***
- С ума сойти, Зан-Тири когда-то была молодой! Какого года снимок? Двухсотого до нашей эры? Ребята расхохотались. Возле выставки с кадрами прошлых преподавательских лет снова был ажиотаж; как выяснилось, ни Рапунцель, ни уж тем более Юджин ни разу не замечали фотогалерею на стене у актового зала. Вэриан, уже осведомленный во многих историях, с превеликим удовольствием блистал полученными знаниями. Фитцерберт, однако, был в слишком хорошем настроении, и сопровождал каждое указанное Вэрианом фото остроумной шуткой. - Ой, тетя Уиллоу! – воодушевленно подпрыгнула Рапунцель, заметив чуть ниже фото своей тетушки, самое веселое и праздничное, то самое, где она в образе снегурочки обнимает маму за плечи. К собственному удивлению, этот снимок она видела впервые. Ни в одном семейном альбоме его не было. - Вы так похожи, - Юджин несколько раз переводил взгляд с картинки на подругу. Внутри у Рапунцель что-то расцвело; она вдруг поняла, что нет для нее комплимента лучше, чем этот. Было бы здорово снова зайти к тете на работу, но отвлекать ее второй день подряд, наверное, сомнительная идея. - А вот мисс Блэкстоун, - перевел тему Вэриан, пальцем указывая на снимок в нижнем ряду. – И мой отец. Справа. - Обалдеть! – вслух восхитилась Рапунцель, не веря своим собственным глазам. Адира, та самая Адира Блэкстоун, классный руководитель и само олицетворение строгости в юбке, была совсем не похожа на себя: молодая, даже юная, с копной черных непослушных волос и ярким макияжем, в выпускном платье, да еще и улыбающаяся во все тридцать два зуба! По спине у Короны пробежались мурашки. Осознание того, что учитель географии, оказывается, тоже относилась к роду человеческому, когда-то была молодой и, прости Господи, даже улыбалась, взбудоражило ее мозг. Разграничивать две сущности тети Уиллоу было легче простого: в глазах Рапунцель она никогда не была школьным педагогом. Была наставником, примером для подражания, даже советчиком – но никогда не была учителем. Эта часть ее личности навсегда оставалась для девушки закрытой; возможно, именно потому, что и на уроках-то у нее Рапунцель бывать не доводилось. С мисс Блэкстоун все было с точностью наоборот: как ни старайся, увидеть в ней человека, живого, выполняющего что-то кроме функции «учить уму-разуму», у Короны не получалось. А теперь, вот, эта фотография – и в голове у девушки произошла огроменная революция понятий. Едва совладая с нахлынувшими эмоциями, она обернулась к Юджину. Он тоже был нехило удивлен, пару секунд молча присматривался, а потом, не выдержав какого-то внутреннего напора, шокированно хохотнул. - Это же тот парень, - вслух сказал он, приблизившись к фотографии практически вплотную. – Он оленей вчера угнал из парка! Новости в городе разлетались очень быстро; любой случай, выходящий за рамки обыденного в поле сюрреализма, был на слуху уже на следующий день и непременно становился почвой для создания новых шуток на долгие месяцы. - Да ну, - Рапунцель скептически нахмурилась, пытаясь воспроизвести в памяти образ героя-любовника из вчерашних теленовостей. Получалось плохо. – Думаешь, похож? Изо всех сил Юджин сдерживал желание присвистнуть. Тихо кашлянув, парень начал рассказ о том, что произошло с ним вчера в парке, приправляя и без того странную ситуацию абсолютно новыми шутками; Рапунцель совсем упустила тот момент, когда она вдруг заразилась его улыбкой и начала пропускать мимо ушей практически половину всего, что он говорил. - Сидел я, значится, вчера на скамейке, никого не трогал…***
