1
Однажды Драко спросил Грейнджер, не боится ли она умереть. Чувствуя ослепляющую сознание боль, которая пронзала всё тело и сходилась в одной конкретной точке, он вспоминал о том дне, когда задал этот вопрос. Грейнджер тогда была для него никем, лишь выгодной сделкой, обреченной дать ему совсем не то, что он ожидает. Но она выглядела так бесстрашно при этом вопросе, так нахально, что Драко подумал, будто она готова бросить ему вызов. Да чёрт с ним. Она была готова бросить вызов смерти. Сейчас Малфой ненавидел себя за тот вопрос. Он боялся смерти, как и любой другой. Но сама она пугала его не столько, сколько осознание, что эти мизерные секунды, удерживающие его жизнь, — последний шанс. Последний шанс дотронуться, прикинуться, почувствовать, сказать… Драко никогда так отчаянно не хотел коснуться Грейнджер; хотел, чтобы узоры её кожи отпечатались на его собственной навсегда. И страх, что она не сможет подойти, не успеет взять его за руку, был гораздо больше всех остальных страхов в тот момент. Затем наступило забвение. Оно дарило покой, убирало боль и тревогу. Драко думал, что, открыв глаза, ничего не увидит, но перед глазами всё же появился знакомый пейзаж. Он сел на траву недалеко от берега реки и стал в задумчивости рвать травинки, пытаясь вспомнить все детали. Было совершенно не понятно, умирает ли он или, может, уже умер. Стоило ли прощаться с жизнью, вспоминая всё хорошее, или просто ждать. Малфой знал наверняка лишь одно: что бы дальше его не ждало, он хотел перед этим увидеть её. Она не заставила себя долго ждать. С суровым лицом она подошла к Малфою. Тот тут же подскочил на ноги, чувствуя неимоверное облегчение во всём теле. — Грейнджер! Ну как обстоят дела? Я всё ещё похож на канапе или..? Первый удар пришелся ему точно в скулу, остальные — куда успели долететь руки девушки. — Как. Ты. Можешь. Продолжать. Шутить! Идиот! — кричала она, отбивая кулаками ритм об Драко, который едва ли успевал уворачиваться. — Тебя еле спасли! И не факт, что ты когда-нибудь сможешь передвигаться без трости! — Прости. — Малфою всё же удалось поймать Грейнджер за запястья. — Прости, я не хотел, чтобы ты волновалась. Когда девушка успокоилась, он продолжил: — Как ты? Что с твоей рукой? — Жить буду. Зачем ты побежал за Роули в одиночку? — Так было нужно. Я вижу, ты всё равно злишься. — Сначала я хотела избить твоё тело на койке, но потом поняла, что мне станет легче, только если ты будешь отвечать. Так что я жду ответов, Малфой. Драко тяжело вздохнул, снова опускаясь на траву. Грейнджер села рядом, просверливая взглядом дыру в его профиле. — Что я могу сказать, Грейнджер? Я должен был поговорить с Роули. Рассказать ему о истинной природе проклятия, чтобы он мог понять и донести это до остальных. Глаза девушки расширились. Она придвинулась ближе. — Так проклятие и пророчество существуют? — Я до последнего пытался убедить себя, что это всё бред, но доказательство на собственной руке не давало сделать это так легко. Вот только… оказалось, всё куда проще. — Я не понимаю. — Пророчество — выдумка, а вот проклятие… Скорее всего, проклятье существует, но не в той форме, что все думали. Не в метке дело, а в тебе самом. Изведённые, сошедшие с ума от осознания содеянного души — вот что такое проклятие. А выдуманное кем-то пророчество лишь стало катализатором. Все уверовали. Не проклятие их калечило, а они сами. Их прогнившее нутро, спятившее сознание. — Но ты… — Возможно, я знал решение. Пришел к нему, даже не поняв этого, просто следуя по наитию. Когда внутри много тьмы, это действительно сводит с ума. Это настоящая лихорадка, паническая чума, распространяющаяся с ужасной скоростью в головах людей. Выход от неё один — не убегать от тьмы, а принять её. Понять, что ты не лучше и… простить себя за это. Метка — лишь