем, но от Рапунцель слышать это было даже больше, чем просто непривычно, пусть и в хороших отношениях находятся они не больше месяца. Этого срока вполне хватило для того, чтобы понять, что Корона всегда прилагает слишком много усилий для решения проблем, даже если касаются они ее лишь косвенно. В этом они с Кассандрой капитально не сходились. Не сказать же ей, что на самом деле произошло! Тут самой себе признаться сложно – сам факт произошедшего с ней Кассандра все еще отрицала. Для надежности – не смотрела на Юджина и игнорировала его, насколько это было возможным. Фигурировал он в ее жизни слишком часто. - Тренировка была неудачной. Соревнования близко. Я к ним не готова. Пытливый взгляд не исчезал. Она выпалила первое, что пришло в голову – то, что, по ее мнению, могло бы оправдать резкие проявления пассивной агрессии – но аргументы были слишком слабыми. Однако Кассандре повезло: как только Рапунцель набрала в легкие воздух для ответа, ее тоже вызвали к доске. Не повезло, что в эту же минуту ее начал окликать Юджин. К горлу подступил колючий ком раздражения. Кассандра не обернулась. Его голос стих.***
- Она просто игнорирует тебя? - Угу. Юджин развалился на скамейке у гардероба и безэмоционально пролистывал новостную ленту в смартфоне. Реклама подготовки к экзаменам, несмешные картинки с подписями, политические новости. И так по кругу. Ничего интересного. Рапунцель, натянув, наконец, свои пушистые от меха зимние сапоги, подняла на него глаза. - Может, ты обидел ее? - Да без разницы, - раздраженно повел плечом юноша. – Это Кассандра. Она остынет. Рапунцель насупилась. - Тебе что, совсем все равно? - А толку? Ее здесь нет, значит и обсуждать ее не за чем. Девушка замолчала. Юджин, уставившись куда-то в пятое измерение, вспоминал все, чем он мог так сильно задеть подругу за живое; хаотично отматывал в голове время, разрезая его на длинные отрезки и выпуская целые куски, мысленно покрывая это тем, что «15 декабря он абсолютно точно не мог никого обидеть». Отправленная в социальной сети шутка была обидной? Едва ли, тогда она бы сказала, что Юджин идиот. Не подходит. Гулял в субботу без нее? Ерунда какая, никогда в жизни друг на друга за такие мелочи не обижались. Тем более, она заранее сказала, что в субботу будет занята. Этот вариант тоже отлетал. Рассказал ей концовку фильма, который она жаждала посмотреть? Оплошность серьезная, но не до такой же степени! И тут он, кажется, зацепился за то, что было причиной всему случившемуся. Еще на прошлой неделе, стоя в фойе с куртками в руках, они договорились посмотреть последний бой чемпионата, где сражался любимый спортсмен Кассандры. Юджин об этом благополучно забыл: допоздна он был на репетиции, по своей воле задержавшись до самого последнего момента, потом долго провожал Рапунцель до дома, намеренно растягивая шаг, а потом отец, ругаясь на сгоревшую схему электрочайника всеми нехорошими словами языков мира, послал его, Юджина, в магазин за новым нагревательным элементом – в общем, никакой встречи не состоялось, и даже если Кассандра приходила к нему домой, разгневанный отец абсолютно точно не запомнил этого и сыну ничего не передал. А если она звонила на мобильный - телефон у Юджина в тот вечер благополучно разрядился. Удивительная череда совпадений, просто удивительная! Тут и обидеться не грех. Правда, Кассандра предпочитала за такое в нос бить, а не молча игнорировать. Фицерберт нахмурился. Что же ему делать-то теперь? Промашка, очевидно, его, и пусть Кассандра тоже ведет себя не очень дружелюбно, извиниться он, по-хорошему, должен был первым. Одна проблема: извиняться не умел. Вставало поперек горла, и все тут! Хоть выплевывай эти извинения, как кошка после вылизывания. Эффект, конечно, будет отвратительным: его не только