- …никого я не трогал, командир, клянусь! В штрафном изоляторе временного содержания (в простонародье – «обезьяннике») было подозрительно тихо; из четырех человек шумел один лишь Гектор – его голос Адира услышала еще на входе и неосознанно поморщилась. На секунду задумалась, стоит ли идти дальше – все-таки на кону стояла тишина в квартире – но после недолгих сомнений она свернула за угол неприятно узкого коридора и преступила порог комнаты. Гектора она увидела сразу же: он, раскинув руки во всю свою ширину на горизонтальные прутья, прислонился к решетке лбом, однако, встретившись с сестрой взглядом, мгновенно стал чуточку компактнее. Видимо, маска строгого учителя уже настолько приклеилась к ее лицу, что успела стать его повседневным выражением; с таким качеством, возможно, ее бы даже в полицию взяли, на место надзирателя, или, быть может, на рейды, в которых нужно разнимать уличные драки, где она справилась бы одним лишь только взглядом. - Мисс Блэкстоун, - она обернулась. Справа, из-за широкого письменного стола с кучей непонятных бумажек и толстых папок, поднялся капитан Майклсон. По какой-то причине (видимо, заработавшись) он протянул Адире ладонь; и хотя никто из них двоих не понял сути этого жеста, она без промедления пожала ему руку. – Вечер добрый. - Взаимно. На секунду повисла странная неловкая тишина; за это время Адира успела рассмотреть увешанные бумажными гирляндами стены и оценить портрет мистера Гринча на стенде «разыскиваемых преступников». - Мне нужно что-то заполнить? Засуетившись, он выдал ей три вида бланков; Адира, уже измученная школьными отчетами и прочих видов бумажками, дважды подумала оставить Гектора здесь, в изоляторе – может, поумнел бы за пятнадцать суток. А потом глазами она пробежалась по основной сути протокола – знатно удивилась и поняла, что верить в потенциальный ум человека, угнавшего оленью упряжку в нетрезвом состоянии, смысла не имеет. - Я хотел спросить, - капитан тихо прочистил горло, наблюдая за тем, как женщина ставит финальную подпись. – Насчет Кассандры. Что у нее с учебой? Внутри у Адиры что-то неприятно щелкнуло. За всех подопечных у нее болело сердце – и пусть она редко это показывала, каждый ученик был ей практически родным. Даже Юджин, этот шебутной паразит с пожизненным запасом дерзости, постоянно притягивавший к себе всякого рода приключения и ругань преподавателей. Даже Кассандра, закрытая и колючая, за шесть лет не сказавшая ей ни одного доброго слова – впрочем, и плохих она не говорила, даже когда очень хотелось. Шесть лет они сохраняли натянутые рабочие отношения; на седьмой Адира вдруг услышала искреннее «спасибо». - Успеваемость сильно ухудшилась, - она на секунду задумалась, стараясь подобрать правильные слова. Капитан Майклсон неотрывно сверлил ее взглядом. – Думаю, вы лучше меня понимаете, через какие трудности она сейчас проходит. Джон потупил взгляд, нахмурился и мелко закивал. В свете мигающей потолочной лампы лицо его вдруг сделалось настолько мрачным, что Адира попросту не посмела сказать что-нибудь еще – хотя ей определенно было, что добавить. Хвала генетике, складом своей сущности она пошла в невероятно вдумчивого отца; в кого пошел Гектор со своими чересчур амбициозными наклонностями – загадка для всего семейства. Шумно втянув воздух через нос, капитан выпрямился во весь свой рост и на одном дыхании выдал всего два слова, прибившие позвоночник Адиры высоковольтным зарядом тока. - Она узнала. У Адиры похолодели пятки – она вдруг ощутила, как с резкой постепенностью промерзают ее стопы в меховых ботинках. - О чем именно? И голос ее тоже внезапно осип. Сказал бы кто ей двадцатилетней, что в тридцать восемь люди тоже нервничают – ни за что бы не поверила. В таком возрасте уже как-то по статусу не положено. Не