напоминание о прошлом, об ошибках. И избавиться от неё можно, только согласившись, что ошибки совершал ты, а не какой-то злодей, которым ты уже не являешься. Ты навсегда останешься злодеем, тьма никогда не уйдёт, но, если с ней примириться, она не сделает ничего плохого. Вот как я считаю. И вот почему, Гермиона Грейнджер, — Драко приставил к левому, совершенно чистому предплечью девушки своё. Точно такое же, без единого признака на уродливый знак, — реальные границы между добром и злом так размыты. Всё зависит от того, примешь ли ты свою тьму или нет. Несколько долгих секунд они сидели в молчании. Грейнджер отрешенно разглядывала своё предплечье, будто ждала, когда на нём что-то появится. Драко догадывался, какие мысли её одолевают. Он счёл нужным заговорить об этом, но Грейнджер его опередила, найдя другую тему: — Как думаешь, Волдеморт сделал это специально? Он хотел забрать всех приспешников с собой на случай смерти? — Не знаю. Чёрная метка — древняя магия, мало изученная. Возможно, без своего хозяина она просто… мутировала. В любом случае, это больше не важно. — Драко протянул руку к щеке девушки едва коснувшись её. — Всё закончилось, Грейнджер. И я рад, что с тобой всё в порядке. Хотя для полного счастья мне нужно придушить Уизли. — Он не виноват. На него напали в тот день, когда ты забрал меня из «Дырявого котла». Он сказал, что много выпил и потом пошел куда-то ещё… В общем, оказался лёгкой мишенью. — Это оправдывает его совсем чуть-чуть, — холодно бросил Малфой. Он хотел на этом остановиться, но прикосновение к нежной коже Грейнджер заставило его продолжить помимо его воли: — Знаешь, когда Пип так неожиданно появилась в камине и рассказала обо всём, я… На какое-то мгновение я действительно забыл, как дышать. Меня сковал такой страх. — Я не хотела им ничего рассказывать, — тут же сказала Грейнджер. — И не рассказала бы, но Роули… — Грейнджер, — Драко прервал её, удивившись услышанному. — Я испугался вовсе не из-за того, что ты можешь рассказать обо мне. Мне казалось, ты давно поняла, что меня это больше не волнует. Я боялся за тебя. За то, что они могут с тобой сделать. Благо, мне хватило рассудка сообщить Поттеру. Иначе мы бы там задержались. Что-то мокрое коснулось пальцев Драко. Он утёр новую покатившуюся слезу с щеки девушки, собираясь сказать очередную банальность, но Грейнджер накрыла его губы своими, завлекая его в какой-то грубый, отчаянный поцелуй. Её руки обвились вокруг его шеи, помогая прижаться как можно ближе. Сквозь беспорядочные движение и горячее дыхание Малфой ощущал, что Грейнджер всё ещё плачет. Он обнял её, боясь заразиться этой жуткой сентиментальностью и изойти на воду не хуже. Грейнджер чуть оторвалась, прижимаясь к его лбу своим. — Я думала, что потеряю тебя. Боялась прикоснуться к тебе, и понять, что это действительно так. — Ну, я же говорил: не стоит волноваться. — О, тогда ты говорил достаточно, — усмехнулась девушка. Драко тоже позволил себе немного улыбнуться. На самом деле он плохо помнил, что он там нёс, истекая кровью, но был уверен, что то, что хотел, он так и не сказал. Однако теперь он знал, что у него есть на это время.2
Придя в себя Драко сотню раз об этом пожалел. Мало того, что зелья не до конца снимали ужасную боль, и у него была высокая температура, так ещё и Поттер сразу пришел к нему в палату и пристал с расспросами. Единственным утешением была Грейнджер. Она тихо в задумчивости сидела в кресле у койки Драко и водила пальцами по загипсованной руке. Малфой знал, что, несмотря на внешнее спокойствие, сейчас Грейнджер пожирают ужасные мысли. Она боялась, что Поттер может задать такой вопрос, который разом вытянет всю правду на поверхность, и ни у кого из них не получится выкрутиться. Драко объяснил, что сбежавшие Пожиратели сами