***
С каждым днем атмосфера в актовом зале становилась все более и более вовлеченной: шуток на сцене становилось все меньше, а эмоций – все больше, как, в принципе, и людей – все системы начинали работать слаженно, начиная актерской игрой и заканчивая музыкой. Не хватало только костюмов и декораций: из всего добра на сцену вынесли только елку да пару деревяшек, представляющих собой несобранную конструкцию башни, из которой Рапунцель предстояло «тайно» сбежать на глазах у всего зрительского зала. Собственно, времени еще было предостаточно – во всяком случае, так девушка утешала себя, видя, как Юджин все еще запинается и читает текст и листа и как стабильно Эндрю ворует не того эльфа со сцены. - Эй! Не тот гном! – слегка обиженно прикрикивает Каталина, наблюдая за тем, как Эндрю, вжившись в роль, вприпрыжку и со смехом злого колдуна уносит Киру со сцены. Кира усиленно сопротивлялась, брыкаясь и извиваясь на его плече. Ни капли не растерявшись, парень вскочил обратно по ступенькам, поставил Злюку на ноги, небрежно отряхнул от невидимой пыли и не глядя схватил в охапку какого-то мальчишку. Каталина медленно теряла веру в мужской интеллект. - Меня! Меня нужно было украсть! На этот раз он почти добежал до дверей. Остановившись, он тяжко вздохнул, поправил ребенка на плече и бодрым шагом потрусил обратно. - У нас еще две недели, - с обнадеживающей улыбкой прошептала Рапунцель, наблюдая за тем, как Каталина машет потенциальному похитителю руками для стопроцентной надежности. К счастью, помогло. Утерев пот со лба, он набрал как можно больше воздуха в легкие, Эндрю в третий раз разразился злобным смехом и вприпрыжку помчался к выходу. С этим действием было покончено; на сцену взобрался Юджин. Векс, его напарница для пары сцен, девчонка на класс младше него, тут же вошла в роль цыганки и своей правдоподобной игрой настолько сконфузила парня, что тот принялся читать не свои реплики и лихорадочно листать сценарий. Рапунцель глубоко вздохнула. Еще целых две недели!.. - Времени-то всего-ничего, - вдруг выдал Эндрю у нее над ухом, и вся ее уверенность тут же рассыпалась карточным домиком. Да уж. Великий утешитель. Усевшись в соседнее кресло, Эндрю жадно отпил воду из бутылки. Рапунцель совершенно осознанно перенесла весь свой фокус внимания на него, не понимая, что именно ей стоит испытывать в данный момент. В ее голове неосознанно промелькнул отрывок недавнего диалога с Юджином, но она, будучи человеком порядочным, быстренько выбросила все дурости из своей головы. - У нас уже очень большой прогресс, – попыталась убедить его девушка. – Тем более, знаешь, ты отлично справляешься! Особенно ваша с Юджином драка на мечах. Вы как будто бы настоящие рыцари. Несложно было догадаться, почему дуэль казалась такой реалистичной, но Рапунцель предпочитала думать, что парни наконец нашли общий язык и замечательно сработались. Так ей было спокойней. - Я просто к тому, как быстро летит время. Уже две недели репетируем, - Эндрю тихо рассмеялся, видно, польщенный комплиментом его актерской игре. – Спасибо. Меня еще отец фехтовать учил. - На настоящих шпагах? Он засмеялся чуть громче. - На деревянных, конечно! Если бы лезвия были настоящими, я бы здесь не сидел. - Я не очень сильна во всем этом, - честно призналась Рапунцель. А потом настрой в ее голосе резко сменился. Противный таракан в голове все-таки решил прощупать полученные несколько дней назад сведения, и диалог осознанно превратился в наипрямейший намек. Корона развернулась к парню всем корпусом. – Но Кассандра вот разбирается! Особенно во всяких боях. Ты знал, что она профессиональный борец? Глаза Эндрю расширились от удивления. Видимо, Кассандра ему все-таки нравилась; или, быть может, он был удивлен тем, как и куда перестроился маршрут диалога. - Никогда не слышал. - Да! Думаю, у вас много общего, - Рапунцель заговорщицки прищурилась. - Может быть. Мы не пересекаемся, да и она не выглядит разговорчивой. - Не суди книгу по обложке, - и тут в голову Рапунцель впервые закралась мысль о том, что