1
«Грейнджер, а ты не боишься сдохнуть?» Боится ли она? «Сдохнуть» для Гермионы равносильно предложению выпить кофе. Нет, она не боится. Столько раз могла, что просто надоело бояться. В какой-то момент она поняла, что это неизбежно. Рано или поздно смерть наступает, и ты ничего не можешь с этим поделать, потому что это нормально. Умирать. И сейчас Гермиона чувствовала, что умерла. Исчезла. И от неё не осталось даже знаний, что она когда-то существовала. Так умирают? Это чувствуют? Ледяное вязкое нечто обволакивает твоё тело, утягивая на глубину, ты задыхаешься, а потом, словно через пузырь, выныриваешь на поверхность, глотая ртом воздух так, как никогда его не вдыхал. Жадно, резко, до боли в лёгких. И яркий солнечный свет впивается тебе в глаза, заставляя их слезиться. Гермиона сразу же села на койке, только открыв глаза. Какой-то рефлекс или удар током заставил её это сделать и встревожил мирно спящего в кресле Рона. Он немного поводил глазами туда-сюда, часто моргая, и наконец заметил растерянную подругу. — Слава Мерлину! Гермиона! — Уизли подлетел к ней, крепко сжав в объятиях. — Я так рад, что ты очнулась! Как ты? Девушка не знала, что ответить. Во многом потому, что Рон так сильно её обнимал, что ей было трудно соображать, и потому, что физически она ощущала себя довольно неплохо (не считая, гудения в мышцах), но вот в голове все путалось. — Рон… мне…. дышать… — А, конечно, извини. Я сейчас позову кого-нибудь. — Уизли оторвался от койки, намереваясь бежать к выходу, но Гермиона схватила его за руку. Только сейчас она ощутила, с каким трудом подчиняет себе собственное тело. — Постой. — Она оглядела палату. Возле её койки стояла ещё одна. Постель на ней была смята, будто кто-то лежал на неё совсем недавно. — Малфой. Где он? По лицу Рона Гермиона поняла, что этот вопрос явно снизил его уровень радости, но ей нужно было знать. Она помнила немного из того, что произошло, но точно знала, что Малфой мог пострадать из-за слияния их сознаний. — Всё с ним в порядке. Три часа назад очнулся и сразу же засобирался домой. Колдомедикам пришлось дать ему зелье, чтобы ускорить работу мышц. Вы ведь провалялись в отключке три дня и… — Три дня?! — Да. Но ты ещё три до того, как Малфой… ну, помог. Мы с Гарри думали, что потеряли тебя. Вы не приходили в себя, целители не могли вас разбудить. — Кошмар. — Теперь Гермиона понимала, с чем связана её частичное онемение в теле. — Там время идёт совершенно иначе. Я думала, прошло не больше пяти часов. — А что там было? Малфой действительно… залез к тебе в голову? — Как бы ужасно это не звучало, но — да. Он был там и… Наверно, без него я бы пропала. Мне стоит поблагодарить его. — Я бы не стал этого делать. Зуб за зуб. Мы тоже не раз спасали его задницу. Вспомнить хотя бы Выручай-комнату, или как мы отмазывали его от Азкабана, или… — Да, я поняла, Рон, спасибо, — засмеялась Гермиона. — Погоди. А что с Дженкинсом? Его поймали? — Он мёртв. Под Остолбенеем упал и ударился головой. Теперь я позову лекарей? — Да, конечно. Уизли ушел, а Гермиона, ожидая его, решила взглянуть на себя. Она помнила слова Малфоя о том, что она якобы была похожа на живой труп. И что могло произойти с ней за шесть дней комы? Наверно, она ужасно опухшая или, наоборот, осунувшаяся. Но подойти к зеркалу Гермиона не смогла — ноги просто отказывались её слушаться. На столике возле койки девушка заметила графин с водой и стаканы, стоящие на железном, хорошо отполированном подносе. Она дрожащими руками, стараясь ничего не уронить, отставила графин и стаканы и взяла в руки поднос. В его поверхности она не увидела ничего, о чём говорил Малфой. Её лицо было таким, как и прежде. Единственное, что изменилось, — и Грейнджер не без ужаса это