Потерявшие любовь

Кажется, я хожу кругами, проходя мимо просившего милостыню бродяги уже в сотый раз. Он сидит в одной и той же позе, даже не шевелясь, словно превратившись в изваяние. На очередном кругу, я замечаю, как к нему подбегает свора ребятишек лет по десять и вытрясают его жестяную банку себе в сумку. Три скупые монеты тяжелым перезвоном исчезают в их карманах. -Эй! Что вы делаете? Это воровство! Одеты ребята были в старое рванье, на которое смотреть больно было. Одни из них, главный, видимо, поднял голову, оценил меня и крикнул: -Ты посмотри на него! Он же мертв! -Как мертв? -Полностью мертв! Ему они уже не нужны! Я подошла ближе к бродяге, пригляделась к его грудной клетке и выяснила, что да, он совсем не дышит. Мертв, ошибки быть не может. Уж мертвых я порядочно видела за последние полгода. -А-2? — я с опаской косилась на ссохшееся тело. Я испугалась, что безопасность Объединенного Города, как утверждал Виго, лишь иллюзия, и что здесь на улицах давно правит балом А-2, страшный смертельный вирус, сожравший наш мир. Я запаниковала, что за каждым углом меня ждет зараженный, у которого уже почернели глаза и кровь. -Не видишь что ли? С голода он помер. Как большинство в этой дыре. А ты что, потерялась? Я подняла голову, встретившись взглядом с главарем ребятни. Он был чуть выше чем его соратники, и смотрел на меня с вызовом, ничего не боясь. Хотела бы я быть такой же. Я ведь старше его. -Язык проглотила, потеряшка? Я мотнула головой, погруженная в свои мысли. -С чего ты взял, что я потерялась? -Других, может, и одурачишь, меня нет, Густава никто не проведет! Ребятня радостно закивала. -Густав это ты? -Догадливая, так что, ты потерялась или как? -Или как. -Халат-то не твой, краденый, думаешь, не увижу? Вот торчит из кармана, — он прищурился, подходя ближе ко мне. — И лицо грязное, давно себя в зеркало видела? -Минуту назад, — я сложила руки на груди замком, давая понять, что меня так просто не промнешь. — А ты давно мылся? От тебя воняет на три квартала. -Борзая что ли? Он какое-то время рассматривал меня в упор, пытаясь утвердить свой авторитет. Потом сделал шаг назад, недостаточно далеко, чтобы признать поражение, но достаточно для равных. Он признает меня как равную, такое себе достижение, если честно. Я совсем не рвалась завоевывать авторитет в глазах этих оборванцев. Густав продолжил уже более нормальным голосом: -На замарашку не похожа, на воровку тоже. Местная? -Конечно, — возмутилась я. -Не пришедшая же. -Опять врешь. Ладно, потеряшка, твое право. Слушай, голодная? Я лишь кивнула. Он расправил свои хрупкие детские плечи, на которых нес бремя главаря этой банды. Я заметила, что Густав немного расслабился, когда уяснил, что я не собираюсь притеснять его авторитет. Я вообще мимо шла по своим делам. Да, и «потеряшкой» быть не собиралась. -Сегодня ужинаешь с нами, завтра, если пользу принесешь, может, разрешим остаться. Я здесь главный, без вариантов. Уяснила? Я снова кивнула. Несмотря на свой малый возраст, Густав уже умел влиять на людей. Собрав вокруг себя потерянных и ненужных сирот, он смог организовать дееспособную социальную единицу, которая могла прокормить себя собственными силами. Я не стала ему рассказывать о своих планах на ближайшие дни, в которые входило всего два пункта: найти Иккинга и покинуть этот чертов город. -Так что? По рукам? Мне стало до жути одиноко. А-2 забрала у нас все: жизнь, родных, близких, право на достойную смерть, превратив Землю в планету покинутых и забытых. Вещей и людей. Чувств и эмоций. Мы все безнадежно потеряли. Глядя на хищных детей, хотелось выть. Неправильно, все должно быть не так. Им бы сейчас гонять мяч по полю, а не красть деньги у мертвых людей в темных подворотнях. Стремительно наступал ранний зимний вечер, укрывая город темным покрывалом. Улочки становились все более беспросветными и опасными. Густав терпеливо ждал моего ответа, видимо, понимая, как непросто он мне дается. Иккинга я не нашла. Через какой-то час Город с головой окунется в морозную ночь, что уменьшит шансы найти его в это время