то, что в двадцать, когда весь мир кажется тебе одной большой, но чертовски привлекательной проблемой. - О том, что я ей не отец. Не о том, что… - Да. Я понимаю. - Именно. Пару секунд они молча смотрели друг другу в глаза, перейдя в режим невербальной коммуникации. Ровно до тех пор, пока их не отвлек заскучавший Гектор. - Больше двух говорят вслух. Адира отвернулась первой. В какой-то момент она вообще забыла, что пришла сюда совсем не ради разговоров о насущных проблемах. Финиш. Доработалась. - Еще можно оставить его здесь? Лицо ее оставалось серьезным; в глазах же плясали странные, едва различимые игривые искорки. Капитан на секунду задумался. - Нет, он уже вывел из себя всех дежурных. - Слабенькие у вас дежурные, я тридцать лет его терплю. Из клетки обиженно простонали. - А я вообще-то все слышу. Когда Гектор, почти как принцесса старых сказок, был спасен из крайне неприятного заточения, и пришло время уходить домой, Адира, пропустив брата вперед, остановилась у самого выхода. Капитан застыл возле изолятора и недоуменно смотрел ей в глаза. - Поговорите с дочерью. Вдруг больше не получится. Не дожидаясь ответа, она вышла из помещения, Оставив после себя едва заметный отголосок улыбки и тяжесть где-то в области грудной клетки.***
С самого утра Юджину было как-то удивительно хорошо – возможно, он все еще не мог отойти от событий вчерашнего дня, а может, просто встал с нужной ноги, а может случайно открыл какую-то счастливую чакру, пока танцевал под мелодию на будильнике, но итог все равно был один: весь день он был звездой класса. И, как и полагается, ощущая сильнейшие волны позитивной ауры, учителя весь день вызывали его одного. И Юджин шел к доске вприпрыжку, хотя и прекрасно осознавал, что едва ли помнит что-то кроме таблицы умножения на ноль. Он даже не ругался с Эндрю, и даже работал с ним весьма слаженно, таская стулья из одного кабинета в другой – в классе биологии весьма ожидаемо не хватало мест для сорока двух человек, собравшихся на совмещенный урок по причине какого-то непонятного сбоя в расписании. Отпускать домой никого не хотели; как итог, Юджин вносил все новые и новые стулья для целой оравы выпускников. - Там еще два осталось, - сказал ему Эндрю, кратко оценивая ситуацию с наличием свободных мест. Ситуация вынуждала сидеть друг у друга на коленях. - Не парься, я принесу. Тихо напевая неясного происхождения мелодию, Юджин двинулся на мебельное ограбление кабинета, задержался там на пару минут, встретив старых знакомых, потом еще на пару минут, разговорившись с физруком в коридоре, и, в конце концов, снова встретил Вэриана. И снова разговорился, правда, продуктивно, по пути назад, к месту склада деревянных тронов. Он не помнил точно, о чем ему рассказывал маленький химико-биологически ориентированный друг, но точно уловил последние два предложения, когда из рассуждений о «Теории большого взрыва» Вэриан резко перешел к фразе «Знаешь, я, наверное, пойду». Юджин машинально осмотрелся, выискивая столь резкую причину Вэриановских перемен. У окна стояла вся их театральная компания в самом полном сборе, за исключением, наверное, средних классов, занимающихся в другом крыле. Усилием воли напрягая последние извилины, парень совместил дважды два и пришел к самому многовероятному выводу. - Серьезно, что ли? – вслух поразился Фитцерберт. – Ты уже сколько с нами общаешься? Хорош стесняться, айда! - Да я домашку не выучил, а там угледобыча и… Пусти, ну! Пусти, мне учиться нужно! - Потом доучишься, - настойчиво тащил его Юджин, по-братски уцепившись в мальчишеское плечо. Вэриан понял, что не сопротивляется, когда осознал, что рука за плечо больше его не