1
— Натали Локвуд, двадцать один год, причину смерти пока что установить не удаётся, — докладывал судмедэксперт, размахивая руками над распластанным на полу телом симпатичной девушки. Гермиона старалась слушать его с вниманием, но в мыслях уже понимала, что до истинной причины магловская полиция точно не доберётся. Хотя бы потому, что сюда отправили её, мракоборца Грейнджер. — Нужна экспертиза. Следов насильственной смерти нет, хотя свидетели говорят, что жертва кричала в судорогах. Возможно, яд, а, возможно, асфиксия. — Или, возможно, тебе стоит сменить работу, друг, — вмешался в разговор Малфой, вставая между ними. Судмедэксперт недоумённо посмотрел на Гермиону. — Малфой, я разрешила тебе присутствовать на месте преступления не для того, чтобы ты мне мешал, — раздраженно сказала она, отведя его в сторону. — Да, Грейнджер, но понимаешь, мы только пришли, а мне уже ужасно скучно. Как вы с Поттером можете так работать? Неудивительно, что он смотался в Германию. Что это вообще за место? — Съёмочная площадка. Здесь снимают фильмы. — А, те двигающиеся картинки в коробке. Я видел вчера такие, когда покупал это. — Малфой достал из кармана пиджака мобильный телефон. — Смотри, Грейнджер, последняя модель. Он складывается и… Как там сказал тот магл?.. А! У него цветной дисплей. Здесь и «Пакман» есть. В глаза Гермионе ударил резкий яркий свет от вспышки. Она часто заморгала, пытаясь прогнать тёмные точки. Малфой, нахмурив брови, принялся крутить телефон во все стороны. — Что за магический свет?.. — Напомни, не показывать тебе компьютер, — вздохнула Гермиона. — И хватит меня отвлекать! Вернувшись к судмедэксперту, она продолжила его вежливо слушать, пока магловская полиция собирала вещи. Два следователя, которым изначально было поручено это дело, недовольно переговаривались в углу, оценивающе разглядывая Гермиону, Малфоя и ещё трёх мракоборцев. — Скорее всего, прокляты серьги, — шепотом сказала им Гермиона, когда судмедэксперт наконец отстал от неё. — Нам приступать? — Нет, слишком много народу. Подождём и поставим иллюзионные чары. Я пока что опрошу свидетелей. И вызовите группу стирателей памяти. У без остановки рыдающей помощницы Грейнджер выяснила, что «мисс Локвуд была настоящим ангелом, и убивать её никому резона нет» и что утром она чувствовала себя отлично и была без украшений. — А у неё давно те серьги? Вы их раньше видели? — спросила Гермиона. — Послушайте, а при чём здесь украшения? Вы думаете, её убили из-за них? — через заложенный нос удивлённо проговорила помощница. — Нет, я раньше не видела эти серьги. — И у вас нет предположений, откуда они у неё? — Ну, она же всё-таки была не бедной. Постоянно покупала себе что-нибудь новенькое. Вот только вчера, например, я выписывала чек в «Тиффани». Но она покупала там подвеску… А, ещё к мисс Локвуд приходил сегодня курьер, но он приносил только цветы. Закончив с помощницей, Гермиона хотела пойти к режиссеру, но на полпути её остановил Малфой, возникший из-за декораций с деревьями, как приведение. — Грейнджер, ты видела это? — возмущённо сказал он, потрясая толстой стопкой листов в руке. — Да, Малфой, это сценарий фильма. Положи на место. Слово «секретно» на весь лист тебе ни о чём не говорит? — устало ответила Гермиона, продолжив идти, но Малфой снова её остановил. — И что ты думаешь, — он тыкнул в лицо Гермионе титульным листом, на котором жирными буквами было напечатано: «Сэм и Шляпа Мэрлина», — об этом? Я прочёл несколько страниц, и это же реально какая-то шляпа! Сущий кошмар! Гермиона еле сдержалась от того, чтобы закатить глаза. Она начинала по-настоящему жалеть, что позволила Малфою быть здесь. Если бы Гарри не уехал на неделю в Германию на Европейскую конференцию по Защите от Тёмных искусств, он бы точно такого не допустил. Но Гермиона не могла долго пререкаться с Малфоем, как он, да и не хотела. После их разговора на мосту в их отношениях начался, так сказать, нейтралитет. И за всю