***
Парламентарная неделя заканчивалась слишком… спокойно и без эксцессов. Единственным «интересным» событием оставалось назначение нового маршала, который в данный момент лениво наблюдал за круглосуточными спорами дражайшей сестрицы и Александра. А если к их дебатам присоединялся и Леопольд, шум из зала заседаний научной палаты и вовсе стоял на весь этаж… Изредка Бейбарсова нет-нет, но посещали мысли о паранойе и, соответственно, правильности его поступка, но в таких случаях он наливал себе любимую «Кровь вепря» и вновь обдумывал факты и обстоятельства, в которых что-то таки казалось подозрительным. Обсуждения, происходящие в военной палате, он слушал лениво и вмешивался лишь в крайних случаях, предпочитая наслаждаться ненавистью отдельных личностей. Сколько бы подвигов он не совершил, сколько бы побед не одержал, сколько б не завоевал земель, всегда будут существовать те, кто припомнит ему родство с королем и тыкнет в него при первой же неудаче… Для половины присутствующих он так и останется наглым зарвавшимся мальчишкой. Пожалуй, чтобы решить данный вопрос и обеспечить себе спокойствие, придется возвести еще больше новой элиты, обязанной лишь ему одному. Но — постепенно… И при этом успеть до начала нового конфликта. Следовало «обезвредить» и подложенную ему рыжую девицу — совместить, так сказать, приятное с полезным, тем более, давно хотелось. Несмотря на то, что у нее на лице огромными буквами написано, что она здесь «коза отпущения» и вряд ли что-либо, кроме инструмента в руках своего отца и потенциального премьер-министра, Татьяна обладала потенциалом — этот потенциал следовало использовать в своих интересах. Да и доводить девицу до белого каления и смущения ему дико нравилось… Даже ее постоянные отказы приносили тягучее болезненное удовольствие и, вызывая взрыв интереса, вносили разнообразие в его личную жизнь. По ночам, правда, плохо спалось от осознания близости столь желанного тела, но… На военных кампаниях он, в конце концов, от долгого воздержания не помер. Однажды страсти его сгубят, сказала Жанна. Жанна вообще много чего говорила — и, как правило, оказывалась права… Права и в том, что рыжую девицу он не просто так представил своей возлюбленной. Тантал сегодня был мрачнее тучи: Глеб провел в его кабинете всего полчаса, и все это время отец сосредоточенно пялился в бумаги, не обращая внимания на присутствие постороннего. — Что в этот раз? — более для приличия поинтересовался маршал. — Анализирую донесения. В Лысогории начали строительство новой военной фабрики. В Тыре активизировались швейные заводы — шпионы доложили, шьют мундиры. — Тартар? — Ты показал неэффективность их оружия, когда присоединил южные территории их союзников. Тартар сидит тихо, подогревает обстановку на международной арене и, между тем, тоже наращивает производство. Да, это они уже обсудили на своих заседаниях — более, впрочем, говорили о стратегии, оружии и тактике, но не об экономических вопросах. — Мы успеем подготовиться, — равнодушно сообщил мужчина. Куда больше отцовских волнений его сейчас заботило замечательное пойло двадцатилетней выдержки и прелести будущей любовницы. — Знаю. Я оценивал состояние их экономики — меньше, чем через год, ничего не начнется. — Твой «фонд на военные нужды» полон. Отец тяжело вздохнул. — Я найду финансы и на непредвиденные расходы, при условии, что все остальные отрасли экономики функционируют в гармонии. Но народ следовало бы успокоить, а это проблематично… Монархи — лишь символ, но этот символ внушает надежду и уверенность, а таковой нет. Не с этим наследником. Сарданапал стар. Бейбарсов лишь криво ухмыльнулся. На его взгляд, отпрыска Сарданапала давно следовало лишить всех почестей и сослать в хижину, подальше от людских глаз, рядом с драгоценным зверинцем. И, чтобы этому идиоту всегда было, чем заниматься, периодически наведываться и отстреливать кому-то из живности лапу, хвост или и то, и другое. — И? Раньше ты хвастал, что умеешь