не простят, так еще и в нос врежут, бонусом ко всему имеющемуся. Уж легче молча купить Кассандре два десятка шоколадок и бросить их на ее парте. Шоколад она, правда, не любит. За клоунаду снова может дать в нос. Все общение с Кассандрой сводилось к рукоприкладству. В частности - к ударам кулаком промеж глаз. Возможно, Юджин преувеличивал, бессознательно дорисовав ее образу новые, нехарактерные черты – психологическая травма после того, как они сильно подрались в средней школе. Так сильно его ни одна девчонка в жизни не била. Да и Майклсон, при всем уважении, обычной не была – таких, как она, Фицерберт не встречал ни разу в жизни, хотя круг общения у него был действительно огромным. Половину пути домой он думал о том, как извиниться перед Кассандрой. Она все это время шла рядом, с другой стороны дороги, и разделяла их только лишь Рапунцель, от греха подальше. Шла и молчала. Теперь даже с Короной она разговаривала неохотно. Нет уж, с этим точно нужно было что-то делать. Он обернулся на Кассандру, а потом, переведя свой взгляд за ее хмурую фигуру, вдруг замер. За ней было футбольное поле, все в снегу, но, все равно, в рабочем состоянии – там, на воротах, стояла массивная снежная баба, со шваброй в руке вместо заезженной и уже надоевшей всем стереотипной метлы. Вместо носа – пластмассовая елочная игрушка непонятного цвета. Вместо ведра на голове – куча палочек, как имитация волос. А еще шуба сверху –должно быть, больше для носки не пригодная, хоть и приличного вида, красная, присыпанная снегом, почти как у деда Мороза – в общем, снежная баба эта была женщиной со своими странностями и сюрпризами, но обязанности исполняла исправно, заслоняя своим массивным, и, что удивительно, поджарым круглым телом едва ли не все пространство у ворот. Вокруг нее с мячом носились ребята с их школы; правда, все они были на несколько классов младше, но Юджина это никак не смутило. - Кассандра, - не отрываясь от зрелища позвал он. Она обернулась. Вопрос был понят моментально, без лишних уточнений и слов. Ответ тоже был весьма коротким и однозначным. - Нет. - Дрейфишь, - Юджин игриво дернул бровями. Несколько секунд они молча переглядывались. - Я на «слабо» не ведусь. - Потому что дрейфишь. Рапунцель физически ощутила, как вокруг них нагревался воздух. Точно так же, как в тот раз, когда эти двое подрались на школьном дворе; Ланс сказал, что разнимать их – идея не самая хорошая. Она об этом помнила. Но Ланса рядом не было – от этого становилось очень неспокойно. Его физической мощи иногда очень, очень не хватало. Не прерывая зрительного контакта, Кассандра молча сняла со спины рюкзак и с вызовом бросила его в сугроб. Юджин сделал то же самое. Напряжение росло. Становилось некомфортно. Рапунцель мысленно считала до десяти; в тот момент, когда она дошла до цифры «три», оба ее товарища сорвались с места и понеслись к центру поля, расталкивая молодежь и подбрасывая ногами целые комья снега. И оба свалились, не добежав до цели: Юджин умудрился запутаться в сугробе ногами, а Кассандра, немного отставшая, кубырем полетела через его тело. Дети на площадке загалдели. Рапунцель медленно прикрыла глаза ладонью. Елки-палки, за что ей это? - Мы для этого слишком взрослые, – пропищало откуда-то снизу, и Короне пришлось посмотреть под ноги – непривычно, когда твой рост едва ли превышает полтора метра, и для повседневного общения всегда приходится запрокидывать голову. Пара озорных мальчишеских глаз смотрела на нее слишком серьезно, снизу вверх. – А спорим, что команда Кенни выиграет? Не этот ли малец только что говорил о том, что они слишком взрослые для детских забав? Надо же, метр логики на ножках. И как он, такой мелкий, младше всех остальные на три-четыре класса, вообще тут затесался? Рапунцель призадумалась. Спорить