решили, будто он тот, о ком говорится в пророчестве, и рассказал о своих мыслях по поводу этого. Поттер слушал с хмурым, недоверчивым лицом. Ему явно было не просто принять догадки Малфоя. Тот считал, что Поттер куда охотнее поверил бы, что Драко действительно Последний. — Но зачем им нужна была ты? — Мракоборец посмотрел на тут же растерявшуюся Грейнджер. — Я же уже тебе говорила: вероятней всего я была лишь приманкой. — А Рон? — Поттер словно на что-то намекал. — Он был приманкой для приманки? — Поттер, мне кажется, тебе лучше это узнать у Роули, не правда ли? — встрял Драко и сразу же об этом пожалел. Испуганные глаза Грейнджер стали ещё шире. Роули ещё не приходил в себя, но и Драко, и Грейнджер прекрасно понимали: он всё расскажет. Всё, что знает. Гарри станет известно о том, что именно Гермиона допрашивала Норсвуда и извлекла его воспоминания. — Да, возможно. Но и ваши версии были бы кстати, — как-то слишком скептически протянул Поттер, а затем снова посмотрел на подругу. — Мне нужно будет, чтобы ты подошла в офис для подписи документов по… несчастному случаю с Селвином. — Хорошо. Поттер кивнул, собираясь встать, но потом вдруг смягчил настороженный взгляд. Он заглянул в глаза девушке. — Послушай, если ты хочешь поговорить об этом… — Не хочу, — отрезала девушка, закусила губу, а потом выдала: — Но кое-что обсудить нужно. — Она посмотрела на Драко. — Думаю, стоит ему рассказать о том, что происходит. Драко не смог вовремя остановить взлетевшие вверх брови. Неужели Грейнджер решилась во всём признаться? И почему именно сейчас, когда Драко даже не в состоянии встать с постели? — Ты уверена, Грейнджер? — Да. Гарри должен знать о том, что нам известно о пузыре памяти, и о том, что мы придумали с ним сделать. Тревога мгновенно улеглась. Малфой предоставил Грейнджер возможность самой обо всё рассказать, так как уже устал от долгих разговоров. Но как только девушка дошла до момента убийства Селвина, тревога вернулась к Малфою. С трудом выдержав рассказ до конца, он гневно спросил: — Почему ты сразу не рассказала? — У нас были и другие важные темы для обсуждения. — Грейнджер, у тебя в голове существо, которое говорит с тобой и пытается завладеть твоим телом! Что может быть важнее этого?! Дело всё хуже и хуже. Больше нельзя затягивать. — И что вы планируете? — вопросил Поттер. — Следовать тому странному плану? Зайти в пузырь вдвоём и добраться до ядра? — Других вариантов нет, — уверенно выдала Грейнджер. — И нам понадобится кто-то в реальности, чтобы контролировать процесс. Если… что-то пойдёт не так. — И вы хотите, чтобы это был я? — Нам больше некому довериться, Поттер. А я, соплохвост тебя задери, тебе доверяю. Просто сделай свою геройскую работу ещё раз, — произнёс Драко, чем вызвал на лице собеседника неподдельное удивление. Но Поттер не успел ничего ответить. Как только он открыл рот, в палату ворвалась Нарцисса Малфой, отпихивая вьющуюся вокруг неё миниатюрную девушку-целителя. При виде перебинтованного где только можно сына грозный взгляд леди Малфой сменился испуганным. — Драко! Она подлетела к нему, водя руками по бинтам и лицу сына. Поттер сразу же отошел в сторону, забирая с собой Грейнджер. — Мама, пожалуйста, сядь. Всё уже хорошо. — Ничего хорошего! Что хорошего в том, что мой сын был пронзён насквозь, а теперь лежит и не может пошевелиться?! — Мама, мы не одни. Нарцисса повернула голову в угол, где притаились Грейнджер и Поттер. — О да, к мисс Грейнджер у меня тоже есть разговор. — Нет, — тут же отрезал Драко. — Мы всё уже обсудили. Я понимаю, ты волнуешься, но справься с эмоциями, пожалуйста. Губы Нарциссы в пренебрежении искривились. Точно так же, как при их последнем разговоре. Драко хорошо его запомнил. Если бы мать тогда срочно не позвала его, то ничего этого может быть и