вразумлять ущербных. Взор отца доступно сообщил, что в данном случае вразумлять нечего, ибо разум, как таковой, отсутствует. Возражать было нечем — слишком резонно. — Не могу сказать, что мне нравится твоя новая должность, — нехотя призналась Жанна, когда заглянула к нему вечером. — Слишком уж все… — Вовремя? — Опасно, — поправила девушка. — Тебе дали, по сути, ничем неограниченную власть. Но когда ты исполнишь свою роль, на тебя всех собак и сошлют — если, конечно, не испугаются. — Кто кукловод, на твой взгляд? Сестрица пожала плечами. — Не хочу об этом думать. Помнишь, как все было просто, тогда, в детстве? — неожиданно улыбнулась она. — Никаких подковерных интриг, только мы с тобой, Ленка да Матвей… — И вечно бесящий всех Валялкин, возящийся со своими драгоценными зверями, — добавил мужчина. Да дался ему этот Валялкин! — А как мы мотались по склепам и королевским усыпальницам и играли в повелителей мертвецов! — Да, это было единственным, ради чего стоило выезжать в резиденцию. Воспитывались Жанна и Глеб вместе, до ее четырнадцатилетия в поместье Бейбарсова — а после, сочтя, что Аббатиковой пора жить самостоятельно, Тантал распорядился о ее переезде в личное имение. Сам Тантал появлялся у детей лишь наездами, скинув почетную обязанность по их воспитанию на гувернеров. Так они и жили: либо в уединении в усадьбах, либо в дворцовой резиденции. — И ещё я помню, как ты рисовал, — вздохнула девушка. Мужчина не отреагировал. Рисование все еще оставалось для него чем-то личным… — Кстати, Глеб. Ты ведь прежде уже видел свою Гроттер, — негромко добавила Жанна. — Разве? — Тебе стукнуло двенадцать, мне девять, девочке, кажется, около пяти… Было крупное заседание в научной палате. Леопольд прибыл туда с дочкой — помню ее как худое и несуразное недоразумение, влезшее в фонтан, распугавшее всех канареек в зимнем саду и в итоге врезавшее лопаткой говорливому Ягунчику. — И? — Что «и»? Когда на их визг — оба дитяти дрались в песке у строящегося фонтана, выглянул ты, которому мешали рисовать, девчонка моментально смутилась и прекратила душить своего дружка. А почему я все это так хорошо запомнила — когда на следующий день Тантал неосторожно сказал, что нужно подобрать тебе хорошую партию и пора присматриваться, ты флегматично пожал плечами и сообщил, что оценил «ту рыжую малявку с покореженным носом, вырастет — сойдет, и вообще, невесту выберу сам». Спать ты, собственно, отправился без ужина, потому как отцу не понравилась твоя непокорность: на предложение найти что-то подходящее по возрасту ты ляпнул, что это только твое дело… Что ты подождешь лет десять, да и женщины тебя не интересуют вообще… Видимо, именно по этой причине их впоследствии и нарисовался целый косяк. Бейбарсов только хмыкнул. Молодость, славная молодость… Сиди себе в библиотеке, рисуй да периодически слушай наставления гувернера про тяжкую судьбу королевского рода, вовремя кивай — и не надо думать ни о войне, ни о снабжении армии, ни о тактике…***
Вернулся маршал один, без Александра, зато при «личной свите»: по долгу чина Бейбарсову теперь в обязательном порядке полагался не только адьютант, но и охрана, и если Варсуса удалось оставить в Тибидохсе «вести дела», то от трех телохранителей было никуда не деться. Они разве что до уборной его не сопровождали, вынужденные демонстрировать служебное рвение… — Татьяна, моя возлюбленная, — скупо обронил Бейбарсов, — а это Петруччо, Мамай и Демьян, с некоторых пор моя личная охрана. Эссиорх, разместите этих господ в дальнем гостевом флигеле. — Охрана? Может, в… — В дальнем гостевом флигеле, — ровным голосом повторил мужчина, отрезая все дальнейшие слова. Петруччо громко высморкался; человек средних лет, представленный Мамаем, выругался, а последний из их троицы посмотрел на коллег так кисло, что, будь таковое возможно, испортилось бы даже молоко… — Как дорога? — оптимистично поинтересовалась Таня. Взгляд маршала показался ей страдальческим: Петруччо и Демьян устроили