1
Стол ломился от всевозможных блюд. В этот раз домовые эльфы превзошли себя. Хотя каждое Рождество в Малфой-мэноре праздновалось с особым размахом, даже когда в гости никого не ждали. Драко был рад снова праздновать всей семьёй, уже забыв, каково это. Он наблюдал, как мать пыталась рассказать отцу последние сплетни, пока тот без отрыва смотрел на выставленные перед ним бараньи рёбрышки. — Драко, — вдруг обратился он к сыну, — ну и где ходит твоя ненаглядная жена? Скоро вся еда остынет. Так и Рождество пропустить недолго. — В таком случае мне стоит поторопиться, — тут же послышался голос позади Драко. Ему на плечо легла тонкая женская рука, которой он мимолётно коснулся губами. Её хозяйка заняла место рядом с мужем, переводя дыхание. — Прошу прощения за опоздание. Работа в отделе магического правопорядка требует сдачи годовых отчётов до победного. — Мы всё понимаем, Элизабет, — ласково сказала Нарцисса. — И всё же не стоит себя так загонять, — добавил Драко, стирая со щеки жены пятно от чернил. — Но теперь-то мы можем поесть? — проворчал Люциус. Все приступили к еде. Драко давно мечтал о рождественском ореховом кексе, поэтому сразу же попросил домовика положить именно его. Отправив первый кусок в рот, он поднял глаза на Элизабет. Но она почему-то уже сидела к нему спиной. Осмотревшись ещё немного, Драко понял, что они больше не в празднично украшенной столовой Малфой-мэнора, а в их спальне в том самом охотничьем домике во французской деревушке. Кусок кекса во рту стремительно таял. Наверно, тесто слишком воздушное, а Драко так увлёкся пищей, что не заметил, как они уже вернулись домой. Вот только как они преодолели такое расстояние из Англии так быстро? — Хороший был ужин, да? — прервала его мысли Элизабет. Она сидела за туалетным столиком, расчёсывая волосы. Малфой смотрел на неё с края кровати. — Да, — обронил он, вдруг вспомнив, что ужин и в правду был хорош. Как и все разы. — Уже десять лет, как я праздную с твоей семьёй, а праздники в Малфой-мэноре не перестают меня удивлять. — Да, десять лет… — зачем-то повторил Драко, прокручивая обручальное кольцо на пальце. Точно такое же, как у его родителей: с гравировкой даты свадьбы на обратной стороне. С точно такой же датой, только года почему-то нет. — Думаешь, это была хорошая идея — жениться в день свадьбы моих родителей? — Ты решил поговорить об этом спустя десять лет? — усмехнулась Элизабет. — Ты ведь сам настоял, забыл? — Точно. Да, наверно, так и было. Из гостиной снизу послышался бой старинных часов. Элизабет подошла к мужу, встав между его ног и заставив откинуться на постель. — С Рождеством, Чудила. — Потом залезла сверху и поцеловала. Когда она расстегнула почти все пуговицы на его рубашке, Драко прервал поцелуй: — Мы женаты уже десять лет. — Элизабет согласно кивнула. — И у нас до сих пор нет детей? — Это ты так шутишь? — Она нервно хохотнула, вставая на ноги. — Как это нет? С туалетного столика она схватила колдографию в рамке. Драко был уверен, что минуту назад её там не было. На колдографии был мальчик лет семи с такими же светлыми волосами и глазами, как у Драко. — А это кто? Это же наш Драко-младший. Да, его сын. И как он мог забыть? Драко-младший был его полной копией во всём: от внешности до характера. Так говорили все. И сам Драко тоже теперь так думал. — Но, если одного тебе мало, мы можем что-нибудь придумать, — игриво продолжила Элизабет, отставляя рамку в сторону и снова завлекая мужа в поцелуй. Драко прикрыл глаза, решив в такой момент ни о чём лишнем не думать, но стоило ему их открыть, как неожиданно яркий свет ослепил его. Солнечные лучи заливали спальню. Малфой лежал в постели один. Его никак не могло покинуть странное чувство. Он не понимал, что оно означало, но оно мешало ему. Очень сильно. Словно чего-то недоставало. — Папа, вставай! В спальню вбежал Драко-младший, и Драко снова поразился их сходству. И никто уже