неделю они умудрились ни разу не начать очередной конфликт. Но, похоже, Малфой решил, что их идиллия затянулась. — Да, это сага о колдунах, которые обучаются волшебству в специальной школе, — терпеливо объяснила Гермиона, уже замечая, как глаза Малфоя становятся ещё больше. — Хочешь сказать этот фильм не один? — Уже третий снимают. Писательница, чьи книги берут за основу, стала миллионершей, а её книги — настоящим хитом. Я смотрела первых два фильма. Вполне себе неплохие. — И тебя ничего не смутило? — Гермиона отметила, что наблюдать за тем, как Малфой возмущается по поводу задетого волшебного достоинства, очень забавно. — Это просто история, Малфой. Дай уже пройти. — Но это же всё не правда, — настаивал тот, идя за Гермионой. — Ты только послушай: «Сэм взмахивает волшебной палочкой: «Трах-тибидох!». Тыква взрывается». — А людям это знать не обязательно. Выдумка на то и выдумка. Главное, что им это нравится. Прими это. Маглы любят придумывать волшебные и, как они считают, несуществующие миры с собственными правилами. Посмотри как-нибудь «Властелина колец». Они подошли к в раздражении перелистывающему сценарий режиссёру. Он скалился, как разъярённое животное и с такой силой чесал лысину на затылке, что запросто мог снять скальп с самого себя. Гермиона начала с ним разговор, краем уха слушая, что и к Малфою подошел кто-то из магловской полиции. Как оказалось, это был один из детективов. Гермиона слышала разговор лишь обрывками, потому что режиссер исходил нервными восклицаниями, заглушая всё вокруг. — Простите, я не хочу отвлекать вас от работы, — начал детектив. — Но нашему лейтенанту позвонили прямо из Скотланд-Ярда и сказали без вопросов отдать дело вам. Скажите, вы же… Вы же из СИС, да? «Только попробуй, Малфой, только попробуй…», — мысленно начала угрожать Гермиона, пока выслушивала тираду режиссёра. — Бери выше, — послышалось гордое сзади. «Ну всё, я его убью» — Всё настолько серьёзно? — Кхм! Детектив Шервуд, — Гермиона не выдержала, повернувшись к ним, — я же сказала, вы можете быть свободны. Дальше мы сами. Не отвлекайте, пожалуйста, моих людей. — И взглядом приказала Малфою заткнуться и спрятаться куда-нибудь в угол. Но вместо этого он оказался возле неё. — Помощница мисс Локвуд сказала, что у вас были разногласия, — продолжила Гермиона, возвращаясь к режиссёру и чувствуя на себе буравящий взгляд Малфоя. — Что вы этим хотите сказать? То, что это я её убил? — Я этого не говорила. — Но подумали. Послушайте, через неделю отдавать материал в постпродакшн, а мне нужно переснимать сорок процентов фильма. За каждый день вне графика я плачу из собственного кармана. Скажите, есть мне резон убивать ведущую актрису, даже пускай мы с ней в чём-то не согласны? — Я повторюсь: я ни в чём вас не обвиняю, мистер Мёрфи. — «Хотя это уже всё подозрительно». — Я рассказал вам всё, что знаю. У меня слишком много дел, так что нет времени обмусоливать эту тему — мне ещё этим же с журналистами заниматься. Просто закончите уже свою работу, чтобы мы могли продолжить свою. «Да он мерзавец похлеще Малфоя!», — Гермиона была в таком шоке, что произнести что-нибудь вслух просто не могла. Зато Малфой решил воспользоваться её замешательством, громко заговорив: — Будьте повежливей в выражениях, сэр. Иначе рискуете оказаться в месте похуже, чем написанное вами здесь. — Он демонстративно кинул сценарий в кресло, где сидел режиссёр. Зажим, скрепляющий листы, отскочил, и все они вихрем закружились в воздухе, упав под ноги Мёрфи. — Что… что вы себе позволяете?! — Малфой! — сквозь зубы процедила Гермиона, очень сожалея, что не существует заклинания мгновенного испепеления с помощью лазеров из глаз. Но Малфой, слишком разгорячённый свалившейся на него информацией, не останавливался: — Не смейте так разговаривать с представителями волшебного закона! Особенно с моим партнёром. Только у меня есть на то право. — Малф… — А это сожгите. Вы позорите весь колдовской род!2
