***
Утро началось не с кофе – Юджин в принципе кофе не пил, а тут еще и проспать умудрился, так что времени у него не оставалось абсолютно ни на что. Еще в сентябре он мог со спокойной душой лечь обратно в постель; зачем куда-то идти, если жизнь дает тебе жирнейший намек остаться дома? Особенно если отец на работе. Идеальные обстоятельства для прогула! Сейчас же они, однако, не срабатывали: Юджин смотрел на свою посещаемость, на масштабную и отчасти угрожающую нотацию мисс Адиры в его дневнике, потом на отцовский ремень, брошенный на стуле в его комнате, и немного – совсем чуть-чуть! – ужасался. Надо бы браться за голову. Не только потому, что есть замечательнейшая перспектива ее лишиться – кроме всего этого, через каких-то пять месяцев придется, как ни крути, сдавать экзамены. Придется, как ни крути, определяться со своим будущим. Кто вообще подумал, что определяться с будущим в восемнадцать лет – замечательнейшая идея? Шустро причесавшись перед выходом, Юджин бегло осмотрел себя в зеркало, потом понял, что в спешке забыл надеть толстовку, и, исправив все утренние оплошности, пулей вылетел из квартиры, перескакивая через ступеньки и цепляясь за поручни во избежание подъездных ДТП. Летел по дорогам, благо, расчищенным, и сокращал через сугробы, проваливаясь едва ли не по бедро – по дороге сам для себя придумал испытание под названием «успеть в класс до звонка». И, что удивительно, успел: вбежал как раз в тот момент, когда вахтер подавал сигнал вручную, немногим позже положенного, потому что «эта шайтан-машина снова орет каждые десять минут, позовите уже мастера!». Собственно, все, что он получил – чувство удовлетворения от поставленной самому себе маленькой цели, ибо все его одноклассники все еще стояли под дверью закрытого кабинета в ожидании вечно пунктуальной Зан-Тири. Уже через секунду улетучилось и оно: машинально Юджин окинул всех присутствующих взглядом, так, на всякий случай, и резко остановился на Рапунцель; она стояла у стены, немного поодаль, и чересчур весело болтала с Эндрю, тем самым Эндрю, которому Фитцерберт совсем недавно дал в глаз за излишнюю вредность. Неприятно. Внутри у него что-то зашевелилось. С чего это вдруг она так добра к этой скользкой рептилии? Юджин медленно сжал кулаки. Вдохнул. Выдохнул. Легче не стало – тем не менее, он решительно направился к своей подруге, совершенно не понимая, что собирается делать. - Юджин! Доброе утро! – слишком жизнерадостно восклицает Рапунцель, и у Фитцерберта как-то моментально отлегло. Настолько, насколько это было возможно, потому что Эндрю, к превеликому сожалению, все еще никуда не делся. – Ты знал, что у нас сегодня итоговая работа по астрономии? Черт. Нужно было руководствоваться старыми правилами и лечь обратно в кровать. И откуда у него в голове вся эта дурь про ответственность перед самим собой? Не было же никогда такого! - Так радостно об этом говоришь. - А чего печалиться? Подумаешь, итоговая! Тем более, у Эндрю есть ответы. Тот кивнул и с широкой улыбкой ответил простое «не за что», хотя прекрасно помнил, что всего пару минут назад обменял ответы по астрономии на ключи к географическому тесту. Рапунцель бы и просто так их отдала, по доброте душевной, но раз уж дело обернулось такой масштабной выгодой, возражать она ни в коем случае не станет. Это даже не хитрость. Так, перестраховка для общего блага человечества. - Больно нужно, - фыркнул Юджин, и Эндрю, рассмеявшись в голос, отсалютовал двумя пальцами и удалился.