1
Драко думал, что Гермиона прекрасна, когда она стояла у алтаря в этом светлом, струящемся по телу, шелковом платье. Даже красивее самой невесты. Глаза всех гостей были устремлены на сладкую парочку Поттера и Уизли, которая в этот момент собиралась тоже стать Поттер. И только Малфой смотрел на Грейнджер и иногда ловил её странные взгляды на себе. Вот уже несколько недель он живёт надеждой, что всё будет как раньше. Что Гермиона его вспомнит. Хотя в тот день, как они разорвали их связь, Драко готов был потерять всякую надежду. Видя растерянный взгляд Грейнджер, он чётко, до режущей боли, понимал: она его не помнит, совсем не осознаёт, кто перед ней. Хотелось взвыть и что-нибудь сломать, но Поттер, словно прочитав его мысли, положил ему руку на плечо, которую Драко поспешил в раздражении скинуть. Он готов был наброситься и на Поттера. Особенно после того, как тот произнёс: — Может нужно время? Если чуть-чуть подождать… Драко не помнил, что он тогда ему сказал. Точнее, прокричал до хрипоты. В глазах темнело от гнева и безнадеги. Да что Поттер мог понять? Тем более после того, как Грейнджер вдруг ухватилась за его руку, чуть притянув к себе. Он только бросил: — Заткни свой рот, Малфой. Не пугай её. Драко выпрямился, пожалев об этом — ноги с трудом его держали. Но единственным желанием сейчас было покинуть эту комнату, где он был чужим, абсолютным незнакомцем. Покинуть до того момента, пока Грейнджер не открыла рот, чтобы спросить, что происходит и кто он, Драко, такой, тем самым нанеся последний удар. И Малфой бы так и сделал, если бы тяжелую тишину не прервал звонок домашнего телефона. Никто не двигался с места. Все просто ждали, когда в гостиной снова настанет тишина, чтобы позволить неутешительным мыслям дальше заполнять всё место в голове. Но включился автоответчик, а за ним в сознание Драко врезался уже знакомый голос: — Гермиона? Гермиона, это… это мама. — И папа, — вклинился в разговор теперь мужской голос. — Дочка, мы… Мы волнуемся. Где ты? — И что случилось? Мы… мы ничего не понимаем. Этот номер кто-то оставил на нашем холодильнике. Написано, что он твой. Очень надеюсь, что это так, Гермиона Грейнджер. Тебе следует объясниться!.. Перезвони нам. Прошу, милая. После нескольких гудков всё замолчало. — Получилось, — пораженно выдохнул Поттер. — Они вспомнили, Малфой! У тебя получилось! Да, получилось. И Драко надеялся, что с Грейнджер будет то же самое. Они с Поттером как могли объяснили ей, в чём дело. Это оказалось куда сложнее, так как большая часть воспоминаний о произошедшем была связана с Драко, а значит, стёрта из её памяти. Драко не сразу предложил ей помощь. Он боялся. Боялся отказа, а ещё упустить представившуюся возможность начать всё с чистого листа. В глазах Грейнджер он был никем, но и злодеем не был. Однако Поттер настоял, и, собравшись с духом, через несколько дней Драко пришел к знакомой двери. — Но перед тем, как дать ответ, — сказал тогда он, озвучив своё предложение, — тебе следует знать, что то, что ты обо мне вспомнишь, может тебя ранить. В начале я… был плохим человеком. Плохо к тебе относился. Я сожалею об этом, но это часть нашей жизни, и я не могу восстановить твою память выборочно, как бы не хотел. Несколько секунд Грейнджер молчала, покусывая нижнюю губу. — Я уже говорила тебе, как благодарна за родителей. Я не помню, просила ли тебя об этом, но, знаешь, этот твой поступок и то, что ты хочешь вернуть мне воспоминания, не смотря на твои слова, уже говорит о тебе, как о хорошем человеке. Неважно, каким ты был в прошлом. Я хочу узнать тебя. И хочу узнать ту часть моей жизни, где ты существовал. Её ответ задал новую точку в их странных отношениях. Ни Драко, ни Поттер не рассказывали Гермионе о том, что их с Малфоем связывало куда больше, чем несчастный случай. Однако ей стоило знать о том, что никто не винит её в содеянном. — Но что я сделала? — спрашивала она каждый их с Драко сеанс. Он снова стал работать в своём кабинете в подвале Лютного переулка. Но двери его были открыты только для одной клиентки. — Ты должна сама вспомнить, — повторял он, всякий раз силясь с желанием коснуться её руки, когда Гермиона напрягала её, вжимая в подлокотник кушетки. Однажды она не пришла на сеанс. Малфой смог прождать её час, а потом кинулся искать. Она оказалась у себя дома. По её разбитому виду Малфой сразу понял, что она получила ответ на свой вопрос. Тогда, пока он успокаивал её, впервые за их новые отношения Грейнджер обняла его. Он не знал, что с ней будет, когда она узнает всю правду. Не разобьёт ли это её снова и сможет ли он склеить всё вновь? Но одно он знал наверняка: — Я буду рядом. Просто знай, когда снова станет плохо.2