Кассандра без прикрас выглядит как человек, который действительно может ему втащить; проблема в том, что, в отличие от Эндрю, она, вроде как, теплых чувств ни к кому не питает. Один раз Майклсон уже пыталась врезать ему в глаз, и по счастливой случайности Рапунцель полторы недели замазывала огроменный фингал. Скривившись на долю секунды, Корона снова выбросила все эти мысли из головы. Следом же были выгнаны все сомнения в правильности и этичности своего поступка. Тараканьи идеи, кажется, побеждали здравый смысл. Прусий план был надежным, как швейцарские часы, и в то же время простым, как три копейки: в жизни Кассандры появляется хороший парень и спасает ее от всех бед ментальной системы своей необъятной любовью. Ну настоящее зимнее чудо! Тем более, Эндрю, согласно тому, что сказал Юджин, действительно в нее влюблен – тогда получается, Рапунцель делала двойное благо! Быть может, Кассандра с ней даже заговорит, и все их размолвки канут в небытие. Этого Короне хотелось едва ли не больше всего на свете. Окончательно закопав все потенциальные сомнения, девушка смело приняла на себя роль Феи Крестной, правда, так и не определившись, какого именно прототипа: того, что был в «Золушке» и полной его противоположности из «Шрека». - Хорошо, буду иметь в виду, - Эндрю обворожительно улыбнулся, и Рапунцель машинально улыбнулась ему в ответ, из добрых дружеских чувств и банального межличностного этикета. А потом на сцене что-то рухнуло: это Вэриан уронил нечто, что должно было быть башней для принцессы и чуть не уронил себя. Всего за три секунды он идеально исполнил роль Индикатора из фильма «тайна третьей планеты»: сменил несколько оттенков своего лица и в итоге остановился на самом нейтральном и благородном – белом. Рапунцель взволновано окликнула его по имени. - Ты хорошо себя чувствуешь? Он немного заторможенно кивнул в ответ. Эндрю поднял бутылку над головой. - Может, воды? Вэриан медленно спустился к ним; руки его почему-то дрожали. - О чем болтаете? – немного нервно спросил он, принимая питье из рук товарища. Рапунцель немного оживилась. - Эндрю рассказывал о том, как отец учил его фехтовать. - Да, лет с шести. Мы, Хьюберты, кто-то типа потомственных пиратов, чтим традиции предков. - Понятно, - дрогнувшим голосом ответил Вэр, возвращая бутылку хозяину. – Спасибо за воду. Поднимаясь обратно на сцену, он вдруг подумал о том, что Юджин убьет его в ближайшую неделю. Ситуация стремительно выходила из-под контроля. Едва он взобрался на сцену, Фитцерберт тихим свистом подозвал его к себе; взгляд его не сулил ничего приятного. - О чем они там говорят? Вэриан нервно сглотнул. - О фехтовании, вроде. - М-м, - как-то странно протянул Юджин, продолжая сверлить парочку взглядом. Они все не прекращали болтать, и диалог их, кажется, уходил в более и более веселую степь. Вэриан вдруг почувствовал, как аура его приятеля превращается в нечто по-неприятному жгучее. Не отрываясь от своего занятия, Юджин снова обратился к мальчишке. – Ну ладно. Ты иди, сейчас твой выход. Только когда парень зашел за кулисы, он вдруг вспомнил, что, по природной задумке, вообще-то, должен дышать. Такими темпами далеко не одна прядь его волос будет крашенной.***
Как внезапно выяснилось, у всех «артистов» вдруг появились невероятно важные планы на вечер – в свои семнадцать-восемнадцать каждый был «президентом», посему репетицию закончили на два часа раньше обычного. По правде говоря, и начали они раньше, но считать общее количество часов, проведенных в зале, Юджину было лень. Эндрю исчез из поля зрения самым первым, и как только он перестал мозолить глаза, жить стало намного легче. С Рапунцель Фитцерберт попрощался еще на сцене: она вдруг решила, что лучшим способом провести оставшееся свободное время будет навестить тетю Уиллоу на ее рабочем месте и отвлекать ее от всех государственно важных дел. Вэриан же, еще до того, как его о чем-то спросили, хаотично рассказал о каких-то планах в библиотеке; никто ничего не понял, но ни Юджин, ни Ланс не упустили шанса