держит – какая-то часть его сущности продолжала надеяться на коллективное слабоумие и синдромы Альцгеймера. В городе, вот, оленей угнали – да неужели после такого кто-то будет помнить о его случайном маленьком вранье? Но ладошки его все равно вспотели. Он вспотел целиком и полностью, когда увидел, как мило Рапунцель воркует с Эндрю у окна. - …Круто, что Рокки так и не победил в конце фильма. Никаких чудес, - весело пожал плечами Эндрю, завершая, очевидно, невероятно длинную речь о мотивации в кинематографе прошлых лет. Рапунцель расхохоталась. - Я смотрела только ради красивого Сталоне. А ты что думаешь, Кэсс? Кассандра безынициативно пролистывала ленту в социальных сетях – явный показатель того, что на диалог человек не настроен. Однако она отвечала, пусть и вяло, не поворачивая головы, но все же осознанно. - В конце он так-то победил. - Правда? А Эндрю вот думает, что проиграл. - Пусть думает, мне-то что. - Мне вот интересно твое мнение. Да и Эндрю тоже. Рапунцель заговорщицки щурилась, и тон голоса у нее вдруг стал игривым, на октаву выше – Вэриан упорно пытался понять все происходящее, но мозгов его впервые не хватало для решения логических задач. Еще и Юджин справа от него, кажется, раздулся до такой степени, что был готов взорваться и разнести ударной волной все крыло. Повернуться к нему Вэр в виду собственных деяний прошлых дней боялся, но всем существом чувствовал, как друг упорно пытается не подавиться собственными эмоциями. Что-то изменилось, когда Кассандра подняла голову; на лице ее не было ничего, кроме раздраженного смятения. Все далее происходящее все больше смахивало на сон при температуре тридцать девять – во многом потому, что Вэриан настолько заинтересовался в окончании этого хаоса, что вовсе забыл о своем нежелании находиться в эпицентре событий. Не хватало только попкорна. - Так круто, что у вас, ребята, вкусы сходятся, - мечтательно протянула Рапунцель. Юджин поперхнулся вдохом. - Слушай, - вдруг начал Эндрю, перебив Кассандру ровно на таком же слове. – Я одного не понимаю: зачем ты писала мне, если постоянно говоришь о Кассандре? Все замерли в немом шоке. Кассандра тихо отвернулась в попытках переработать информацию; ее нервное дыхание Вэриан чувствовал даже на расстоянии двух метров. Вполне возможно, что слышал он самого себя, но верить в это как-то не хотелось. Глаза Рапунцель вдруг стали квадратными. - Я писала тебе? - Ты писала ему? – в тон ей переспросил Юджин. Эндрю начинал нервничать. - Ты не помнишь, как писала мне? - Потому что я не писала! Да я бы не стала, потому что знаю, что тебе Кассандра нравится! Вэриан еще раз пожалел об отсутствии попкорна. А потом вспомнил, что, вообще-то, и сам влюблен в Кассандру, и ему вдруг ужасно захотелось схватиться за сердце. - Только поэтому бы не писала? – еще раз вклинился Юджин. Вопрос остался без ответа; Эндрю свою нервозность уже не контролировал. - Мне-то? Нравится Кассандра? - Тебе тоже? Следующие две секунды Вэриан проходил все стадии созревания помидора, начиная белым, проходя пару десятков оттенков и заканчивая красным цветом. За такие слова захотелось дать самому себе в нос, но смотрелось бы это, конечно, нездорово. Идею пришлось отложить до возвращения домой. - В смысле «тоже?» - вмешалась Кассандра, и все внутри Вэриана свернулось в какой-то неправильный с точки зрения всех естественных наук узел. Но до того, как он успел что-то выдавить из своего стрессующего речевого аппарата, она снова отвернулась к Рапунцель, - Ты поэтому пытаешься меня с ним свести? - Зачем ты писала мне такие СМС, если все дело в ней? - У меня вообще-то имя есть. - Да уж спасибо, я за эти дни