ей, честно говоря, не хотелось, особенно с детьми, и только лишь ради условных правил приличия она поддержала диалог. - Кто из них Кенни? - Ну даешь, он же главный! Его мячом играем. А еще он брат мой. Старший. Тот, в зеленой куртке. В его команде тот дядя теперь играет. Мальчишка указал пальцем, и Рапунцель тихо хохотнула. С ума сойти, Юджин вдруг вырос до звания «дяди» - так сильно его еще никто не повышал. Скажешь – расстроится. Будет молчать весь вечер и искать седые волосы перед зеркалом. - Ну так спорим? На мороженое. - Не холодно ли для мороженого? - Не холодно, - мальчишка показательно шмыгнул носом и вскинул голову, дерзко и, как ему казалось, по-взрослому. – Только мне мама денег не дала. Но это не страшно, я не проиграю. Ребята на площадке уже разделились на две команды; Кассандра и Юджин, ожидаемо, играли порознь, друг против друга. Оставалось только надеяться, что они, будучи выше всех остальных на три головы, пинать будут исключительно мяч. Без промахов и потенциальной административной ответственности. - Ну давай поспорим? – мальчишка дернул Рапунцель за рукав ее зимней куртки. Маленькие огоньки дерзости, плясавшие в его глазах, вдруг заплясали в жуткой скоростью, а потом враз куда-то исчезли, и он абсолютно невинно захлопал ресницами. - Пожалуйста? На раздумия потребовалось несколько секунд. Проиграть было не страшно – в любом случае, один из ее товарищей останется в выигрыше; главное, чтобы они не подрались после матча. Или во время него: разнять этих двоих будет нереально даже для толпы спортсменов. Юджин дразнил ее всеми возможными способами, вплоть до кривляний – вот уж да, поведение взрослого дяди, ничего не скажешь. Все выросло, а показатель серьезности все еще остался на прежнем уровне. Клоун. Но Рапунцель никогда бы не стала отрицать, что эта клоунада ей нравится. Особенная она, что ли. Стянув с руки рукавицу, Корона протянула мальцу ладонь. Придется болеть за Кассандру, хотя в глубине души Рапунцель поддерживала сразу обе стороны. Без разницы, кого хвалить – ей просто визжать нравилось. - Спорим. Руки пожали. Оставалось только наблюдать. Специально снятая с качель девочка, она же – независимый судья, явно недовольная произволом мальчишек, бросила мяч в центр поля и едва успела отбежать до того, как в воздух снова взметнулись комья снега. Ребята рванули со своих мест, толпа на толпу, и Юджин предусмотрительно задержался сзади, чтобы ненароком не пришибить кого-нибудь весом собственного тела. И только когда мяч случайно отлетел в его сторону, он устремился к воротам, намеренно толкнув Кассандру плечом. Доигрался. Раззадорил. Прорычав что-то себе под нос, она обошла его справа, ловко выбив мяч прямо из-под его ноги и свалившись на спину – зимняя куртка смягчила падение, но картина мира в глазах все же дернулась. Возможно, из-за шума: дети одобрительно загалдели всем своим немногочисленным количеством, так, как умеют только они, до звона в ушах и головокружения. Маленькие дельфины, по-другому не назовешь – такие частоты только собаки слышать и могут. Она резко вскочила на ноги; Юджин, однако, сдаваться не хотел. Сражаясь между собой, они совсем забыли о других детях, которые, воспользовавшись суматохой, ловко проскочили между длинных «взрослых» ног и отняли мяч. Догонять не стали: Юджин молча отвесил подруге легкий подзатыльник и закатил глаза. Толкнув его в грудь кулаком, Кассандра отошла в сторону. Первый гол был забит в ее ворота без ее участия. - Я говорил! Говорил! – вслух заверещал мальчонка, и Рапунцель пришлось придавить его ладонью к земле, чтобы его хаотичные прыжки и странная шапка с нашивкой в виде машинки не поставили ей еще один фингал. Тем не менее, его энергия заряжала и ее саму. - Вся игра еще впереди! Снова разводили мяч. Снова