смутить парня еще сильнее и принялись лохматить его волосы. Собственно, до дома они шли вчетвером: Юджин, Ланс и две его неугомонные сестры, как в старые-добрые времена, когда их все еще нужно было забирать после занятий в младшей школе. Сейчас обе без проблем находили дорогу до дома и были даже больше, чем просто самостоятельные. Тем более, отпуская Киру и Каталину на улицу, было бы лучше переживать за окружающих; каждый раз, когда Юджин говорил нечто подобное, Кира раздувалась от гордости, пушась, как маленький котенок: звание Грозы Района ей определенно очень льстило. - Фрэдди тебя больше не обижает? – между делом спросил Ланс, слегка наклоняясь к Каталине. Она стыдливо опустила глаза. - Больше нет. Кира его ударила. - Эй?! - Ну это же правда! Ланс осуждающе покачал головой. Что-то в их семье пошло не так: он, высокий, широкий и весьма суровый на вид, был самым мирным парнем из всех его многочисленных знакомых, тогда как Кира, маленькая и худенькая девчонка, практически все проблемы решала руко- и ногоприкладством. В детстве она еще и кусалась – воспитание Ланса все-таки имело определенное влияние, и в свои одиннадцать она вполне понимала, что пускать в ход зубы как минимум не гигиенично. - Ну не понимает он слов, что я сделаю? - А ты с ним говорила? Кира насупилась, понимая, что никто ее поддерживать не собирается. А она ради сестры старалась, между прочим! - Каталина говорила. А я сразу знала, что он дурак. Слова еще на него тратить. - Он меня за косу дергал, - робко вставила Рыжая, опасаясь, что ее даже слушать не станут. Однако все почтительно замолчали. – А Кира его учебником. Злюка продолжала ворчать. - На Новый Год загадаю себе сестру-не ябеду. - Я же за тебя заступаюсь! - Отлично заступаешься. Так и помогай людям! - Я же никому не сказала, что вы потом в коридоре подрались! Ланс обреченно вздохнул. Юджин, изо всех сил старавшийся не вмешиваться в воспитательный процесс, расхохотался. - Ну даешь, Злюка! А ну покажи, как ты его уделала? И Кира за одну секунду просияла настолько, что ее вполне можно было поместить вместо звезды на новогоднюю елку; едва ли не подпрыгивая на месте, она принялась размахивать руками, то и дело сбиваясь от нахлынувших эмоций. Фитцерберт, согнувшись едва ли не пополам, подставлял ладони под ее удары, стараясь не смеяться слишком громко. В какой-то момент Юджин перешел в наступление: блокируя ее удары, он начал бить сам, легонько, едва касаясь ее плеч, и, поставив финальный аккорд, натянул Кире шапку по самый нос с гордым победоносным «Хоба!». Девчонка окончательно забыла все свои обиды: небрежно поправив капелюх, она с заливистым смехом ринулась за парнем, скользя и спотыкаясь, пока, наконец, не запуталась в его ногах; оба свалились в сугроб на обочине тротуара, хохоча и бросаясь друг в друга рыхлым снегом. Весь в белом, Юджин выкатился на пешую дорогу, вытащил девчонку за пятки, и, закинув ее на спину вверх ногами, закружился вокруг своей оси. Обоим, очевидно, было весело: визжали и ухахатывались с одинаковой громкостью. - Ланс? – спросила Каталина, осторожно дергая брата за рукав пуховика. Тот молча повернул голову. – Может, это Кира приемная, а не ты?***
До дома шли достаточно долго: пока более спокойные члены семьи обсуждали события ушедшего учебного дня, потенциальный ужин и мир кино, Кира и Юджин демонстрировали отрывок из «в мире животных» на виду у всех равнодушных и неравнодущных граждан, успокаиваясь лишь в тех местах, где нужно было перейти дорогу и не попасться под колеса. И, судя по всему, все были счастливы. - Приходи к нам в гости! – выдала Кира на перекрестке у дома, когда им все-таки пришло время расставаться. Ланс охотно ее поддержал. - И правда, брат, не заходил давно. - Потом как-нибудь, - уклончиво ответил Юджин, чувствуя, что сейчас ему нужно не что иное, как свежий воздух. – Зайду, обещаю! Кира легонько стукнула его в бок – выше попросту не дотягивалась. - Я запомнила! Ты пообещал! Они пожали друг другу руки и обнялись, по-пацански, так, как улица учила, с хлопками