бурную перепалку, грозящую вот-вот перерасти в полноценный мордобой. — Шумно и долго. — А… Таня еле заметно улыбнулась. Бейбарсову, судя по взгляду, очень хотелось убить всех троих сопровождающих, но он пока что держался — видимо, из-за с детства взращенной выдержки. Членов королевской семьи учат держать себя в руках всегда, что бы не случилось — поговаривают, явись им всадник верхом на свинье, те не поведут и носом. Ужин проходил в молчании: свита телохранителей старательно пыталась вести себя прилично, Бейбарсов пялился на Таню, Таня молча пилила мясо… Едва Мамай со звоном отодвинул кружку с чаем и крякнул, его тут же уволокли в выделенный флигель под белы рученьки, под многозначительный взгляд маршала. — Гломов высказал пожелание, чтобы мы присутствовали на его свадьбе; Морозова, полагаю, сообщила Вам то же самое, — сказал Бейбарсов, проводив ее в свой кабинет. Следовало удалиться. От тех троих не спасет даже отдельный флигель: Чимоданов еще в начале обратной дороги возомнил себя гениальным полководцем, и несколько часов делился теориями по ведению боя — в перерывах между грызней с Демьяном. — Да. Мы приглашены, — глухо отозвалась Таня. Предстоящий выход в свет ее не радовал, только Анна оставалась лучшей и единственной подругой, и пренебрегать торжеством… - …Поздравляю Вас с новым назначением, — произнесла Гроттер, чтобы прервать молчание. — Слухи быстро разносятся. — Благодарю. Выносить его взгляд было достаточно тяжело, и девушка отвернулась. — Я по Вам скучал. Он двигался бесшумно — Татьяна поняла, что Глеб находится позади, лишь когда ощутила прикосновение к спине. Талию, казалось, обожгло от жара его рук, а в следующую секунду Таню резким рывком развернули и усадили на стол. — Глеб… — успела выдохнуть она прежде, чем на губы легло клеймо долгого поцелуя. Какого черта?! Что он позволяет себе?! Имеет право, вот и позволяет. Гроттер попыталась вырваться, но еще больше попала в тиски жарких объятий. Это не любовь, это — дикая охота. Дикий бег к своим целям, а еще война без правил… Есть полководец, есть объект завоевания… Покорить не только страну, но и девчонку, упорно не желающую терять от него голову. Так не честно, думала Таня, тщетно пытаясь оттолкнуть его за плечи и тем самым еще больше раззадоривая интерес к своей персоне. Любые отношения есть охота либо битва, мелькнуло в голове у девушки прежде, чем подол длинной юбки оказался задран, а все пуговки на белой блузке расстегнуты. Это не любовь… Это — дикая охота, и порой жертве, чтобы остаться в живых, проще подчиниться. Однажды все изменится, знала рыжая; Склепова, а затем и сам Бейбарсов натолкнули ее на единственный путь, дарующий возможность независимости и какого-никакого, но уважения и, вместе с тем, позора. Сейчас не то время, не то место, но однажды, даже несмотря на пол и возраст, ей никто никакие правила диктовать не сможет — пока же следовало принять правила чужие, а это претило… Но без этого было никуда! Предать себя сейчас, чтобы выиграть потом… В животе предательски закручивалось что-то прежде незнакомое, и это незнакомое пугало и казалось неправильным. — Бейбарсов! — ахнула Таня в его губы. Роковая страсть, жадность, похоть… Что-то бешеное и темное, то, чему невозможно противиться. Желание поглотить каждую ее мысль и присвоить каждую клеточку — вот, что прочитала она в черных очах, тянувших ее за собой в бездну. Чтобы окончательно в нее не рухнуть и сохранить хотя бы остатки разума, девушка откинулась на отполированную столешницу и запрокинула голову вверх. Белый потолок, как и всегда в вечернее время суток, от огня свечей казался грязновато-серым с непонятной бурой примесью. От приоткрытого окна несло холодом, а от мужчины жаром, и контраст… Безумно хотелось и отстраниться, и подчиниться, хотя бы из любопытства. Вы мне обещали, хотела сказать Таня, но не смогла выдавить ни слова, ее рот все время был занят его языком, и она, проклятье, даже отвечала. Обещали… Видимо, в Ваших обещаниях нет ни капли правды. Нижнее белье последовало вниз. Девушка уже не сопротивлялась, смысл? Ей внезапно захотелось упасть в его тьму, разделить эту тьму. От прикосновений шершавой ткани и твердого за нею к промежности у Гроттер по всему низу живота веяло теплом, заставлявшим выгибаться всю спину и замирать. Грудь нещадно ныла, под ребрами горело, а ненасытные губы все утягивали в бездонную могилу мрака — и большего удовольствия, чем падать в эту яму, она еще не испытывала. Ариадна, обиженная на жизнь, и правда, вызывала лишь сочувствие. Почувствовав прикосновение его пальцев к местам, к которым она и сама прикасалась разве что при купании, рыжая выдохнула и вспыхнула: чертов демон поднес руку ко рту и попробовал на вкус возбуждение. А потолок… Потолок, и правда, выглядел грязным. Тихо звякнула застежка от ремня: уши от этого неприятно резануло. — Э, маршал!!! А мне тут в голову пришло, а если жахнуть… Дверь в кабинет распахнулась и на пороге появился Петруччо. Шумно выдохнув, Таня просто отвернулась к окну. Приличия и этикет требовали если не взвизгнуть от неловкости, то хотя бы охнуть — только… не выходило. Все, о чем писала достопочтенная Ариадна, окончательно приобрело ощутимый оттенок лжи. Бейбарсов не только высмеял ее трактат, он… Вероятно, на лице Бейбарсова отразилось что-то страшное, потому что, судя по звуку, молодой адьютант вмазался в косяк. — Пардон, — дверь тут же захлопнулась, чтобы через секунду вновь приоткрыться и в ней появилась взъерошенная башка. — Ты бы хоть предупреждал, чтоб не беспокоили! — Я убью его, — пообещал Глеб. Рыжая его мнения не разделяла, ей несуразный Чимоданов показался спасителем. — Простите. Увлекся, — невозмутимо произнес Бейбарсов, водворяя ремень на место. — А если бы Вас не прервали? — вопросила Гроттер, тяжело дыша. Она никогда романтических иллюзий к отношениям с мужчиной не питала, но вот так вот… Даже не в постели… — Значил, нарушил бы обещание, — так же спокойно ответил мужчина и отступил на пару шагов. — Вы бы это простили, но позже. Смятенная, растерянная и обессиленная, Таня лежала на столе, в той же бесстыдной позе — в расстегнутой блузке, с задранным подолом, разведёнными ногами, а стоящий перед ней человек не испытывал ни капли смущения; это чувство явно было ему чуждо. — У Вас очень симпатичная родинка на внутренней стороне бедра, — сообщил он, — но та, на лопатке, мне нравится куда больше. Вспыхнув, Гроттер рывком соскочила со столешницы и метнулась к дверям. Бейбарсов перехватил ее у самого выхода, мало обращая внимание на протесты… Он никогда не считался с чужим мнением, особенно с мнением своей женщины, пора было уже усвоить. Остаток вечера потонул в поцелуях — вполне невинных, после всего чуть не случившегося, пусть Таня и лежала в это время на тахте, а мужчина терся о нее и нет-нет, но сжимал сквозь тонкую ткань блузки грудь. …Пьяная от бесконечной вереницы лобзаний, то мягких и нежных, то оставляющих следы, Таня прикрыла глаза и предпочла малодушно уснуть прямо в мужских объятиях: она где-то вычитала, что сон неплохо спасает от неожиданностей семейной жизни — спящих, как правило, не трогают. Глеб молча рассматривал задремавшую девицу. Непривыкшие к прикосновениям губы распухли; на коже, отмечало в полутьме его отличное зрение, уже назревали покраснения. А ведь она бы ему голову снесла за такие вольности, не стань разменной монетой. Интересно, когда эта девочка, наконец, продемонстрирует свой истинный характер? И почему скрывает сейчас? Мысли о том, что он попросту оказался более сильной личностью, его посещали, и не раз. Девицы склонны терять голову, с этой медленно происходило то же самое, и это нравилось. Развить необходимый потенциал, вырастить спутницу себе под стать… Будь он хоть немного моложе, с такой оторвой попросту б не совладал: замечал ее горящие взгляды, скрытое возмущение и живой интерес ко всему. Но, к счастью, принадлежность к королевскому дому, положение в обществе и