и снова он оказывался в ногах у Юджина; в конце концов, дети, утомившись, просто наблюдали за тем, как дерутся на поле два ошалелых взрослых. Обернувшись к друзьям в очередной раз, Рапунцель вдруг поймала себя на том, что совсем не смотрит на игру – едва ли она вообще понимала, где находится мяч. Она смотрела на Кассандру. На ее пылающие розовым огнем щеки, на выбившиеся из-под шапки кудрявые волосы, на ее горящие азартом глаза и широкую, по-детски счастливую улыбку. С ума сойти, она снова улыбается! До Рапунцель вдруг дошло все осознание ситуации. Вот, чего с таким упорством добивался Юджин, там упрямо выставляя себя азартным дурачком! Знает ее, Кассандру, как облупленную – они ведь ни единым словом за день не обменялись; даже намека не было на то, что хоть какая-то мелочь, тем более – такая несерьезная, может так круто развернуть настроение Майклсон. Именно в эту секунду Юджин снова поднялся в ее глазах. Даже стыдно стало, что там, в раздевалке, она позволила себе подумать о нем парочку грубых вещей. Мяч снова был у Кассандры. Изо всех сил она рванула к воротам, туда, где на страже стояла суровая снежная женщина весьма внушительных объемов. Семь метров. Пять метров. Три. Удар – и с глухим хлопком Кассандра полетела наземь, не сумев удержаться на откопанной из-под снегов полоске льда. А потом, в ту же секунду, полетела еще раз, когда не успевший остановиться Юджин зацепился о ее падающее тело ногой – и оба кубарем покатились по площадке, вдыхая снег и жмурясь от неприятно холодной влаги. На мгновенье все затихло. В голове у Кассандры все перевернулось – даже на борьбе ее так сильно не роняли. Боль тупо пульсировала в висках; казалось, что с каждым ударом сердца подрагивали зрачки. Потом возвращались на место, плавно и медленно, пока сердце не делало еще один стук – и там по новой. Бесконечный ненормальный цикл. Долго ли в таком режиме продержатся глазные мышцы? Зачем-то Майклсон попыталась это визуализировать, и стало так противно, что она резко разлепила склеенные снегом глаза – просто для того, чтобы убедиться, что ее зрачки на месте и находятся в самом стабильном состоянии. И дыхание у нее внезапно сперло. Прямо над ней был Юджин. Его лицо было настолько близко, что дышать становилось некомфортно – сантиметров пять, когда ты еще не чувствуешь чужого дыхания на своей коже, но уже ощущаешь жуткий табун мурашек, сопротивляющихся наглому вторжению в их личное пространство. Классика всех романтических комедий. Отвратительно. Кассандру парализовало. То ли от удара, то ли от неловкости ситуации, то ли от внезапно всплывших полуночных мыслей – да черт его пойми, от чего, но дышать у нее не получалось. Казалось, что вот-вот порвутся легкие, и от внутреннего хлопка она просто плюнет Юджину в лицо, глупо и некрасиво – впрочем, как и он когда-то, непредусмотрительно пивший чай во время того, как Кассандра рассказывала ему очередной анекдот с тренировки. Да сколько можно-то? Сколько времени уже прошло? Белый шум в ушах, наконец, стих, и откуда-то со стороны начали доноситься крики. - Да-а! - протяжно взвизгнула Рапунцель, едва ли не подпрыгивая на месте, - Умница, Кассандра! Так им, этим мальчишкам! Юджин, наконец, поднялся – должно быть, он и лежал-то всего пару секунд, но Кассандра настолько заблудилась в себе, что совсем потеряла ощущение времени. На секунду она отвернулась к воротам, просто ради того, чтобы скрыть помутнившийся взгляд, и с удивлением отметила, что мяч все-таки был внутри, за массивной спиной снежной бабы. Она забила. Поднялась и Кассандра. Отряхнула зимнюю куртку от снега и на негнущихся ногах направилась к выходу из заснеженного поля. - Сдаешься что ли? – ехидно крикнул ей вслед Юджин. Кассандра не обернулась. - У меня тренировка через два часа и куча домашки. Фицерберт развел руками. - Ничья, получается. Ну, временная.***