по спине и повторением слова «брат»; Юджин снова поднял ее в воздух, на прощание, и они разошлись. - Хочешь, и тебя покатаю? – обратился он к Каталине, чувствуя, что опять обделил ее вниманием. Девчушка смущенно улыбнулась. - Спасибо. Потом, как-нибудь. И побежала следом за сестрой, во дворы, оставляя Юджина наедине с Лансом. Фитцерберт чувствовал, как его сканируют: друг в этом плане вообще ничего не стеснялся, все чаще и чаще применяя свои психологические штучки, смеха ради, проверяя, работают они или все-таки нет. Чаще всего работали, просто признавать это хотелось не всегда. - Ты отлично с детьми ладишь, - вдруг сказал он. Юджин удивился. Этого он не ждал. - Только с Кирой. Хорошая девчонка. - Каталине ты тоже нравишься. Она просто стесняется. Неопределенно пожав плечами, Фитцерберт вздохнул. Из его рта вырвалось маленькое холодное облачко. - Ты ладишь с ними куда лучше моего. Поверить не могу, что ты реально выбрал медицину. В педагогический бы. - А в больницах тоже детей полно. В медицинском тебе и педагогическое, и цирковое - все вместе, чего только ни увидишь. Где-то рядом проехала машина с громкими басами, и пришлось подождать, пока ремикс легендарной новогодней песни стихнет за домами; от вибраций, однако, еще долго непонятными ритмами дрожала земля под ногами. - Ты сам-то еще не нашел, куда поступить? Впервые Юджин почувствовал, что этот каверзный вопрос его не пугает – но лишь крепче сжал губы, списав это на благотворное влияние неугомонной Киры. Ему даже показалось, что ответ находится где-то рядом, а он, слишком занятый приглушением собственных мыслей, упорно игнорирует его существование. - Еще думаю. Ланс хмыкнул с улыбкой; девчонки уже кричали его имя со двора. - Ну, думай. Хлопнув друг друга по плечу, они разошлись в разные стороны: Юджин вдруг понял, что совершенно не хочет идти домой. Странная мысль, возникшая в его голове и просуществовавшая там всего минуту, уже не давала ему покоя. Он всегда думал о будущем с опаской, особенно о том, где все будет зависеть только от него – и с охотой признавал, что он безответственный дурак, раз за разом ища себе оправдания: «никто не научил меня быть другим», или «я молод и все еще впереди», или «у меня нет человека, о котором я должен заботиться». И только в тот день, впервые решившись слушать собственные мысли, а не музыку в наушниках, он вдруг понял, что очень сильно заблуждался. Ответственность не определяется наличием братьев и сестер, потому что, нравится нам это или нет, в первую очередь мы в ответе за свою собственную жизнь. Юджин все еще был потерян; картина его мира так и не могла собраться в одно единое целое. В голове вдруг появилось слишком большое количество мыслей. Он потянулся было в карман за наушниками, но вовремя остановил самого себя. Закрывать рот своему «я» ему больше не хотелось; слушая подкаст собственного сознания, Юджин не заметил, как ноги привели его в центральный городской парк. Зимой он был особенно очаровательным: весь в белом и с разноцветными огоньками на деревьях и причудливой формы фонарях, приветливыми снеговичками вдоль дороги и неспешно прогуливающимися парочками – в них всегда была какая-то особая романтика. Летом здесь всегда проводили фестивали; зимой же, особенно ближе к концу года, устанавливали елку, заливали каток, бесплатный для всех жителей города, и даже открывали прокат оленей. Чаще всего катались дети: каждый раз северные животные приводили их в непомерный восторг, даже если они просто стояли где-то вдали. За спиной у Юджина зазвонили колокольчики – и он, сразу поняв, в чем дело, перескочил на другую сторону тротуара. Мимо с тихим фырканьем семенили олени, наворачивая очередной круг по небольшому парку. Детишки в повозке махали ему руками; недолго думая, парень ответил им тем же. Добравшись до центра, Юджин лениво расселся на ближайшей скамейке. Сидел спокойно, бессмысленно разглядывая внушительных размеров новогоднюю елку, пока сиденье под ним не скрипнуло. Он обернулся. На другой конец скамейки подсел