суток до нуля. Я судорожно размышляла, как правильно поступить. Ужасно хотелось есть и пить, ноги, налитые свинцом, умоляли передохнуть хоть одну ночь. Я слишком вымоталась за последние сутки, не получив никаких результатов. Ни зацепки, ни намека, что где-то рядом проходил Иккинг. У прохожих спрашивать слишком рискованно, а своими силами я почти ничего не добилась. Я вряд ли смогу ему помочь, выматывая себя до потери пульса. Мне необходим отдых, хотя бы половину ночи. Я смотрела в раскрытую для пожатия ладонь Густава и думала, во что ввязываюсь. Игра была очень опасной: я не знаю, кто они, откуда пришли, по каким правилам живет Город. Насколько опасна банда уличных детей, я не представляла, лишь надеялась, что злой рок в эту секунду смотрел на кого-нибудь другого. -По рукам, — я пожала его ладошку. -Эй, надо к Молли зайти, — крикнул он своим ребятам. — Ты пойдешь с нами, заодно и познакомишься. -Как скажешь, Густав, — согласился маленький мальчик, похожий на чертенка из табакерки. -Кто такая Молли? -Вопросов лишних не задавай. Тебе-то что? Узнаешь, как придем. Коротко и ясно. Я отправилась с ними на северо-восток Города, петляя настолько темными улочками, что если бы не звук их шагов, я бы отстала и заблудилась. Какое-то время мы шли в полной тишине, прерываемой тяжелыми вздохами парнишки справа. На вид ему было лет шесть или около того, он часто прикладывал руку к груди, словно у него что-то болело. Справедливости ради стоит отметить, что выглядела внешне я ничуть не лучше их. Вполне похожа на тех, кого Рик зарезал своим мачете в той деревне, похожа на зараженную. Грязная, одетая во что попало, потерянная и отчаянная. Идеальная кандидатура. Разве что глаза еще не почернели. Густав заставил меня отдать халат, мотивируя это тем, что он им лучше распорядиться, но я подозревала, что причина крылась не только в этом, но сопротивляться уже не было сил. Больно он продуманный и ушлый, не был бы таким, не стал бы главарем этих ребят. С ним стоит быть настороже, несмотря на его возраст. По мне с виду тоже не скажешь, что я убийца, а, тем не менее, факты говорят об обратном. Пистолет, заткнутый за пояс, скрывала куртка. О наличии у меня огнестрельного оружия и говорить никому не собиралась. Тем более Густаву, отберут еще и наставят на меня же. Всю дорогу я не переставала активно крутить головой по сторонам, стараясь найти хоть какую-то зацепку, что Иккинг еще жив. От потерянной обуви, то обрывков разговоров случайных прохожих. Ничего, словно спрыгнув тогда с помоста, он канул в небытие. Был человек, и нет его. Наконец мы прибыли к приземистому косому дому, крыша которого наполовину обрушилась внутрь, изогнувшись в линии слома, словно белый шиферный клык. Окна заколочены грубыми гнилыми досками, дыры в стенах залатаны кусками металла и обрывками тряпок. Жуткое зрелище. От одного вида хотелось развернуться и бежать со всех ног, пока вирус упадка и разложения, что постиг этот Город, не закрался в сердце. -Пошли, Молли нас уже ждет, — сказал Густав, заходя в скрипящую дверь. Ребятня, не медля ни секунды, зашла следом. Я покрутилась еще несколько секунд у входа, размышляя, не сбежать ли мне прямо сейчас. Я боялась поворачиваться к ним спиной, ожидая, что мне легко могут воткнуть нож в спину. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, как сильно рискую, доверяя им свою судьбу. Закон номер четыре. Никому не доверяй и надейся только на себя. Но у меня есть пистолет. Я еще поборюсь за свою жизнь. Была бы я за стенами этого Города, даже размышлять бы не стала -укрылась среди ночи в темноте, никто бы не нашел. Там я могла постоять за себя. С Иккингом или без, но там у меня были маленькие шансы. Пустой мир не страшен. Опасность представляли только выжившие. С другой стороны, если бы они хотели меня убить или ограбить, уже бы сделали это. Густав не дурак, зря рисковать не станет. Значит, я им для чего-то нужна. С такими невеселыми мыслями, я вдохнула свежий морозный уличный воздух и вошла следом в покосившуюся дверь. Пыль и темнота встретили меня, обняв пушистыми