Сразу стало ясно, почему: к кабинету маленькими злыми шажочками громко топала Зан-Тири. Вид у нее был недобрый: именно с этого момента интуиция Рапунцель начала подавать тревожные сигналы. Всеми силами она пыталась унять тревогу, но как только Кассандра приземлилась рядом с ней, все ее усилия оказались тщетными. Она не видела лица подруги – в аудитории был выключен свет – но всем своим телом чувствовала ее недобрую ауру. Неприятно. Ее энергетика будто бы перекрывала Рапунцель кислород; чувство отвратительное, очень близкое к ощущению пренебрежения, но более напряженного и тревожного. Девушка зябко поежилась. - Все в порядке? – осмелилась спросить она, но Кассандра даже не обернулась. Странно. Очень. Рапунцель окликнула ее во второй раз, но снова напоролась на шипы игнорирования. Пассивное предчувствие чего-то нехорошего понемногу начинало нагреваться – практически химическая реакция с предсказуемым концом. Удивительно, как вся жизнь за последние пару дней свелась к формулам – должно быть, она переучилась. Две минуты Рапунцель молчала: рационально решила, что злую Кассандру лучше не трогать. А на третьей минуте вспомнила, что не умеет сдерживать внутренние порывы и предпочитает выяснять все на месте. Эта агрессия, активная и пассивная, продолжавшаяся уже несколько дней, выводила ее из себя; во многом потому, что она не могла отделаться от идиотского впечатления причастности к плохому настроению подруги. И, вдохнув поглубже, пока все окружающие еще шумели стульями и партами в попытках рассесться по местам, снова обратилась к Кассандре, стараясь унять клокочущее раздражение: - Скажи мне, я что, чем-то тебя обидела? - Конечно, ты же у нас центр вселенной, - ядовито прошипели в ответ. – Разумеется, блин, ты же такая хорошая, просто идеал, магнитное поле всея Земли! Можешь свой фан-клуб открывать, к тебе в очередь за записью станут. Рапунцель опешила. - Касс… - Сделай одолжение, - нагло перебила ее Кассандра, - не трогай меня. И, резко схватив свой учебник, она рывком переместилась за последнюю парту противоположного ряда, к Лансу, сосланному на это место против собственной воли. - Какая прелесть, - вслух восторгалась Зан-Тири, весьма театрально всплеснув руками, - Майклсон, вы прямо читаете мои мысли! Почти запомнили свое место! Еще и издевается, зараза! Огрызнуться хотелось. А лучше – учебником запустить. Но Кассандра молчала; хоть какое-то уважение к окружающим ее людям в ней осталось (Насчет уважения к самой себе она уже начинала сомневаться). Крепко стиснув зубы, так, что даже в челюсти что-то хрустнуло, она опустила голову. Через пару часов ей будет стыдно, очень, очень стыдно, просто до невероятного ужаса, но в моменте от этой мысли ее почему-то начинало тошнить. Она уже не понимала, что именно вызывало в ней такую волну отвращения: то ли вечно позитивная Рапунцель с комплексом собственного «я», то ли Юджин, забывавший все на свете и виляющий хвостом, как пес, когда в поле зрения вдруг оказывается его пассия, то ли Зан-Тири, не упускающая возможности выдать наиболее колкую придирку к самому существованию Кассандры – неправильно сидит, не там стоит, родилась у неправильной матери и живет с неправильным отцом. Отвратительно! Перед Кассандрой положили листок с заданиями семестровой работы, но буквы в ее глазах уже расплывались. Хотелось только одного: по-хорошему покинуть планету, но, увы, бежать было некуда. Во всяком случае, так на уроках астрономии угрожала Зан-Тири.***
