Потерявшие любовь

Господи, в этом Городе все неправильно. Все, до последней мелочи. Во мне росло безудержное желание оказаться в любом месте на тысячи километров отсюда. Я не могла оторвать глаз от того, как люди в защитных костюмах бесцеремонно закидывали мешки с телами в кузов грузовика. Патрульный вернулся к сторожевой вышке, но подниматься не стал, видимо, машина скоро поедет обратно. За ворота. На свободу. Дикие мысли копошились в голове, словно слизняки. Побежать за грузовиком и проскочить в ворота? Нас заметит патрульный. Опередить грузовик, выскочив первыми? Нас заметит патрульный. Как ни крути, он нам мешает. Остается только один выход: пробраться одновременно с грузовиком. Я осторожно выглянула из-за угла, стараясь максимально оставаться в тени дома. Иккинг через дорогу руками жестикулировал мне, давая понять, что надо перехватить грузовик около ворот. И остановить. Я кивнула. После этого он скрылся за углом дома. Около склада слишком опасно: могут увидеть рабочие, около ворот тоже. У нас лишь пара секунд будет в распоряжении. Работники закончили закидывание тел и ушли обратно на склад, закрыв за собой двери и о чем-то неспешно переговариваясь. Так обыденно, так ненормально. Это ужасно. Как можно обсуждать какие-то примитивные вещи, закидывая безжизненные тела людей? Они словно мусор выносили в перерывах между повседневными делами. «Привет, как жена?» Шлеп. «Нормально, вчера праздновали день рождения дочери». Шлеп. Шлеп. «Хорошая у тебя девчушка растет». Шлеп. Неужели у них внутри ничего не шевелится? Это же люди! Там могут быть их родственники, друзья или знакомые. Иккинг прав, Город — не исполнитель желаний. Я так рвалась сюда за новой жизнью, за спасением, а получила лишь разруху и гниль в умах людей. А-2 изменила нас намного сильнее, чем мы предполагали. Повезло тем, кто умер в самом начале, их миновала участь наблюдать гибель всего человечества. Грузовик медленно тронулся с места. Внезапно из-за моей спины Иккинг прошептал: —Мне идти нельзя, слишком опасно. Меня они могут узнать, тебя — вряд ли. Я не думаю, что правительство станет распаляться еще и на твой пиар. Им это ни к чему, лишние затраты. Мне придется стать отвлекающим маневром, как бы я не хотела оставаться в тени. Я никогда не отличалась сильным характером или безудержной храбростью, чтобы сломя голову нестись на амбразуру. Я предпочитала отсиживаться в окопах, пока всю грязную работу сделают за меня. Но жизнь вновь испытывает меня. Город стал для меня одним огромным тестом на выживание. А кто-то наверху сидит и смотрит с интересом, пожевывая поп-корн, смогу я справиться или нет. Как крыса, бегающая по бесконечным коридорам. —Тебе надо будет отвлечь водителя и патрульного. Я судорожно кивнула, отвлечь, хорошо, но как? В горле внезапно пересохло, как в пустыне. —Иккинг, что мне сказать им? Я смотрела в его теплые глаза, в которых, несмотря ни на что, плескалась надежда. Призрачная, еле уловимая хрупкая надежда зелёных глаз. Надо взять себя в руки. Маленькие цели на час — отвлечь патрульного с охранником и проникнуть за ворота. —Про меня, про заразного. —А что будешь делать ты? Иккинг? Но он уже двинулся на согнутых ногах к складу, стараясь не попадать в пятна света от прожектора на земле. Через секунду его скрыла тень, моргнуть — и не заметишь, где он только что стоял. Черт, черт, черт! Он не дал мне шанса, подумать и проработать план. Я судорожно пыталась сообразить, как мне отвлечь их, но мозг вместо хитросплетений мыслей выдавал повторяющийся писк заевшей пленки. Мне страшно. Мне очень, мать его, страшно! Сейчас я отвлеку их, а Иккинг преспокойно залезет в грузовик и покинет Город, насмехаясь надо мной, вылупившей на него испуганные глаза в сужающуюся щель закрывающихся ворот. Мне стало стыдно за такие мысли. С чего я вообще взяла, что он меня предаст? Безумный план обрисовался общими штрихами, хрупкий и зыбкий как песок. Я взглянула на хмурящееся небо, сыплющее легкое конфетти снежинок, готовое вот-вот лопнуть страшной пургой, и перекрестилась на удачу. Грузовик притормозил около ворот, водитель что-то кричал патрульному, который уже направился, чтобы открыть их. Я