отметила, — прядь её скомканных спутанных волос поседела. Прямо сверху, даже не спрятать. Гермиона провела по ней пальцами, еле касаясь. Наверно, это были последствия сильного стресса организма. «Прекрасно. В двадцать четыре иметь целый клок седых волос… — грустно подумала она. — Ну хорошо хоть не вся поседела». В палату вошли Рон и целители, которые тут же запричитали о том, что Гермионе пока что нельзя двигаться. Они долго её осматривали, накладывая разные заклинания. Потом пришел Гарри. Гермионе и его пришлось уверять, что она хорошо себя чувствует и уже может выписываться. — Я хоть и не была в сознании, но больница всё равно успела мне поднадоесть, — шепотом сказала она другу и многозначительно посмотрела. Он знал, что этот взгляд означает. Должность Главы мракоборцев, занимаемая Поттером, давала свои плюсы. Хоть и не без стыда, но Гермиона признавала, что иногда не воспользоваться этим было просто кощунственно. Сама она таким не промышляла, но время от времени делала вид, что не замечает, когда Гарри превышал полномочия. Поэтому он отозвал целителей в сторону, и уже через полчаса Гермиона, выпившая то же зелье, что и Малфой, собиралась домой. — Раз ты себя хорошо чувствуешь, может заскочим в отдел? Не хочу откладывать дело Дженкинса. Расскажешь, что там произошло, а потом я доставлю тебя домой, — послышался голос Гарри через ширму. — Да, конечно, — застёгивая мантию, ответила девушка. — Если нужно, я могу и на работу выйти. Прямо сейчас. — Нет уж, на сегодня ты отстранена. Добираться до Министерства пришлось на машине, так как целители строго запретили Гермионе трасгрессировать или перемещаться волшебным путём несколько дней. Гарри сел вперёд, а Гермиона с Роном сзади. Ещё в Мунго Гермиона заметила в Роне что-то не то. Он был каким-то отстранённым с ней, точнее, будто бы держал дистанцию. Ей даже почудилось, что они вернулись в школьные времена, когда дальше неловких объятий дело не заходило. И сейчас… Всё, что он сделал, это обнял её. Не поцеловал, как обычно, не смотрел без отрыва задумчивыми глазами. Гермиона старалась прокрутить в голове всё, что помнила до того дня, как впала в кому. Перед глазами всплывала только одна свежая картинка. Рон просил прощения. Но за что?.. Гермиона не помнила. Понаблюдав за Роном ещё какое-то время, она решила, что подумает об этом позже. А сейчас должна вспомнить всё, что касается Дженкинса и его нападения.2
В кабинете Гарри было душно и пахло сырой землёй. Он только что полил растения, о поливке которых ему напоминала только Гермиона. Она и Рон сели в кресла напротив письменного стола. — Так значит Малфой забрался к тебе в голову, и вы… путешествовали по твоим воспоминаниям? — садясь за стол повторил Поттер всё то, что Гермиона успела рассказать ему по дороге. — Да. Когда Малфой меня нашел, я его не узнавала. Я вообще ничего не узнавала. Он сказал, что я вроде как двигалась по своим воспоминаниям к моменту рождения, и что если бы я добралась до него, то исчезла, потому что дальше моё сознание не существовало и… Всё очень запутано. В общем, мы просто стали идти вперёд, а не назад. До того момента, как на меня напал Дженкинс. — Вот с этого места поподробней. — Гарри взмахнул волшебной палочкой. Перо, лежащее на столе, взметнулось в воздух и уткнулось кончиком в пергамент, приготовившись записывать. — Как Дженкинс на тебя напал? У него не было волшебной палочки. Мы установили, что он использовал твою. Как это вышло? — Я не помню… — протянула Гермиона, напрягая память. — Но Дженкинс не успел произнести заклинание. Он хотел использовать чары легилименции, но ему помешали. — Кто? — Тот, кто меня спас, а потом наложил на меня заклятье забвения. Глаза Поттера расширились. Стёкла очков сверкнули. — Но