не произошло. Он не винил её в этом, но её слова всё ещё неприятно резали по груди. В основном, весь их диалог сводился к тому, что Грейнджер — наихудшая пара для Драко. Нарцисса уже открыто заявляла это и требовала, чтобы сын образумился и вернулся домой. Малфоя это злило. Злило, что мать в очередной раз не может принять его выбор. Да, он был не таким, какой бы от него ожидали, но какая разница, если он счастлив? Счастлив впервые за долгие годы. И Драко бы ей это сказал, если бы не появившаяся Пип. — Я справлюсь с эмоциями, Драко, когда ты вернёшься домой. И ты вернёшься. Это не обсуждается, — железно объявила Нарцисса. — Целители сказали, что тебе понадобится уход. У мисс Грейнджер, как я погляжу, сломана рука — ей самой нужна помощь. Так что никто, кроме меня, не обеспечит тебе должного ухода. — Я могу остаться в Мунго до полного выздоровления. — У тебя есть дом, Драко Малфой! — Я его таковым не считаю! В палате наступила тишина. Глаза Нарциссы блестели, а губы превратились в тонкую белую полоску. Она в упор смотрела на сына, и тот тоже не сводил гневного взгляда с матери. Драко хотел извиниться, сказать хоть что-то, чтобы не видеть таких материнских глаз, но не мог. Слова комом застряли в горле и гордость не давала их выплюнуть. Нарцисса выпрямилась, гордо вскинув нос и расправив складки на пиджаке, а затем вышла из палаты. Поттер поспешил последовать её примеру, быстро со всеми попрощавшись. Малфой, зло сопя, откинулся на подушки, прикрыв глаза. Через какое-то время он почувствовал, как одна сторона матраса просела, и мягкая рука осторожно коснулась его лица. — Надо было извиниться, — выдохнул он, открывая глаза. — Надо, но время ещё будет, — согласилась Грейнджер, слегка улыбнувшись. — С ней… тяжело. — Зато я вижу, в кого ты пошел характером. Она рассмеялась, но Драко её не поддержал. Он не оскорбился, просто почему-то сил на смех не было. — Послушай, — начала Грейнджер, поняв его настрой, — я бы хотела заботиться о тебе, как ты обо мне после Азкабана, но тебе и правда будет лучше какое-то время побыть дома. — Уже устала от меня, Грейнджер? Гонишь меня? — Дело не в этом. И я вовсе тебя не гоню. Я просто думаю, что твоя мать очень за тебя волнуется, и с неё достаточно переживаний. Пусть хотя бы ненадолго её сын будет рядом с ней, и она не будет волноваться. Драко недоумевающе посмотрел на девушку. — Моя мать против наших отношений, Грейнджер. — Я знаю. — И при этом ты всё равно думаешь о её чувствах. Сердобольная душа. — Как бы там ни было, она — твоя мама, и она просто хочет для тебя счастья. Ну, как она его понимает… И, если уж быть до конца откровенной, мои родители тоже бы не оценили мой выбор. — Ах вот как! Малфой не мог оставить такое оскорбление безнаказанным. Схватив девушку за здоровую руку, он дёрнул её на себя и приготовился поцеловать, но в последний момент та выставила между ними какой-то бумажный пакет, который промялся под настойчивым напором лица Драко. — Передай это Пип, пожалуйста. Здесь кое-какие лекарства и конфеты, которые ей понравились. — Извини, — Драко раздосадовано схватил пакет, рассматривая его содержимое, — но хозяину не престало так относиться к домовику. Я не могу выказывать ей больше внимания, чем остальным. О ней позаботятся другие домашние эльфы. — Малфой, она спасла мне жизнь. Корящий взгляд Грейнджер не оставлял ему выбора. — Ты даже слишком сердобольна. Ну хорошо. Я отнесу ей эти твои конфеты и лекарства, но учти… — договорить Драко не успел — неожиданный благодарный поцелуй девушки выкинул из головы все мысли. — Спасибо. Не забудь, поблагодарить и поинтересоваться как она, а ещё удостоверься, что всё в порядке. И… возвращайся поскорее. — На лице Грейнджер появилась хитрая улыбка.3