С танцпола сквозь музыку доносились радостные возгласы гостей, которые спешили поздравить Гарри и Джинни, решивших осчастливить всех ещё одной новостью. Гермиона тоже собиралась поздравить их. Но позже. Она сидела за своим столиком, наблюдая за пустующим местом соседнего. Его давно уже не было видно. После церемонии бракосочетания Он как сквозь землю провалился, и это почему-то расстраивало. Возможно, будь Он здесь, Гермиона пригласила бы его потанцевать. Прямо в центре танцпола. И всё равно, как бы на них смотрели другие. Но Его не было. И Гермиона всё чаще начинала ловить себя на мысли, что боится, что Он вообще уже ушел, поэтому при каждом таком разе одёргивала себя, заставляя думать о чём-нибудь другом. Не получалось — пустой стул, нетронутая, аккуратно свёрнутая салфетка на тарелке мозолили глаза. Из-за этого Грейнджер не заметила, как рядом тихо сел Рон, наливая себе шампанского. Не смотря на неё, он как бы невзначай обронил: — Кажется, у вас много общего. Гермиона вздрогнула, обратив на него внимание. — Ты о чем? — Кое-кто тоже грустит в одиночестве в садовой беседке. Именно эти слова заставили девушку вскочить на ноги, хоть она и попыталась сделать вид, что дело в другом. Платье? Да, её платье помнётся от долгого сидения, пусть это и шелк. Хотя Рону, похоже, уже не было до этого дела. Он даже не посмотрел Грейнджер вслед, когда та бросилась к саду прямо через кустарник. Она жертвовала своим прекрасным платьем, обдирая его о шипы кустарника. Можно было пройти и по дорожке, как нормальный человек, но ей не хотелось, чтобы Малфой заметил её раньше нужного. Гермиона не позволяла себе задумываться, зачем она так стремглав несётся к нему. Это было глупо. Всё в ней сейчас было глупостью, жгучей, кипящей смесью, приводящей в смущение. Грейнджер была такой уже неделю. Неделю не знала, как стоит себя вести рядом с Малфоем, когда приходила к нему на очередной сеанс и на его вопрос: «Вспомнила что-нибудь интересное?» стыдливо отводила глаза к полу, разрешала щекам краснеть и почти шепотом отвечала: «Нет». Врать она не умела, но сказать правду не могла. Всё было так просто до того момента, как она не вспомнила, не поняла, что их с Малфоем связывает куда больше. Что её история в какой-то момент тесно переплетается с его. И её ложь становится их общей. В тот день Гермиона была сама не своя. Конечно, ведь раньше она не имела опыта подделывания информации в деле и кражи вещдока. Вернувшись домой, она не выпускала воспоминание Норсвуда из рук, почти не отрывала от них взгляда, будто ждала, что они похвалят её за верное решение. Но Гермиона не думала о правильности своего поступка. Просто не позволяла себе этого. Потому что знала, что собственные мысли неизбежно её сожрут. Ей нельзя было потерять эту работу, доверие Гарри, статус в глазах других. Она столько раз уже оступилась, и на это происшествие никто закрыть глаза уже не сможет. В голове непрошено прозвучали вчерашние слова Рона: — Ты обвиняешь меня в том, что я зазнался, не замечая при этом бревна в собственном глазу! Посмотри на себя, Гермиона, в кого ты превратилась. Ты ли это? Говоришь, что не узнаёшь меня, ну так я тебя - тоже. Может, не меня одного испортила слава? Да, не одного. Но вчера Гермиона не могла ему так ответить. Её поднявшаяся до небес гордость стала слишком неустойчивой, и любой ветер из упрёков сильно её шатал. Поэтому она прекратила их попытку построить отношения. Для них обоих было очевидно, что работа важнее, чем что-либо ещё. Вот только Рону хватало смелости данный факт признать, а главное — его это оправдывало. Потому что он занимался тем, что приносило ему удовольствие, он не цеплялся за работу, как за спасительный круг и последний шанс. В отличие от Гермионы, боявшейся неизвестности. Она не была готова снова не знать, что будет дальше, снова выбирать, что делать, и думать, как выжить. Это было её личным безумием, в котором ей было стыдно признаться. Поэтому сейчас, стоя на пороге Малфой-мэнора ночью, Гермиона Грейнджер пыталась себя оправдать. Да, преступница. Преступница на пороге дома преступника, которого она хочет спасти. Хотя нет — спасать она никого больше не хочет. Просто предупредить. Гермиона не была уверена, что Малфой вообще захочет слушать о пророчестве. Посчитает бредом. Гермиона же посчитала. Она думала дверь откроет домовик, но перед ней предстал сам Малфой. Насколько к нему было применительно слово «предстал». Он, пошатываясь, упёрся плечом о мраморную колонну и обвёл взглядом девушку с ног до головы. — Грейнджер? Это правда ты или я перебрал? Гермионе потребовались все остатки её самообладания, чтобы не сбежать. Сжав в кармане колбу с воспоминанием Норсвуда, она ответила: — Добрый вечер, Малфой. — У всех маглорождённых два часа ночи считаются вечером? — Когда дело срочное, то — да. Малфой пожал плечами, состроив странное комичное выражение лица, и отступил в сторону. Гермиона на трясущихся ногах вошла в дом. Где-то совсем тихо сознание поскуливало, говоря, что ещё не