там больше никого не было. Кто это был? — Я не знаю. Он был в мантии, в капюшоне и в маске. — В облачении Пожирателя смерти? — голос Гарри становился всё настороженнее. — Нет. Просто зачарованная пелена, скрывающая лицо. Я не думаю, что это был кто-то из бывших Пожирателей. Иначе зачем ему было нужно оглушать Дженкинса и спасать меня? — Но потом он всё же напал на тебя. — Да, но он явно не заодно с Дженкинсом. Потом он просто трасгрессировал, дальше я ничего не помню. — Н-да… Вопросов меньше не стало, — выдохнул Гарри, взъерошив волосы. — Кому понадобилось что-то стирать из твоей памяти? — И что хотел узнать Дженкинс? Настала задумчивая тишина. Перо быстро царапало по пергаменту, душная влага давила на мозг. — А если они преследовали одну и ту же цель? — подхватил Рон. — Только одному нужно было что-то узнать, а другому — это скрыть. — Это хорошее предположение, — согласился Поттер. — Да, но, если это и так, узнать что именно уже не получится, — расстроенно выдала Гермиона, подрываясь с места. — Это уже стёрто из моей памяти. Не представляю, что я такого могла знать ценного для Дженкинса. Скорее всего, это было связано с тем человеком, что меня спас. Но… зацепок слишком мало. — Прости, Гермиона. — Гарри тоже поднялся из-за стола. — Если бы я был рядом… — Но тебя не было, Гарри, — перебила девушка и тут же добавила: — И ты в этом не виноват. Это я позволила Дженкинсу себя облапошить. И я знаю, что ты всё равно будешь чувствовать себя виноватым, но, поверь, я не зла на тебя и ни в чём не обвиняю. В кабинет постучали. Из-за двери высунулась лысая, татуированная голова начальника разведывательного подразделения. — Ещё одна. На Манселл-стрит, — без лишних слов хмуро сообщил он, а потом его взгляд остановился на Гермионе. — О, с возвращением, мракоборец Грейнджер! — Спасибо, Роджерс. Тот кивнул и закрыл дверь. Гермиона посмотрела на Гарри. — Что за «ещё один»? Что-то серьёзное? — Пока не знаем. Просто кто-то любит дарить проклятые украшения маглам. Третья жертва за четыре дня. — Есть подозреваемые? — Гермиона, — Гарри встал перед подругой, скрестив руки на груди, — я же сказал: ты отстранена от работы. И прости, я не смогу довезти тебя до дома. Нужно срочно идти, пока не появилась магловская полиция. — Ничего, я понимаю. Меня отвезёт Рон. Она повернулась к растерявшемуся Уизли. — Вообще-то, кхм… Я рассчитывал, что тебя проводит Гарри, — скомкано начал он, смотря куда-то в ноги Гермионе. — У меня встреча через час. Разрабатываем дизайн для новой модели… Но если надо я могу перенести и… — Нет-нет, я… сама. — Гермиона заметила, что не только Рон избегает встречаться с ней глазами, но и Гарри. Что она такого сказала? Что плохого в том, что попросила своего молодого человека довези её до дома? — Я могу попросить кого-нибудь из отдела, — начал Поттер, но девушка отказалась. Она ещё какое-то время переводила взгляд от Гарри к Рону, пытаясь выяснить причину такого странного поведения, а потом поправила мантию, сказав: — Ладно, я пошла. — И наклонилась к Рону, быстро коснулась его губ своими. Это был обычный прощальный поцелуй. Как всегда. Но когда Гермиона отстранилась, выпрямившись, то и лицо Рона, и лицо Гарри выражали крайнее недоумение вперемешку с шоком. По спине Грейнджер прополз неприятный холодок. Да что она сделала не так?! Но… всё ведь как обычно. — Что? — непонимающе вопросила она. — Что с вами случилось? — Кхм… — Рон поёрзал в кресле, явно не зная куда деть взгляд. — Гермиона, мне, конечно, приятен твой неожиданный порыв, но зачем ты это сделала? — В смысле зачем? Потому что я ухожу. — Гермиона посмотрела на Гарри, ища поддержку в лице друга, но тот словно ещё больше растерялся. Он начал делать вид, что что-то усердно ищет в книжном