— Что это? Голос друга громом отразился внутри Гермионы. Она вздрогнула, но стойко выстояла перед желанием схватить пергамент, который только что положила Гарри на стол, и убежать. — Ты и сам видишь: заявление об увольнении. А это, — быстро продолжила она, пока Гарри не успел ничего сказать, — чистосердечное признание. — И положила ещё один пергамент рядом с заявлением. Когда Гермиона представляла себе этот момент, то всегда думала, что не будет верить в происходящее, но, как ни странно, именно сейчас она как никогда была полна уверенности, что всё реально. Слишком реально и от того невыносимо тяжело. Это решение далось ей непросто. В голове до сих пор эхом отражались недавние слова Малфоя о добре и зле, о тьме, которую выбирают и принимают люди. Тогда, увидев совершенно такое же, как у неё, предплечье Малфоя, девушка действительно ужаснулась тому, как на самом деле всё сложно в жизни. Как она всё это время пыталась занимать одну конкретную сторону, не понимая, что никто не может на ней существовать. Может пришло время и ей принять?.. Эта мысль и привела её к Гарри, эта мысль дала смелости признать и решиться на то, что давно нужно было сделать. Гарри даже не опустил глаза на стол, в упор глядя на подругу. — Гермиона, если это из-за Селвина… — Нет, не из-за него, — оборвала она. — Хотя история с ним тоже сыграла свою ключевую роль. Просто прочти и подпиши эти бумаги. Но Гарри продолжал смотреть только на неё, истязая этим. — Пожалуйста, — настояла Гермиона, но реакции так и не последовало. Всем своим видом Поттер говорил, что не намерен этого делать. Он хотел, чтобы Гермиона ушла. Ну почему он так ведёт себя с ней? Это ставшая уже ненавистной холодность в разговорах. Неужели Гермиона настолько утратила доверие? Ничего больше не говоря, она кивнула, схватила со стола принесённые бумаги и отправилась к выходу. Она позволила себе слабость, позволила утонуть в этом безволии, вновь подчиниться случаю. А если так всё же правильней?.. Взявшись за дверную ручку, Грейнджер застыла. Она ощущала на себе взгляд друга. Грустный, отчаянный, даже немного испуганный. Хватит. Это невыносимо. Озвучить всё не так больно, как держать в себе. Она развернулась и на одном дыхании выдала: — Это я допрашивала Норсвуда, а не Блайт. И я переписала протокол в его деле и украла воспоминания, когда узнала, что случилось с Норсвудом. Кабинет погрузился в тишину. В глазах Поттера отразилось разочарование. Но оно было таким странным, будто направленным не на Гермиону. Гарри снял очки, надавив на глаза и выдохнув. Секунды тянулись так мучительно, что Гермиона всё равно могла сосчитать удары своего бешено бьющегося сердца. Наконец Поттер ответил: — Я знаю. — Что? Откуда? — Гермиона, я же не дурак. Пожиратели смерти не так просто стали бы требовать для разговора именно тебя. От одного из них мне удалось узнать, что Норсвуд рассказал им, как его воспоминания изымала именно ты, хотя в протоколе везде фигурируют имя и подпись Блайта. В день допроса он погиб на другом конце города. И я задался вопросом, проводил ли он допрос вообще. — И когда ты всё понял? Как давно? — Практически сразу после происшествия в Азкабане. — Тогда почему ты мне сразу всё не предъявил? Зачем… зачем заставлял меня мучиться?! Ждал, пока я сама признаюсь? Злость так быстро замещала в Гермионе раскаянье, что её начинало трясти. Столько времени она мучилась, а Гарри всё знал, но не говорил. Ей было бы гораздо легче, если бы он сразу во всём её обвинил, сказал, что они больше не друзья и оставил зализывать раны, чем сейчас наносить ту, которую нельзя вылечить. Но тут Поттер произнёс то, что она никак не ожила услышать: — Нет, я надеялся, что ты вообще не признаешься. — Что? Я ничего не понимаю. Из-за меня погибли люди, Гарри! — через слёзы крикнула девушка. — Если бы ты призналась, мне бы пришлось что-то