не могла разобрать, о чем они перекрикивались — так сильно шумела кровь в ушах от напряжения. Если мы упустим эту машину, то рискуем остаться тут до утра, а этого мне категорически не хотелось бы. Иккинг все еще был в тени около склада, ему необходимо время, чтобы добраться до машины. Мой выход. Я тихонько встаю. Морозный воздух моментально сковывает все движения, словно окунув меня в прорубь в одной рубашке. Господи, даже в аду не так холодно! Кожу покалывает, а сердце перешло в режим экстренного обогрева. Потоптавшись еще секунду на месте, я выбегаю из-за дома и несусь бегом к машине. Ноги трясутся, как у больной, то ли от холода, то ли от страха, но это даже мне на руку. —Эй! Помогите! Люди! На помощь! — кричала я, несясь вперед и размахивая руками на ходу. Ледяной воздух бьет меня по щекам, врываясь обжигающими порциями в горло. Патрульный поворачивается в мою сторону, озадаченный тем, откуда появилась эта грязная, испуганная девчонка. Или попросту говоря — идиотка. Я искренне надеялась, что максимально похожа на жителей окраин Города, коих мы с Иккингом практически не встретили, поэтому оставалось лишь верить. —Что случилось? —Там заражённый! -я добежала до грузовика, тыкая пальцем в другую сторону, где в тени снег уже заносил место моей последней стоянки. Боковым зрением пытаюсь увидеть Иккинга и при этом не выдать его присутствие. Не могу не переживать. Как же сильно я, оказывается, к нему привязалась за последнее время, он заменил мне семью, спасал, поддерживал, всегда был рядом. —Зараженный? — лицо патрульного исказилось отвращением. —Да! Заражённый! Тот, что сбежал из Центра! Я его видела! При этих словах патрульный оживился, видимо, за нас действительно объявлена солидная награда. Ну, за Иккинга-то точно, меня, может, еще пронесло. Сильную мы представляем угрозу, раз патрульный готов покинуть пост с ворот, ведущих из Города, чтобы поймать зараженного. —Где ты его видела? Он был один? Я кивнула. —Он пытался напасть на меня! — я готова была разреветься от страха, что сыграло бы мне только на руку. -Но я убежала! Он близко не подошел! —Ну-ну, успокойся, я его найду! Эй, Джейкоб, придется подождать пару минут, я сейчас! — крикнул он водителю. Тот вскинул руками, недовольный, что его задерживает какая-то возня. —Вон за тем домом, — я продолжала тыкать туда, откуда только что прибежала, — мне кажется, он ранен, — добавила я уже шепотом, чтобы слышал лишь патрульный. Пускай думает, что Иккинг легкая добыча, которую грех не арестовать. Глядишь, потом от такого доброго дела в кармане зазвенит увесистая монетка. —Так, стой здесь. Я схожу, проверю. Никуда не уходи, ты мне нужна будешь, чтобы составить протокол опознания. Потрясающе, как люди, стоя на обломках и руинах собственного мира, пытаются жить по старым правилам и законам, составлять бесчисленные бумажки и карточки. Нам всем встать бы вряд, глядя вслед уходящему солнцу, и подумать, что мы сделали не так, где допустили ошибку. Он достал из нагрудного кармана две защитные маски, протягивая одну из них мне. —Держи, пригодится, надеюсь, ты не успела заразиться? —Я к нему не подходила! Спасибо, огромное! — я вложила в голос столько искренности, сколько смогла. Схватив маску, я быстро ее натянула и задумалась, как должно быть ужасно выгляжу: грязная, почти вся в крови, взъерошенные волосы, рваная одежда. Разве об этом я мечтала, лежа на девяностом шоссе всего пару месяцев назад? Тогда идея найти людей, найти город с цивилизацией и представителями власти казалась мне идеальным билетом ко спасению. Я была одна, у меня кроме собственного страха ничего не было. На многие мили и года вперед я видела лишь смерть, но появился Иккинг, и затеплилась призрачная надежда. Крохотная, еле заметная, но она была, я чувствовала ее. Это было похоже на то, словно вышел после долгой зимы на весенний луг, или после долгих блужданий в темноте — к источнику света. Это было пронзительно приятно, и вот ты стоишь и чувствуешь, как надежда, что все еще может быть хорошо, заполняет тебя маленькими лучиками. Патрульный стал удаляться к дому, держа пистолет в вытянутых руках. Не повезет тому, кто попадется на его пути к