шкафу. — Что не так? — То, что мы вроде как расстались, Гермиона! — выпалил Рон, сжимая подлокотники. — Месяц назад! Холодом уже сковало весь позвонок. Он добрался до шеи под волосами, заставляя неприятно сжаться в испуге. — Это… это шутка? Гарри всё ещё не смотрел на них, хотя было видно, что внимательно слушает. — Да это ты, похоже, решила пошутить, только вот шутка не удалась. — Рон вскочил на ноги, нависнув над Гермионой так, что скрывал её в своей тени. — Хочешь сказать, ты забыла, как ты орала на всю штаб-квартиру мракоборцев? Как говорила, что я зазнался, что слава меня испортила? Зачем ты это делаешь? Поиздеваться решила? Ты же знаешь, что я до сих… — он осёкся, шумно выдыхая. — Зачем? — уже твёрдо, как камень. Камень, который летит в Гермиону с бешеной силой, потому что… — Рон, остынь. — Гарри подошел очень быстро. Но недостаточно, чтобы Гермиона не успела ощутить обжигающее тяжелое дыхание Рона на своём лице. — Гермиона бы так не поступила, и ты это знаешь. Наверняка, это просто последствия несчастного случая. Память скоро вернётся, я уверен. А Гермиона стояла, окоченев. Как? Как она могла забыть столь важную деталь своей жизни? Теперь что-то вставало на свои места. Вот за что извинялся Рон, вот что просил. В голове немного прояснилось, но легче от этого не стало. — Рон, прости, — хрипло произнесла Гермиона, опустив взгляд. — Я действительно ничего не помню. Не понимаю, как это могло произойти. Гарри прав, это точно из-за того, что случилось. — Ладно, не… неважно. — Он упал обратно в кресло, смотря на Гермиону с такой тоской, что ей самой захотелось завыть. «Уходи. Быстрее уходи отсюда!» — Я п-пойду. Она бросила на грустного Гарри последний взгляд и вышла из кабинета, чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет из груди.3
Возвращение домой всегда давалось Драко тяжело. После того как в поместье остались он, мать и несколько домовиков, «гнездо» Малфоев больше не вызывало в нём тёплых чувств. Оно было пустым, наполовину заброшенным, потому что частью комнат больше не пользовались, вечно холодным, какая бы погода не стояла, как бы сильно не топились котлы в подвале и камины в комнатах. Поместье отторгало Драко, не принимало, как Малфоя. Словно бы это было отцовское проклятие, оставленное напоследок перед Азкабаном. Шок после произошедшего и новости, что он пролежал без сознания три дня, постепенно проходил. И прошел бы ещё быстрее, если бы Нарцисса не подкидывала дров, распыляя его. На её вопросы, где он был, Малфой ответил, что уезжал отдохнуть. — Ты мог хотя бы предупредить, — стальным голосом говорила женщина, осматривая сына на пороге. — Что-то после отдыха ты выглядишь ещё более уставшим. Ты хоть ел? Или, как обычно, только пил? — Мама, достаточно нравоучений. Извини, в следующий раз я обязательно тебя предупрежу. — Естественно. А также предупредишь всех своих… пациентов о том, что отменил сеанс. Мне так долго пришлось убеждать этого отвратительного хозяина бара, что ты не умер или ещё что, хотя я сама не знала, жив ли ты. — Спасибо, — только и сказал Драко и направился в ванную. И сейчас он лежал в уже остывшей воде, пытаясь понять, что же произошло. Он был уверен, что умрёт. Нет, не когда его сознание прорвалось через возведённую им преграду, ещё до этого. Он понял, что сдержаться не получится, когда Грейнджер пришлось стать его опорой, чтобы он не упал. Драко было стыдно, но он никогда бы этого не признал. Стыд он замещал гневом, потому что Малфои не испытывают стыда. Так говорил Люциус, и Драко ему никогда не признался, что стыдился. Стыдился того, что носил его отец на левой руке, стыдился собственной метки, стыдился своего бессилия перед тем, кто когда-то задел его эго простым отказом. И особенно