репутация позволяла не считаться ни с кем и ни с чем. Валялкин, когда в первый и единственный раз в жизни нализался, «моральничая», твердил, что Бейбарсов не способен на серьезные чувства и все, к чему он прикасается, становится прахом. Огонь войны сложно пригасить, а Глеб, заняв должность маршала, по сути превратился в истинный пылающий факел… Его огонь тлел внутри и прорывался разве что во взглядах — о, его взглядов все подчиненные боялись! Спящая девушка же, с ее яркой внешностью, представляла собой то, что творилось у него в душе, посему ничего удивительного, что именно она привлекла его внимание. В девчонке была загадка… Была страсть, придушенная догмами приличий. Она упорно цеплялась за то, что типы типа дофина именовали светом — и то, что, по мнению самого Глеба, мешало чувству свободы и счастья. Ему эту было крайне, крайне интересно, что выйдет из этой рыжей. Проснулась Таня в собственной постели. Когда она спустилась на завтрак, обычно проходящий в компании их двоих, здесь ожидаемо обнаружилась и его свита — и, судя по сальному взгляду Демьяна и насмешке в глазах Мамая, «спаситель» уже всем все растрепал. Собственно… без разницы. Мебель, как правило, ни о чем не спрашивают, а эти товарищи здесь на тех же правах. Сами не в восторге от роли «собачек» — по глазам видно. Глеб делал вид, что ничего не произошло, и Таня благополучно последовала его примеру. Все следующие дни он был верхом приличий: чинные беседы, конные прогулки по окрестностям, экскурсия к виноградникам… Он ее даже на охоту сводил, как обещал — а ко всему прочему, распорядился пошить ей мужские костюмы с сюртуком; Таня едва ли не вопила от восторга. Впрочем, едва она показалась в новом одеянии пред темные очи господина маршала, в них тут же мелькнул хищнический интерес, заставивший подпрыгнуть — и тут Татьяна запоздало вспомнила, что Бейбарсов никогда не снимал с женщин мужских нарядов… — Имейте совесть, — возопила она, отпрыгивая на метр, — Вы меня в старых тряпках видели далеко не раз! — Так то — в старых, — ухмыльнулся дамский угодник, разглядывая декольте, в которое в мыслях он давно уже влез. Следует отблагодарить портных, подкорретировавших мужские костюмы в соответствии с его предпочтениями. — Вы уже думали насчет подарка молодоженам? — вопросил Бейбарсов. — Вижу, что нет… Что ж, я уже решил. — И зачем тогда спрашивали? — Для приличия. Вести, которых ждал Бейбарсов, доставили через неделю, аккурат перед торжеством Гломова, и их не обсуждал лишь самый ленивый. Третья в линии престолонаследия, самая умная, талантливая и рассудительная молодая особа, цвет дворянства, запятнала себя браком с простолюдином — пусть и проявлявшим недюжинные умственные способности. Быстро, только и отметил Глеб. Быстро и безрассудно… *** Гломовское имение располагалось по соседству с Бейбарсовым, всего в трех часах пути. Возможно, потому они и сдружились в свое время: когда выбор собеседников невелик, ничего другого и не остается. И, пусть по молодости не обошлось без инцидентов, эти инциденты впоследствии и заставили их сблизиться. Из-за чего они вцепились на дуэли в первый раз, в семнадцать лет? Кто уже вспомнит… На стороне Гломова была физическая сила, на стороне Глеба — мастерство; в первый раз победил Глеб, второй раз — Гломов, в нужный момент всего лишь упавший на противника… Свадьбу, к удивлению Тани, играли достаточно скромную: всего сотня гостей, всего лишь обычный торжественный прием после венчания — и на венчании, собственно, только семья жениха и невесты. Обычно в церкви уже набиралось человек под сто, и еще пара-тройка сотен приходили позже, но молодожёны решили обойтись «самыми близкими» и самыми полезными, а оскорбленные… Оскорбленные всегда найдутся. А невеста была чудо, как хороша. Видимо, окончательно решив всех шокировать, Анна остановила свой выбор на закрытом платье, и в прическу вплела нежные белые цветы — Склепова-то! Игнат и вовсе предпочел парадный военный мундир — его гостями