не скажет, что он не его сын. — Пора открывать подарки! — стягивая отца с постели, радостно кричал Драко-младший. С такими же криками они спустились в гостиную. Мальчик плюхнулся под ёлку, нещадно разрывая упаковки с подарков. Драко подошел к стоящей в проходе на кухню Элизабет и поцеловал. — Настольный квиддич! Мам-пап, спасибо! — Пожалуйста, дорогой, — ответила Элизабет и посмотрела на Драко. — Завтрак скоро будет готов. — Он в точности, как я в детстве, — пропустив мимо ушей заявление жены, озвучил Драко свои мысли. Элизабет пожала плечами, возвращаясь на кухню. — Ну, он же твой сын. Драко-младший попросил поиграть с ним, и Драко исполнил просьбу сына, пока Элизабет не позвала их завтракать. — Завтрак! Ура! — усаживаясь за стол, восхищённо констатировал Драко-младший. Драко же всё больше казалось, что это поведение какое-то неестественное для ребёнка. — Всё как любит папа, — сказала Элизабет, выставляя перед ними две тарелки с половинками яичницы-болтуньи. — Стеснительная луна! — выпалил Драко-младший. И правда, это была она. Вот только… Драко чувствовал, что её здесь быть не должно. Точнее, этого странного названия, что озвучил сын. — Милый, что-то не так? — обеспокоилась Элизабет. — Это же… Это же твой любимый завтрак. — Нет… Нет, не мой, а… — Драко никак не мог припомнить, кто же любил использовать это странное название. Элизабет хлопнула в ладоши, снимая фартук и кидая его на спинку стула. — Ну ладненько. Вообще-то, мне срочно нужно на работу. Вызвали, представляешь? Она уже пошла к выходу, когда Драко протянул: — Как ты можешь работать в Министерстве магии, если ты — магла? Нет, в Министерстве работал кто-то другой. Элизабет не может там работать — её бы просто не пропустили. Во всём этом было что-то неправильное. Не только в работе Элизабет, а в ней самой. Она была неправильной. Правый бок вдруг резко заныл, как и правая нога. Это на секунду отрезвило Драко. Он как будто прорубил себе дыру через выстроенную стену и смог посмотреть на мир за ней. За той стеной не было никакого Рождества в кругу семьи, никакого Драко-младшего, никаких десять лет брака. И никакой Элизабет там тоже уже давно не было. Там была другая женщина. С другим именем. И другой день. Очень важный. Поттер тогда пришел раньше, чем хотелось бы. Грейнджер уснула только под самое утро, а Драко вовсе не спал всю ночь. Поэтому встретил Поттера сразу, как тот появился на пороге. — Кажется, условились на девять, — сказал мракоборец, наблюдая, как Малфой пытается сообразить хоть какой-то завтрак с его навыками готовки. У него не получалось. Раздражение усиливалось в нём с каждой секундой, и Драко отыгрывался на ни в чём не повинной посуде, стуча по ней и бросая. — Вы… точно готовы? — продолжал Поттер. — Это неважно. Тянуть больше нельзя, — выдал Драко, остервенело замешивая венчиком яйца. — Ты ей не сказал? — Мы это уже обсуждали, Поттер: ни слова. Лучше скажи, как моя мать? — У неё всё хорошо, насколько это возможно в её ситуации. Если бы ты всё же рассказал Гермионе обо всём, мы могли бы быстрее помочь… Ладно-ладно, молчу, — замялся мракоборец, но через секунду снова заговорил: — Знаешь, я должен извиниться перед тобой. Драко оторвался от готовки, не скрывая удивления. — Я в тебе ошибался, — объяснил Поттер. — Ты изменился, Малфой, стал совсем другим человеком. Не могу точно утверждать, что на это повлияло, но тогда, в лифте… — Слушай, давай я просто тебя прощу, и ты не будешь продолжать, потому что уж слишком это походит на последние слова, которые говорят, когда точно знают, что больше не увидят человека. А я сегодня умирать не собирался. А, и вот ещё что. Он взмахнул волшебной палочкой, призвав из гостиной запечатанный конверт и отдав его Поттеру. — Моя последняя просьба, надеюсь. Отправь это моему отцу, что бы сегодня не произошло. Это важно. Драко не собирался отвечать на вопросительный взгляд Поттера. То, что было в