стыдился в суде, когда им оглашали приговор. Тогда его гнев был умножен на десятку, и всё, что сдерживало Драко, это рука матери на его собственной. Гнев пылал в нём. Малфою казалось, что ещё чуть-чуть и он сможет заново нагреть воду в ванной. Перед глазами стояло наивное лицо Грейнджер, как будто бы она могла чем-то помочь. Нет, нихрена не могла. Даже Драко не мог. Он их чуть не угробил. И он понятия не имеет, каким чудом они выжили. На этот раз Грейнджер перешла черту. Невозможно было описать ненависть, которую испытывал Малфой. Она видела его таким слабым в который раз… Прикасалась к нему в который раз. Руку, грудь, ладонь — всё жгло от её прикосновений. Чёрт, да она всего его облапала. А Драко никому не позволял себя касаться. Он три раза окунулся с головой в воду, не переставая крутить в голове распыляющие гнев мысли. В какой-то момент он нашел для себя виновного. Поттер. «Вот от кого вечно все проблемы». Не попроси он Малфоя, всё было бы хорошо. Ну, для него так точно. На четвёртый раз погружения что-то пошло не так. Как только обволакивающая жидкость сомкнулось у Драко на макушке, перед глазами возникла странная картина: он и Поттер сидят в палатке. Нет, они от кого-то прячутся… В лесу. Драко очень грустно, потому что… потому что кого-то нет. Малфой вынурнул из воды, сипло вдыхая ртом воздух. Сколько он пробыл под водой? Судя по сдавленным лёгким, больше полминуты. Он протёр глаза. «Что это было?» Это не было видением, потому что эта хрень возникла в голове Драко точно так же, как возникает воспоминание о первом полёте на метле или замечательном ужине на прошлое Рождество. Он это помнил. Это было в его голове. Воспоминание, которое он никогда не проживал.4
Пыль. Вот как ощущала себя Гермиона. Маленькая, живущая под управлением какого-то проведения. Жалкая, не способная ни на что. На эти мысли её натолкнул собственный дом, который за шесть дней погряз в слое пыли. Откуда она бралась, Гермиона не представляла, но думать об этом сейчас ей не хотелось. Она с остервенением вытирала поверхности, продолжая клясть себя за то, что сделала. Она выглядела такой дурой. Обидела Рона. «Не нарочно. Он это понимает», — шептал голос в голове. Да, может и так, но Гермионе легче не становилось, потому что она упорно не могла вспомнить момент расставания с Роном. Она помнила, что часто упрекала его за то, что он мало времени проводит с ней, отдаваясь своей фирме по производству мётел, но всегда находил окошко в расписании для какого-нибудь интервью или фотосессии. Постоянно нахождение в тени Гарри дало о себе знать, и уже после войны Рон не вылезал из газет и журналов. В начале Гермиона закрывала на это глаза, прекрасно понимая, как себя сейчас ощущает Рон. Для неё подобная слава была в новинку, но даже ей сначала было приятно, но это быстро прошло, а Рона затянуло так, что он начал меняться. И в конце концов Грейнджер, видимо, приняла для себя решение, что будет лучше каждому пойти своей дорогой. Но почему она не помнит? Слезы никак не останавливались. Гермиона отчаянно тёрла полки и в какой-то степени была благодарна истерике за то, что у неё заложен нос, и она не чихает от пыли. Приборка начала набирать обороты. Гермиона опомнилась уже когда не смогла нормально видеть в темноте — она не заметила, как начало смеркаться. К тому моменту ею уже был вымыт пол, ванная, кухня и все зеркала. Усталость вдруг накатила на плечи огромным тяжелым камнем, стоило девушке оторваться от дел. Плакать уже не хотелось: то ли от измождения, то ли от обезвоживания. Грейнджер, сев за кухонный стол, опустила голову на руки и закрыла глаза. Кран монотонно капал. Гермиона опять забыла его починить. Всего-то и нужно, что взмахнуть волшебной палочкой. Но что-то её