Дела на репетиции не ладились и продвигались с таким скрипом, что Рапунцель, полностью сбитая с толку произошедшим на астрономии, была готова переквалифицироваться в спящую красавицу. Юджин думал о том же; предложил даже всем сменить свои амплуа на дремлющих красавцев и переименовать спектакль в «Мавзолей», но эту идею, к превеликому сожалению, никто не оценил. В очередной раз бегая вокруг новогодней елки, заботливо установленной прямо посредине сцены, актеры сбивались, путались ногами в половицах и неожиданно выдавали реплики совсем других героев, напрочь забыв весь свой текст – в общем, даже несмотря на то, что в прошлые разы все получалось практически идеально, вся актерская система вдруг дала сбой. Но когда Эндрю, главный антагонист, забыл, против кого он сражается, случился финиш; единогласно было принято решение сделать паузу. Рапунцель, обреченно усевшись на краю сцены, уронила голову на руки, но, не выдержав и полминуты, снова вскочила на ноги, навернула два круга около запасных кресел, с горем пополам выбитых усилиями тети Уиллоу у администрации города, и с неспокойной душой вышла из зала. Юджин, шедший успокаивать ее взбудораженную личность, нерешительно застыл на месте. - Что, рассорились? Юджин обернулся. На краю сцены, там, где кончалась прибитая к кулисам мишура, сидел Вэриан. - С чего взял? - Ну-у, - парень неуверенно почесал затылок. – Вы сегодня в напряге, в тексте путаетесь, вот я и подумал, ну, мало ли… Повисла тишина. Оба слушали, как пыхтит на сцене упрямый Эндрю, не желавший уходить ни на какие перерывы до достижения хотя бы какого-либо результата. Его «злые приспешники» без охоты прыгали вокруг елки и ворчали так, что вполне могли накликать негативную версию Санты своей нездоровой энергетикой – Юджин называл это «жутью», но Рапунцель с довольным лицом одобряла подобное стремление к темному искусству: «Самое оно! То, что нужно для подлых гномов! Пригнуться бы еще…». Кассандра обычно заходила дальше: с высоты ста семидесяти сантиметров гордо говорила, что Рапунцель рождена для того, чтобы быть гномом, особенно подлым, за что получала локтем в бок; тогда Кассандра снова шутила про ее рост и заботливо утешала подругу тем, что однажды она все-таки дорастет до ее плеча. - Тяжело с девчонками, - тихо выдохнул Вэриан. Юджин прыснул со смеху. – Подход к ним искать, правильные цветы, нужные слова… Юджин не выдержал. Рассмеялся. Мальчишка оскорбленно смотрел на него исподлобья. - Тяжело ему, – в последний раз хихикнул Юджин, но тут же постарался взять себя в руки – ему тут душу открывают, а он! – Девчонка что ли понравилась? Вэриан смущенно почесал затылок. В глаза он больше не смотрел. Где-то на заднем плане злобно ржали подлые гномы, и Вэриан невольно подумал, что этот звук идеально вписывается в его жизнь. Особенно сейчас. Ну и кто его за язык тянул? Опять позориться. Будто бы того раза в ледовом городке было недостаточно. - Ничего себе, - Юджин присвистнул, и, схватив с пола бутылку с водой, сел на ступеньки сцены, так, что его глаза была почти на одном уровне с глазами совсем не высокого Вэриана. Тот смутился еще сильнее: обычно при разговоре с Фитцербертом приходилось задирать голову. – Ну и кто она? С ответом мальчишка тянул долго, очень долго – настолько долго, насколько в принципе мог. Просто Юджин смотрел на него внимательно, беззлобно, но с таким лютым любопытством, что Вэриан понимал: даже если свести все в шутку, какую-нибудь по-гениальному смешную, чтобы сам заслуженный клоун школы Юджин Фитцерберт оценил и засмеялся, он все равно никогда не забудет об этой интриге. - Что, видел только издалека и имени ее не знаешь? Боже, да он же до конца жизни будет над ним шутить! Вэриан снова запустил руку в волосы – идиотская привычка, благодаря которой он мог спокойно экономить на расческе. Может, потому и был таким умным – постоянно мозг разминал, в буквальном смысле этого слова. А если нет? А если Юджин способ знает, секретную формулу обольщения? У него, вон, никогда проблем с этим не было: Вэриан часто о нем всякое слышал, хотя ни его самого, ни его одноклассниц, слухи распускавших, личная жизнь Фитцерберта ну никак не касалась. Вэриан глубоко вдознул. Эх, да будь, что будет! Подумаешь, Юджину рассказать! Он решительно вскинул голову, даже обернулся к собеседнику, но как только они встретились взглядами, вся смелость снова упала Вэриану в пятки. - К-к-кассандра, - заикаясь, проблеял он. - К-Кассандра?! – Брови Юджина полезли на лоб, настолько высоко, что у парня даже сложилось ощущение, что они сейчас оторвутся. Пару секунд он переваривал информацию, и, благо, во время переваривания сумел сдержать себя от того, чтобы выдать громкое «соболезную». - Да, но ты… Понимаешь, я угощал ее конфетами, комплименты говорил, цветы в рюкзак подбросил, а все… Юджин задумчиво почесал шею. Он невольно вспоминал, как они с Рапунцель умяли подаренную Кассандре шоколадку, довольно вкусную, на самом деле – с выбором мальчишка не ошибся; не учел только, что Кэсс сладкой не ест. А потом не учел и то, что ее портфель очень схож с рюкзаком Макса, местного отличника и старосты класса; всего пару дней назад Максимус, обнаруживший букет прямо на уроке географии, упрямо пытался выяснить, кто пожелал ему «цвести и пахнуть, как эти розы». Юджин определенно не станет говорить Максу, что цветы все-таки не от Фиделлы, девчонки классом ниже. И не скажет Вэриану, насколько сильно он промахнулся с получателем; хотя завоевать Макса, того еще упрямца, было бы значительно легче, чем непреклонную и своенравную Кассандру. Чудом сдержав внутри порыв смеха, парень с размаху, по-приятельски хлопнул Вэриана по плечу и широко улыбнулся – тот слишком забавно вцепился в край сцены, очевидно, боясь вылететь за пределы актового зала. - Дурак ты, Вэря, хотя и умный. Разве такую девушку… - Юджин кашлянул; в голове всплыл образ Макса, - разве такую девушку можно цветами добиться? - А чем же тогда? - Ну… - он призадумался. Едва ли Кэсс в принципе можно было чем-то покорить. Саркастичная, закрытая, холодная, и сладкое не ест… Что бы он делал, если бы вдруг захотел завоевать ее симпатию? Наверное, пошел бы по такому же обманчивому пути цветов и шоколадок. Водил бы ее на чемпионаты, наверное, на активные прогулки, спарринговался на шуточной арене – в общем, то же, что он делал на правах друга, потому что других идей у него не было от слова «совсем». Юджин хмыкнул. – Кассандра. Ну даешь, в Кассандру влюбиться! - Не смешно. - Вот именно, - Вэриан опустил голову. Юджин сильнее сжал его плечо. – Да не переживай так сильно. Тут думать надо. К каждой есть подход. - Думаешь? - Ну… Из моего опыта. - Ну что, господа артисты, все отдохнули? – громко прокричала Рапунцель, непонятно как оказавшаяся прямо за их спинами, и все в зале поддержали ее стремление к труду. Снова началась суета: весь актерский состав пытался совершить нечто невозможное и уместиться за первыми кулисами, так, чтобы никому не пришлось уходить далеко за сцену; все в округе слушали вздохи, охи и негодования по поводу отдавленных ног. Юджин шустро запрыгнул на сцену и двинулся было к своему месту, но совершенно неожиданно был схвачен за голень. Вэриан смотрел на него снизу серьезно, даже немного умоляюще. - Ты только не говори никому, ладно? - Не переживай, шкет. Я – могила!***