странного вида мужчина, хмурый до ужаса, без шапки, с длинными, растрепанными волосами, уже покрывшимися инеем, и какой-то флягой в руках – наличие последнего отбивало все вопросы касательно всех остальных пунктов. Юджин совершил единственную ошибку, которую только мог допустить: посмотрел незнакомцу в глаза. Теперь он, сам того не зная, стал его собеседником. - Я тут посижу? Юджин равнодушно пожал плечами, неосознанно усугубив свое же положение. - Сидите, мне не жалко. Тот довольно хмыкнул и шумно вдохнул, снова отпивая из фляги. Ожидаемо, молча сидеть он не собирался. - А ты чего один сидишь? С девушкой небось поссорился? - Ни с кем я не ссорился. - А я вот поссорился, - грустно выдохнул мужчина, и, не в силах выносить всю тяжесть бренного бытия, сгорбился, оперевшись локтями о собственные колени. Юджин, совсем не рассчитывавший на необходимость вести диалог, некомфортабельно поерзал на скамье. - Сочувствую. - Да нихрена ты не сочувствуешь, - в сердцах выкрикнул он, и Юджин вдруг испугался, что его внезапный собеседник натурально разрыдается скупыми мужскими слезами. – У тебя у самого-то девушка есть? От этого вопроса почему-то потеплело в груди; губы парня вдруг растянулись в какой-то идиотской улыбке, но всего через пару секунд до его не очень сообразительного мозга вдруг дошло, что девушки у него, вообще-то, даже близко нет. По какой-то причине он автоматически прописал себя парнем Рапунцель; не понял даже, в какой момент он вдруг принял подобное решение, но сама Рапунцель о нем, разумеется, не знала. И сказать как-то страшно: вдруг откажет? Никогда в жизни у Юджина не было сомнений насчет девчонок, отношений и прочих прелестей подростковой жизни. Откажет – значит, не судьба, чего зря свое эго оплакивать. А тут вдруг страшно стало, вот так номер! - Нет у меня девушки, - наконец, ответил Фитцерберт, и собеседник его понимающе покачал головой. - И у меня нет, - он качал головой еще несколько секунд, а потом принялся разглядывать юношу замыленным взглядом, и, видимо, разглядев в нем собрата по несчастью, решительно протянул ему ладонь. – Гектор. Юджин ничего не понял. Возможно, именно по этой причине он пожал новому знакомому руку и представился сам. - А с кем ссорились-то? - С девушкой. - Которой у вас нет? - Ну так потому и ссорились! Все медленно становилось на свои места, однако, легче от этого никому не сделалось. - Давно? - Два года назад, - Юджин едва сдержал порыв смеха. – Ну и вчера еще. Прикинь, не впустила! Я понимаю, виноват, но чтоб совсем… Что им, женщинам, нужно? Твоей вот девушке что нужно? - Нет у меня девушки, - снова повторил парень, понимая, что роль его в диалоге ограничивается параметрами «слушать и делать серьезное лицо». Намечалось что-то веселое. Гектор слегка выпрямил спину. - Это еще почему? - Да как-то я ей ничего не сказал. Вдруг откажет. Повисло молчание; взгляд Гектора, однако, выражал даже слишком много эмоций, от шока до невнятного осуждения. - Ну ты и слюнтяй, Юджин, - покачал головой мужчина. Подобного парень не ожидал. Даже растерялся. – За женщин бороться надо, понимаешь? Не ты, так кто-нибудь другой, решительный. Перед глазами Фитцерберта вдруг всплыл лик Эндрю, и он торопливо постарался выбросить его из головы до того, как появится приступ тошноты. - А что ж вы-то не боретесь? Вопрос, видимо, был чересчур актуальным и поставил Гектора в тупик. Он смотрел на Юджина тупо, так, будто бы впервые в жизни его видел, и долго генерировал ответ. - Так это… Не впускает же. Синхронно выпрямившись, оба вдруг переменились в лице, изобразив знаменитый мем с удивленным Багзом Банни. Оба диалогом остались довольны. Юджин изо всех сил старался не смеяться, хотя факт того, что он действительно слюнтяй, сильно царапнул его великое мужское эго. - Знаешь, парень, - снова начал Гектор, – Пойди и скажи ей. Сегодня же. Я ее так и добился, понимаешь, смелостью… - Ту, которая вас не впускает? - Цыц, - он поднял вверх палец, - я не договорил. – несколько секунд Юджин смотрел на это непроницаемое выражение