запомнил. Ситуация выходила за рамки любого понимания. Пока все окружение медленно превращалось в шоу Малахова, Вэриан безуспешно боролся с мыслью о том, что против Эндрю в борьбе за сердце Кэсс у него нет никаких шансов. Мысль о том, что Эндрю в этом балагане участвовать не собирался, его воспаленный мозг не успокаивала. Рапунцель, зажатая с двух сторон, пыталась отгородиться от напора агрессивной речи руками. - Стоп. Стойте! – тишина повисла во всем коридоре. На секунду все молчали; а потом, во всей этой тишине, она обратилась к Юджину. – Ты зачем мне это сказал? Горло у него явно сперло; парень дважды подавился буквами после невнятных междометий. - Я… - Ты зачем ей это сказал? – поддерживала Кассандра. - Я не… - Ты придурок? – добил его Эндрю, и Юджин впервые перешел на крик. - Мне кто-нибудь даст договорить? - Спасибо, уже наговорил! - Дай ему сказать! - Я не хотел! - Ты не хотел? - Высшие силы заставили? Марсиане? Юджин не выдержал давления. - Ты мне нравишься! – в сердцах выкрикнул Юджин, снова оглушив весь коридор. Вокруг уже медленно собирался народ; шоу явно было интересным, а других дел ни у кого явно не было. Рапунцель оторопела. - Ты, - заикаясь, начала она тихим голосом. – Ты почему просто не сказал? - Знаешь ли, не так это просто, - саркастически прищурился Фитцерберт, - А этот придурок тебе еще и нравится. - Да с чего вы все взяли, что он мне нравится?! Вот теперь Вэриан прочувствовал, что называется, весь спектр эмоций, и, задержав дыхание, попытался отступить несколько шагов назад, тихо и на пальцах. Весьма ожидаемо, не получилось. Все пары глаз устремились прямо на него. Пространство разрезалось слишком спокойным для всей этой ситуации голосом Кассандры. - Вэриан? Дыхание его перехватило. Что ж, он не получил в нос на репетиции в начале месяца – пришло время получить сейчас, от каждого по очереди. Он мысленно представил, как все, подобно миньонам, выстраиваются в линию; Юджин в его голове возвращался в конец шеренги снова и снова. На душе стало как-то нехорошо. В желудке тоже. Вэриан нервно сглотнул. - Да? - Ты сказал мне, что Эндрю нравится Рапунцель? Юджин подошел к нему на полшага. Теперь на фоне его массивной фигуры и слишком холодного голоса Кассандры Вэриан чувствовал себя щенком. - Так я был прав? - процедил Фитцерберт. - Нет, не прав! – Рапунцель встала в центр круга, расставив руки так, будто бы заранее приготовилась разнимать коллективное побоище. – Никто мне не нравится! - Тогда зачем сообщения? - Да какие сообщения?! Он быстро разблокировал телефон и передал его Рапунцель, так, будто бы никогда не закрывал диалог с ней и любовался буквами каждую свободную минуту. Выражение ее лица менялось с каждым новым прочитанным словом, пока, наконец, не пришло к настолько некультурному шоку, что Эндрю, испугавшись, перестал нагнетать обстановку и закрыл рот на полузвуке. - Я этого не писала, - испуганным голосом произнесла она. Вся компания притихла, наблюдая за тем, как несклонная к холодному анализу Рапунцель переключается в режим дедукции. – Телефон всегда был со мной. Сегодня, и вчера… Кассандра! Полную форму своего имени от Рапунцель она не слышала уже очень давно, и позвоночник ее чуть не проломился от количества пробежавших по нему мурашек. Идея просто уйти с места событий посетила сознание Кассандры слишком поздно – в тот момент, когда все уже стало ясным, как белый день в южных регионах. - Вчера я оставила мобильник в кабинете, и ты вернула мне его в руки. Пароль знаешь только ты и Юджин, но он был со мной все это время. Что делать? Врать дальше? Признаваться? Упасть на пол и изображать обморок? У Кассандры не было ни малейшего