этом конверте, должно остаться только между ним и отцом. Это решение далось Малфою непросто, но ситуация с матерью заставила его посмотреть на всё под другим углом, вспомнить, каково это потерять всё. Драко не был уверен, что когда-нибудь простит отца, и тем не менее ему не хотелось его смерти. Если то, что он написал, достигнет его зачерствевшего сердца, значит, не всё потеряно. — Что важно? В дверях возникла Грейнджер, приглаживающая растрёпанные волосы. Увидев Поттера, она тут же посмотрела на часы и стала извиняться. — Важно хорошо питаться, Грейнджер, — сказал Драко. — Даже перед устрашающей неизвестностью всегда стоит поесть. Пока Грейнджер и Поттер обсуждали детали плана, Драко справился с завтраком, поставив перед девушкой тарелку с блюдом. — Стеснительная луна, — улыбнулась она. — Это… мило, спасибо. Поттер недоумённо выгнул бровь, но потом выдал: — Кстати, я тоже ещё не завтракал. — Как жаль. Твои проблемы, — пожал плечами Малфой, разрезая свою порцию. Грубить не хотелось, как ни странно, но он не мог себя контролировать. Он чувствовал себя ужасно виноватым, слишком нервничал, и понял, насколько это заметно, когда вместо яичницы уже стал пытаться разрезать тарелку. Драко поймал тревожный взгляд Грейнджер и натянуто улыбнулся. Этого явно было мало, но девушка промолчала. После завтрака они ещё раз обсудили детали плана, а затем медленно направились в гостиную, как на плаху. Грейнджер достала из шкафа два пузырька со снотворным зельем, которые они приготовили накануне. И если правильно рассчитали, то на всё про всё у них будет три часа. Хотя по меркам того мира пройдёт гораздо больше. Она отдала один пузырёк Драко. Расположившись в разных углах дивана, они одновременно залпом осушили содержимое пузырьков. Поттер встал над ними, словно магловский священник, собирающийся читать молитву для отпевания. Драко хотел высказать ему это вслух, но не успел, быстро провалившись в темноту. Вид пузыря памяти внушал неподдельный страх. Его тонкая оболочка из блокирующих чар дрожала и искажалась, словно гигантский воздушный шар, наполненный водой. Грейнджер громко вдохнула и выдохнула. Драко видел, как она напряжена, и был уверен, что выглядит не менее напряженным и испуганным. Он взял её за руку, на секунду ощутив, как между их пальцев проскользнула какая-то невидимая искра. Его словно ударило током, и он вдруг явственно, по-настоящему ощутил, что это конец. Последний шанс перед неизвестностью. Если он не скажет сейчас, то потом может уже молчать всю оставшуюся жизнь. Малфой остановился и одёрнул девушку в одном шаге от того, чтобы зайти в пузырь. Карие глаза Грейнджер с непониманием врезались в него, и заставили весь воздух уйти из лёгких. Нет, не сможет. А нужно ли? — Если сегодня что-то случится, — медленно начал Драко, — я хочу, чтобы ты знала, что… — Что?.. — подтолкнула девушка, когда она замолчал. — Что… «Скажи же! Скажи это, идиот!». Но нужные слова уцепились за стенки горла, царапая его. — Что я не жалею о нас. «Идиот». — В смысле, я хотел сказать, что ты — лучшее, что случалось со мной за много лет, — поспешил исправиться Малфой и обнял девушку. — Возвращайся скорей. Я буду ждать. — Обязательно. — Она обняла в ответ, но в её голове Драко уловил какое-то разочарование. Она ждала. Может быть, действительно ждала, когда он скажет. Но что-то не давало произнести ни слова. Какой смысл в этих словах, если сегодня всё закончится, и она даже не вспомнит об этом моменте? Они вошли в пузырь, на какое-то время задержав дыхание. Малфой ждал, что их тут же начнут атаковать собственные воспоминания, но ничего не происходило. Только густая пелена окутывала их, мешая что-либо рассмотреть. Грейнджер опасливо оглядывалась по сторонам и крепко сжимала его руку. Он тоже не хотел её отпускать. Но… — Теперь мы должны разделиться, — произнесла девушка. Как только Драко перестал чувствовать её руку и увидел, что