поздно всё исправить; утром никто не заметит, если вернуть сейчас вещдок и старые записи в протоколе. Но Гермиона приказала ему заткнуться. Она уже здесь, посреди гостиной Малфой-мэнора, рядом с его хозяином. — Надеюсь, ты не пришла меня арестовать, — сказал тот, плюхнувшись в кресло. — Что-то празднуешь? — Гермиона перевела взгляд на хрустальную бутылку, где на дне плескались жалкие крупицы янтарной жидкости. — Скорее наоборот — оплакиваю. Последняя возможность получить заслуженное признание ушла, — трагично сообщил Малфой, хватая бутылку и выливая остаток алкоголя себе в рот. Таким Гермиона его ещё никогда не видела. Малфой часто подрывал свой статус воспитанного аристократа в её глазах, но до такого ещё не опускался. — Я написал книгу, — продолжил он. — Разве твой добрый начальник Поттер тебе не говорил? — Говорил. — Ну так можешь его порадовать: мне снова отказали в издании. Это было последнее издательство. И всё лишь из-за моего прошлого. Слушать про и так ей известную драму Малфоя Гермионе не хотелось. Она подгоняла себя, боясь, что в любой момент может передумать. — Малфой, мне очень жаль, но я должна… — Согласись, мир несправедлив, Грейнджер. Ты лучше всех должна это понимать. Сколько бы ты не старался, никто не хочет принимать твоих заслуг. От этого становится неимоверно паршиво. — Да, возможно. Но, Малфой, послушай, я пришла, чтобы рассказать тебе… — И при этом все считают себя самыми правыми. Хотя что плохого в том, что я хочу расти, как личность? Развиваться? — Если развитие заключается в распитии алкоголя, то я их в чём-то понимаю. Малфой сузил глаза, облизав губы. Потом взмахнул волшебной палочкой. Ничего не произошло. — Такими темпами у нас с тобой диалог не пойдёт, Грейнджер. Выпей-ка немного. В гостиную влетела новая бутылка с алкоголем, чья крышка аккуратно звякнула при соприкосновении со столом. Следом приземлились пузатые рюмки. Малфой наполнил их и протянул одну девушке. Та, сама не зная, зачем, приняла рюмку. Когда она зацикливалась на одной мысли, то переставала контролировать свои действия. Но, поднеся рюмку ко рту, она вдруг пришла в себя. — Что это? — жестко вопросила она, чувствуя щекочущий кисловатый запах в носу. — Магловская водка. Ну, чуть-чуть медового сиропа, сока грейпфрута и… — И фейская пыльца, да?! — Я просто экспериментирую… — сконфуженно произнёс Малфой. — Малфой, я мракоборец. Я могу тебя сейчас арестовать за подобное. Ты это понимаешь? — Хуже ты мне уже вряд ли сделаешь, — добродушно-развязный тон Малфоя сменился на его обычный холодно-скептический. — До чего я дошел? Я плачусь тебе о своих проблемах посреди гостиной Малфой-мэнора. Если бы я не знал, что начал выпивать два часа назад, то подумал бы, что уже нажрался вусмерть, и мне мерещится всякое. — Что ж, я не галлюцинация. И я пришла к тебе, чтобы… — Нет, Грейнджер, я не стану ни слушать, ни говорить с тобой, пока в этой комнате один из нас — слишком пьяный, а другой — слишком трезвый. — Я не буду с тобой пить, Малфой. — Ну а я не буду тебя слушать. Пип! Проводи Грейнджер к выходу! В гостиную зашла домовик, растерянно водя глазами по открывшейся картине. — Послушай, это очень важно. От этого может зависеть твоя жизнь. И я должна убедиться, насколько мне известная информация правдива, — быстро проговорила Гермиона. — Мне всё равно на эту жизнь, Грейнджер. У меня в ней ничего путного не осталось. Так что уходи, раз составлять компанию бывшему Пожирателю для тебя невыносимо. Гермиона поняла, что раскрутить Малфоя на диалог можно будет, только подыграв ему. Она мельком взглянула на в нерешительности мнущуюся у дверей Пип. — Ладно, я выпью с тобой. Тут же изменившись в лице, Малфой воскликнул: — Отлично! Зароем топор войны на это время! Точнее, утопим. План состоял в том, чтобы просто подыграть Малфою, выпив чуть-чуть для виду. Однако Гермиона, будучи мракоборцем и не единожды ловя волшебников с фейской пыльцой, ни разу сама её не пробовала. Это было очевидно. Слишком уж правильная она была. Была. До этого дня. Теперь Гермиона разрешала себе куда больше. Стать преступницей, душевно разговаривать с бывший Пожирателем смерти, выпивая с ним алкоголь, разбавленный наркотиком. Но Грейнджер не могла знать, как повлияет на неё такая адская смесь. Она и после алкоголя могла вытворять безумства, а от фейской пыльцы начала окончательно терять контроль. Сначала одна рюмка, затем вторая, третья… Она потеряла счёт. Им и времени. Гермиона поняла, что что-то не так, только после того, как Малфой излил душу по поводу неизданной книги, и она сама вдруг вывалила всё, что её тяготило. Неправильно выбранная работа, которая приковала и запугала её, неудавшаяся любовь, оказавшаяся просто привязанностью, которую легко разрушить эгоистичным желаниям. Только Гермиона решила заговорить о самом главном, — она наконец вспомнила о цели своего