стали сплошь сослуживцы. От Анны Таня ожидала шумного бала на всю страну и безудержного кутежа, но… — Что, Гроттерша? — фыркнула новоявленная мадам Гломова вместо приветствия и ответа на поздравление. — Я теперь степенная замужняя женщина! Девушки обнялись. — Плохо представляю тебя матерью, — призналась Таня. — Это еще почему?! — Образ твой с материнством ну никак не вяжется… Возмутившаяся Гробыня тут же начала с пеной у рта доказывать, что как раз из таких оторв и вырастают лучшие мамаши. Пришлось согласиться: желающих поздравить новобрачных оставалось достаточно много, и рыжая вернулась к своему спутнику. Кивая на очередную торжественную тираду, Склепова краем глаза наблюдала за подругой и маршалом. Пожалуй, эти двое крайне органично смотрелись рядом. Высокий, широкоплечий маршал и тонкая и хрупкая девушка; холодный брюнет — и та, что напоминает бушующее пламя… Оба обряженные в черные: подруга в роскошное шелковое платье с парчовыми вставками, маршал в удлиненный мундир с серебряными позументами. Полный траур, сказал бы тот, кто не знал обоих. Бейбарсов обнимал спутницу и постоянно демонстрировал обладание данным видом собственности — было ли это ребячеством или чем-то иным, Склепова не задумывалась, но… Более гармоничной пары она еще не видела. Даже они с Гломовым не выглядели так эффектно, и сие заставляло задуматься о предназначении. Зазвучал вальс, и Анна, отбросив рассуждения, повисла на шее у супруга и весело засмеялась: Глом не только будет вести танец, Глом будет танцевать за них двоих… Женщине порой достаточно, чтобы ее просто носили на руках, а пафос… А пафос и показную романтику с розами и ухаживаниями лучше оставить тем, кому она нужнее. Когда счастье уже обретено, мишура лишь мешает. Мероприятие, в чем-то в мещанском духе, показалось Гроттер… необычным. Здесь было куда проще и куда интереснее, нежели на обычных дворянских сборищах — сказывалось мещанское происхождение Склеповой, весело отплясывающей на подносе. Высокородная молодежь, из приглашённых, тоже казалась в восторге: всем известно, что в каждом дворянине тихо дрыхнет латентный простолюдин! Таня слышала перешептывания, отовсюду, когда они с Глебом проходили мимо, и в каждом шепоте был ушат грязи. Девушки на нее смотрели кто с презрением, кто со скрываемой завистью: получить такого мужчину — верховного маршала! А еще голубая кровь, — род Гроттеров, несмотря на небольшие доходы, по чистоте мало кому уступает, а тут такое пренебрежение к моральным устоям. Без венца да в постель! Да она расчетливая дрянь, ибо соблазнилась на влияние, красоту и деньги. Вон, какое у нее платье, простое да элегантное, а чего взять с изумрудно-бриллиантового колье, что скромно и ненавязчиво висит на шее? Это ж колье стоимостью в два годовых дохода среднего дворянина — так, чтобы вы знали, да и браслет на руке на круглую сумму потянет! Каждая дама в этой зале мечтала оказаться на ее месте, и каждая ненавидела девушку за то, что маршал предпочел ее. Да и мужчины… Бейбарсов мог позволить себе открыто появляться в обществе с любовницей, но все остальные были вынуждены соблюдать приличия, а потому Гроттер стала для всех если не дешёвкой, то девицей легкого поведения точно. Ничего-ничего, они с радостью посмотрят на ее падение, как все закончится, и от души посмеются. В горлу подкатил горьковатый комок злости, и девушка выпрямила спину. Груз обстоятельств следует нести с честью и достоинством, даже если внешне от этой чести не осталось ничего… От этого позора ей уже не отмыться, как бы потом не сложилась ее судьба. Наверное, по этой причине Бейбарсов и расплачивается с любовницами более чем щедро: если он отрезает путь к нормальной жизни, то стремится компенсировать ее хотя бы средствами. Несмотря на то, что Бейбарсов явился со спутницей, за его внимание шла элегантная борьба — точно все не на свадьбу собрались, а на этакие негласные смотрины. Одна девушка, проходя мимо, деланно задела его бедром, другая улыбнулась