останавливало. Как будто в цикличном капанье, разрезающем эту гнетущую тишину, она находила хоть какое-то успокоение. Фоновый шум для мыслей. Может она ещё что-то не помнит? Хотя, как она может знать, что не помнит, если она не помнит?.. Гермиона, наверно, просидела бы в таком положении ещё долго и так бы и уснула, если бы вдруг отчётливо не увидела, — точнее, это вспыхнуло у неё в голове, как ведение, — то, чего никак не могла видеть в жизни. В голове резким эхом прозвучал голос Альбуса Дамблдора: — …вы же не убийца. — Откуда вы знаете? — резко ответила ему Грейнджер. Ей было так страшно. Страшно по многим причинам. Она не знала, куда себя деть. И в реальности Гермионе тоже сделалось очень страшно. Она подскочила из-за стола, ударившись коленом. Её трясло. — Что… что это такое? — сипло проговорила она в темноту. Нет, она знала, что это такое. День убийства Дамблдора. Его голос до сих проникал в тело Гермионы неприятным холодком и исходил по нему мурашками. И Гермиона видела его глазами Малфоя. Нет, чувствовала, жила в этом моменте. Она. Гермиона Грейнджер, а не Драко Малфой. Перед глазами всё поплыло, Гермиона схватилась за край кухонной тумбы и аккуратно села на пол, понимая, что сейчас отключится.5
Ей снился странный сон. Гермиона знала, что спит и всё, что она сейчас видит, — ненастоящее. У неё и раньше случались осознанные сновидения, но этот сон отличался от них. Она словно бы и не засыпала. Вокруг был заросший чертополохом луг, вдали виднелись красно-серые горы и лес. Стоял ясный день без единого облака на небе. Летнее тепло — именно то идеальное состояние погоды, когда тебе и не жарко и не холодно, — окутывало тело, одетое в лёгкое ситцевое платье. Гермиона не узнавала это место, но оно ей определённо нравилось. Она пошла по лугу, осматриваясь и иногда срывая полевые цветы. Для сна происходило слишком мало. Точнее, вообще ничего не происходило. Она просто шла. Не знала, куда, но это было не то незнание, что чувствуется в обычном сне. Здесь девушка осознанно выбрала направление и просто шла, не представляя, чего ожидать. В какой момент её мозг решит, что с неё хватит, и снова начнёт править сновидением? Гермиона ждала, что небо резко потемнеет, и начнётся дождь, или лес вдалеке вдруг вспыхнет, сгорев за одно мгновение. Но ничего не происходило. Через несколько минут она дошла до крутого спуска с горки. Внизу виднелась тоненькая полоска реки, через которую проходил белый мост, а за ним начинались маленькие домики, выкрашенные в светлые тона. Гермиона стала спускаться. У неё в руках уже образовывался венок, сплетенный от нервозности. Спустившись к реке, она подошла к глиняному берегу, надела венок на голову и сняла плетёные босоножки. Ноги увязали в тёплой сырой почве, но Гермиона всё равно шла вдоль реки, чуть касаясь воды, пока не дошла до моста с облупившейся белой краской на перилах. Взобравшись на него, она вдруг остановилась. Желание переходить на тот берег резко пропало. На другом конце моста стоял молодой человек в хлопковой рубашке без рукавов и летних брюках с закатанными штанинами. Он держал руки в карманах брюк и смотрел вдаль на теряющуюся на горизонте полоску реки. Ветер, доносимый с неё, трепал его взъерошенные волосы. В целом, он напоминал туриста, хорошо проводившего время в деревне. Гермиона даже могла признаться, что он привлекал её взгляд, но всё омрачал один факт — это был Малфой. Девушка ещё никогда не видела его в таком виде и от того чуть оторопела. Оно и понятно — такой Малфой мог только присниться. Он её не замечал, и Гермионе хотелось, чтобы так оно и оставалось, но в тот же момент, как она решила уйти подальше от моста, Малфой повернулся к ней. Его лицо исказило то же недоумение, что и у Гермионы. Уходить