визита, — как Малфой её перебил: — Я вообще никогда не понимал, что ты нашла в нём. Пару секунд девушка не понимала, о чём он. Точно, Малфой ухватился за предыдущую тему разговора, даже не подозревая, насколько более насущная поджидает за углом. — Это… уже не имеет значения. — Но это правда, — не унимался Малфой. — Он хоть и чистокровный, но такой бесхребетный. А в тебе, Грейнджер, столько амбиций, успеха… Как ты можешь ставить себя на одну ступень с ним? Он тебя просто не достоин. В гостиной повисло напряженное молчание. Даже под алкоголем и наркотиком Гермиона смогла изумиться услышанному. Выглядело всё так, словно Малфой считает её куда больше, чем грязнокровкой, не заслуживающей даже держать в руках волшебную палочку. «О чём ты думаешь? — одёрнула она себя. — Ты же сидишь с ним на диване и выпиваешь. Это не было для тебя тревожным звоночком?». Возможно ли, что Малфой действительно изменил к ней отношение? Как он там сказал? Амбициозная и успешная? Гермиона бы с ним поспорила, но слишком была растерянна от подобного заявления. Она вдруг нервно тихо рассмеялась, пока смех не перешел в какую-то безудержную истеричную стадию. Да что она творит? Где и с кем сидит? Что пытается сделать и кого обмануть? Но следующие слова Малфоя заставили девушку на долго в исступлении замолчать: — А у тебя красивый смех, Грейнджер. Странно, что я этого раньше не замечал. В него и влюбиться недолго. Гермионе хотелось верить, что его недвусмысленный изучающий взгляд такой только из-за того, что Малфой выпил куда больше неё. Или же ей только кажется из-за того же алкоголя. Она не хотела, чтобы он говорил что-то ещё, потому что с каждым его новым предложением он всё больше вводил Гермиону в ступор. Что ей было думать об этом? Нужно было просто всё рассказать и уйти, не соглашаясь на выпивку. Отставив рюмку, она поднялась на шатающиеся ноги и надела плащ. Выпуклость в кармане напомнила о себе. — Уже уходишь? «Что? Он даже не скрывает разочарования в голосе?» — Да, мне…. пора. Слишком поздно. Малфой встал следом. — Эй, сама говорила: ещё только вечер. Разве это поздно? Да, поздно. Гермиона не понимала, насколько её слова пророческие. Было поздно для всего. В том числе и для того, чтобы убегать от того, что должно произойти в этой гостиной. Но она не желала поддаваться тому, что тугим узлом завязывалось внизу живота. — Мне действительно пора. И вообще, — она достала из кармана колбу, протянув Малфою, — я приходила за тем, чтобы сказать тебе… — Грейнджер, ты не можешь уйти сейчас. Я ничего не хочу слушать! — Малфой, даже не взглянув на колбу, схватил Грейнджер за ту руку, где она находилась. От неожиданности девушка выпустила стекло. Через секунду тишину разрезал звук его разбившегося об пол тела. Гермиона знала, что должна возмутиться, начать кричать и пытаться спасти воспоминание Норсвуда. Без него Малфой ей не поверит. А вдруг она… «Что, передумаю? Теперь уже нет». — Почему? — тихо спросил Малфой. Гермиона чувствовала, как он медленно водит пальцами по её руке. — Что — почему? — Почему только у вас такие руки? — У кого — у нас? — У маглорождённых. Грязная кровь, но такие нежные, приятные руки. У всех моих чистокровных подружек они холодные и сухие, сколько бы волшебных мазей они не наносили. Почему оно так? — Я… я не знаю. — Она действительно не знала, что на это ответить. Трудно было верить, что это тот Драко Малфой, которого она знала. Мерзкий тип, донимавший её в школе, а теперь говорящий… комплименты? Уходить! Уходить, пока возможно! Но Малфой, словно прочтя эту мысль, крепче обхватил её руку и поднёс к губам. На миг перед глазами девушки вспыхнула белая пелена. Она не сразу осознала, что произошло. Поняла только, что Малфой окончательно её уничтожил. Его взгляд был затуманенным. В нём едва ли можно было прочитать что-то разумное. Да если и было, вряд ли Гермиона смогла бы с её не менее вымоченным в алкоголе мозгом. Это ничего не значит. Ниже подать некуда. Если она теперь преступница, то так даже правильно, верно? — Грейнджер? — его голос разрéзал воздух, как неожиданная пощечина. — Д-да? — Я собираюсь тебя поцеловать. Девушка сглотнула, не решаясь произнести ответ. — Кажется, я т-тоже собираюсь тебя поцеловать. Гермиона позволила случиться неизбежному. Позволила тяжелым шестерёнкам и поршням судьбы гулко заработать. Она бы и хотела, но не могла не признать, что ей нравится целовать Драко Малфоя. Когда он так напряженно впивался в неё губами, врывался в рот языком и до дрожи в коленях водил руками по спине. Через секунду Гермиона уже была прижата к ближайшей колонне, отгибая шею для болезненно-сладких поцелуев-иголок. Жар между ног усиливался, и она не пыталась это скрыть, прижимаясь откинутой ногой к бедру Малфоя и чувствуя его эрекцию. Выпустив одну руку из светлых волос, она начала расстёгивать его ремень. Малфой