ответить, — медленно начал он, — а я не знал и до сих пор не знаю, как мне поступить. Ты моя подруга, Гермиона. Не вини себя в смертях ни Норсвуда, ни Блайта, ни Роджерса, ни Селвина. Не надо… Иначе я тоже буду чувствовать себя виноватым. — Твоей вины здесь совершенно нет. Гермиона искренне не понимала. Или же не хотела понимать. Сразу же картинка в голове начала складываться, сразу же холодная отстранённость друга стала ей ясна. Гарри поднялся из-за стола, в миг преодолев расстояние между ними и схватив Гермиону за руки. — Есть. Я тоже виноват. Перед тобой. Мне следовало давно заметить, что с тобой происходит, как ты потеряна. Я ужасный друг, потащил тебя туда, где ты не хотела быть. Заставил стать той, кем ты не являешься. — Это не так, Гарри. Ты что? Это был… мой выбор, — лепетала ошарашенная девушка, пока друг утирал её слёзы, игнорируя собственные. — Тогда позволь в этот раз тебе с ним помочь. Осторожно забрав у Грейнджер пергамент с заявлением об увольнении, Гарри положил его на стол и быстро подписал. Черкнул так мимолётно, почти не касаясь шершавой поверхности. Гермиона не заметила, как затаила дыхание, наблюдая за этим. А затем слёзы с новой силой полились из глаз. Было так тяжело и вдруг стало невероятно спокойно. Гарри крепко прижимал её к себе, и она разрешила себе на какое-то время забыться.4
Запах собственной спальни почему-то казался необычным, незнакомым. Давно Драко здесь не был. Давно не лежал на мягкой кровати с шелковым постельным бельём, давно не слышал монотонного поскрипывания старого дерева за окном, давно не видел мягкого света от десятков свечей вокруг. Странно, он уже так привык к электрическому свету в доме Грейнджер; и к её твёрдой кровати, и к душу. Особенно, к душу. Можно ли было придумать что-то более прекрасное? Да, Драко скучал по дому. Но, вернувшись в него, понял, что ещё сильнее скучает по Грейнджер. Он хотел, чтобы она сейчас оказалась рядом. Однако сколько бы он не пытался, представить её в этих вычурных интерьерах Малфой-мэнора не мог. Драко помнил о её просьбе и то и дело кидал взгляды на пакет для Пип. Но пока что проведать домового эльфа он не имел возможности. Мать почти не отходила от него, запрещала вставать лишний раз, хоть Малфой был не против размять ноги. Ходить с тростью было пока что непривычно, но выбора не оставалось, так как правая нога отказывалась нормально функционировать. Драко боялся, что мать будет без умолку причитать об этом, но она, на удивление, молчала, весело говоря на какие-то отстранённые темы. Не было той истеричной, разгневанной женщины из их последнего разговора или больницы. Нарцисса улыбалась и не переставала касаться то руки Драко, то его волос, попутно поправляя ему подушки. Может ей казалось, что всё теперь как прежде. Её сын дома и больше её не покинет. Хотя Драко знал, что как прежде уже никогда не будет. Он слишком изменился, чтобы позволить себе быть тем, кем был. Но расстроить этой новостью мать не решался. Грейнджер была права. Драко нужно было дать своей матери побыть матерью, пока это возможно. Весь день он провёл с ней. Вспоминая то, что мог вспомнить, и уходя от тем, которые не хотел обсуждать. Ужинали они прямо в его постели. Драко первый раз видел, чтобы леди Малфой так элегантно ела вишисуаз, держа тарелку на коленях. Наконец Нарцисса нашла в себе силы оторваться от сына и ушла к себе, пожелав ему спокойной ночи. Дождавшись, когда мать уснёт, он не без труда спустился вниз. Драко знал, что домовые эльфы живут в самых странных и труднодоступных закутках дома, но у одного из них смог выяснить, где обитает Пип. Её место оказалось в кладовой, в самом пыльном углу за многочисленными деревянными ящиками, которые она использовала как подставки под свечи и всякие безделушки вроде разноцветных осколков от бутылок, камней