Тренировки в тот день не было. Домашки, как таковой, тоже – на прошлой неделе Кассандра изворачивалась всеми доступными способами, начиная выполнением работ на переменах и заканчивая интеллектуальными развлечениями в автобусе и дворце спорта. Тем не менее, она упорно врала каждому встречному, что жутко занята – лишь бы избежать неудобных разговоров и неоднозначных ситуаций, от которых у нее уже кипело все, что находилось в ее голове. Эдакий суп из миллиарда разных мыслей и тревожных переживаний. Кстати, пересоленный. Едва переступив порог дома, она, наконец, позволила себе расслабиться: ее рюкзак, от снега не очищенный, самовольно сполз с плеча, с глухим стуком грохнувшись на пол, и Кассандра, устало запрокинув голову, с непонятным рычанием навалилась спиной на входную дверь. Стояла ровно секунду, прикрыв глаза и слушая, как отдаленно до нее доносятся соседские шумы с лестничной клетки. - Привет. Глаза пришлось открыть. Без промедления. Хотя, на самом деле, хотелось никак не реагировать на внешние шумы и тупо греть дверной косяк своим присутствием. У входа на кухню стоял отец. Как обычно, весь из себя опрятный, в обычной полицейской форме, с чашкой чая в руках – ничего выдающегося, кроме того факта, что сегодня он должен был быть на работе. Кассандра смотрела на него тупо, даже сквозь: на несколько секунд ее вышибло из привычного временного пространства в астрал. - Как в школе дела? - Нормально, - наконец, ответила она после нескольких мгновений молчаливых гляделок. Голос ее, однако, дал какую-то невнятную трещину и просел на несколько октав. Отец кивнул. Потом кивнул еще раз, потом еще, и, с частой периодичностью покачивая головой, отпил из своей чашки пару глотков чая. Кассандра тихо прочистила горло. - Ты разве не на работе? Вопрос гениальный. Настолько гениальный, что и ответа на него попросту не нашлось; появилось жуткое желание отвернуться лицом к углу, закрыть глаза ладонями и не открывать больше никогда в жизни, но Кассандра преодолела его относительно быстро, всего за пару секунд. Воплощать его было бы очень неловко. На кухне все еще шумел чайник, тихо успокаивая себя после долгого кипения, и Кассандра, вслушиваясь в абсолютно любые шумы окружающего мира, невольно сравнила себя с кипятильником: всего за пару минут она разгоняется до сумасшедших температур, а потом бурлит, бурлит, бурлит уже неделю, и разогретая вода внутри нее все никак не хочет остывать. И сделать же с собой ничего не можешь – некипящий электрочайник и чайником-то по сути своей не является. Так, хранилище для жидкости. Кувшин какой-то, а не чайник. - Слушай, дочь, - после недолгой тишины начал отец, и от второго слова у нее отчего-то вспыхнули уши, - я тут сказать хотел… О том, что неделю назад было. У Кассандры оборвалось все внутри. Ну нет, только не сейчас, ну пожалуйста! Зачем начинать такие серьезные разговоры в такие спонтанные моменты? Неужели он думает, что после полноценного учебного дня и практически бессонной ночи ее голова все еще может воспринимать сложные, осмысленные предложения? Не может, абсолютно точно не может, и если отец будет ждать внятного ответа, Кассандра, в перспективе потратившая все усилия на понимание сказанного, просто подавится буквами при попытке изречь хоть что-нибудь связанное. Хотя, может, было разумно застигнуть ее именно так, у входа: если Кассандра снова надумает сбежать из дома, на ней хотя бы будет одежда. С родительско-заботливой точки зрения отец ее был стратегически прав. - Так вот. Мне… Невольно Кассандра начала молиться, и сила ее мысли, кажется, была настолько велика, что договорить он все-таки не смог: в тот же момент его рабочий мобильник издал типичный «ментовской» рингтон, который