В голове до сих пор бесконечным эхом звучал разозлённый голос Малфоя. Он так вывел Гермиону за сегодня, что можно было невооруженным глазом увидеть, как пульсируют её виски. Ей стоило большого труда, чтобы унять конфликт между Малфоем и режиссёром. Позволив последнего спешно уйти, она кинулась на Малфоя: — Что ты устроил?! — Грейнджер, я лишь защищал наши права. Могла и спасибо сказать. — Спасибо? Да что ты несёшь? Ты слишком близко к сердцу принял такой пустяк, как фэнтези-фильм. И мы не партнёры. Нет. Начнём с того, что ты вообще не мракоборец. Ты не имеешь права вмешиваться в мой процесс работы! Это была огромная ошибка позволить тебе быть здесь. Так что уходи. Уходи, Малфой, пожалуйста. «И из моей головы уходи. Могу я хоть несколько часов не думать о тебе?!» Гермиона уселась за фортепиано, смахнув с чёрной крышки пыль. Когда она прикасалась к нему в последний раз? Разве что когда убирала бардак, учинённый Уорисом, да и то с помощью магии. А играла она очень давно… Так давно, что боялась, посмотрев на ровный строй клавиш, не понять, где «до». Она осторожно нажала указательным пальцем первую попавшуюся клавишу. По гостиной разнёсся энергичный звук с легким протягиванием. «Не забыла», — выдохнула она и прошлась по первой октаве. В голове сразу стало попросторней. Посторонний шум, созданный фортепиано, помогал разгрузить напряженные мысли. Гермиона уже хотела попробовать сыграть что-то примитивное, по типу «Мерцай, мерцай, звёздочка» или «У старика Макдональда была ферма», чтобы просто вспомнить, что значит складывать ноты в музыку, но вдруг в кармане завибрировать телефон. Она вздрогнула от неожиданности. Ей очень редко звонили. В основном потому, что большая часть всех её знакомых пользовалась для связи совами. Она подумала, что звонить может Гарри, поэтому быстро выловила телефон из глубины кармана розового махрового халата. Но на экране высветился неизвестный номер. Гермиона медленно нажала на кнопку ответа и с осторожностью произнесла: «Алло». Голос на том конце показался до жути знакомым. — Малфой? Откуда у тебя мой номер? — удивлённо вопросила Грейнджер, а потом услышала за спиной тихий шелест и гордый ответ: — Знаешь, при всём моём неожиданно появившемся уважении к магловской магии, сами маглы всё ещё остаются продажными существами. «Он точно хочет меня довести!» — Мне кажется, ты не понял смысл приобретённого устройства, — не поворачиваясь, сказала Гермиона. — Нужно ответить собеседнику в телефон, а не трансгрессировать к нему домой без спроса. А вдруг бы я была голой! — Лучше бы ты действительно была голой, Грейнджер, а не в этом ужасном халате, — рассмеялся Малфой. — Это что, барашки? Тот, в котором ты была в прошлый раз, понравился мне больше. Хорошо, что Гермиона не повернулась и не доставила Малфою ещё один повод для смеха, потому что её щёки захватил предательский румянец. И зачем он только напомнил ей о том случае в ванной… — Что ты здесь забыл? — строго, даже грубо. — У меня просто появились кое-какие мысли по поводу дела, что мы… то есть ты расследуешь. — Какие ещё мысли? Ты ничего толком не знаешь. — Ну, не знал бы, если бы ты позавчера опрометчиво не оставила папку с делом на своём столе. Что? Мне нужно было чем-то заняться, пока ты — как ты там сказала? — выполняла трудовые обязанности. — Ты слишком часто приходишь в офис. Знаешь, какие абсурдные слухи уже ходят по Министерству? Эй! — Малфой сел возле Гермионы на банкетку, заставив её подвинуться. Гермиона приготовилась всё ему высказать, но как только поняла, что лицо Малфоя находится всего в нескольких дюймах от её, замолчала, сумев издать лишь какой-то заглушенный на середине писк. — А тебе не всё равно, Грейнджер? — продолжил он, как ни в чём не бывало. — Тем более это было предсказуемо. «Конечно предсказуемо! Ты постоянно выражаешься двусмысленно!» — Так вот, по поводу дела. Хочешь послушать? — А у меня есть выбор? — И правда. — Малфой улыбнулся. Его очки блеснули