странной формы, засохших цветов и разных бусин. Пип сидела в окружении рваных тряпок и нанизывала на нить деревянные бусины. Заметив Драко, она выронила всё из рук. Бусины с характерным звуком раскатились по каменному полу. Драко удобнее опёрся на трость, боясь случайно оступиться на них. — Хозяину что-то нужно? Не стоило приходить, хозяин! Нужно было позвать Пип! — запричитала эльф, подрываясь с места, но Малфой поспешил её успокоить: — Нет-нет, сиди, — как-то неловко произнёс он. — Я… эмм… Мисс Грейнджер интересуется, как у тебя дела. — О, у Пип всё прекрасно, другие домовые эльфы хорошо о ней заботятся. Но как сама мисс Грейнджер? — С ней всё в порядке. Она просила передать тебе это. Ну же, бери! Я разрешаю. Драко отдал пакет с лекарствами и конфетами домовику. Та, увидев содержимое, вся просияла и сразу же схватилась за конфеты в желтой обёртке. — Ох, Пип не знает, как отблагодарить добрую мисс Грейнджер! — Я думаю, ей будет достаточно новости о том, что ты поправилась, — сказал Малфой и, к своему удивлению, улыбнулся. Стушевавшись от такой неожиданной искренности с домовиком, он поспешил пойти обратно, но тут его взгляд привлекла одна странная вещь. Одна очень странная вещь. — Откуда у тебя это? — строго вопросил он, распихивая рукой всякую дребедень на ящике и хватая с него бордовую бархатную туфлю. Точно такую же, как он видел у Грейнджер в ее так называемой "коробке надежды". — Отвечай! Живо! Пип округлила глаза, в которых с ужасной скоростью стали образовываться слёзы, и прижала уши к голове. — Простите! Простите, хозяин! Пип не хотела! Не хотела! Но она была такой красивой, что Пип не смогла устоять и оставила себе… — Ты украла её! — крикнул Малфой, тыкая в лицо эльфа носом туфли. — Нет-нет! Что вы говорите?! Пип никогда не крадёт! — Пип замахала руками, поднимаясь на ноги и отступая. — Не ври мне, дрянь. — Драко вцепился ей в ухо. — Это туфля мисс Грейнджер. Я приказал тебе оберегать её, а не воровать её вещи! — Пип не воровала, хозяин, — в отчаянье пищала эльф. — Никогда ничего не брала у доброй мисс Грейнджер. Никогда бы не посмела! — Тогда откуда она у тебя? — Мне дала её хозяйка. Хозяйка! Чтобы Пип избавилась от неё. Эльф издала странный звук, выражающий ужас, и закрыла рот маленькими ручками. — Что? — Драко ослабил хватку. Пип вырвалась, упала на колени и тут же начала биться головой о каменный пол. — Ох, плохая, плохая Пип! Нет-нет, нельзя было говорить! Дело явно было не чисто. Драко поднял эльфа за самый край лоскутного платья, вынуждая её встать на ноги. — Прошу, хозяин, не заставляйте Пип говорить. Пип не может, просто не может… — Пип, — Драко пригладил уши эльфа, всматриваясь в её большие зелёные глаза, — боюсь, если ты не скажешь мне всё, что я хочу знать, мы быстро с тобой распрощаемся. Ты не можешь не подчиняться мне. Я — твой хозяин. Так что говори.5
Драко не помнил, как наступило утро. Он просидел в гостиной всю ночь, без отрыва глядя в догорающий в камине огонь и обдумывая то, что услышал от Пип. Конечно, теперь всё сходилось. Оно всегда было таким очевидным, но Драко не мог увидеть то, что прямо у него под носом. Его раздирала ужасная злость, и он из последних сил держал себя в руках, чтобы оставаться на месте. Когда сверху послышался звук материнских каблуков, бьющих паркет, Малфой наконец пришел в себя, расправляя в кресле затекшие конечности. Нарцисса спустилась с лестницы и направилась мимо, очевидно спросонья его не замечая. — Это ведь ты, да? — вслед ей бросил Драко, еле сдерживаясь от того, чтобы не перейти на крик. Она вздрогнула, резко развернувшись к нему с непониманием на лице. Челюсть Драко сковал спазм от того, что он собирался произнести, но он всё же медленно выдал: — Это ты в тот день лишила Грейнджер воспоминаний и убила Дженкинса.