деньгам и славе. Неприятно было осознавать, что я пассивно убила кого-то. Хотя Рик тоже умер по моей вине. Не ходи я тогда к нему в спальню, Иккингу не пришлось бы его убивать. Я услышала, как сзади хлопнула дверь грузовика. —Эй, детка, как дела? — шепеляво спросил водитель. -Холодно тебе? Я стояла, прижав руки к груди и сотрясаясь всем телом от холода и переживаний. Ноги замерзли так, что я их уже не чувствовала. Рваные кроссовки давно стоило сменить на что-то более стоящее, да все случая не выдалось пройтись по магазинам. Жалкое, должно быть, зрелище, такую пристрелить проще, чем отогреть. Он был невысок, но вполне плечист, что на моем фоне казалось вообще скалой. Я бы ему дала около тридцати пяти лет, но точно утверждать не стану. На голову натянута старая спортивная бейсболка, а потрепанная куртка прошла, наверно, еще первую мировую. —Детка? Я мог бы тебя согреть! — он шел ко мне, обходя грузовик спереди. —Что, простите? —Ну, пока патрульного нет, я мог бы покатать тебя на своем жеребце. Ты согреешься, смотри, как дрожишь вся. Давай, залезай в машину! Смысл его слов не сразу дошел до меня. Видимо, я все еще надеялась, что все люди хорошие, хотя жизнь уже сто раз доказала мне обратное. Но когда я увидела, как он потянулся к ремню на старых джинсах, все встало на свои места. Я кинула взгляд вслед патрульному, но он уже ушел, надежда погасла, не успев целиком сформироваться. Самое забавное, что отметило мое измученное подсознание, что мне не страшно. Мне уже не страшно быть изнасилованной. Где я переступила эту черту? Когда издевательство над другим стало для нас нормой? Кажется, любому безумию есть предел, сначала ты не веришь в то, что все это реально, что все происходит с тобой. Но чем больше переживаний выпадает на твою долю, чем больше душе приходится рваться на куски, тем жестче становится твое сердце. В конце пути запусти перед лицом товарный поезд с лиловыми кентаврами и машинистом Иисусом тебя это уже не удивит. —Эээ, нет, я… — голос как-то разом охрип, горло саднило от ледяного воздуха. —Брось, не будь такой недотрогой, — от его липкого голоса бросало в дрожь и выворачивалось нутро. Он притеснял меня к грузовику, отрезая пути к отходу. «Боже, что, опять?» — вопрошал мой уставший разум. Иккинг, где же ты?! —Вот увидишь! Тебе понравится! —Это тебе понравится, паскуда, — прошипел взявшийся из ниоткуда Иккинг у него над ухом и ударил со всей силы прикладом пистолета в висок. Водитель покачнулся, удивленно глядя на меня, и повалился лицом в снег. —Времени мало, — проговорила я заплетающимся голосом. Так и заикой стать недолго. Иккинг снял с водителя бейсболку, нацепив себе на спутанные волосы. Его движения были скованны болью от пережитых побоев в Центре ликвидации. Угловатые жесты, он уже не так проворен, как раньше. Сильно же ему досталось от наших тиранов в камере. Я надеюсь, они ему ничего серьезного не сломали. Мне становится стыдно. Иккинга из-за меня превратили буквально в фарш, в мальчика для битья, а я еще не хотела отвлекать патрульного с водителем, боясь такой опасности, как маленькая девочка. —Я знаю, надо уходить. Помоги мне. Мы оттащили парня к стене, бросив за небольшой камень. Усиливающийся снег укроет его, даже когда водителя найдут, мы будем уже далеко отсюда. Я надеюсь. Я смотрю на сгорбленную спину Иккинга и вижу себя на залитой солнцем кухне целую жизнь назад. Мама отчитывает меня за неубранную посуду, грозясь ударить полотенцем, но делает это лишь, чтобы напугать. Больно даже руку поднять, так сильно избил ее отец. Поэтому она стоит, сгорбившись, как Иккинг, и смотрит на меня бесконечно уставшими глазами. —Я займу место водителя, а тебе придется лезть в кузов. Прости, но патрульный может заметить тебя на пассажирском сиденье, — он подошел и коснулся ладонью моего лица. Тепло его руки напомнило, что еще не все потеряно. Мы через столько прошли, чтобы сейчас отступить? Ну, уж нет. Я зашагала к кузову и поспешно залезла внутрь. Хорошо, что на мне маска. Я продвинулась дальше к кабине водителя, стараясь не думать, куда и на кого я ставлю ноги. —Там никого нет! Чтоб его А-2 сожрала! — послышался крик патрульного, который