лапами. Молли не потрудилась обеспечить свой дом хоть каким-то светом. Не хотела, или не могла. Я шла наощупь, натыкаясь руками то на открытые дверцы старых шкафов, то на перевернутые столы и стулья. На первый взгляд не скажешь, что здесь вообще кто-то обитает последние лет десять. После А-2 мир очень быстро пришел в негодность, покрывшись мхом и слоем пепла от погребальных костров за пару месяцев. Человечество словно языком слизало. Впереди, наконец, появился проблеск света — за углом стояла небольшая свеча, освещающая метр вокруг себя. На ее фоне сразу вырисовался силуэт двери, в которую я чуть не влетела. -Эй, потеряшка, ослепла что ли? Мне не нравилось, как он обращался ко мне, но делал это лишь из авторитета, постоянно напоминая, кто тут главный. Я не против, лишь бы ночью горло не перерезал. -Нет, задумалась. -Смотри под ноги, а то потом костей не соберешь. Ребята дошли до свечи, ловко маневрируя между нагроможденной мебелью, словно ходили уже здесь раз сто. Может, и ходили, откуда мне знать. Густав остановился около нее и произнес: -Есть тут кто живой? -А, Густав, мальчик мой, заходи, заходи, — голос ее был не менее стар и скрипуч, чем все в этом доме. Я в серьез стала опасаться, что сейчас вся эта конструкция, называющаяся когда-то домом, рухнет на головы, похоронив под своими плитами наши измученные тела. -Это кто? — старуха бесцеремонно направила луч фонаря мне в глаза, заставив зажмурится. — Новенькая? Или на убой? -Нет, это, — Густав запнулся, размышляя как меня представить. Всяко лучше, чем «на убой». Я даже представлять не хотела, что могло значить последнее. — Это моя знакомая. Старуха сверлила меня своими пропыленными глазами, пытаясь разглядеть, что такого я могу прятать за пазухой. Не найдя ничего, кроме страха, отчаянья и недоверия, она хмыкнула и повернулась к Густаву. -Знакомая, так знакомая. Чего надо? -Дело есть, как обычно, просто так не приходим. -Тогда проходите, не стойте в дверях. Мы прошли в потайной вход, скрываемый ранее деревянными панелями. Коридор был очень узким, вдвоем не разойтись, пришлось идти вереницей, возглавляемой Молли. На стенах висели старые обшарпанные картины с изображениями давно умерших людей. От этого места у меня по спине пробегали мурашки. Хотелось как можно быстрее решить все вопросы и выбраться отсюда. Наконец мы вышли в комнату, заполненную мягким светом от керосиновых ламп, которых я насчитала около десятка, отчего температура здесь была выше. Я немного успокоилась, постоянная нервозность не шла на пользу — я превращалась в параноика. Где светлее, там безопаснее. Это уже прописано на уровне инстинктов, хотя долгие одинокие путешествия мне доказали, что иногда перемещаться лучше в полнейшей темноте, меньше шанса, что тебя заметят. -Присаживайтесь, мои хорошие, — Молли села на старое бардовое кресло, вокруг которого стояло три лампы, это ее привычное место, кажется. По крайней мере, она идеально в него вписывалась, словно родилась уже с ним в комплекте. -Вас меньше стало, — заметила Молли, когда ребятня расселась по пуфикам и стульям. -Где седьмой? Как его звали? Тими? -Том, — ответил Густав. -Он ушел от нас. -Ааа, хорошо, рассказывай, что принесли. -Вот халат новый, утром еще был на работнике в лаборатории. Он вытащил больничный халат, что заставил отдать ему, и протянул в сухие руки старой женщины. Она аккуратно взяла его и поднесла к лицу, вдыхая запах. -Сколько хочешь? Я не понимала, что такого ценного может быть в краденном медицинском халате для старой женщины, но спрашивать не стала. Как сказал Густав — меньше вопросов. -Не меньше четырех штук, нас сегодня больше, да и с халатом придумаешь, как обойтись, — ответил он. — Если с умом, то он неплохо принесет тебе пользы. Молли поднесла халат ближе к свету керосиновой лампы, вглядываясь в ткань. Я наблюдала за всем этим, чувствуя себя пятым колесом, словно я оказалась не в том месте, не в то время. -Хорошо, Холли! Принеси четверых утренних! — крикнула старуха куда-то за свою спину. До этого времени я не обращала внимания, что за креслом виднелся темный дверной проем, из которого только что вышла маленькая девушка.