в свете торшера. — Этот маньяк-ювелир явно ценитель искусства. Я заметил, что все жертвы так или иначе связаны с театральной сферой. Моника Цессил и Хейзел Мур — актрисы театра, Натали Локвуд снималась в кино, Роуз Голдинг — балерина, а Хлоя Чейз… — Оперная певица. Да, мы и так это поняли, — перебила Гермиона. — Но кроме этого и проклятий украшениями их ничего не связывает. Все они работали на разных площадках. Знакомы были только Цессил и Чейз. Даже проклятые украшения между собой не связаны. Все, кроме одного, сделаны не так давно и в магловских ювелирных домах, чтобы быть древними магическими артефактами. — Вот именно, Грейнджер. Это одно меня и зацепило. Я уже видел ту брошь. — Где? Малфой расплылся в довольной улыбке и протянул свой телефон, где на маленьком экране Гермиона увидела… себя же, с раздраженным выражением лица на фоне съёмочного реквизита. Малфой, сконфузившись, быстро заметил оплошность и перелистнул, показав пиксельный силуэт какой-то женщины. При чём его половина была закрыта каким-то тёмно-розовым полукругом. Позже Гермиона поняла, что это палец. — Э-э… Ну, тут плохо видно, но это портрет моей пра-пра-прабабушки, который висит в Малфой-мэноре. На ней точно такая же брошь, как на той колдографии в деле. — И ты думаешь, это одна и та же брошь? — Да, более того она уже проклинала человека. Не смотри на меня так. У меня трудная семейная история. Я вспомнил, отец что-то рассказывал мне о этой жуткой даме. Мой пра-пра-прадед якобы изменил ей, и она в приступе ревности «дружелюбно» подарила его любовнице свою брошь, только с сюрпризом в виде мучительной смерти. Этот случай, конечно, так и не доказали, но факт в том, что брошь с того момента никто не видел, потому что Министерство её изъяло для выяснения причин, которые так и не выяснили. — Но как эта брошь могла оказаться у маглы? — Очевидно, что в архиве отдела происшествий и катастроф кто-то не прочь наживаться на всеми забытых проклятых штуках. Я уверен, что и остальные украшения так или иначе там побывали. — Малфой, за кого ты принимаешь мракоборцев? — в неверии вопросила Гермиона, встряхнув волосами. — Мы делали запрос в архив. Там никогда не было подобных украшений. — Конечно, не было, Грейнджер, потому что документов это подтверждающих тоже не было. Просто кто-то подчистил историю артефактов и продал их кому надо. И самое интересное, я предполагаю кому. — И кому? — А что, хвалебных отзывов о проделанной работе не будет? — улыбка сползла с лица Малфоя. — Я за день сделал больше, чем вы за несколько недель. — Не льсти себе. Твоя версия хорошая, но её ещё нужно проверить. Я озвучу её завтра Гарри, хотя… — Нет уж, Грейнджер. Я сам её расскажу, а то ещё заберёшь все лавры себе. — Малфой, я же сказала, ты не… — Не мракоборец, я в курсе. Но я хочу наблюдать за реакцией Поттера, когда я буду его интеллектуально унижать. — Так вот зачем ты пришел! Хотел посмотреть на мою реакцию перед твоим гениальным мозгом? Шерлок Холмс недоделанный! — Кто? — Забудь, — недовольно одёрнула Гермиона. Раздражение бурлило внутри, как забытая на плите кастрюля. Выплёскивалось за края, срывало крышку, брызгало во все стороны. «Если у тебя всё, проваливай, Малфой», — так и подмывало сказать второй раз за день, но почему-то она этого не делала… Было что-то странное и уютное сидеть вот так плечом к плечу и говорить, иногда обращая взгляд на него и старательно делая вид, что всё в порядке. Ведь она не в порядке. Что-то в её гребаной жизни теперь не в порядке. — Я тебя отвлёк, — неожиданно подал голос Малфой, поняв, что пауза затянулась. Он указал на открытое фортепиано. — Играешь? — Когда-то играла, — на выдохе ответила Грейнджер, чувствуя облегчение. — Просто иногда музыка помогает заглушить назойливые мысли. — И чем же они тебе надоедают? — Они… слишком громкие. — «Нет, они не громкие, не назойливые. Это ты, ты такой». — А ты умеешь? — Это та единственная наука, перенятая у маглов, которой мне