уже не было смысла. Грейнджер подумала, что ничего плохого точно произойти не может — это же её сон. В любом случае, она может проснуться и всё. А Малфой вдруг стал быстро приближаться совсем с недобрым выражением лица, с каким бы Гермиона хотела его видеть. Хотя она, вообще-то, в целом не хотела видеть Малфоя. — Даже во сне от тебя не отдохнёшь, Грейнджер! — крикнул он, подойдя к девушке. — Нужно было перед сном думать о чем-нибудь приятном, чтобы ты мне не снилась. Как сделать, чтобы ты исчезла из моего сна? — Из твоего? Вообще-то, он мой, — фыркнула Гермиона. Сон был всё страннее и страннее. — Ах, ну да, стоило ожидать, что и здесь ты будешь невыносимо упёртой. Хотя бы сейчас признай свою неправоту. — Да это ты — плод моего не оправившегося сознания, — не уступала Гермиона. Но ведь это же правда. Это он в её сне, а не наоборот. Почему тогда он выглядит таким убедительным? Таким… слишком настоящим. Гермиона ещё раз осмотрелась вокруг, пока Малфой открывал рот для очередного контраргумента. Нет, она не знала это место, но, тем не менее, почему-то была уверена, что оно действительно существует. Всё ощущалось, как в жизни в отличие от сна, в котором ты склонен воспринимать на веру любые дикие вещи. — Грейнджер, хватит… — Погоди. — Гермиона вскинула руку пред лицом Малфоя, всё ещё всматриваясь в окрестности. — Не находишь, что всё слишком нормально для обычного сна? — Если в моём сне ты, то это уже не норма, — ответил Малфой, но взгляд его стал задумчивым. Кажется, он что-то понял. И понял это быстрее Гермионы. Вот только озвучивать не спешил. Но девушка не настолько отставала от него в размышлениях и вскоре сама, прижав руки ко рту, выдала: — Ты… ты настоящий? В смысле, ты в моём сне и ты… не моя выдумка. — Я понял, Грейнджер, — устало выдохнул Малфой, проведя рукой по волосам, топорщащемся во все стороны. — Да, в данный момент я сплю и совсем не горю желанием находиться здесь с тобой. — Но как это возможно? — Гермиона была шокирована, но при этом, сама не зная почему, воспринимала всё достаточно спокойно, будто бы ожидала чего-то подобного. — Ты же не залезал ко мне в голову снова? — Грейнджер, у меня есть дела и поважнее, — едко ответил Малфой. — Тем более последний мой визит в твою голову едва не закончился для нас летальным исходом. — Тогда как это объяснить? Малфой задумчиво посмотрел себе под ноги, а затем в его взгляде промелькнул настоящий ужас. — Малфой, — настойчиво сказала Гермиона, - ты что-то знаешь? — Возможно, но впервые мне хочется ошибиться. — Он замолчал, но под настойчивым взглядом девушки продолжил: — Скорее всего, моя потеря контроля в твоём сознании не прошла без последствий, как сначала показалось. Наши сознания могли, — как бы это лучше сказать? — в какой-то степени смешаться. И скорее всего поэтому для нас теперь существует единый мир, в который мы попадаем, когда перестаём бодрствовать, — Малфой закончил с такой интонацией, будто хотел сказать что-то ещё, но вовремя себя остановил. Он выждал секунду-две, пока Гермиона переваривала суть услышанного, а потом на одном дыхании проговорил: — В последнее время у тебя не было такого, что ты обнаруживала, что забыла что-то достаточное важное в своей жизни, которое никогда бы просто так не забыла? Или… — Помнила то, что не могу знать? — закончила за него девушка. В голове возникло то, из-за чего она лишилась чувств прямо у себя на кухне. — Ты хочешь сказать, что воспоминания исчезли из-за того, что наши сознания смешались? — Да, Грейнджер, некоторые воспоминания могли перепутаться. То, что не помнишь ты, скорее всего помню я. И… наоборот, к сожалению. — Гермиона заметила, как Малфоя передёрнуло. — И как нам теперь это исправить? — Грейнджер, у меня нет ответов на