представления о том, как нужно действовать в таких ситуациях. А потом она вспомнила, с чего все началось, и остатки совести были нещадно задушены ее же руками. - То есть, сводить меня с ним – можно? - У меня тоже есть имя. - Не переживай, такое не забывается. Рапунцель схватилась за голову, боясь, что оттуда вылетят последние частицы здравого смысла: - Я думала, он тебе нравится! - Подумай еще. Кассандра развернулась на пятках, всем нутром ощущая, что наступило наилучшее мгновение покинуть поле боя, но ее буквально поймали за руку. Во всех смыслах этого слова. Ладонь Рапунцель крепко обвилась вокруг ее запястья. И без того неслабый огонь внутри Кассандры, кажется, вскипел с новой силой. - Пусти, - сквозь зубы прорычала она, с силой потянув на себя руку. Рапунцель подтянулась вместе с кистью. - Ты написала Эндрю, - в тон ей отозвалась Корона. Это уже было очевидным фактом; видимо, ей не хватало только лишь чистосердечного признания, так, формально, для успокоения души. Но признаваться Кассандра не хотела. Признаться – значит, признать свою неправоту. И даже если она вдруг совершила ошибку, о чем совершенно точно не догадывалась помутненным от гнева рассудком, соглашаться с этим абсолютно точно не собиралась. Тем более, на виду у всех этих людей. Тем более, на виду у Юджина. - Отпусти руку. - Не пущу, пока ты вслух не скажешь, что ты сделала. Кассандра с силой одернула конечность; повисшее на ней олицетворение совести впечаталось в нее всем телом, по инерции. И тогда шестеренки в ее голове слетели окончательно; вообще не понимая, что она делает, она толкнула Рапунцель в грудь, от души, со всей резкостью, на секунду насладившись тем, как она улетает к скамейкам и едва ли не кубарем падает на пол. В следующую секунду весь мир в ее глазах замер – это был миг осознания. Внутри вдруг резко похолодело; жесткими ударами пульс забился в висках. Зачем она, черт возьми, толкнула ее так сильно? А если бы она улетела левее, к металлическим прутьям батарей? Что было бы тогда? Зачем она вообще дерется вне стен спортивного клуба, с человеком, даже не входящим в ее весовую категорию? Вот она, Кассандра Майклсон, сборник занудных правил на ножках, решивший нарушить все и сразу и предстать в виде гребаного вселенского зла. Так держась! Заставь Зан-Тири гордиться своей правотой о твоих отвратительных корнях! К своему собственному огорчению Кассандра выбрала единственный путь, который в принципе знала – драка с последующим бегством. Другого выхода у нее уже не было. Она уже толкнула ее у всех на виду – и подходить к ней, делать вид, что она переживает, все ли в порядке, не было смысла. Ее размышления длились всего одну секунду – никто не успел сообразить, что только что произошло. Никто, кроме Короны. Кассандра двинулась прочь; но всего два шага спустя с ужасным криком на ее спину бросилась Рапунцель. Она не успела среагировать – бывшая подруга с силой приложила ее о пол. В ушах загудело от неприятного удара. Кажется, завтра точно появится синяк. С силой Майклсон оттолкнулась ногами – сбросить со спины легкую Рапунцель было проще простого. Она полетела через голову, едва успев сгруппироваться в последний момент, но сразу же рванулась снова, рыча и извиваясь, изо всех сил стараясь схватить противницу за шею. У нее получилось, на целую одну секунду – Кассандра опрокинула ее снова, наконец, поднявшись, как и подобает любому прямоходящему человеку. Однако, не учла одного: Рапунцель, в отличие от нее, ни черта не знала о боевых искусствах. Она пиналась и хваталась за все подряд, руководствуясь энергией чистого хаоса и элементом неожиданности – последнее было ее преимуществом, ибо вот такого выступления от пацифичной подруги Кассандра точно не ждала. Рапунцель бросилась на ее ноги, и обе снова полетели на пол. Неприятно заныла голень; кажется, очередное растяжение. Кассандра интуитивно оттолкнула ее здоровой ногой; у нее получилось на удивление мягко. На автомате она двинулась вперед, подминая хрупкую и неустойчивую Рапунцель под себя и занося руку для удара. Последнее, что она видела – внезапно осознанные, испуганные глаза напротив.***