было разрешено заниматься. Да и то только потому, что Кристофори был магом. Но музыка никогда не действовала на меня так, как на тебя. Девушка хотела спросить, что же тогда музыка с ним делает, но не успела. Левая рука Малфоя легла на малую октаву и взяла первый аккорд, а дальше… время замедлилось. Почему Гермиона раньше не замечала, какие у него руки? Сколько раз её собственные оказывались в них, и всегда они казались грубыми, большими, обычными мужскими руками. Но сейчас Гермиона видела совершенно другое. С длинными пальцами, легкие, парящие над клавишами, плавные и резкие одновременно, как будто они — продолжение нотного стана, музыки, исходящий из-под них. Точно, музыка… Сердце пропустило один неровный удар, а потом на несколько секунд замерло, будто давая время оценить, понять, что она слышит. А она слышала ответ на свой незаданный вопрос. Музыка точно не заглушала мыслей Малфоя. Она их озвучивала. Нет, кричала так неприлично громко, что становилось не по себе. Почему Гермионе тяжело это слушать? Это ведь одно из её любимых произведений. Но не сейчас. Сейчас «К Элизе» Бетховена казалось ей неприятно проникновенным, удушающим, задевающим какие-то самые тонкие струны в душе. Она сама разворошила это осиное гнездо и теперь понимала, что всю эту неделю мысли о Элизабет не покидали Малфоя. «Не может же быть в самом деле, чтобы он до сих пор…» Чувство вины гадкой, липкой субстанцией облепливало грудь. Зачем она позволила этому произойти? Захлопнуть бы эту дурацкую крышку к чертям, придавив Малфою пальцы, чтобы он перестал. Престал терзать себя и её! Гермиона не поняла, как её руки оказались рядом, успев подхватить те ноты, за которыми жадно тянулась его рука. Он остановился, и Гермиона испугалась ещё больше, чем до того, как он начал. Испугалась, что сделала только хуже. Может нужно было позволить ему тонуть в этом? Позволить выпустить всё так? Но почему одному? «Это наше общее, Малфой. Теперь общее», — глазами сказала она, когда он поднял на неё вопросительно-задумчивый взгляд, но внутренне напряглась. Тишина слишком натянулась, превратившись в тонкую нить. И когда она порвётся… — Con moto, Грейнджер, — вот так просто, словно соглашаясь с её присутствием в его тайне. И она, чувствуя, как липкая вина сходит с груди, начала с начала. Вместе с ним. Ноты брались откуда-то издалека, из того участка памяти, который не поддаётся всякому контролю. «Ре - ре бемоль - ре»… Когда их кисти всего на долю секунду касались друг друга, глаза невольно устремлялись к Малфою, но Гермиона одергивала себя, сосредотачиваясь на игре. Со временем настала знакомая лёгкость, даже немного странная от того, что давно не ощущаемая. Последняя двойная «ля» заставила эту лёгкость взорваться внутри, превратиться в яркий всплеск эмоций. Гермиона не любила это состояние. В нём она себя не контролировала, поддаваясь затуманенному сознанию. — Я так давно не играла в четыре руки. В последний раз с мамой, — с блеском в глазах почти что воскликнула она и встретилась с таким же блеском напротив. В неверии она смотрела в бездну. В неверии, потому что готова была в неё сорваться. Ведь… ведь там что-то было. Гермиона видела — там что-то есть. Оно светится, оно зовёт спустится. И есть ли хоть кто-то, кто остановит её от этой ноги, занесённой над пустотой? Слишком близка бездна. Слишком близко лицо Малфоя и его чертовы губы. Слишком поздно. Но в последний момент он хватает её за руку, отдёргивает от обрыва. — Почему сейчас не играешь? — такой простой вопрос, но так много разрушающий. Поднимающий песок со дна, который мутит прозрачную воду. И заставляющий прийти в себя. «Ты дура, Гермиона. И твои эмоции чрезвычайно вредны». — Потому что родителей нет. Точнее, меня для них нет и никогда не было. На время войны я стерла им память о себе, создала им новую жизнь, но после уже ничего не могла вернуть. Не получилось, — ответ вышел слишком грубым. Она это поняла, поэтому уже спокойней