все вопросы! — воскликнул Малфой, отойдя к перилам моста и опершись на них руками. — Чёрт, сейчас мне кажется, что я попросил у Поттера слишком мало за твоё спасение. — Не время думать о выгоде, Малфой. «А о чём есть время думать, Гермиона?» — вопрошал голос в голове и заставлял думать о том, что не тяни Гермиона время, ничего этого могло не произойти. Малфой держался как мог, но Грейнджер не доставало трезвых мозгов, чтобы понять, насколько серьёзна та ситуация. А винит ли её Малфой? За весь разговор он ни разу не упомянул то, что это Гермиона замешкалась, а только говорил о том, что это он потерял контроль над собой. Значит ли это то, что он винит только себя? Гермиона не могла о таком думать, потому что Малфой и признание вины всегда шли порознь, а ещё потому, что свою вину она полностью осознавала. — Малфой, спасибо, — совсем тихо, так, что звук почти что унёс речной ветер. Гермиона смотрела на гневно вздымающуюся спину Малфоя и ожидала бури. Но она должна была это сказать и на собственный вопрос «зачем?» просто промолчать. Так и Малфой промолчал. То ли проигнорировал, то ли не услышал. Он повернулся с решимостью и отчаяньем в глазах. Такое сочетание часто бывает, когда люди хотят сказать что-то страшное, что-то неминуемое. Оно гадкой кислотой обволакивает язык и тебе хочется поскорее исторгнуть его из себя, чтобы не тебе одному было так тяжело. — Возможно, где-то здесь находится нечто, что представляет смесь наших с тобой сознаний, — начал Малфой спокойно, размеренно, как будто Гермионе семь лет, и она может не так понять или испугаться. Но поздно — она уже напугана. — Оно — тот мост, что соединяет нас. Как сейчас. — И у тебя нет предположений, как оно выглядит, — догадалась девушка. — Но нам нужно найти это что-то, так? — Я даже боюсь об этом думать. Я никогда не заходил так далеко в своих исследованиях. Столкнувшиеся сознания могут породить что-то поистине ужасное. — Но у нас нет другого выхода. Мы должны найти это что-то, чем бы оно ни было, и попытаться устранить, вернуть себе все воспоминания и… разрушить эту странную связь. — Для тебя всегда всё так просто, Грейнджер? Вдруг это олицетворение наших самых худших кошмаров или оно вообще не имеет физического воплощения? Как искать то, что даже примерно нельзя понять, как выглядит? — Если задаваться такими вопросами, то всё, что мы будем делать, это стоять на месте и плакать о том, какие мы несчастные. Я уже искала то, чего никогда не видела, и всё получилось, — Гермиона сама удивилась своему железному тону. — Так что мы будем искать это, ясно? — Она топнула ногой, только потом поняв, как глупо это выглядело. Мост под ней уныло заскрипел. Малфой хмыкнул, снова положив руки в карманы и вальяжно пойдя по мосту. Гермионе пришлось идти за ним. — Хорошо, Грейнджер, обычно по пятницам мне снятся пауки в панамах, но я выделю для тебя место в моём графике. И ещё, — он остановился, серьёзно посмотрев на девушку, — другим лучше не знать о том, что происходит. — Это ещё почему? — А разве, например, Поттер чем-то сможет помочь? — фыркнул Малфой. — Когда ты была при смерти, он дошел до того, что обратился ко мне. Никто кроме нас самих не сможет это исправить. — Что-то мне подсказывает, что мне не стоит тебя слушать. — Слышишь голоса? — продолжал язвить Малфой. — Это тревожный звоночек, Грейнджер. Гермиона уже хотела ответить на колкость, как вдруг действительно услышала звонок. Он доносился эхом и как будто бы отовсюду сразу. — Какого… — растерянно протянул Малфой, оглядываясь. — Кажется, мне звонят в дверь, — объяснила девушка, узнавая звук. — Мне надо идти. — Не смею задерживать. — Малфой махнул рукой и снова пошел по мосту, напоследок бросив через плечо: — Никому ни слова, Грейнджер.