уже возвращался с пустыми руками. Не раздумывая, я кинулась вниз. Ткнувшись лицом в чей-то труп в мешке, я подавила крик ужаса. Меньше всего мне хотелось лежать сейчас здесь, обнимаясь с мертвецами. Но еще меньше мне хотелось самой стать одной из них. Патрульный вернулся к грузовику, раздосадованный тем, что деньги ушли прямо из рук. К этому времени Иккинг уже занял место водителя. Мне оставалось лишь надеяться на удачу, которой в моем запасе остались одни крохи. —А девка где? Я не знаю, что там происходило, но выглядывать очень рискованно, а подобный риск сейчас- неоправданная глупость. Поэтому приходится лежать здесь в компании мертвых людей в мешках и молиться всем известным и неизвестным Богам. —Ну ладно, жаль, мог бы денег срубить, — рассуждал патрульный. -Погоди, сейчас открою ворота. Возвращайся скорее, метель какая начинается! Он зашагал прочь от грузовика, так ничего не заподозрив, и я позволила себе выдохнуть. Сердце бешено колотилось в груди, отдавая глухими ударами по всему телу. Иккинг старался молчать, боясь, что голос выдаст его. В бейсболке водителя, если слегка ссутулить спину, то он вполне походил на того парня, что сейчас мирно почивал недалеко у камня. Ворота заскрипели на ржавых петлях, разъезжаясь в разные стороны и открывая для нас целый мир. Я зажмурилась так сильно, что аж чуть плохо не стало, боясь спугнуть это щекочущее ощущение свободы. Сейчас как вдохну свежий морозный воздух вне Города, как задохнусь от счастья. Бывают такие моменты в жизни — моменты критического счастья, когда все искрит вокруг, сверкает, и, кажется, что сердце разорвется от переполняющих эмоций. Кружится голова и невозможно удержать безумную улыбку. В такие моменты обычно понимаешь, что есть еще что-то хорошее на свете. Хочется бесконечно кружиться в танце и верить в будущее. Приходилось прилагать максимум усилий, чтобы удержаться на месте, пока грузовик проезжал через ворота. Мы ехали еще минут десять, прежде чем остановились. Иккинг заглушил мотор и вышел. Во избежание непредвиденных ситуаций, я продолжала прижиматься щеками к доскам, на которых лежала, как бы тяжело мне не было. —Добро пожаловать на свободу! — радостно сказал Иккинг, хлопнув рукой по борту грузовика. Я открыла глаза, отметив, что снег прикрыл меня приличным слоем. Прямо как труп, мешка разве что не хватает. Мы действительно были на свободе, хоть отсюда все еще виднелись далекие бетонные стены Города с дозорными вышками, теряющиеся в начинающейся метели, но это не могло омрачить наше настроение. Это уже прожитый день, прошедшая беда. Я огляделась и подавилась криком от увиденного. Кругом высились разные по величине и размерам горы черных мешков, горы людей, ставших пугающим пейзажем. Иккинг привез нас на свалку мертвецов. Так вот как обходятся с неугодными и зараженными: в мешок и сюда. Казалось, что я уже достаточно повидала людской жестокости и бесчеловечности, но нет, находится что-то новое. —Боже, Иккинг, где мы? —Похоже, именно здесь я бы оказался, если бы нам не удалось вырваться. Ощущение безмерного счастья в миг разлетелось на сотни осколков, как упавшая фарфоровая ваза. Я еще слышала в душе отголоски радости, а мозг уже сигнализировал, что, хоть нам и удалось выбраться, мы крепко влипли. Я молча оглядывала горы трупов, дрожа при этом как осиновый лист. От холода, от бессилия, от моментально рухнувших надежд. Иккинг помог мне слезть с грузовика, обняв одной рукой и прижав к себе. Из одной безнадеги мы сбежали в другую. —Прости, — тихо сказал он. —Ты не виноват, ты же не знал. Но мне хотелось выть, рыдать и смеяться одновременно. С тюрьмы на кладбище. Вот почему та девушка из Центра, с которой мне удосужилось поговорить, уверенно сказала, что мы сюда не сунемся: на многие мили вперед одни лишь трупы, трупы, трупы. И мы вдвоем. Смерть подобралась к нам очень близко, дыша в затылок. Я видела ее везде: в неподвижных черных горах мешков, в начинающейся метели, в серых низких облаках, готовых погрести нас под собой, в вырывающихся облачках пара изо рта. Если мы захотим умереть, сейчас — самый подходящий момент. В нынешних реалиях, смерть — постоянный незримый