добавила, пытаясь вернуть хотя бы часть той атмосферы, что только что окружала их: — Я пыталась научить Рона, у него неплохо получалось, но это не то. — Да, с Уизли у тебя всегда «не то». — Что ты имеешь в виду? — Последние крупицы «атмосферы» испарились, словно их и не было. — Ну, кое-что я здесь имею, — усмехнулся Малфой, постучав пальцем себе по лбу. — И все эти воспоминания говорят о том, что ваши отношения были не ахти какие. И я считаю, что расставание с ним было верным решением. Корни волос задёргались, будто пытались встать дыбом от подобных заявлений, как у взбешенной кошки. — Знаешь, если мне понадобится эксперт в не его собачьих делах, я обязательно спрошу твоё мнение, — огрызнулась Гермиона. Улегшееся раздражение снова начинало закипать в ней. — Ты ничего толком не знаешь. Какое право ты имеешь рассуждать об этом? — Мне достаточно того, что я знаю, Грейнджер. А я знаю, что Уизли — слабохарактерный простофиля, которому нужна такая же простушка, которая будет во всём с ним соглашаться, ждать его дома и всегда пахнуть домашним печеньем, а не ты, амбициозная ведьма с незаурядным складом ума. Перспектива домохозяйки тебя не прельщает. Тебе нужен кто-то, кто сможет разделить твои стремления и уж точно поддержит в интеллектуальной беседе не на уровне комиксов «Патрик Пигс». — Да откуда в тебе столько уверенности, что мне нужен именно такой? — Гермиона отпрянула от Малфоя, рискуя свалиться с банкетки, но всё лучше, чем слушать его на столь мизерном расстоянии. — Потому что ты сама такая, Грейнджер. И слушаешь ты меня до сих пор только потому, что я точно такой же. — Хочешь сказать я должна быть с кем-то по типу тебя? Отличное самомнение. Вот только спешу тебя огорчить: меня устраивал Рон. Я… — Гермиона осеклась, поймав себя на мысли, что говорит она это только, чтобы позлить Малфоя. — Я любила его. — Как забавно, что «устраивал» ты сказала раньше, чем «любила», — фыркнул тот и закрыл крышку фортепиано. Закрыл её и разорвал невидимую связь между ними. — Он тебе явно надоедал. — Он мне не надоедал! А вот ты… — Гермиона не успела выразить своё возмущение полностью — раздался дверной звонок. Она засуетилась, подскочив с места и хлопая себя по карманам халата в поисках волшебной палочки. Малфой тоже поднялся. Опережая его, Гермиона на цыпочках подошла к двери, заглянув в глазок. Затем резко повернулась, прижавшись к двери спиной. «Это Рон», — одними губами проговорила она. Малфой зашелся в таком же немом смехе, засовывая руки в карманы и вальяжно уходя обратно в гостиную. Гермиона мгновение раздумывала над тем, чтобы пойти за ним и окончательно прикончить, но потом рассудила, что лучше сначала поговорить с Роном. Медленно открыв дверь, она выдохнула с напускным удивлением: — Рон? — Привет, — тут же бодро произнёс тот и протянул букет белых хризантем, чей запах тут же врезался Гермионе в нос. — Это… это тебе. — Спасибо. Когда ты вернулся? — Изо всех сил она старалась делать вид, что всё хорошо, что она рада видеть Рона, что сейчас у неё в гостиной не сидит Драко Малфой, которого Рон на дух не переносит. Нет, конечно, она на самом деле была рада, что Рон вернулся, но воспоминания о их последней встрече и то, как Гермиона игнорировала его последние недели, заставляли глаза стыдливо опускаться к полу. — Несколько часов назад. Заключили крупную сделку с американской сборной. — Поздравляю! Ты ведь давно об этом мечтал. — Да, спасибо, — протянул Рон, почёсывая затылок. — Послушай, мне… Давай, я зайду, и… Гермиону словно прошибло током. Она вздрогнула, слишком громко ответив: — Нет! Всего на долю секунды на лице Рона отразилось непонимание, а затем он одобрительно кивнул, нахмурившись, как делал всегда, когда старался быть серьёзным. — Да, ты права, лучше сказать всё здесь и сейчас, — согласился он. — Ты не отвечала на мои письма, и я понимаю, тебе… неловко, но ты ни в чём не виновата. Понимаешь, я постоянно думал о том, что случилось, и… может, это