она уходит, его вдруг пробрала мелкая дрожь. Грейнджер обернулась, улыбнувшись. Эти обнадёживающая улыбка и тёплый взгляд пронзили Малфоя, что-то окончательно в нём сломав. В последний раз улыбается ему вот так. В последний раз смотрит на него вот так. Однажды он уже совершил ошибку, сильно пожалев, что не успел сказать, но ему был предоставлен второй шанс. Сейчас. В последний раз. Её фигуру уже полностью скрывал туман, когда Драко выкрикнул: — Грейнджер! — Да? — Я… люблю тебя. С плеч словно свалился многотонный груз, тело парализовало. А взгляд Грейнджер мгновенно вспыхнул. Она снова улыбнулась. Но теперь это была настоящая улыбка счастливой девушки. — Я тоже лю… — её голос поглотила густая дымка тумана, а затем Грейнджер исчезла полностью. Драко пробовал её звать, но это было бесполезно. Давящая тишина вокруг поглощала всякий звук. Сердце бешено колотилось, лицо горело, но при этом стало ужасно легко. Сказал. Успел. И это оказалось не так уж и сложно. Бросив ещё один взгляд в то место, где исчезла Грейнджер, Малфой пошел в противоположную сторону. Они ещё встретятся. И, если она и не будет ничего помнить, он не пожалеет о сделанном — теперь он это знал. Сейчас главное — найти все свои вспоминания. В этот раз что-то точно изменилось. Возможно, потому что они вошли в пузырь вдвоём, и теперь воспоминания с лёгкостью могли понять, кто их хозяин. Они не нападали на Драко, как тогда, а медленно кружились вокруг, словно хищники, готовящиеся к атаке. Что-то было не так, и Малфой бы очень хотел понять, что именно, но всё, что ему оставалось, это идти. Отовсюду слышались отголоски того, что Драко успел забыть: Держу пари, ты ничуть не опасен! Ты глупый, огромный, уродливый зверьНе высовывай свою лохматую голову, Грейнджер
Я Элизабет Дэниелс
Зато ни один игрок нашей сборной не покупал себе место в командеУ меня нет выбора!
Не смей так говорить о Хагриде, ты, злобная дрянь…Суд Визенгамота приговаривает Люциуса Абраксаса Малфоя
к двадцати годам заключения в тюрьме Азкабан…
Ну что, Драко? Это он? Это Гарри Поттер?
Спасибо, но я думаю, что сам могу понять,
кто чего достоин
Считай, что погубил ещё однуА твоего мнения, грязнокровка, никто не спрашивает!
Ну не надо... Не надо... Расскажи мне, что тебя мучает... Я тебе помогу...
Эй, парни, смотрите, кто здесь. Сам чемпион Гриффиндора! Спешите взять автограф!Ты романтик, Драко
Я уж думала, ты не придёшь, Чудила
Я получил ее в честном бою, Малфой. А кто одолжил тебе эту?
Если тебя удивляет, мама, что это за вонь, так сюда только что вошла грязнокровкаДрако, Драко, ведь вы же не убийца
С тобой я слабая
Малфой вздрогнул, обернувшись туда, где прозвучал отголосок. Когда он успел забыть эти слова? Но вместо желанного лица, увидел совсем другое. То, что тоже уже забыл. Элизабет улыбнулась ему своей нахальной улыбкой, выпятив подбородок. — Привет, Чудила. Тогда он так сильно удивился, что не заметил, как пронеслась их выдуманная супружеская жизнь. Элизабет была иллюзией. А Драко-младший, скорее всего, — это сам Драко, взятый из какого-то старого воспоминания. Как и всё здесь — детали из разных воспоминаний, потому что ничего нового существо пузыря создать не способно. — С чего ты решил, что я работаю в Министерстве магии, Чудила? Кто меня туда возьмёт? — стала оправдываться Элизабет, обходя стол. — Бет… — Драко покачал головой, вставая из-за стола и направляясь к «жене». Точнее, ковыляя — правая нога вспомнила, какой должна быть. — Ты ведь не настоящая. Просто одно из моих воспоминаний. — Ну что ты такое несёшь? Наверно, не отошел от вчерашнего ужина. Ты явно вчера перебрал с… — Хватит этого маскарада, — уже грубо произнёс Малфой. — Прекрати это делать. Как отсюда уйти? Он кинулся к двери на улицу, но выхода там не было — дорога да соседские дома. Драко открывал каждую дверь, шкафы, бил по зеркалам. Элизабет следовала за ним, а Драко-младший застыл за столом в одной