лица. А потом рука вместе с пальцем безвольно упала вниз и шлепнулась о переднюю поверхность бедра, и Гектор снова был близок к состоянию глубокой тоски. – Да. Вот, женщины, они же смелость любят. Чем рискованнее поступок, тем шансов больше, понимаешь? Хоть убейся – главное, чтоб ради нее. Юджин кивнул. В какой-то момент ему стало не смешно. - Я вот ради нее… Полстраны на байке объездил. Цветы ее любимые зимой искал. - Зимой на байке? Нельзя же. Гектор лениво отмахнулся. - Это все тюлени придумали. Можно все. Уметь надо. И трястись меньше, - он снова поднес флягу ко рту, видимо, чтоб горло смочить, но в последний момент отвлекся на желание поделиться еще одним откровением: - Но сегодня нельзя. Вот с этим, - он постучал замерзшим пальцем по металлу, - за руль не садятся. Сеструха узнает – лещей отвесит. По какой-то причине Юджин вдруг почувствовал в этом человеке что-то чрезмерно близкое по духу – это вызывало абсолютно смешанные эмоции. Он будто бы глядел на тридцатилетнюю версию себя, свободолюбивую и безбашенную, но все еще боящуюся «лещей от сеструхи» (в его случае, разумеется, эту функцию с радостью выполняла Кассандра). Он так и не понял, что испытывает по отношению к Гектору, но порывов рассмеяться у него больше не было. Зато нахлынула волна легкой меланхолии – видимо, передалась воздушно-капельным путем. Мозг снова начал генерировать серьезные мысли. - А почему поссорились? – вдруг искренне заинтересовался Юджин, снова обращаясь к своему собеседнику. Гектор в одно мгновенье помрачнел и отвечать не торопился. - Да дурак я, - выдал он спустя долгую паузу. А потом снова замолчал, тупо всматриваясь в какую-то невидимую точку в пространстве. Юджин решил не перебивать его; собственно, и сказать на это смелое заявление было нечего. – Ревновал ее сильно, вот крышу и снесло. А кореша из мотоклуба на дурную голову идею подкинули: мол, соперника нужно его же оружием гасить. Ну и гасил я. Видимо, перегасил. - Мы вообще-то от природы соперничаем. - Тормоза включать надо. И мозгом работать. А то в один момент глаза открываешь – а ты уже насоперничал. И все: своей девушки нет, чужой тоже уже нет, а за тобой еще и авторитеты мордуют. Шляпа полная. «Феерично», - подумал Юджин, но вслух так ничего и не сказал. Мысль о том, что он, возможно, сидит с каким-нибудь криминальным неавторитетом, его почему-то ни капли не напугала. Мозг его обрабатывал совершенно другой запрос. Что, если Эндрю и вправду перехватит у него Рапунцель? Что ему, молча смотреть, как этот самовлюбленный утырок с ассиметричными бровями ворует его (потенциальную) девушку? Нет, вот такого он точно позволить себе не мог. За Корону определенно нужно бороться, и у Эндрю не должно остаться ни малейшего шанса. А что если он, Юджин, как и Гектор, зайдет слишком далеко, и Рапунцель навсегда разочаруется в нем? Тогда у Эндрю останутся все шансы занять его место. И он уж точно не упустит возможности выйти из этой схватки победителем. Юджин ощутил, что закипает изнутри, и тело его вдруг передернуло непонятными мурашками. - Может, в этом и дело? – вдруг предположил он, отвлекаясь от неприятных образов с целью снова вернуться к самому началу их разговора. – Может, нужно все-таки сделать что-то безбашенное для нее? Только… менее масштабное. Без бандитов и прочего. Гектор задумчиво почесал затылок, и иней под его пальцами подтаял. Теперь снежный налет на его волосах немного напоминал седину. - Сирень сейчас не достать. «Рапунцель тоже сирень любит», - неосознанно прокрутилось в голове у парня; в своем сознании он вдруг начал перебирать все потенциальные варианты сюрпризов, не заметив даже, как за образ девушки, которую невероятно хотелось удивить, взял типаж близкой ему Короны. - Можно к окнам прийти, попробовать еще раз, извиниться публично, прямо на улице, если домой она не впускает. Принести какие-нибудь ромашки, или ирисы, для имиджа, главное – без шипов. Если букетом бить будут. Лицо криминального неавторитета просияло, как раз под веселый звон колокольчиков – это оленья