по неведомой причине был одинаковым у всего отделения, и отец рефлекторно поднес телефон к уху. Пару раз угукнул, еще пару раз издал какие-то короткие слова на полицейском языке и, насупившись, приказал брать кого-то прямиком в подъезде. - Пора мне, - сурово процедил он. Лицо его в один момент стало серьезнее, жестче, и меж бровями снова появилась глубокая, грозная морщина – явление, наблюдающееся раз в месяц по особым случаям, типа особенного ментовского полнолуния, когда ловили кого-то особенно мерзкого, и внутри у жаждущей справедливости отцовской души бурлил гнев и отчаянная профессиональная решимость. Что поделать, служба была действительно важной частью его жизни, и к исполнению своих обязанностей он относился настолько серьезно, насколько в принципе мог. Будь Кассандра юношей, наверное, только так бы с ней и обращались, сурово и беспощадно, как с настоящим мужиком, но, к счастью, ей повезло родиться девчонкой и получать едва ли не максимум этой немногословной отцовской любви. Но часть этого «настоящего мужика» в ней, как она сама комично считала, все-таки была. Всунув Кассандре кружку, отец наспех нацепил меховую шапку, вскочил в ботинки и, одной рукой отодвинув дочь от входа, вышел из квартиры. Молча. Без единого слова. Хлопнула подъездная дверь, и Кассандра, оставшись, наконец, в одиночестве, снова оперлась о дверной косяк. Кажется, пронесло. Хотя лучше бы не проносило: копить проблемы одну за другой ей уже порядком надоело.***
Темнело. Зимой ночь возвращалась так быстро, что иногда казалось, что и день-то вовсе не наступает: из дома Адира вышла еще до рассвета, и обратно со стопроцентной вероятностью вернется после заката, хотя, сказать честно, возвращаться ей вообще не хотелось - именно по этой причине она твердо намеревалась гулять по округе, наслаждаясь морозным воздухом с примесью выхлопов машин. Гектор, как то называется, ущемлял ее личное пространство, и пусть он не делал толком ничего противозаконного, одно его присутствие в квартире напрягало Адиру до ужаса – должно быть, она настолько привыкла жить в тишине и гармонии с самой собой, что даже брата, с которым полжизни делила клетки мозга на двоих, выносить была не в силах. Особенно после того, что произошло пару лет назад. Стыдно было до ужаса; ему, видимо, тоже, раз уж он так старательно старался наладить с сестрой контакт посредством комплиментов ее еде и попыткой починить шкаф (к слову, неудачной, поскольку шкафа как такового у Адиры больше нет). Говоря короче, соседство Адире давалось с трудом, и пусть Гектор сказал ей, что совсем скоро он найдет себе другое пристанище, никаких точных сроков он не указывал; быть может, к тому времени они свыкнутся с подобным положением дел и снова будут устраивать спарринги, как в старые-добрые, когда в семье еще существовала традиция практиковать боевые искусства по вечерам после работы или учебы. В школе, на самом деле, было совсем не плохо. Особенно когда уходили дети, и на смену невероятной громкости шуму и хаосу приходила умиротворенная тишина. И, разумеется, при условии, что тишину ничто не нарушает: как только Адира допустила мысль о том, что она вполне может задержаться здесь еще на час, из коридора донесся пессимистичный стук каблуков, громкий и по-своему гнетущий, такой, что, заслышав его, географ сразу же закатила глаза. К ней в кабинет шла Зан-Тири. Одно другого краше. Уж лучше Гектора терпеть. Поднявшись с места, Адира, небрежно сбросив с плеч шерстяной платок, распахнула двери шкафа – так, чтобы со всех сторон было видно, что она тянется за зимним пальто и как раз собирается уходить. Стук каблуков тревожно нарастал. Цок, цок, цок, цок – и тишина. А оттуда, из тихого темного коридора, на слишком низкой для здорового человека высоте в кабинет