позе, на полпути поднеся вилку с завтраком ко рту. — Чего ты хочешь? Ты ничего не сможешь сделать! Останься со мной, прошу! — кричала Элизабет, цепляясь за Малфоя. Он скидывал её руки, каждый раз убеждая себя, что это не руки той Элизабет Дэниелс. Это руки фантома, призрака из воспоминаний. И голос, взывающий к нему, тоже не её. Того голоса давно нет. Вдруг Элизабет вцепилась так больно, что он со всей силы оттолкнул её. Она упала на пол, встав на руках. — Я снова умру по твоей вине! — выпалила она, и это заставило Драко остановиться. Эти слова резали больнее, чем та ножка стола, что пронзила его насквозь. Всего на мгновение перед глазами появилось лишенное жизни тело настоящей Элизабет. Тогда Малфой поклялся себе больше не прикасаться ни к одной девушке, ни перед одной не раскрывать душу, потому что, загоревшись повторно, сгорел бы дотла. Что ж, кажется, он снова горел. И это пламя напомнило ему, ради чего он здесь. — Прости меня, — сказал он, не зная зачем. Это была не Элизабет, и извинения здесь ни к чему. И всё же… — Ну уж нет! Элизабет накинулась на него так неожиданно, что Драко не успел сообразить. Мгновение — и он был прижат к полу, а над ним нависало нечто ужасное, скрывающаяся под личиной воспоминания. — Никуда ты не пойдёшь! — рявкнуло оно, и черты лица Элизабет стали меняться. Глаза сменили цвет, брови стали гуще, курносый нос распрямился, на нём выступили маленькие крапинки веснушек. — Может мне давно стоило сменить облик? Как считаешь, милый? Но Драко, даже если бы хотел, не мог ответить, наблюдая, как руки Грейнджер сошлись на его шее. Малфой метался из стороны в сторону, пытался отнять руки фантома от себя, но они прижимались мёртвой хваткой. Быть задушенным любимой девушкой — такова его участь? И неужели с настоящей Грейнджер сейчас происходило то же самое?2
Время потеряло ориентиры. Гермиона не знала, сколько брела в бесконечной дымке, прислушиваясь к отголоскам собственных воспоминаний, которые сторонились её, как прокаженной. Ей бы следовало быть настороженной, в конце концов хотя бы не улыбаться, как она не переставала делать. Но она не могла, всё время прокручивая в голове последние слова Малфоя, которые вселяли глупую, но тёплую надежду. Она не знала, куда ей идти, поэтому просто без остановки шла вперёд, надеясь, что так когда-нибудь доберётся до центра с тем воспоминанием, что хотели у неё стереть. Странно, но теперь Грейнджер даже не было интересно его содержание. Какая уже разница? Всё, что могло круто изменить её жизнь, уже произошло. Отдав одно воспоминание забвению, она получит гораздо большее. Точнее, уже получила. Среди многочисленных отголосков она вдруг выделила один. Малфоевский тон промелькнул мимо неё: У всех маглорождённых два часа ночи считаются вечером? Эти слова не вызывали в Гермионе никаких воспоминаний, а лишь селили новые вопросы. Когда Малфой мог сказать ей это? А у тебя красивый смех, Грейнджер. И снова. В груди начало зарождаться неприятное предчувствие. Гермиона уже решила для себя, что ей не важно, что было в полуукраденном воспоминании, но теперь пришедшие на ум мысли не давали так просто это отпустить. Что если… только если представить, что то воспоминание как-то связано с Малфоем? Поток мыслей Гермионы оборвал другой голос. Не менее знакомый отголосок, от которого всё нутро девушки болезненно сжалось так, что она потёрла грудь. Она обернулась на звук, просто чтобы проследить за ускользающим воспоминанием, и застыла. — Гермиона! — снова позвал её голос матери. Вот только это был не просто отголосок. Перед ней стояла сама Джин Грейнджер на пару с мужем. — Мама? Папа? — Девушка чувствовала, что если не сделает хоть один шаг, ноги неизбежно подкосятся. — Здравствуй, родная. Родители улыбнулись ей, раскрыв руки для объятий. Она кинулась к ним, прижимаясь к их телам, вдыхая знакомые ароматы их парфюма. Когда Гермиона отстранилась, то заметила, что