Она была младше меня, рост в полтора метра превращал ее в куклу. Маленькую куклу. Одета она была в рваное бардовое платье, покрытое грязными пятнами от воска. Она прекрасно подходила к комплекту бабушки и ее старого кресла. Она боялась. Боялась меня, ребят, даже Молли, не знаю, кем она ей приходится. Девушка была маленьким запуганным зверьком. Хотя я сама-то не сильно далеко от нее ушла. Густав смотрел на нее во все глаза, разинув рот. -Привет, Холли! — пропел он, и я поняла — он по уши в нее влюблен. Она же не замечала никого, лишь на мне задержавшись взглядом, видимо, зацепившись за новое лицо. В руках ее был старый свернутый пакет, она молча протянула сверток Густаву и сразу же ретировалась обратно за дверь. -Спасибо, Молли, давай, не болей! — на этой фразе Густав развернулся и пошел из дома. -Вы тоже будьте здоровы, — на прощанье промямлила старуха и закрыла за нами деревянные панели Свежий морозный ночной воздух приятно будоражил, я сбросила всю пыль и ужас этого места одним шагом наружу, словно только сейчас я снова научилась дышать. Разбитые окна домов напротив укоризненно смотрели на меня пустыми глазницами, обвиняя в малодушии. Несмотря на вирус, на всеобщую разруху и трупный запах в воздухе, я позволяла себе иногда немного верить в светлое будущее, пусть и недолгое. Я не могу точно сказать, да и никто не может — когда наступит час «Икс». Час, в который ты умрешь, либо поймешь, что скоро умрешь. После прихода этого осознания хочется успеть еще так много. Но час «Икс» пробил в доме Молли уже сейчас, в нем давно забыли о надежде, выкинули, как старый ненужный чемодан. Они заживо похоронили себя. Она вызывала во мне странные чувства: страх и омерзение, граничащие с истерикой. При ее виде хотелось развернуться и убегать, унося свое тело далеко-далеко, теряясь в морозных деревьях. Нормальные бабушки вызывают чувство благородности и сострадания, хочется сидеть рядом и слушать их веселые рассказы о жизни, теребя в руках клубок шерсти. Нормальные бабушки сидят в старых креслах и вяжут спицами носки или шали, посвящают свою жизнь внукам, детям, собачкам, цветкам. Так было в прежние времена, до того момента, как люди принялись переписывать моральные нормы новыми кровавыми правилами. Теперь счастливую бабушку можно увидеть лишь в своих фантазиях, да и то, если сильно постараться. -Что это было? — спросила я, когда проломленная крыша скрылась из виду за нашими спинами. -Ты о чем? — Густав делал вид, что все нормально. -О Молли, что с ними не так? -Все отлично у них, я тебя не понимаю, — то ли прикидывается, то ли действительно не понимает. -Они там живут? Я имею в виду, этот дом скоро рухнет им на голову. От крыши почти ничего не осталось! Внутри такая разруха, столько пыли. -Это еще не самый худший из вариантов, у некоторых дома нет вообще, — он многозначительно посмотрел на меня. -Я им даже в какой-то степени завидую. Хорошие дома есть только в центре Города, где живут лаборанты и всякие прочий персонал из Центра по ликвидации А-2. Им выделяют приличные хоромы с раздельными туалетами и несколькими спальнями. Там даже еще функционируют несколько высоток, ты наверняка их видела. У них есть свет и иногда горячая вода. Я кивнула, вспоминая эти мертвые дома-свечи, стоящие за спиной Центра по ликвидации. Их шпили протыкали серое небо, словно спицы старушки протыкают полотно вязаной шали. Город далеко не исполнитель желаний, это дыра, попав в которую сложно выбраться наружу, словно из водоворота. Он затягивает все ниже и ниже, лишая всякой возможности сопротивляться. Я уже чувствовала это на себе. Не сбежав в первый час, эта возможность словно улетучилась навсегда, радостно махнув крылом на прощание. Я чувствовала приближение дна, которое примет меня, похоронив под вековыми слоями воды. -В тех кварталах как в музее — чистенько, прилично. -Ты ожидала увидеть богатые хоромы? Тогда не туда зашла. Пошли, есть уже охота. Мы, между тем, с ребятами ушли на несколько кварталов от дома Молли на