оторвался от её шеи, тяжело дыша. — Грейнджер, должен сказать тебе важную вещь, — громко объявил он заплетающимся языком. — Я чёртов девственник! Ну это так, чтобы ты себя не обнадёживала. И завлёк её в новый поцелуй, не давая обдумать услышанное. Гермиона успела понять, что в её голове не укладываются два таких слагаемых, и то, как умело Малфой целовался, лишь усиливало сомнения. Однако эти же поцелуи уничтожали остатки мыслей. Плевать. Ей это нужно. На мгновение мир вокруг завертелся, схлопнулся, как книга, и раскрылся заново. Гермиона заметила, что они трасгрессировали в, очевидно, спальню Малфоя. Для девственника, Малфой весьма сноровисто освобождал её одежды, так что Гермиона едва за ним успевала. Оставив её в одном белье, а себя в брюках, он вдруг пошатнулся, схватившись за голову. — Тебе стоит меньше пить, Малфой, — не удержалась Гермиона. — Может, лучше… Он снова не дал ей сказать, заткнув поцелуем. Полностью освободившись от одежды, они наконец добрались до кровати. Гермиона почувствовала, как спина коснулась мягкой поверхности. Малфой не спешил присоединяться, стоя над ней и шатаясь, как тоненькое деревце в сильный ветер. Он рассматривал её таким похотливым взглядом, что у Гермионы начало сводить низ живота. А когда Малфой провёл кончиком языка по верхней губе, едва ту задевая, Грейнджер еле успела заглушить в себе вырвавшийся стон. Чёрт бы побрал эту фейскую пыльцу!.. Она никогда в жизни никого так не хотела. Привстав, она схватила Малфоя за руку и потянула на себя. Их тела соприкоснулись, и Грейнджер почувствовала, как сильно бьётся его сердце. Он целовал её шею, грудь, сминал бёдра. Слишком остервенело, даже чуть причиняя боль. Гермиона шепотом подсказывала, где лучше провести, где задержаться, и вся застыла, когда Малфой подобрался к заветной точке. Пламя охватило всё тело, стоило ему коснуться набухшего клитора. Гермиона застонала, запрокинув голову. Нет, этого мало. Ей нужен он. В ней. И только она хотела озвучить своё желание, как все мучительно приятные ощущения испарились. Тело Малфоя вдруг тяжело рухнуло на неё, он обмяк, засопев в ухо. «Да он издевается!» С трудом откинув его в сторону, Гермиона села на кровати. Заснул. Просто взял и заснул. Не удивительно, что он до сих пор девственник, если каждая его попытка заканчивается подобным. Гермиона зло посмотрела на Малфоя. В слабом свете свечей, его белые, подрагивающие ресницы походили на снег. Он был похож на мраморную статую: бледная, идеально гладкая кожа, розоватые губы, опухшие от поцелуев, раскрасневшиеся от алкоголя щёки. Гермиона, сама не зная, зачем, накрыла Малфоя одеялом, легла рядом и продолжила рассматривать его лицо. Он действительно всегда был таким красивым или на неё так действует наркотик? В мягком плене постели тело слабо слушалось. Гермиона ощущала, как на неё наваливается усталость дня. Слишком многое сегодня случилось и чуть не случилось. Она подумает об этом завтра. А сейчас… сейчас так тяжело было открывать слипающиеся веки. Завтра. Всё — завтра. Но завтра не принесло никаких ответов. Гермиона была рада, что проснулась первой. Голова гудела, но она помнила вчерашние события. Они навалились, как снежный ком. От намеренного сокрытия преступления до секса с Малфоем. Грейнджер задрожала. Не только от того, что провела всю ночь голой без одеяла, но и от осознания содеянного. Она решила, что сначала стоит вернуться домой и привести себя в порядок перед работой. Наспех надев разбросанную по спальне одежду и взяв в руки плащ, она смогла отыскать только одну туфлю. Это были одни из её любимых туфель. Она не могла уйти без пары. Только потянувшись в карман за волшебной палочкой, Гермиона застыла — Малфой заворочался в постели. Нет, нельзя, чтобы он проснулся и увидел её! Гермиона совершенно не знает, что говорить и как себя вести. К тому же, она уверена, что и Малфой подумает так же. Она вылетела за дверь и тут же столкнулась с абсолютно бледным лицом Нарциссы Малфой. Гермионе захотелось, чтобы этот пол провалился вместе с ней. Как это всё выглядит со стороны? Очевиднейше. Она постаралась привести себя в более подобающий вид, но поняла, что так делает только хуже, поэтому просто сделала невозмутимое лицо с пылающими щеками. — Кхм… Д-доброе утро, миссис Малфой. И до свидания, — выдала она и, получив от ошарашенной леди Малфой медленный кивок, поспешила уйти. Позорпозорпозор. Какой же позор!.. Она даже забыла про то, что идёт в одной туфле. Единственным желанием было поскорее оказаться дома. И когда Гермиона пришла туда, то первым делом упала на пол и зарыдала. Она кляла себя, как только возможно. От рыданий её начало трясти, и она порадовалась, что живёт в своём доме, а не в квартире. Иначе соседи давно уже вызвали бы полицию из-за её ужасающей истерики. Сил не на что не оставалось, а пропустить работу было нельзя. Это