***
Таня сидела, поджав к себе колени, на самом краю кровати, когда Бейбарсов вошел в комнату. Она немного выпрямилась; взгляд ее зеленющих глаз был каким-то пронзительным и спокойным. На мгновение опустив очи, Гроттер коснулась завязки на широком вороте и потянула за шнурок. Для семьи она стала разменной монетой, для этого человека… Интересно, а для него она кто? О, он хотел ее тело — замечала она его жгущий взгляд, и не раз. Интересовался душой и даже пытался узнать мысли, но, все же, кто? Кем бы ни была, если он ее пожелал в собственность, то должен поплатиться и сам, и дело не в деньгах и влиянии, дело в сердце. Глупо, наверное, так говорить о верховном маршале — он шлюх меняет, точно перчатки; глупо себя переоценивать и думать, что она сможет им управлять. Но ведь ей и не нужно им управлять, ей нужно, чтобы он ею дышал, большего не надо… Что отразилось в его глазах, она не поняла. Скрипнула защелка на дверном замке — знать бы, о чем он заботился: чтобы никто не вошел или никто не вышел? Я для Вас просто вещь, Глеб?.. И чем обернется утро? Для тех, кто обитает в поместье, не дворян, она «госпожа», потому что так сказал хозяин; для высшего света она давно, с памятной Ассамблеи, стала подстилкой маршала. Он ее назвал «возлюбленной», но… Любовь ему явно была не знакома, потому что на любимых не давят, а с самой первой минуты ее пребывания здесь оба знали, что рано или поздно окажутся в одной постели. И он тихо гневался всякий раз, когда слышал очередное «нет», пусть и не показывал никаких эмоций. Почему для мужчины так важна постель?.. Что ж… Сейчас узнаем. Достопочтенная Ариадна Кактус об этом не писала, предпочитая называть представителей сильного пола животными и поливать грязью, а женщин рисовать страдалицами. Только многие эти страдалицы, из века в век отчего-то соглашались стать вещами и даже умудрялись диктовать свои условия… Все убеждены, что быть его любовницей очень выгодно — и, еще даже не став ею, Таня убедилась, что это так. Что еще можно получить, если скрепить все постелью? Нет уж, нет. Она не может позволить, чтобы этот мужчина даже смотрел на другую. Пусть смотрит только на нее. Это крайне неправильно, это противоречит принципам, но… К чертям правильность. Как, неизвестно, но она выжмет из Бейбарсова все, что можно, а потом ей никто и слова не скажет, и от семьи можно будет не зависеть. Молва молвой — толпа любит обсудить, но никогда не выступит против, если чувствует абы какую, но силу. Нужно лишь эту силу получить. Нет, так нельзя. Она предает все свои мысли, всю саму себя, из обычного чувства ревности, из «собственничества» и… Да ничем она не отличается от швали, которую презирает, ни капли! Сорочка сползла и обнажила тонкое плечо, от бликов свеч золотистое. Огненные волосы, рассыпанные по плечам, тоже золотились; золото, казалось, было всюду, даже белый шелк одеяния сиял в полутьме. Черными оказались только простыни и сам Бейбарсов: его глаза, волосы, одежда… Если то, что рассказывают о нем, правда, его терпение не будет вечным. Ни к чему злить человека, взявшего в содержанки и попросившего взамен так мало — тело. Чем все будет отличаться от процесса, который мог бы случиться с ее законным мужем? Не факт, что она вышла б замуж по любви — значит, ничем; любовь есть непозволительная роскошь и существует лишь на страницах романов. — Давайте уже приступим, — хриплым голосом попросила Таня. Она потом тридцать три раза проклянет свое решение и свою жадность. Если он может посмотреть на другую, она способна потерять его и все теоретические блага, прежде непривлекательные, но теперь из упрямства желанные. Он ей нужен. Проклятая бабская натура… — Девочка решила повзрослеть, — усмехнувшись, произнес Бейбарсов. Ее душевные метания от него не укрылись… Не существовало мысли, что осталась бы для него загадкой. Когда он присел рядом, Гроттер принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. Хрупкие руки в какой-то момент дрогнули, и мужчина просто стащил ее через голову. Девушка многозначительно покосилась на свечи. — Нет, Таня, — шепнул ей Бейбарсов, тут же целуя шею за ухом, вновь вызывая дрожь, — сегодня мы друг друга будем видеть. Стыд не сочетается с похотью и расчетом, равнозначно имевшими место среди ее мотивов; придется о нем забыть. Ее вид обнаженного мужчины, разумеется, пугал, и когда одежды на нем не осталось, она выдохнула. Тане внезапно захотелось