юг, петляя темными проулками. Нам навстречу не попалось ни одной живой души. Мне все-то и не нужны, мне нужна лишь одна душа из этого Города. Иккинг. Если он еще жив. Парнишка лет шести, что все это время продолжал тяжело дышать, внезапно остановился около крышки канализационного люка, из-за чего я чуть не налетела на него. -Все чисто, — отрапортовал он, воровато оглядываясь по сторонам. -Хорошо, полезли, — скомандовал Густав. Улица была пуста словно кружка просящего милостыню. Кажется, здесь по ночам так опасно, что люди не рискуют выходить за порог. Или не хотят. Или то, и другое вместе. Я бы на их месте тоже сидела, прикинувшись подпольной мышкой. Полгода я лишь так и выживала — передвигалась крайне осторожно, прикидываясь мебелью при первой опасности. -Мы полезем в канализацию? Густав выпрямился в полный рост, подняв глаза к небу, словно вопрошая «За что мне это?». Затем он одним шагом сократил между нами расстояние до минимального и, задрав нос, спросил: -Потеряшка, я не пойму, ты из какой жизни пришла? Ты что не видишь, что творится вокруг? Как народ выживает? Ты родилась и выросла в сказке? Тебе всю жизнь заботливая мамаша подтирала сопли? При упоминании о матери во мне вспыхнула злоба. Никто не смеет плохо говорить о твоих родителях, никто, люди просто не имеют на это право. Запомните это, и жить станет легче. -Что делала моя мама — не твое собачье дело, давай, поднимай уже свою крышку, — злость разливалась во мне, и я была рада этому чувству. Слишком устала постоянно бояться, можно для разнообразия и позлиться. Это давало мне немного сил не опустить руки. -Тебя не касается, как я жила до встречи с тобой и из какой жизни вышла, это только мое дело! Очень прошу тебя в него не лезть! -Следи за языком, потеряшка, — он ощерился, но все же отвернулся. — Ты даже не представляешь, что твориться в этом Городе. Извини, но придется немного подправить твое радужное представление о мире. Либо принимай, либо проваливай. Это не канализация! Это служебные тоннели, большая разница, между прочим. Там даже не воняет. Мне некуда проваливать. -Поднимай, полезли уже. Ребята послушно в четыре руки приподняли и отодвинули полуметровую крышку канализационного люка, который смотрел на меня черной пустотой. -Гарф, ты первый, — велел Густав. Гарфом оказался тот парнишка лет шести, что всю дорогу тяжело дышал и иногда кашлял. Он проворно скрылся в темноте тоннеле, спускаясь ногами вперед, затем послышался всплеск воды. Какое-то время висела гробовая тишина, потом из-под земли послышалось: -Чисто, заходите. Мы по одному аккуратно спустились вниз, оставив морозный ветер гулять над нашими головами, гоняя по земле обрывки газет. Гарф, возглавляющий колону, включил маленький фонарь, выхвативший лучом бетонный обшарпанный коридор, уходящий далеко вперед. По стенам струилась вода, пахло сыростью и плесенью. Из одной разрухи в другую. Я вспомнила дом, в котором мы с Иккингом жили не так давно, и внутри что-то противно защемило. Места и люди меняются со скоростью кристаллов в калейдоскопе, поворот — и ты уже на другом конце мира с незнакомыми людьми. Что с ними делать — не понятно. -Густав, а можно мне сегодня дополнительный кусочек? — спросил Гарф, шедший впереди. -За какие заслуги? -Я же нашел того бездомного, да и кушать хочется очень. -Нам всем хочется, — парировал Густав. — Еды ограниченное количество, не мне тебе рассказывать. Правило номер один: ешь только тогда, когда действительно голоден. Мой закон номер один: «Движение — это жизнь». Разные жизни — разные взгляды. Нам приходилось выживать, но в противоположных условиях. Я выживала на улице, скитаясь между брошенными домами и ржавыми остовами машин, питаясь тем, что найду или украду в пустующих домах. Одиночество порой выедало мне душу большой ложкой, подкидывая сомнения — а не осталась ли я одна на всем белом свете? Не считая зараженных, конечно. Порой очень хотелось с кем-то пообщаться, чтобы проверить, не сошла ли я с ума. Густав и компания выживают в городских джунглях, борясь за каждый кусок еды и воды. Здесь людей — хоть стреляй. Каждый из них — потенциальная угроза, которая висит над тобой, словно тень, и следит за каждым шагом. Дикие улицы, хищные нравы. Одна ошибка — и ты нежилец. Я спасалась от заражённых, они — от выживших. У каждого своя война. Бетонный коридор все не кончался, я бесстрастно наблюдала за скачущим впереди кружком света от фонарика Гарфа, слушая, как разлетаются эхом наши гулкие шаги. Наконец коридор повернул направо, потом налево и уперся в металлическую ржавую дверь. Где-то шумно капала вода, но в целом тут было тепло. За дверью оказалось небольшое помещение метров шесть на шесть, служащее Густаву и ребятам местом обитания. Справа в углу лежали матрасы и остов ржавой кровати, прикрытый старыми тряпками. В центре была металлическая бочка с торчащими деревяшками, которую использовали для света или тепла. Я сама такими пользовалась, когда ушла из дома. Подобие круглого стола на кривых ножках стояло в левом углу, рядом два табурета. В дальней стене металлическая дверь, уводящая в другие бесконечные коридоры подземных лабиринтов. То погреб, то канализация. Меня душат эти стены. -Проходи, чувствуй себя как дома, — с сарказмом произнес Густав, дернув рубильник справа от себя. На потолке загорелись три лампочки, наполнив помещение мягким светом. Тут было тепло и достаточно чисто для помещений подобного рода. Я была приятно удивлена, хотя всю жизнь воспринимала все, что под землей, будь то канализация, или служебные инженерные тоннели, как дно жизни. Куда теперь упала сама. Лежу и барахтаюсь в надежде, что кто-то меня вытащит. -Здесь тепло. -Да, над нами проходит теплотрасса, ведущая к Центру ликвидации, поэтому тут тепло и сухо, течет лишь по стенам на входе. Электричество тоже у них крадем. -Я заметила, — я все еще стояла в проходе, не решаясь войти. -Никогда бы не подумала, что буду ночевать в здесь. Я рассуждала сама с собой, не думая, что мне кто-то ответит, но Гарф, выключив фонарик, развернулся в мою сторону и произнес: -Тут очень даже неплохо. Бояться нечего. С этим я бы поспорила. Он принялся за розжиг костра в металлической бочке, но выходило это у него так себе. -Мне сначала тоже было непривычно, после родного дома-то, — он как-то печально посмотрел на разгорающееся пламя. — А потом ничего, привык. Я, наконец, сосчитала, сколько их всего: Густав, Гарф и еще четверо. -Нечего тут лирику разводить, есть давай готовь, — Густав сурово глянул на Гарфа и кинул ему в руки сверток, что дала Молли. -Ты собираешься оставить нас голодными? Тогда твоя порция уйдет Рину. -Нет, нет, я просто. -Ты просто принимаешься за готовку. Гарф покорно опустил голову, присел на корточки и вытащил из свертка четыре крысы. Серые большие крысы. С лысыми хвостами и желтыми торчащими зубами. Такие в детстве бегали у нас иногда в подвале или скрипели по ночам за стенами. -Мы будем есть на ужин крыс? — честно сказать, я была ошарашена. -А ты что ожидала? Спагетти с кетчупом? Или мясные отбивные? — ехидно прищурился Густав. — Они очень даже неплохи на вкус. Почти как курица. Если для тебя это в первой — то добро пожаловать в ресторан под Городом. Шеф-повар Густав лично рад приветствовать вас. -Почти как курица, — я наблюдала, как Гарф ловко снимал шкуру с мелких представителей грызунов, брызгая кровью на руки. Есть хотелось безбожно, даже глядя на кровавые тушки, мой желудок противно заурчал, как мотор старой машины. Я плохо помнила, когда последний раз ела что-то горячее. -Тогда мне стоит поблагодарить шеф-повара и предложить свои услуги? — спросила я, прикидывая, как можно сделать из крыс сносный суп. Или похлебку. -Если бы еще овощи были. -Ты думаешь, мы совсем нищие? — спросил Густав, выуживая из какого-то свертка три картофелины. -Держи, все ради тебя, потеряшка. -Ого! У нас будет шикарный ужин! Идея есть грызунов больше не казалась мне чем-то противоестественным. Всего лишь вопрос выживания: ты съешь свою жертву или она тебя. -Гарф, давай я помогу, может, получится что-то съестное? — я присела рядом с мальчиком на кривой шатающийся табурет и принялась за готовку.