они стоят посреди кухни их старого дома. Её усадили за стол, на котором уже стоял горячий чай. Но Гермиону это не волновало, она не отрывала взгляда от родителей. Они совсем не изменились за эти годы. Выглядели точно также, как в тот последний день. На матери была та же цветочная кофточка. Она поправляла оборки на ней, когда Гермиона прощалась с ними. Тогда они думали, что она прощается на время отъезда к друзьям, не подозревая, что больше не увидят дочь и даже не заскучают. Мать крепко обняла её, а отец, не поднимая глаз от попыток сразу на себе пришить оторвавшуюся с рубашки пуговицу, сказал, чтобы она не задерживалась. — Мы и так видим тебя всего два месяца в году, — буркнул он, а Гермиона поцеловала его в щетинистую щёку, ничего не пообещав. Потому что знала, что задержится. И задержалась. Очень сильно. Отец тоже выглядел как в тот день. В той же рубашке. С той же полупришитой пуговицей, болтающейся на двух нитях… Гермиону пробрала дрожь осознания. Прошло пять лет, а её родители не изменились до такой степени, что даже не сменили одежды. — Что с тобой, дочка? — добродушно спросил мистер Грейнджер. — Ты… ты так и не пришил пуговицу, — запинающимся голосом пояснила Гермиона. — Да? Точно, всё время забываю. — Забываешь? — тихо повторила девушка. Да, забывает. Забыл. И не эту дурацкую пуговицу. А её, Гермиону. Забыл давно. И не мог вспомнить, как бы она не хотела. — Гермиона, пей чай, а то остынет, — сказала миссис Грейнджер. Гермиона резко встала из-за стола. — Что такое, милая? — Вы не мои родители. Это… Вы просто иллюзия. — Что ты такое говоришь, дочка? — произнёс мистер Грейнджер. — Это мы, здесь, с тобой. — У моих родителей нет дочери. — Это была правда. Горькая, острая, как нож. Зато помогающая прийти в себя. Гермиона наконец опомнилась. — Я должна идти, — сказала она, больше себе, чем двум воспоминаниям, сидящим напротив. — Ты должна остаться, Гермиона! В этот раз останься с нами, — запротестовала миссис Грейнджер, поднимаясь из-за стола. — Не могу. — Я твоя мать — слушайся меня! — Слишком поздно для воспитания, мамочка. Гермиона хотела уйти с кухни, из этого дома, из этой жизни, которой больше нет. Её предплечье перехватила грубая мужская рука. — Ты готова снова нами пожертвовать? Потерять нас во второй раз?! — закричал мистер Грейнджер. — Ты убила нашу дочь! Её больше не существует для нас! Из-за тебя. Она пыталась заглушить слова этого фантома, говорящего голосом её отца, собственными криками в голове. Пыталась убедить себя, что это не он и эти слова ничего не значат. Но тот, кто скрывался за обликом её родителей, знал её слишком хорошо, чтобы бить мимо. — Вы не мои родители, — уже зло повторила Гермиона. — Пустите сейчас же! Вырваться из стальной хватки было не просто. Твердя себе, что это не отец, Гермиона неожиданно толкнула его ногой в живот. Руку она освободила, но вот нога, послужившая оружием, подвела. Фантом отца дёрнул за неё. Гермиона свалилась на пол. Стала пытаться отпихнуться уже двумя ногами. В какой-то момент у неё получилось. Она вырвалась, сразу же побежав в коридор к выходу. Но через два шага сильные руки нагнали её, развернув к себе. Гермиона больше не хотела и не могла смотреть в отцовские глаза, но ей и не пришлось. — Неужели ты снова позволишь мне умереть? — вкрадчиво спросил образ Блайта и ещё тише добавил: — Гермиона? Закричав, Грейнджер дёрнулась из его хватки, но в последний момент Блайт успел схватить её снова и впечатал спиной в висящее зеркало. Стекло под ней раскрошилось на осколки. Гермиона сползла на пол, но даже не смогла передохнуть, как над ней тут же появился призрак, стремительно меняя обличия, будто искал в каком место ударить будет проще всего: мать, Норсвуд, Селвин, отец, Роджерст, Малфой… Он целился одним из зеркальных осколков прямо в грудь девушки. Схватив его руки, она с трудом стала их удерживать в нескольких дюймах от кожи. Вскоре собственные