повозка заканчивала свой круг и снова подъезжала к месту стоянки за новыми клиентами. Кажется, у Юджина получилось вселить в Гектора надежду. - Думаешь, не все потеряно? - Конечно нет! Вы вон какой... - тут весь словарный запас покинул сознание парня, и, разглядывая собеседника с ног до головы, он отчаянно пытался найти в нем, едва знакомом пьяном человеке, хотя бы одно весомое достоинство. - Прикольный. Еще и байкер. Гектор совсем засветился от воодушевления. - Хорошая идея, - вдруг растянуто сказал он, немного путаясь в буквах, и, качая головой, повторил эту фразу еще несколько раз. – От души, парень. Отличная идея! Поеду к ней… А вот, прямо сейчас. А все равно терять нечего! Гектор поднялся со скамейки и снова пожал ему руку, крепко-крепко, настолько, что у Юджина даже ладонь свело – едва ли не впервые в жизни, потому что обычно в роли ручного угнетателя выступал именно он. И тем не менее, он был рад: разговор этот по какой-то причине действительно принес ему уйму удовольствия. Может, он даже что-то вынес для себя – однако, еще не понял, что именно. И времени понять, собственно говоря, не было. Как только Юджин встал и сделал пару шагов к выходу, за спиной его раздалась агрессивная ругань. Он обернулся. И челюсть его практически соприкоснулась с промерзшей землей. С шумом и ругательствами из повозки выпал Дед Мороз; Гектор, выбросивший его за борт, взгромоздился наверх, схватил вожжи и изо всех сил хлестнул оленей. Упряжка резко тронулась и понеслась к другому выходу, заносясь из стороны в сторону и то и дело подпрыгивая на кочках. Добродушный человек в костюме сказочного дедушки кричал вслед абсолютно не сказочные пожелания. От отчаяния и переполнявших его эмоций он обернулся к Юджину. - Чего ты стоишь? Останови его! - Я кто, по-вашему, Дед Мороз? Аргумент был железным. В отчаянии сбросив с головы новогоднюю шапочку, Дед согнулся пополам, выругался еще раз, но уже более сдержанно, и, наконец, додумался позвонить доблестным стражам порядка. Все дети, ждавшей своей очереди на аттракцион, смотрели на него с открытым ртом. Как, собственно, и Юджин: вот к такому его жизнь точно не готовила. Оклемавшись, он вдруг сорвался с места, сокращая путь по кустам, холмам и метровым сугробам, и сам не понимая, на что в принципе мог надеяться; когда он выбежал из парка, упряжка уже улепетывала по главной дороге, эффектно виляя задом из стороны в сторону. Через несколько секунд издалека завизжала полицейская сирена. Юджин шокированно провожал мелькающие оленьи хвосты взглядом, понимая, что неосознанно дал человеку худший совет из всех возможных. Снова. Молчать ему, что ли, всю оставшуюся жизнь? - Ну и лещей ему сеструха отвесит...***
Вечера с Уиллоу были для Рапунцель любимыми – человека уютнее она не встречала никогда в жизни, и с полной уверенностью была готова заявить, что даже похожей на нее личности в этом мире не существовало. Уиллоу сочетала в себе все амплуа: любящей тети, близкого друга, опытного психолога и мудрейшего наставника – и Рапунцель нарадоваться не могла, что именно ей повезло быть связанной с этим человеком кровными узами. Она не знала, кого за такой подарок благодарить – поэтому просто благодарила весь мир вокруг. Счастье, которым наполняла ее Уиллоу, преумножалось внутри в пару сотен раз, а потом, за неимением свободного места, вырывалось наружу, ко всему, что Рапунцель окружало – и она была счастлива делиться всем своим светом без остатка, зная, что ни капельки не иссякнет. Во всяком случае, пока у нее есть Уиллоу. Жизни без нее Корона уже не представляла. Успешно наврав родителям о какой-то так подготовке к важным школьным делам, Корона весь вечер провела с тетей, разделив с ней и тяжелый бумажно-педагогический труд (старательно отвлекая ее от работы всеми возможными способами, из-за чего они задержались в школе часа на два минимум), и путь до дома, тоже затянувшийся из-за длительных философских разговоров, и приготовление ужина, потому что в холодильнике, как вдруг выяснилось, не было совершенно ничего, что