хорошо, что ты потеряла некоторые воспоминания о нас? — с надеждой вопросил он, а потом уже с некоторым страхом в голосе добавил: — Или ты всё вспомнила? — Нет, я ничего не вспомнила. — Отлично. В смысле, я хочу сказать, вдруг это знак, что стоит попробовать снова? Теперь всё будет по-другому. Фирма расширяется, я буду чаще бывать дома. Ты даже можешь больше не работать. Мы наверстаем упущенное. Что скажешь? Всё это Рон произнёс на одном дыхании, словно боялся спугнуть Гермиону лишним словом. А она не знала, что ответить. Для него всё казалось лёгким и очевидным, но Гермиона была слишком растерянна. Растерянна, что еле успела остановить себя от того, чтобы без промедления ответить «нет». Слова Малфоя ещё эхом отдавались в сознании: «С Уизли у тебя всегда «не то». Было противно. Ужасно противно от того, что Малфой прав. От того, что лезет не в своё дело. От того, что думает, что его слова что-то значат для Гермионы. Смогла бы она так жить? Не вылезать из дома, только и делать, что печь пироги, воспитывать детей и ждать Рона с работы… Она не видела ничего плохого в семейной жизни. Так же, как и не видела в своей семейной жизни Рона… — Рон, прости, что не отвечала на письма. Мне нужно было всё обдумать и, знаешь, похоже, я до сих пор не нашла верное решение. Сейчас я не могу дать тебе однозначный ответ. Уизли смог выдать только какое-то разочарованное «Оу…», а потом умолк. Гермиона хотела сказать что-нибудь ободряющее, но в голову ничего не приходило. Что здесь можно было сказать? Смущённо попрощавшись, Рон ушел. Гермиона ещё несколько секунд посмотрела ему вслед и зашла в дом. В гостиной она обнаружила Малфоя, развалившегося в кресле. Он словно и не собирался уходить. Это её разозлило. Возможно, не будь здесь Малфоя она бы поговорила с Роном нормально, не держа в голове то, что кто-то ещё слушает их разговор. Малфой растянулся в странной довольной улыбке, осматривая поникшую девушку. — Что? — резко вопросила та. — Ты его отшила. — Вовсе нет. — Да, спровадила, — стоял на своём Малфой. Его ухмылка выводила из себя. — Конечно, потому что здесь ты. — Я мог и трансгрессировать. Признайся, Грейнджер, ты отшила его потому, что чувствуешь, что мои слова правдивы. Где он и где ты? — Ты ошибаешься, Рон очень умный и перспективный, у него есть будущее. Я ничем не лучше него. Малфой изогнул бровь, изучающе глядя на Гермиону, как будто пытался понять, говорит ли она правду. — Да уж мракоборец первого класса и продавец метел. Куда тебе до него? — Он встал на ноги. — Такое ощущение, что ты не осознаёшь, с кем говоришь, — голос Гермионы начинал грозно вибрировать. — Ты не забыл, что обычно я находилась у тебя где-то пониже Рона? На уровне пресмыкающихся. Я же маглорождённая. Таких, как я, ты не перевариваешь. И, как будто бы мозг Гермионы был на стороне Малфоя, он тут же подкинул ей картинки из воспоминаний о Элизабет. До этого момента Гермиона никогда не задумывалась об этом в таком ключе. Ведь Элизабет не просто не была чистокровной, она не была даже волшебницей. И тем не менее Малфой, как он сам сказал, любил её. Как его можно понять? В школе он бросал на Гермиону взгляды отвращения и в то же время спокойно испытывал чувства к магловской девушке. Гермиона почувствовал странную тяжесть под лёгкими от того, что пыталась удержать от самой себя вопрос… «Что в ней такого?» Она действительно особенная? Или у Малфоя был в то время странный вид извращения? Не зря же говорят, что запретный плод сладок... Или всё на самом деле менее прозаичней? «Почему ты полюбил её, Малфой? Как ты полюбил её?» Холодный отрезвляющий голос Малфоя вывел Гермиону из задумчивого оцепенения: — Сейчас я говорю о тебе не как о маглорождённой, но как о девушке с незаурядным интеллектом, которой нужны достойные отношения, а не эти недоухаживания. — Он показал презрительным взглядом на букет в руке Гермионы. — Он бы ещё гербарий принёс. Не заметив, что сжала цветы до того, что