во все тридцать два ровных зуба, третья расстреливала глазками согласно всем женским премудростям: вниз, в сторону, влево… А еще одна, отвешивая книксен, продемонстрировала все богатое содержимое декольте, и в черных глазах, скользнувших по пышным достоинствам дамы, Таня прочитала тень животного интереса — и, пусть куда больше его в данный момент занимала осиная талия Гроттер… Таня ощутила острый укол ревности. Ее уже не волновали горячие пальцы, нет-нет, но опускающиеся на округлости за тонкой тканью пониже спины — ревность сжигала сознание, ревность заставляла дрожать от еле сдерживаемой ярости: чего-чего, а уж этого чувства в бурной натуре рыжей было через край. Ухватив с подноса проходящего мимо лакея бокал с шампанским, Гроттер быстро поднесла его к губам и сдержанно улыбнулась спутнику. Бейбарсов на атаки в свой адрес внимания не обращал, предпочитая их исключительно на поле боя. Возможно, его все даже забавляло… Он был спокоен, холоден и невозмутим, точно огромная ледяная скала. Впору уже забыть про даму, тем более, что маршала она не волновала, только не выходило, тем более, что дамочка ненавязчиво топталась недалеко от Бейбарсова, чем несказанно бесила рыжую. — Не хотите пригласить меня на танец? — неожиданно для обоих поинтересовалась Таня. В танце ему придется сосредоточиться на ней одной. Глеб покорно повел ее вглубь зала. Заметив, что количество танцующих увеличивается, довольная мадам Гломова возжелала вольту, и Гроттер вновь мысленно взвыла: вольта в ее понимании ялялась вершиной непотребства. Впрочем, о непотребстве следовало навсегда забыть, как и о чувстве стыда, с репутацией она сегодня попрощалась окончательно и бесповоротно. Все вокруг считали, что они давно состоят в любовной связи, и Таня успела привыкнуть, что внимание Бейбарсова принадлежит только ей. Помыслить, что он мог просто посмотреть на другую женщину… Да ее крупной дрожью колотило от факта, что она оказалась его вещью, и она проклинала чертову Ассамблею, проклинала родителей, проклинала Бейбарсова, которому все дозволено и ничто не было истиной! Прежде она бы душу отдала только за то, чтобы ее жизнь вернулась в прежнее русло, сейчас же включилось чисто женское упрямство и желание не отдавать. Сама не «ам», но не дам и другой, посмеялась бы танцующая с мужем Склепова, и оказалась права. Танец был достаточно интимным, чем Бейбарсов благополучно пользовался, обнимая ее порой чересчур страстно. В другой момент девушка возмутилась бы — он и так регулярно позволял себе вольности, сейчас же… Да пусть позволяет. Чтобы этот мужчина принадлежал ей, требовалось перейти на другую ступень их отношений, на что Таня также не могла решиться, ей это претило. Она терпеть не могла унижение, а теперь приходилось испытывать еще одно — вызванное осознанием взаимозаменяемости. Из интереса ли, из похоти, от другого чувства — если твой мужчина смотрит на другую женщину, ты уже не уникальна, а уникальность и осознание собственного превосходства именно то, что возвышает над другими. Гордыня сгубила немало людей, знала Таня — только вот она сейчас пополняла их ряды… И чем она лучше прочих? И в чем отличие гордости от гордыни? — Что Вас гложет? — прозвучал вопрос над самым ее ухом. Таня сейчас отчаянно пыталась не обращать внимание на отца, искавшего, судя по взглядам, встречи. Мать, к слову, тоже смотрела едва ли не волком — говорить ни с тем, ни с другой желания не было, поэтому приходилось давиться шампанским, бесноваться от ревности и стоять в объятиях черноволосого мужчины с максимально невозмутимым и отчего-то горделивым видом. Хотелось проклясть саму себя, ведь один из наиболее страшных грехов, как известно, именно уже упомянутая гордыня. Выдохнув, она откинула голову на его плечо и скосила взгляд вверх, чем вызвала в черных глазах легкое недоумение — обычно она любого лишнего прикосновения избегала. Тонкие пальцы Тани точно в задумчивости легли на сомкнутые на ее талии руки. Пышногрудая