будет слишком подозрительно. Но как ей смотреть в глаза Гарри? Да вообще всех? Как солгать? Теперь даже ничего не исправить. Как она вчера и сказала, слишком поздно. Да и что исправлять? Воспоминание Норсвуда безвозвратно утрачено. Но Поттер сделал всё за неё, приняв подавленный вид подруги за ещё не прошедшую тоску по Блайту. Гермионе хотелось убить себя, но она, скрепя зубы, лишь кивнула. Она не помогала с разбирательствами по делу, а целый день плакала в своём кабинете, и никто ни разу её не потревожил. Когда Малфой вчера разделся, она мельком заметила чёрную метку. Побледневшую, но целую. У Гермионы была такая же, только оставленная на душе. Она никогда не подозревала, сколько черноты в ней сокрыто, пока одно эгоистичное желание не вспороло настоящий «гнойник». Поэтому то, как легко она решила отдаться Малфою, она приняла довольно спокойно. Подобное притягивает подобное. Но всё же ей хотелось как можно скорее забыть этот выбор. И Гермиона уже думала, что эта ужасная история навсегда останется в прошлом, но в один из не менее ужасных дней ей пришлось столкнуться со своим страхом. Она прогуливалась по Косому переулку, неся на плече тяжелую поклажу из только что приобретённых толстых фолиантов. Был поздний вечер, и людей на улице почти не наблюдалось. Впереди замаячила вывески «Дырявого котла». Гермиона явственно ощутила на кончике языка вкус чего-нибудь холодного и горьковато-сладкого. С того вечера с Малфоем она не позволяла себе пить, боясь, что на следующее утро снова откроет глаза в одной из спален Малфой-мэнора и на этот раз столкнётся с кошмаром наяву. И сейчас она одёрнула себя, отгоняя все мысли о лёгком способе на время забыть о всех проблемах. Однако в «Дырявый котел» зайти было нужно, чтобы воспользоваться камином. Ноги и плечо, оттягиваемое тяжелой сумкой, ныли и требовали поскорее оказаться дома. Гермиона ускорила шаг, но уже через минуту застыла, устремив взгляд на вход в бар. Двери там резко распахнулись, впуская на улицу спёртый тёплый воздух помещения и протяжные завывания довольно знакомого голоса. Прямо на Гермиону, очевидно этого не замечая, полушатался-полушел Драко Малфой. Улицу раздирало его нескладное пение одной старой колдовской песни:Среди трясин, среди болот, Там, где боится светить солнце, Моя любимая живёт И слезы льёт через оконце.
Как горный тролль страшна она, В душе – прекрасней вейлы. Ждёт молодого колдуна, чтоб сокрушил те чары, Что ведьмой злой навеяны.
Гермиона совершенно растерялась. Что ей стоило сделать? Убежать? Как ни в чём не бывало продолжить идти? «Я ему не интересна. Я ему не интересна», — повторяла она. К тому же Малфой ещё и до невозможности пьян. Навряд ли он вообще заметит, если она пройдёт мимо.Расскажите, леприконы, кто моя любимая? Не нужно мне золото в радужном хвосте — За монеты не купить мне сердца нового. Спойте песню мне, русалки, кто моя любимая? И была ли так прекрасна до проклятья гиблого?
Уверенно, насколько могла, Гермиона двинулась дальше. Малфой действительно её не замечал. Точнее, он вообще никого и ничего не замечал. Чуть не сбил бочку с драконьим навозом, толкнул в плечо быстро уходившего от него прохожего, ударился лицом о низко повешенную вывеску, два раза запнулся, но устоял. Но когда они с Грейнджер поравнялись, он запнулся в третий, и на этот раз было ясно, что его лицо повстречается с брусчаткой. Гермиона инстинктивно метнулась к нему и кое-как удержала вес Малфоя на себе, терпя пока он не восстановит своё хрупкое равновесие. — Ты… ты как? — само вырвалось у девушки. Сердце бешено стучало. И зачем она только помогла? Малфой выпрямился, шатаясь. Теперь его щёку рассекала царапина, полученная от удара об вывеску. В руках он держал откупоренное огневиски и закрытую бутылку вина с ярко-зелёной наклейкой. — Какого соплохвоста ты делаешь у меня под ногами, Грейнджер?! — взревел он, расплёскивая огневиски. — Пошла вон! Пошли вы все! Хотя нет, погоди. Ты случайно не видела мою любимую? А может… это ты — моя любимая? — Он немного помолчал, заставляя всё внутри Гермионы куда-то провалиться от страха, а потом зашелся жутким смехом. — Расслабься, я шучу. Ты точно не она. На вот, чтоб наверняка. Малфой всучил ей в руку неоткрытую бутылку вина с дурацким названием: «Бузи-бузи. Вино из бузины», а затем отправился дальше, продолжив голосить:Укажите мне планеты, кто моя любимая? Как украла моё сердце, обо мне не справившись? Пробурлите зелья пылкие, кто моя любимая? Как бороться с чувством, проклятым? Любви, чарами зажегшейся, ведь сильней алхимия!