На улице вдруг похолодало: возможно, ясное небо и слишком яркое солнце, как это обычно и бывает, были предвестниками серьезных морозов; стоило бы привыкнуть к тому, что прогноз погоды постоянно врет и ошибается, и не надеяться ни на какое весеннее чудо. Середина декабря, шутка что ли! - Холодно, - вслух констатировала Рапунцель, удивляясь тому, как смешно дрожат ее голосовые связки на морозе. Юджин громко шмыгнул носом в ответ. - Холодно, - в тон подруге ответил он. Оба, не сговариваясь, прибавили шаг. – Мороженое хочешь? - Конечно, - Рапунцель тихо засмеялась. – Оно же из холодильника. Там теплее, чем на улице. Погреемся. И вдруг ее передернуло – не столько от холода, столько от того, что она слышала пару часов назад, по счастливой случайности, но, разумеется, забыла под влиянием куда более важных факторов: все-таки, актовый зал им дали дл репетиций, а не для долгих задушевных разговоров. Подслушивать, конечно же, не в ее правилах, это очень нехорошо и все такое, но любопытство разгоралось в ней с такой силой, что вполне начинало напоминать изжогу, и мысли о холоде чудеснейшим образом уходили на второй план. Она открыла было рот, но морозный воздух защемил ей правое легкое. Пришлось молчать дальше, чтобы за закашляться. А вдруг Юджин подумает, что она беспардонная, наглая, ушастая сплетница? Что тогда? Что, если он просто перестанет говорить с ней, беспардонной, наглой, ушастой сплетницей? Ужасно. На какое-то время ей стало настолько стыдно, что от жара и прилива крови согрелись руки. Но разве он сам, храня чей-то секрет, не является сплетником? Возможно, он еще более ушастый, чем она сама – чисто по логике, он выше и шире, значит, и уши у него не такие маленькие, как у Рапунцель. Все же логично! Не доходя до перекрестка, она окликнула его по имени. Юджин замедлился. - Прости пожалуйста, – сходу начала она, стараясь облегчить муки совести. Получалось с трудом; теперь Юджин смотрел ей в глаза, прикрывая страдальческое лицо побелевшим от горячего дыхания шарфом. – я тут услышала, ну, случайно, понимаешь… Я честно не хотела, просто так получилось, – он не перебивал; Рапунцель растеряла все мысли и нервно хрустела костяшками пальцев. – В общем… Я слышала, что Кассандра кому-то нра-а-авится… Юджин насторожился. Что делать? Он же пообещал, что ни за что Вэриана не выдаст! Разве может он так просто пустословить? Срочно нужно придумать что-нибудь другое. Сказать, что она ослышалась? Что речь идет о другой Кассандре? Что он не знает никаких Кассандр в принципе? Гениальная мысль посетила его в процессе, и, зацепив ее за хвост, Юджин швырнул ее прямо в разговор, без раздумий, сразу же поняв, что эта идея – самое гениальное из всего, что приходило ему в голову. - Эндрю. Сбить двух снегирей одним снежком! И тайна при нем осталась, и личная выгода, как бы отвратительно то не звучало, при нем. Ай-да Фитцерберт, ай-да умник! - Эндрю? – шумно удивилась она, хапнув слишком много холодного воздуха. Маленькое холодное облачко возмущенно застыло у ее рта. Юджин прижал палец к губам, и Рапунцель моментально переключила фокус своего внимания, - Ты без перчаток? Где твои перчатки? - Дома, - Юджин быстро спрятал руки в карманы куртки. – Боюсь, слишком быстро их изношу. На перекрестке они все-таки разошлись: с трудом Рапунцель отбилась от его желания провести ее до дома и отправила бедолагу отогреваться, и, оставшись наедине с собой и своими мыслями, невольно прокручивала в голове весь сегодняшний день. И в голове ее, возможно, от переохлаждения, крепко укоренилась неправильная мысль о том, что Кассандре вдруг начал симпатизировать Эндрю. Может, поэтому она была так расстроена на астрономии? Так и начало работать сарафанное радио, вполне безобидно и практически незаметно – вспомнят о нем только потом, когда, стоя на сцене, придется оглядываться назад и думать, в какой момент все-таки что-то пошло не так.