- Доброе утро, извините за опоздание! – весело пробасил Ланс, стараясь протиснуться в переполненный класс биологии. Все, кажется, должны были смотреть «Гринча» - на экране вместо весьма ожидаемых раков и моллюсков мелькал забавный чудик в зеленом костюме. Никого, однако, фильм не интересовал – все оживленно шептались. Все, кроме Юджина: когда Ланс подсел к нему, тот даже не обернулся. Сидел с видом человека, получившего жестокую психологическую травму, и не реагировал даже на щелкающие перед глазами пальцы. Тогда он обернулся к Эндрю. Тот с квадратными глазами молча качал головой на все вопросы, выражая что-то среднее между "Ты не поверишь!" и "Мне этот мир абсолютно понятен, и я ищу только одного". Хмурясь, Ланс вернулся на свое место, пытаясь хотя бы предположить, что произошло за это утро. - С ума сойти, впервые опоздал – и на тебе, тут уже что-то без меня случилось! Юджин с тихим стоном опустил голову на скрещенные руки.***
В последнее время Адира слишком часто чувствовала себя матерью. Из изолятора Гектор выходил понурый, немного даже пристыженный, и напоминал не сурового байкера, подравшегося ради оленьей упряжки с дюжиной мужиков, включая деда Мороза, а обычного провинившегося подростка, уже переросшего мать на голову, но все еще не нарастившего себе ума. Всю дорогу они молчали. Ехали на автобусе молча, держась за один поручень, но старательно избегая друг друга взглядом. Шли от остановки с разрывом в метр, чтобы не попадаться друг другу на глаза; дома сразу же разбрелись по комнатам, отгородившись друг от друга весьма тонкими и ненадежными дверьми. Гектор был старше нее на целых пять минут – и тем не менее, матерью себя чувствовала она. И это раздражало ее до глубины души. Она бессмысленно лежала в кровати, злясь на саму себя за то, что уже проверила все ученические контрольные. Теперь ей было нечем успокаивать собственные нервы и утолять тревогу. «Гектор – взрослый человек. Гектор справится во всем самостоятельно. Гектор – не моя ответственность» - раз за разом повторяла она себе, надеясь хоть как-то оправдать свое нежелание говорить с ним. Но у нее не получалось. Раз за разом все эти слова превращались в пустой звон разбивающихся о моральные принципы предубеждений. Он все еще был ее братом; она все еще его любила, несмотря на все, что произошло между ними в последние годы. И она все еще не могла бросить его одного, наедине с проблемами и трудностями его внутреннего мира. Она знала его настоящего – или хотела думать, что знает – и это не давало ей возможности сдаться. Это заставляло ее тревожиться. Потому что настоящего Гектора она не видела уже очень давно. В потемках она поднялась на ноги и протерла глаза; шансов на засыпание у нее, кажется, не было. Часы на телефоне показывали два часа ночи. Да уж, завтрашний рабочий день обещал быть очень тяжелым (и она пока что даже не догадывалась, насколько). Не включая свет, Адира двинулась на кухню. Сердце ее на секунду дрогнуло от испуга: там, в темноте, сидела едва различимая, лохматая фигура Гектора. Она не слышала его шагов мимо комнаты; должно быть, все-таки засыпала на несколько минут. - Не спится? – шепотом спросила она. Лохматая фигура