раздавила стебли, окрасив ладонь бледно-зелёным соком, Гермиона зло выдала: — Много ли ты знаешь о достойных отношениях, Малфой? Ты даже к девушкам толком не прикасался, не говоря уже о… кхм… в общем, человек без опыта не может говорить о том, в чём не разбирается. — Она произнесла это в сердцах, не подумав, сразу же закусив губу после сказанного. Малфой мог уколоть её сколько угодно раз, но это не означало, что Гермиона должна опускаться до его методов. Но она опустилась. И увидела, что уколола. Губы Малфоя искривились в жуткой усмешке. — Считаешь я неопытен, Грейнджер? Считаешь опыт — это дарить букетики, поцелуи и секс? — Это составляющие каждых любовных отношений. — Всё это было наигранной смелостью. Гермиона уже сотню раз пожалела о своих словах. В самом деле, что ей до него? Зачем вообще об этом думать? Был ли кто-то у Малфоя, не был — её это волновать не должно. — Дай руки, Грейнджер, — со злой решимостью в голосе приказал Малфой. — Что? — Дай свои руки. — Зачем? — Хочу тебя разубедить. Или ты уже готова признать, что не права? С полнейшим недоверием, отложив букет на кресло, Гермиона протянула сначала одну дрожащую руку, затем другую. Малфой забрал их в свои почти невесомым прикосновением. Гермиона со страхом и стыдливым интересом терпеливо ждала, всматриваясь в глаза Малфоя за бликующими стёклами очков. В мгновение они оказались ближе. Даже слишком близко. Так, что чтобы в них посмотреть, Гермиона нужно было поднять голову. Но она бы всё равно не смогла там ничего увидеть, потому что Малфой их закрыл, лишь слегка нахмурив брови. Всё это начинало по-настоящему настораживать, поэтому Гермиона уже хотела вырвать свои руки, отстранившись, но в последний момент Малфой крепко сжал их, притянув Грейнджер обратно на то же расстояние между ними, и резко прижался губами к тыльной стороне ладони одной из кистей. От полнейшей неожиданности тело словно ударило током. Гермиона вздрогнула, но с места не сдвинулась, только вгляделась в расслабленное лицо Малфоя, который по-прежнему не открывал глаза. Она даже не успела задаться логичным вопросом, что это было, как Малфой повторил своё действие с другой кистью, но на этот раз более нежно. А потом ещё раз с первой, и ещё раз со второй. Гермиона не заметила, как в какой-то момент перестала ощущать дрожь от каждого прикосновения, а только то, как внизу живота затягивается предательский узел, и стала смотреть, что делает Малфой с её руками, и слушать его ровное дыхание. Он прошелся мягкими поцелуями до середины предплечья. Обратно проскользил слегка колючей от щетины щекой. Перешел к другой руке, пробежавшись длинными холодными пальцами от локтя к центру ладони, от чего стало немного щекотно. Поцеловал в том месте, будто прочитал мысли. Кончиком носа прочертил вверх линию по самому длинному пальцу, в конце еле прикоснувшись к нему губами. Снова обратился к первой руке, на несколько секунд прижавшись к ней щекой и в завершение поцеловав. Гермиона чувствовала, что куда-то падает. И только странная возбуждающая сила держит её на ногах. Вдалеке она слышала голос разума, кричавшего ей, что это нужно немедленно прекратить. И Гермиона это понимала, знала, что должна. Но что-то её останавливало. С каждым новым прикосновением хотелось ещё, хотелось большего, узел внизу затягивался всё сильнее. Кажется, она всё-таки прыгнула с обрыва. Всё прекратилось так же быстро, как и началось. Малфой просто замер, задержав один из поцелуев на боковой стороне левой ладони, будто о чём-то задумался, а потом отпустил руки девушки, выпрямился и медленно открыл глаза. Даже если бы Гермиона хотела, не смогла бы своим затуманенным сознанием понять, что на миг успела увидеть в этих глазах. Она только пошатнулась от хлынувших в голову здравых и шокирующих мыслей, а потом услышала: — Ну что, Грейджер, ещё считаешь меня полнейшим профаном? — Малфой выдержал слишком долгую неловкую паузу. — Я так и думал. Кхм… Ну, пожалуй, мне пора.