просунулась голова физика. - Как так, уже домой? – Адира, успев натянуть на себя всего один рукав, обернулась. Зан-Тири удивленно хлопала глазами из дверного проема. - Рабочий день окончен. - А программа не написана. - У меня написана. - Да? А дайте посмотреть? Опять двадцать пять. Ну что за человек! Совсем недавно, всего год назад, в рабочем чате пронесся скандал, который впоследствии перерос в потасовку в учительской – а все из-за того, что некий преподаватель, чью фамилию обычно не называют, попросту списал у другого аккредитационную работу, и этот кое-кто, очевидно, на ошибках своих совсем не учится. Адира так и замерла с надетым только на одно плечо пальто. Опешила немного, но через пару секунд к ней снова вернулась способность шевелить конечностями. - Да я, вообще-то, домой ухожу. - Двух минут дело! Дело там не двухминутное, это любому педагогу ясно, но даже если бы у Адиры были эти свободные полчаса, делиться своей программой с Зан-Тири она бы не стала. Хотя бы из упрямства. И как только она набрала в легкие достаточно воздуха для того, чтобы в достаточно строгой форме донести эту простую мысль до коллеги, кое-кто беспардонно перебил ее на первом вышедшем из горла звуке. - Ух, зар-р-раза! В следующую же секунду в кабинет влетела Уиллоу, заведенная до максимума, красная то ли от бега по этажам, то ли от переполнявшего ее негодования. Зан-Тири она, кажется, не заметила, даже несмотря на то, что чуть не споткнулась о нее на входе. - Слов нет! Это ж… Снимай пальто, будем разговаривать. Адира опешила во второй раз, но на этот раз в полтора раза сильнее – Уиллоу, конечно, девушка эмоциональная, что есть, то есть, но до такой степени она доходила крайне редко, умудряясь держать весь свой огонь под контролем и выпускать его лишь на благо общества специально разработанными авторскими методами. - Ходит он здесь, видите ли, весь из себя! Как пустили-то? Пока географ пыталась экстренно сопоставить все сказанные подругой слова, Зан-Тири, округлив глаза еще сильнее, брала дело в свои руки. - Посторонний? - Конечно, посторонний! - В школе? - Где ж еще! По восточному крылу гуляет. Слова тем временем не сопоставлялись. Странно, ибо во всех ситуациях, которые случались до этого, Адира понимала всю суть еще до того, как ее эмоциональная подруга открывала рот. - А у меня кабинет не закрыт… - рассеянно проговорила физик. – И доску новую как раз повесили. - Доску? – Уиллоу театрально прижала руку к сердцу. – Закрывайте скорее, чего вы! - Точно посторонний? - Конечно! Что ж вы, у вас там ремонт сделали недавно, бегите закрывать! И Зан-Тири, поразмыслив всего пару секунд критическим умом, осмысливая, не обманывают ли ее прямо сейчас самым наглым образом, медленно растворилась во тьме коридора, и лишь по цокающим шажкам было понятно, что от кабинета она все удаляется и удаляется. Уиллоу, довольно улыбнувшись, снова обернулась к своей подруге, и, пока та все еще не вышла из состояния жуткого ошарашенья, невинно пожала плечами. - Ну, все, теперь можно говорить. - Шла бы ты в театр, - после некой паузы приглушенным голосом сказала Адира. – Глядишь, сама бы в своем спектакле все роли сыграла. - Я подумаю. Чай есть? Кажется, одним часом задержки тут можно не обойтись. Печально. В ее планах все-таки была прогулка, и оставалось только лишь надеяться на то, что история будет не такой долгой, как ожидалось. Стянув с себя пальто, Адира повесила его обратно, и, достав с соседней полки «сладкую» учительскую заначку на случай внепланового чаепития, двинулась к последним партам, где, по традиции как учеников, так и учителей, всегда проходили масштабные застолья. На всякий случай она отключила на телефоне беззвучный режим. Новых сообщений так и не приходило. 16 декабря, 15:36 «Как насчет встретиться у школы?»