кивнула. Больше говорить не хотелось. Адира молча открыла холодильник. В детстве, когда сон не шел, или приходил, но в виде ужасных кошмаров, мама всегда поила ее теплым молоком. И вся бессонница тотчас уходила – вообще казалось, что жизнь удивительным образом налаживалась, и спалось крепко и сладко до самого утра. Адира всегда думала, что мама добавляет туда что-нибудь особенное: может, успокоительного, или какую пряность, или обычный сахар – и лишь спустя много лет она поняла, что суть была совсем не в этом. Не в пряностях, сахаре или валерьянке – да даже не в молоке. Она поняла это только тогда, когда никто больше не предлагал ей лекарство против кошмаров. И вдруг вспомнила об этом сейчас, ибо Гектор сидел перед ней со стаканом теплого молока. Они все же были близнецами; даже живя порознь и видя друг друга раз в несколько недель, они практически всю жизнь делили на двоих. Эта мысль заставила ее отбросить желание уйти в комнату. Она опустилась на соседний стул. Они сидели молча, изредка потягивая молоко и слушая, как свистит ветер сквозь щель в не до конца закрытом окне. Слушали, как звучит декабрь, изредка прерываемый рычанием машин. - Прости меня, - вдруг прошептал Гектор. Настолько тихо, что Адира даже подумала, что ей послышалось. – Я такой идиот. Она подняла на него взгляд, едва различая его лицо в ночной темноте. Ответа в ее голове не было. Там свистело точно так же, как и за окном. - Думал, харизмой да парочкой безумств я всю эту жизнь выиграю. Между ними снова натянулась тишина, такая странная и уютная, практически мягкая на ощупь – должно быть, так работало молоко. - Как думаешь, - начала она. – почему так получилось? Он даже не пошевелился. Застыл, как взлохмаченная статуя; иногда он даже пропадал из поля зрения, сливаясь с холодильником на заднем плане. - Мне слишком часто в жизни везло. С сестрой, например, - она отрывисто выдохнула, не находя в себе сил для нормального смеха. – Везло бы поменьше, я бы намного раньше понял, что такое «последствия». И снова они уткнулись в стаканы, каждый в свой, синхронно отпив по глотку. Лекарство работало. Адира чувствовала, как медленно тяжелеют ее веки. - Ты ведь ради нее это сделал? Ветер засвистел с новой силой, всего на пару секунд, потом ослаб, переходя в тихий гул, и, наконец, растворился. Они снова слушали тишину, неосознанно выдерживая чересчур неприличные паузы, настолько долгие, что забыть нить разговора становилось невероятно простой задачей. Гектор глубоко вдохнул. Впервые за все время его фигура пошевелилась; в полумраке он на долю секунды показался Адире ненастоящим. - У меня никогда не получится. - Зависит от того, чего ты добиваешься. Просто по колебанию воздуха Адира поняла, что брат непонимающе нахмурился. - Ты ведь и сам все понимаешь. Просто боишься это принять. С громким выдохом он провел по лицу ладонью. - Как всегда права, - с тихой усмешкой сказал он, поднимаясь из-за стола. – Знаешь, зато меня по телеку показали. - Чрезмерно завидую. Они рассмеялись, тихо, чтобы не потревожить умиротворенную атмосферу зимнего ночера. - Спокойной ночи, - сказал он, выходя из комнаты. - Спокойной. Дверь в его комнату закрылась с тихим скрипом - оказывается, давно пора смазать петли. До прибытия Гектора в дверях вообще не было никакой надобности. Выждав пару секунд, чтобы убедиться в своем одиночестве, Адира потянулась к мобильнику. Щурясь и бесконечно моргая из-за чересчур яркого дисплея телефона, она все искала контакт Уиллоу для простой незамысловатой СМС из двух слов. «Как ты?» Минуту спустя ей перезвонили. На сон оставалось чуть меньше четырех часов. Обе на следующий день литрами хлебали кофе.