руки стали дрожать от давления. Не в силах больше сопротивляться, Грейнджер закричала, глядя уже в отцовские глаза: — Прекрати! Поговори со мной нормально! Хватит прятаться! Тут же давление прекратилось. Тело фантома застыло, а потом он вдруг исчез полностью вместе с окружающей обстановкой. Вокруг снова была пустота. Дрожа, Гермиона приподнялась на локтях и услышала за собой тихой хныканье. Встав на ноги и повернувшись, она увидела, что призрак все ёще здесь. Но он больше не нападал. Оно приняло облик миссис Грейнджер, сидело, поджав колени к груди, и без отрыва смотрело в крупный осколок, оставшийся от зеркала. До Гермионы снова долетел отголосок украденного воспоминания: Почему только у вас такие руки? Она отвлеклась на голос Малфоя всего на секунду, пока фантом матери не заговорил: — Почему у меня его нет? Почему у меня нет своего лица? Теперь Гермиона не сомневалась, кто перед ней, и была не сильно шокирована — это их не первый диалог. Она без колебаний ответила: — Потому что ты то, что не должно существовать. Оно перестало поглаживать своё отражение и повернуло голову к девушке, обжигая ту взглядом. — Почему ты можешь, а я — нет? — Потому что я — это я, а ты… ты — это тоже я и кое-кто ещё. — Он? — В одно мгновение черты материнского лица стали острыми и бледными, вбирая в себя всё самое запоминающееся от малфоевской внешности. Гермиона невольно отшатнулась. — Да, — облизнув сухие губы, выдала она. — Ты произошло по ошибке. У тебя нет своих, воспоминаний, сознания, внешности, тела. Нет ничего. Видимо, эти слова сильно задели существо. Брови Малфоя съехали к переносице, а рот перекосило от гнева. Оно подорвалось на ноги. — Я уже существую, — парировала Оно. — Живу! У меня есть воспоминания. Их много, очень много. И скоро у меня будет всё остальное! До Гермионы дошел смысл Его слов, когда она увидела перед собой себя же. Её копия стала медленно приближаться. Гермиона упала, резко ощутив, как появляется сильное давление в голове, а мысли ужасно путаются. Что она здесь делает? Кто она? Её подтверждалась: существу нужно было физическое тело. Раз Оно не может иметь собственное тело, то возьмёт его у Гермионы. Вместо со всеми воспоминаниями. Впитает, как губка все до единого. Отберёт у неё жизнь во всех смыслах. Грейнджер, должен сказать тебе важную вещь, — мимо пролетел новый отголосок Малфоя. А он, что будет с ним? Если у Малфоя и есть шанс выжить, успев отделить своё сознание, то Гермиона неизбежно погибнет. И тут же заново родится. Она же, но не она. Грейнджер скорчилась в судорогах. Голова разрывалась. Перед глазами мелькали воспоминания, уводя её все глубже в прошлое. Она знала, что это такое. Уже однажды пережила и чудом не умерла благодаря Драко. Но теперь он её не спасёт. Никто не спасёт. Какого соплохвоста ты делаешь у меня под ногами, Грейнджер?! — Прости… — прошептала она, наблюдая, как ускользает воспоминание о том вечере у неё дома. Она отчётливо слышала звуки Бетховена, чувствовала губы Малфоя на руках. Исчезло. Никогда не было. А может, это ты — моя любимая? Застонав, Гермиона нашла в себе силы поднять глаза и взглянуть в своё лицо. Холодные глаза, не моргая, смотрели на неё. — Это не поможет, — прохрипела Грейнджер. — Можешь забрать разум, тело — всё равно. Собой ты никогда не будешь. Ты — лишь паразит, завладевший чужими воспоминаниями. — Зато это жизнь. Настоящая. — Ты готово прожить чужую жизнь? — Я тоже хочу чувствовать! — выпалило существо и схватила Гермиону за горло, заставив ту встать на колени. — Что мне делать, если я тоже хочу жить?! — Я не знаю. Мне жаль, — задыхаясь, проговорила девушка. Вот оно, последнее воспоминание: она открывает мутные глаза. Мир перевёрнут и совсем непонятен. Он слишком яркий, слишком белый, а ещё так сильно болит грудь от каждого вдоха. Кричит какой-то младенец. Нет, кричит она. Сейчас и это воспоминание испариться. А что дальше? Неизвестность