Гермиона смотрела ему вслед, пока Малфой не исчез за поворотом. Ей оставалось только гадать, что это было. Либо Малфой решил сделать вид, что между ними ничего не было, либо не помнит этого из-за выпитого количества алкоголя с фейской пыльцой. А если верить его пьяным бредням, то он обзавёлся каким-то новым интересом. «И хорошо», — выдохнула девушка, но легче почему-то не стало. Теперь Гермиона окончательно могла отпустить эту ситуацию. И мучиться, лишь смотря Гарри в глаза. Следующий день после встречи с Малфоем сразу предвещал для Грейнджер что-то нехорошее. Всё с самого утра валилось из рук, а мысли путались. — Ты выглядишь хуже, чем обычно, — констатировал Роджерс, когда они подошли к стойке секретаря. Та вручила им кипу документов для росписи. — Ты весьма любезен. — Всё в порядке? А что она должна была сказать? Да, не всё в порядке. Он даже не представлял насколько. Если бы он только знал, что натворила Гермиона, точно бы не разговаривал с ней так радушно. — Да, просто сегодня сама не своя, Роджерс. Всё валится из рук. Три раза за утро разбила кружку. Сегодня явно не мой день. — Мисс Грейнджер, можно вас на минуту? — послышался голос из-за спины, от которого Гермиона чуть не переломила перо в руке. Она быстро развернулась, борясь с подступающей паникой и краской на лице. — Миссис Малфой? Женщина ожидающе смотрела на неё. Что ещё Гермиона должна сказать? Наверное, спросить, что ей нужно. Хотя она и так почему-то догадывалась. Только она открыла рот, чтобы озвучить свою мысль, как кто-то быстро схватил её под локоть и повёл ко входу. — Дженкинса засекли недалеко от Эшфорд-роуд. Вероятно, он где-то у полей Шадоксхерста. Мы должны успеть, — объяснял Гарри по дороге. Но до Гермионы не сразу дошел смысл его слов. Её взгляд все ещё был устремлён на опешившую от такой наглости Нарциссу. Та решительно направилась за ними. — Мисс Грейнджер, всего минуту. Это срочно. — Добрый день, миссис Малфой. Извините, но у нас срочное задание, — наспех произнёс Гарри, обернувшись. — Гарри, несколько секунд. — Гермиона положила руку на плечо друга. Бессмысленно и глупо убегать от этого разговора. Нужно было сразу объясниться. Поттер нехотя сдался и отошел в сторону. — Прошу прощения, что отрываю вас от работы, — начала миссис Малфой. — Я лишь… — Миссис Малфой, если вы о том… Нет, конечно, вы о том, — вся решительность Гермионы испарилась. Но она не была уверена, что выдержит, если Нарцисса сама озвучит причину своего появления здесь. — Поверьте, мне… ужасно стыдно. Но оправдываться я не собираюсь. Прошло столько времени. То была случайность, и я, честно, не вижу смысла об этом говорить. — Гермиона, мы можем его упустить! — поторопил Гарри. — Да, иду! — Гермиона ухватилась за его слова как за спасательный круг. — Извините, я спешу. Так что, миссис Малфой, давайте просто забудем о произошедшем, хорошо? — Да… Забудем… Хорошо. «Так будет лучше», — решила Грейнджер, убегая и лишь мельком успевая отметить, какое странное выражение проступило на лице леди Малфой. Если бы она только подумала об этом подольше. Но она тут же забыла об этом разговоре и не подозревала, какие семена посеяла своей неосторожно брошенной фразой. Однако теперь Гермиона знала. Знала, что случилось потом и к чему это привело Нарциссу. Она знала, что Визенгамот уже дал ей условное наказание и всё равно хотела свидетельствовать в её пользу. Но перед этим её нужно было поговорить ещё об одном. И уже не с Нарциссой. У Гермионы было две версии Драко Малфоя: из воспоминаний и нынешний. И она должна была выбрать, какая из них станет каноничной в её жизни. Ей было трудно сделать этот выбор, хоть она и видела, что он явно к ней неравнодушен. Однако всё то, что она вспомнила на этой неделе и сегодня — особенно сегодня, — наталкивало её на тревожные мысли. И помочь их развеять мог только Малфой. Подобравшись к беседке, Грейнджер увидела, насколько позволял буйный плющ, что Малфой сидит к ней спиной. Она тихо подкралась к нему, рассматривая его грустное, серьёзное лицо через прутья ограды, а потом бодро произнесла: — Почему сидишь здесь один? Малфой вздрогнул, не сразу найдя глазами источник звука. — Этот праздник явно не для меня, — чуть улыбнувшись. — Ну а от моей компании ты не откажешься? Он растерянно закивал, поджав губы. Гермиона хотела посмеяться, но нужно было держать лицо. Она обошла беседку и поднялась, присев рядом с Малфоем. Тот шумно втянул носом воздух. Минуту они седели в молчании, слушая стрёкот сверчков и обрывки доносящийся с праздника музыки. Гермиона глубоко вздохнула, поняв, что оттягивать незачем. — Я вспомнила, — произнесла она. — Почему ты не говорил, что мы..? — Я не хотел делать тебя обязанной. Если бы ничего не вышло, никому бы не было от этого хорошо, — тут же ответил Малфой, совершенно невозмутимо, будто был к этому готов. Но затем осторожно добавил: — И как ты к этому отнеслась? — Я… в растерянности. На самом деле, это было мягко сказано. Сначала Гермиона чувствовала настоящий ужас перед открывшийся правдой, сейчас в душе бушевало охваченное штормом из смятения море. Что она должна чувствовать? И должна ли вообще? Гермиона хотела