девица, отметила она краем глаза, скорчила гримасу и продолжила что-то обсуждать с подругой. Недовольства неизвестной рыжей не хватило — ею владела жажда присвоить негодяя, что пожелал ее в игрушки, испортил ей репутацию и теперь еще и заглядывался на других дам. — Я хочу на свежий воздух, — ответила Таня, — и, если можно, присесть… Из этой толпы ее собственность следовало немедленно увести, любыми путями, хотя бы в целях сохранения нервной системы. — Устали? — в невинном вопросе ей послышалась усмешка. — Неимоверно, — процедила Гроттер. Женщина есть женщина, женщинам свойственно капризничать. Глеб пожал плечами, просто поднял ее на руки и вынес на балконную террасу, где усадил прямо на перила. — Так что Вас гнетет? — повторил вопрос Бейбарсов. — Я… Таня замялась. Признаться в подобном?.. Мужчина был непозволительно близко, да еще и в столь компрометирующей позе — нависал практически вплотную, вклинился между ее бедрами, лишая возможности даже сдвинуться… По коже бегал панический холодок, знакомый тем, кто ощущает крушение собственного мира. Подобный холод она чувствовала прежде лишь раз — когда гроб Феофила опустили в каменистую землю и звук тяжелых комьев, стукающихся о деревянную крышку, из раза в раз заставлял содрогаться. Что она тогда ощутила? Пустоту? Потерю? Ужас? А сейчас что испытывает? И, главное, почему эти чувства так похожи, раз обстоятельства в корне разные?! Неужели ревность имеет так много общего с потерей? — Мне бы хотелось вернуться домой, — ровным голосом произнесла девушка. — Мероприятие все равно подходит к концу. Я хочу ванну, чай Эссиорха и… тишину, без всего этого сброда. Не хочу ночевать здесь, хоть нам и выделили покои. — Боитесь остаться со мной наедине? — превратно понял ее Глеб. Забавно, а до этого момента она даже не задумывалась, что здесь им придется ночевать в одной постели. — Мне просто претит толпа. По лицу Тани было сложно что-либо прочитать, и она осознавала, что сейчас ведет себя немного по-детски. — Смею заметить, что... — В настоящее время меня пугает не перспектива провести ночь в одной постели с Вами, — оборвала Таня. А перспектива не провести ее вообще. Хмыкнув, Бейбарсов окликнул слугу и отдал распоряжение об экипаже. С молодоженами они попрощались достаточно быстро, да те и не были против их отъезда — меньше народа, больше времени на брачную ночь. Всю обратную дорогу Таня кусала губы. Взгляд ее падал то за крошечное окно, то на мужчину, в свою очередь неотрывно следившим за ней и молчавшим. — Простите меня, — шепнула Таня, когда экипаж въехал во двор. — Мне самому претят сборища. Бейбарсов подал ей руку, помогая спуститься с высоких ступенек экипажа. — Я побуду у себя в кабинете — произнес Глеб. Таня кивнула. Видит бог, он не горел желанием сегодня чем-либо заниматься, но это давало Гроттер возможность уединения: его рабочий кабинет находился в противоположном конце особняка, рядом с библиотекой. Пожалуй, эта черта мужчины ей нравилась: разумная деликатность, по крайней мере, когда требовалось или же было выгодно. Он ее отлично понимал — иногда казалось, попросту читал мысли. Она прошла в ванную комнату и открыла кран. Их сегодня не ждали обратно, потому котел не включали — вода лилась еле-еле теплая… Впрочем, даже лучше. Бодрило. Обычно-то в полуночное время она уже спала, только сейчас было вовсе не до сна. Чего ты творишь, Таня, прошептала она, рывком поднимаясь на ноги — ее хватило ровно на десять минут купания. Наскоро обтерлась, распустила и вычесала локоны… Этот человек будет принадлежать ей и она не отдаст его просто так. До последнего взгляда, до последнего слова, он будет ее, а к вечным сомнениям она вернется позднее. Заигравшись, она упустила, что это от голода псы людей загрызают — лучше не доводить до лиха и создать хотя бы иллюзию добровольности. Натянув на себя одеяние наподобие того, что так понравилось Бейбарсову, на мгновение прикрыв глаза, девушка отворила дверь в его пока что пустующую спальню.