оказаться как можно дальше от всего, сбежать на самый край света, только… Выгода, да? Так все делают, она не хуже. Мягкие губы, прикасающиеся робко и неумело, и другие губы — властные, страстные, жадные. Осторожные и деликатные прикосновения и руки, что ласкали уже множество женщин… Пока его губы касались ее обнаженного плеча, руки скользнули под белый шелк, обхватывая стан. Повинуясь, Таня выгнулась, и, когда ее избавили от одежды, откинулась на простыни. Летний вечер выдался холодным. Может, холодил сквозняк с открытого окна, может, холод черного постельного белья. Может — Бейбарсов, от которого веяло жаром… Снова поцелуи, в губы, в шею, в плечи, всюду, куда он мог дотянуться. Она даже пыталась отвечать — и, казалось, ее неловкость только подливала масла в огонь его желания. Беззвучно вскрикнула от неожиданности, когда его губы сомкнулись на налившейся груди, и инстинктивно запустила длинные пальцы, привыкшие к долгому музицированию, в вороную гриву. Бейбарсов внезапно отстранился. Таня провела по темной поросли на груди и, точно испугавшись, отдернула руку. Прикосновение его горячих пальцев, вверх по лодыжке, колену, бедру, по ягодицам… Таня судорожно выдохнула, ощутив прикосновения к промежности. Кольнуло чувством вины и презрением к себе самой, только отступать уже было поздно. Какая-то часть в ее душе — та, что прислушивалась к телу, страстно желала продолжения. У нее все внутри, стыдно признавать, собралось в болезненный ком, от нетерпения ныла каждая клеточка, и этот мужчина мог прекратить сию муку. Другая часть, отвечавшая за разум, продолжала рыдать от бессилия, презрения и гадливости. Ей было мерзко, но потерять Глеба она не может. Не должна ни в коем случае, он ее собственность. Часы тихо тикали, слабый ветер колыхал пламя свечей. Девушка все еще старалась не смотреть ниже пояса Бейбарсова — нет, куда предпочтительнее были его черные непроницаемые глаза. — Вы сами сюда пришли, Таня, — шепнул он, — и раньше утра комнату уже не покинете. А то она не знает. Приподняв девушку за бедра, не позволяя ни дернуться, ни даже двинуться, он медленно, с наслаждением дорвавшегося до добычи хищника, забрал ее невинность, чем окончательно обозначил над ней свою власть. И с каждым последующим рывком, затыкая собственным ртом полукрики-полувыдохи, все больше делал своей. Все глубже… и глубже. Он только выдохнул, когда Гроттер попыталась ухватиться за эбеновую спинку кровати и, не найдя в ней поддержки, вцепилась в его плечи — тот осторожно завел ее запястья над головой, и это стало последней нежностью за вечер. Магнетизм, исходящий от этого человека, начисто лишил способности двигаться, и не оставалось ничего, кроме как подчиниться. В одной мифологии ходило предание, что изначально люди были созданы, как единое существо, но рок поделил их надвое и заставил вечно скитаться по свету в поисках второй половины. Что происходящее между мужчиной и женщиной — это воссоединение одной сущности. Но раз так, какого черта это так болезненно?! В браке это нормально… Только это не брак, это — дикая охота. И ей жертвой быть надоело. Она насчитала одиннадцать медленных качков — прежде, чем Бейбарсов начал двигаться быстрее и резче, вырывая болезненные стоны, затем еще быстрее, и не знала, сколько прошло времени перед тем, как он стал практически бешеным. Кажется, она тогда даже кричала, но не была уверена, от чего именно — боли, отчаяния или чего-то другого, далекого от перечисленного. Все было… долго. Очень долго, пока от звука соприкасающихся тел не начало резать в ушах. Резко выдохнув, мужчина навалился на нее практически всем весом, и ребра сдавило от непривычной внезапной тяжести. Следовало, наверное, заплакать — женщинам так положено, но упорно не выходило, пусть и хотелось; душа отзывалась звенящей пустотой. Было мокро и грязно. В низу живота ныло, а к тому, что творилось в сердце, Гроттер просто старалась не прислушиваться, хотя ее чуть ли не тошнило от отвращения к самой себе — слава богу, не от Бейбарсова, этого бы ее гордость попросту не перенесла. …Голова Тани покоилась у него на груди; и, пока мужчина лениво поглаживал ее по гибкой спине, она невольно принюхивалась к запаху чабреца, роз и мокрого дерева. Не сказать, что было так уж неприятно — скорее, непривычно. Это оказалось намного проще, чем казалось, только и требовалось, что решиться. Бейбарсов ничего не спрашивал и не