не пугала. Гермионе было так больно, что ей оставалось только желать, чтобы всё наконец прекратилось. Но ничего не кончалось. Воспоминание о её рождении неожиданно застыло в голове. Боль отступила. Гермиона открыла глаза, встретившись с собственным ошарашенным взглядом. Словно глядела в зеркало. Существо будто что-то осознало и выпустило Гермиону из стальной хватки. Она упала. — Конечно… — выдохнуло Оно. Его взгляд прояснился, только что открыв нечто невероятное. Оно зорко всмотрелось в Гермиону, будто пыталось что-то найти. — Я знаю, что мне делать. Гермиона не успела спросить, что, как голова снова разболелась. Сильнее прежнего. Лучше было бы вовсе потерять сознание, но она и так уже без него. Гермиона приложила голову обратно к земле, не в силах её поднять. Казалось, она сейчас расколется. Воспоминания бурным потоком возвращались к ней. Она вновь просматривала свою жизнь с начала до этого момента. Её копия куда-то исчезла. Никого больше не было. Лишь отголоски продолжали виться вокруг, неясными предложениями. Что Оно имело в виду? Куда ушло? А если оно выбрало Драко в качестве жертвы? Нет, не могло. Оно ведь застряло именно в сознании Гермионы. Тогда куда же..? Внезапно отголоски стали громче, разборчивее. Всюду был голос Малфоя. И её собственный. Они разговаривали. О чём? Когда это было? Отголоски стали витать вокруг, сталкиваясь, превращаясь в ужасное нестерпимое эхо. Какофонию звенящего звука, давящего на мозги. И без того раскалывающаяся голова девушки готова была взорваться. Гермиона чувствовала, как отголоски обретают физическое тело, давят на неё со всех сторон, пытаясь расщепить. Пытаясь слиться в ней в единое воспоминание. Гермиона сопротивлялась что было сил. Дрожала всем телом. Кричала, но не слышала собственного крика. Что бы это ни было за воспоминание, его хотели стереть. И оно рвалось обратно к ней. Она помнила, что должна попытаться отделить воспоминание от заклинания забвения, но не понимала как. Наконец она перестала сопротивляться. Расслабилась, закрыв глаза и почувствовав, как голову осадили тысячи иголок, а потом… Потом она должна была к кому-то вернуться. Но к кому?3
Драко резко вдохнул. До боли в лёгких. Показалось, что в горле что-то надорвалось. Издав сиплый выдох, он коснулся шеи, на которой всё ещё оставалось ощущение чужих рук. Только теперь Драко увидел в ужасе склонившегося над ним Поттера. — Мэрлин, ты как? — выдал тот. — Я уже думал, ты умрёшь. Собираясь сказать своё обыкновенно язвительное «Не надейся», Малфой вдруг опомнился, посмотрев на неподвижно лежащие тело Грейнджер рядом с собой. Внутри всё куда-то провалилось. Она же не..? Нет, Поттер бы уже рвал и метал. Дышит. Слабо, но дышит. Драко убрал ухо ото рта девушки, наблюдая, как быстро бегают её глаза под опущенными веками. — Как всё прошло? — послышался голос мракоборца, словно откуда-то издалека. — У вас получилось? Малфой молчал. Вопросы Поттера его раздражали. Во многом потому, что он не знал ответа на них. «Очнись уже, Грейнджер. Скажи, что всё хорошо. Что всё получилось. Что ты всё помнишь. И меня». Девушка дёрнулась, словно в судороге, и открыла глаза, начав обводить всё туманным взглядом. От охвативших эмоций слова сами собой сорвались с губ: — Гермиона? — тихо, будто бы не был уверен, что перед ним она. Драко давал ей возможность самой сказать. «Чтобы, блять, не мучить меня!...» Её взгляд был задумчивым и пустым одновременно. Она не смотрела на него. Он убрал с её лица мешающиеся пряди волос, но это не вызвало никакой реакции. «Чёрт тебя дери, Грейнджер, посмотри на меня! Скажи хоть что-то! О чём думает твоя занудная голова?!» Не заставляй его спрашивать это. Потому что, если он спросит, назад дороги уже не будет. Но она молчала. Выбешивала и молчала. Малфой присел напротив неё, заставляя посмотреть ему в глаза, облизнул сухие губы и почти что шепотом произнёс: — Гермиона, ты помнишь меня?