усмирить поднятый шторм, чтобы вода успокоилась, песок осел и она ясно увидела дно. Но пока… — Можно задать вопрос? — Она встретилась с серыми глазами Малфоя. — Скажи, ты ещё любишь меня? Она думала, что вопрос застанет его врасплох, но он только хмыкнул. Гермиона так и услышала в этом хмыке: «Глупый вопрос, Грейнджер». Но произнёс он другое: — Да. А ты? Ты уже любишь меня? Гермиона вспыхнула и отсела подальше в тень. Сердце забилось быстрее. — Что за самоуверенный вопрос?! С чего ты решил, что я заново тебя полюблю? — А зачем тогда спросила о моих чувствах? — Малфой, как назло, только становился спокойнее. — П-просто так. — Значит, это ничего не значило? — Конечно. Это всё в прошлом. Ты сам сказал: я не обязана влюбляться снова. Каменное выражение лица Малфоя было трудно считать, но, кажется, на нём промелькнули следы злости. — Тогда к чему весь этот разговор? — бросил он и засобирался уйти. Поняв, как глупо себя повела, Гермиона вскочила следом. Она не могла его отпустить, не обсудив главного. Но стоило ей сделать шаг к нему, как картинка перед глазами почернела. Ноги подкосились всего на мгновение, но она не успела удержать равновесие. Она неуклюже свалилась на деревянный пол беседки, заработав пару заноз в ладонях. — Ты как? — Малфой отбросил свою трость в сторону и опустился рядом, убирая с лица девушки выбившиеся пряди. — Всё в порядке. Просто в глазах помутнело. — Подожди здесь, я позову… — Нет! Не уходи. — Гермиона вцепилась в лацкан его пиджака так крепко, что рисковала оторвать. Малфой смотрел на неё своим привычным обеспокоенным взглядом. Он волновался за неё. Потому что любил? Потому что любит. А она? Губы сами потянулись к его. Гермиона задыхалась то ли от поцелуя, то ли от слишком быстро бьющегося сердца. Пока она не поцеловала Малфоя, она и не сознавала, как сильно желает этого. С того самого дня, как начала вспоминать их странные отношения. Малфой поначалу растерялся, но затем стал отвечать напористей неё. Гермиона не знала, сколько прошло времени, но, поймав себя на мысли, что ей уже хочется больше, она наконец отстранилась. — Прости, я просто хотела кое-что проверить, — сказала она, потирая опухшие губы. — Проверила? Ответить Гермиона не успела. — Я видела, как она пошла сюда! — послышался издалека певучий голос новоиспечённой Поттер. — Гермиооона! Молодожены шли по дорожке за ручку. Точнее Гарри придерживал на себе качающуюся во все стороны жену. Можно ли ей было сейчас употреблять столько алкоголя в её положении? Застав Гермиону и Малфоя в странной позе на полу беседки, они замерли. — Ну началось… — вздохнул Поттер, закатывая глаза. — Если что, мы там собираемся для общего фото. — Мы вас ждём! — добавила Джинни, и они заспешили обратно, о чём-то переговариваясь. Первой начала смеяться Гермиона, Малфой её подхватил. Ситуация была неловкой. Во многом потому, что Гермиона до сих пор не знала, что ответить на вопрос Малфоя. Но, поднявшись, он уже задал новый: — Пошли? — И протянул ей руку. — Постой. На самом деле я хотела поговорить не об этом, — наконец призналась она и усадила их обратно на лавку. — Когда ты смотрел на меня там, у алтаря, я вспомнила кое-что ещё. — И что же? — Всё. Точнее, я давно всё вспомнила. Но сейчас, кажется, это было последним воспоминанием до разрыва нашей… связи. Брови Малфоя устремились вверх. Предупреждая его любопытство, Гермиона начала рассказывать ему о том, что произошло, когда они разделились в пузыре памяти. Рассказ получался сумбурный из-за того, что она сама не знала, как интерпретировать концовку. — Так куда Оно делось? — спросил Малфой, когда она закончила. Настала тишина. У Гермионы не было ответов. Оно их не дало. А последним, что оно сказало, было: «Я знаю, что мне делать». — Послушай, а вдруг твой обморок связан с этим? Что, если эта штука никуда не делась? — с нескрываемым ужасом выдал Малфой. Но Гермионе так не казалось. Этот обморок не был похож на те приступы, что раньше случались с ней. Признатся, ей давно уже было нехорошо. А ещё её сегодня целый день воротило от любимых кремовых корзиночек. У неё вдруг перехватило дыхание. Вот, куда Оно ушло. Вот, во что решило превратиться. Оно заметило это в Гермионе раньше неё самой. И теперь у него будет и свои душа, и тело, и воспоминания. Всё, чего Оно так хотело. Жизнь. Новая жизнь. Гермиона машинально приложила руку к животу и подняла ошарашенный взгляд на Малфоя. У неё язык не поворачивался озвучить то, что пришло ей в голову. Но Малфою это и не требовалось. Он прочёл ответ в её действиях, осторожно накрыв руку Гермионы на животе своей. — Ты думаешь, нам стоит?.. — неуверенно спросила Грейнджер. Она не пыталась скрыть страх в голосе. Малфой усмехнулся и поцеловал свободную руку девушки. — Для начала, Гермиона, я думаю, тебе стоит стать моей женой, — серьёзно выдал он. — И как можно скорее.