спутник. Родные, близкие, друзья — все ушли, лишь она рядом. Брат предает брата ради куска хлеба, а она уже рядом. И смерть никогда не предаст. Хоть в ней есть постоянство. На свалке стояла гробовая тишина, лишь разгулявшийся ветер нашептывал что-то на ухо и хлопал полиэтиленовыми мешками. Сколько хватало глаз — черное покрывало людей, бывших когда-то важными и не очень, грустными и радостными, низкими и высокими. Рабочий, банкир, мать троих детей, бездомный — все как один, как отработанное сырье, выброшенное за ненадобностью. Мы погубили сами себя. Человечество превратилось в бремя, отягощающее планету. —Вот живешь себе по совести, — начал Иккинг, -заводишь семью, детей. Потом раз — и в мешок! Никто не вспомнит о тебе, ни имени не напишет, ни помолится. Жизнь пойдет дальше, даже не заметив твоего отсутствия. —Господи, это ужасно. Он лишь кивнул. Я вспомнила свою мать, стоящую около плиты на кухне. Плачущую в ванне около зеркала. Расчесывающую мне волосы. Но кроме меня, о ней больше некому плакать. —Что мы будем делать дальше? — я подняла на него полные слез глаза. —Двигаться, двигаться вперед пока мы можем это делать. —Мне кажется, это единственное верное решение. Мой взгляд скользит по черным изгибам мешков, не задерживаясь ни на чем конкретно. Я была не готова, почуяв запах свободы, окунуться в болото ужаса. Словно поманили перед носом аппетитной косточкой, а потом заперли в железной клетке. —У нас есть маленький шанс, — тихо произношу я. -Теперь мы можем хотя бы двигаться. В Городе у нас даже этого не было. —Да, ты права, ведь движение — это жизнь, — произносит Иккинг, обняв меня одной рукой. —Еще у нас есть грузовик, так мы сможем дальше уехать, вдруг нам повезет? — я стараюсь поднять настроение и ему, и себе. Мне срочно необходимо найти точку опоры, чтобы идти дальше. -Этому же должен быть конец, — я обвела чернеющие выси трупов свободной рукой. -Где-то они должны закончится. —Нам придется бросить грузовик. —Почему? —Его скоро хватятся, — рассуждал Иккинг. -Но пойдут, скорее всего, уже утром, испугавшись метели. Она сегодня наш помощник. Пошли? Возразить было нечего. Нам посчастливилось найти в бардачке в кабине грузовика сухой бутерброд с сыром. Жена водителя, наверно, постаралась. На секунду мне стало совестно перед ней за то, что мы сделали с ее мужем, но потом я оглядела бесчисленные горы трупов, не заслуживших даже быть похороненными, и решила, что совесть — последнее, что я буду испытывать по отношению к этому миру. Решено было поспать пару часов здесь, а потом тронуться в путь, вперед сквозь смерть к свободе. Даже несмотря на то, что мы выбрались из Города, свобода была все еще недостижимой целью. Через пару часов мы проснемся и поедем дальше, пока метель окончательно не заметет все дороги, и грузовик не увязнет, утопая колесами в сугробах. Раньше меня страшила такая близость с мужчиной в тесном маленьком помещении, но Иккинг, это… Я запнулась в попытке дать ему характеристику. Я не уверенна в том, что именно я испытываю к Иккингу, но выжить без него точно не смогу. Ни секунды. Половина бутерброда настойчиво просилась обратно, и приходилось задерживать дыхание, чтобы удержать его в желудке. Я лежала на плече Иккинга, вглядываясь в танец снежинок за лобовым стеклом. Метель укрывала горы белыми простынями, скрывая забытых людей от брошенного мира. Прикрытые снегом они уже не выглядели так безнадежно, можно было даже представить, что это просто снежные холмы, за которыми прячется чудесная страна. —Знаешь, это как в молитве, -прошептала я. -Если я пойду и долиною смертной тени. —Не убоюсь зла… — заканчивает Иккинг. — Сплошная Долина смерти. —Что мы будем делать дальше? Когда все это закончится? —Если бы я смог, я бы ответил тебе, Астрид. Я вдруг осознала, что мои цели, к которым надо идти любой ценой, закончились. Вот так, сидя в кабине промерзшего грузовика среди кладбища мертвых людей в разгар метели, мне некуда ткнуть пальцем с криком: «Нам туда!». Какая-то часть сознания была согласна замерзнуть здесь, на старом сиденье, в обнимку с Иккингом. Та часть, что устала вечно бежать и сражаться. В любом случае, это не самая плохая смерть среди прочих.