можно было бы употребить. Готовила Уиллоу неплохо – беда была в ее абсолютной лени и нежелании тратить драгоценное время на кухонную возню; с Рапунцель же весь процесс превращался в сплошное удовольствие. - Ты испортишь себе желудок, - шутливо отчитывала ее девушка, осознавая, что раз за разом ситуация остается неизменной. Каждый раз Уиллоу закатывала глаза, изо всех сил изображая сложного и капризного подростка, и тянула какой-то неопределенный шипяще-рычащий тинейджерский звук, взятый, возможно, из монгольского алфавита. - Вся в мать, - смеялась она, обходя племянницу на пути к раковине и непременно щипая ее за бок. – С тобой не испорчу. Всего за каких-то полдня они обсудили абсолютно все, что поддавалось обсуждению: учебу и работу, новогодние фильмы и книги с кулинарными рецептами, упомянув и знаменитые на весь мир рецепты Высоцкой, семейное прошлое, семейное настоящее, чью-то молодость, планы на грядущие праздники, взаимоотношения полов и концепт непреложной дружбы – в общем, к тому моменту, как пришло время расставаться, у обеих уже болели языки; по приходе домой функциональность Рапунцель ограничилась лежанием лицом вниз. Мыслительный процесс в ее голове не прекращался ни на секунду: там все еще звенели самые яркие отблески недавнего разговора, и, прокручивая их снова и снова, она пыталась выцепить что-то, что не смогла заметить с первого раза. Нет, все это определенно нужно записать в дневник. Но как-нибудь потом, потому что, удивительным образом, физическая энергия Рапунцель приблизилась к критически низким отметкам. Она была уверена, что ни одно происшествие ее с кровати не поднимет. Ни одно происшествие, кроме громкого и неестественно высокого голоса отца. Рапунцель подняла голову, прислушиваясь к тому, что происходило в соседней комнате. Зов повторился; отец нервно звал маму. Нахмурившись, Рапунцель поднялась с кровати, ощущая, как все ее тело отчаянно сопротивляется силе притяжения. Чистое любопытство толкало ее вперед; когда она вошла домой, отец, видимо, став с креслом единым организмом, как обычно, всматривался в телевизионные новости. И что могло случиться в банальных новостях? Придвинувшись на самый край кресла, Фред с выражением неподдельного шока всматривался в репортаж. - Ариана! Ариана, иди скорее! - Ну что там такое? Он пальцем указал на экран. «…праздник к нам приходит: в центральном парке мужчина подрался с Дедом Морозом и угнал у него упряжку с оленями; очевидцы сообщают, что хулиган находился в состоянии алкогольного опьянения. Записи с камер видеонаблюдения свидетельствуют о…» На экране, очевидно, мелькали те самый записи, больше напоминающие вырезку из «форсажа»: за оленьей упряжкой, отчаянно маневрирующей по главной дороге города, неслось три мигающих полицейских патруля. В какой-то момент гонщик спешился, и, загнанный со всех сторон, отчаянно пытался вскарабкаться по ближайшей ели – куда угодно, лишь бы не в руки служителям закона. Снимали его с трудом: нарушитель упорно сопротивлялся, все время крича о том, что ему необходимо поговорить с некой Уиллоу. В его положение никто не входил: четверо полицейских пытались скрутить его и усадить в машину; еще двое, намеренно взятые крупным планом, озадаченно чесали репу. Видимо, Рапунцель была не единственным человеком, не представляющим своей жизни без Уиллоу. Вопрос был только в том, об одной ли Уиллоу они думали. - О Боже, - охнула мама, шокированно прикрыв рот рукой. Глаза обоих родителей стали натурально квадратными; Рапунцель переводила взгляд с матери на отца, пытаясь понять, какая часть репортажа впечатлила их настолько сильно. - Вы его знаете? Все были слишком заняты созерцанием того, как неугомонного джентльмена пытаются усадить в машину. На заднем плане убегали почувствовавшие свободу олени; двое полицейских, выкрикивая приказы остановиться и примкнуть к обочине, пытались догнать их ногами, банальным бегом. Эти новости, вне сомнения, были намного интереснее экономических разборов; наконец-то в телевизоре появилось хоть что-то свежее.