говорил. Она проснулась с рассветом; мужчина уже не спал, предпочитая наблюдать за ней. — Что теперь? — спросила Таня, подтягивая одеяло повыше к груди. — А на что Вы рассчитывали? — Не знаю. Но я слышала, что мужчины могут потерять интерес, после… — и Таня запнулась. Знавала их история одного короля, добивавшегося любовницы несколько лет и в итоге женившегося на ней ради возможности уложить в постель. Закончилось все прискорбно — казнью наскучившей супруги, после крайне непродолжительной, но насыщенной ссорами семейной жизни. — Не надейтесь даже. Напротив… Новая череда мелких скользящих поцелуев, спускающихся все ниже и ниже по плечам… — Напротив, я в еще большем ожидании узнать Вас настоящей. Опрокинув ее на подушку, Бейбарсов навис сверху и с интересом уставился в зеленые зерцала. — Все еще считаете, что я ношу маску? — прошипела девушка. — Уже говорил, что да. Такова роль, предначертанная Вашему полу. Кстати… Не ожидал, что Вы настолько ревнивы, — хмыкнул мужчина. — Скажем «спасибо» прелестям той дамы. Так ты специально?.. — хотела было возмутиться Таня, но в комнату робко постучались. — Идите к черту, — рявкнул Бейбарсов. Обычно он себе не позволял подобного, только это явно был некто посторонний: Эссиорх с донесениями всегда выжидал до утра, беспокоя господина лишь в редких случаях. Стук повторился, уже более настойчиво. — Не уймутся… Входите уже, и живее, — раздраженно произнес Глеб. Он же закрывал дверь, разве нет?.. От дамы мужчина не оторвался — посчитав, что одеяла, под которым они находились, вполне достаточно для соблюдения приличий, он лишь приподнялся на локтях. — Что у Вас? — мрачно спросил он у смущенного гонца. Лицо Тани, собственно, по цвету было таким же, как и у визитера. — Тартар… Война… Вас срочно вызывают во дворец, — промямлил молодой гонец. — Я не объявлял войны Тартару, — возразил маршал. С тем, что в стране имеются король с премьер-министром, обладающие данными полномочиями на куда больших основаниях, он не считался. — Нет-нет, там срочные вопросы по подготовке вооружения… В производство запускают новый проект, но без согласования с Вами… Бейбарсов вздохнул. Они на прошлой неделе все обсудили, как ему казалось. — Через часа два выезжаем, Тантал и компания подождут со своим Тартаром. Отдохните, у меня пока что дела. — Да, Ваше Высокопревосходительство… Я вижу, — промямлил гонец. — Вижу же, да? — Вам еще лучше продемонстрировать? — огрызнулся Глеб. Юноша смутился и, наконец, затворил дверь с обратной стороны, на что ему и намекали. — Обязательно было?! — прошипела Таня. Глеб только засмеялся. — Я не так планировал провести это утро, — признался он, поднимаясь с кровати и потягиваясь за брюками. — По правде говоря, я не собирался выпускать Вас из постели как минимум до обеда и продолжить после трапезы, чтобы Вы основательно переосмыслили взгляды на секс, только обстоятельства… Девушка наблюдала, как тот неторопливо одевается. — Теперь придется поступить иначе. Усмехнувшись, Бейбарсов потянул ее за руку к краю кровати — и, заставив откинуться на спину, по-хозяйски закинул на собственные плечи стройные ноги. — Вы что делаете?! Поняв, что, она покраснела и тут же вскрикнула, через мгновение ощутив его губы там, где им вообще не положено было находиться. — Хочу принести извинения за внезапный отъезд, — пояснил Бейбарсов и вернулся к поцелуям внутренней стороны бедра. — Право, не стоит, это лишнее… ГЛЕБ!!! Таня вновь охнула и попыталась подняться, только Бейбарсов опустил руки ей на грудь и повелительно толкнул обратно на простынь. Она ерзала и металась, только мужчина, казалось, издевался, крепко удерживая за талию и не позволяя сдвинуться ни на сантиметр. Он точно знал каждую чувственную точку на ее теле: едва напряжение в низу живота начинало нарастать, прикосновения языка тут же становились легкими и скользящими, едва успокаивалось — тут же надавливал так, что инстинктивно выгибалось все существо. Ощущений оказалось настолько много, что в один момент Таня устала вскрикивать и обмякла на кровати, тихо поскуливая в такт бесконечному вылизыванию. Бейбарсову это не понравилось — а может, он просто решил прекратить эту исступленную пытку, и, наконец, позволив ее миру рассыпаться. От спазма, пронзившего все тело, у нее даже в голове помутилось… — Это еще что такое, — простонала Таня, тяжело дыша. Кажется, она произнесла это вслух. Мужчина засмеялся, вызывая новый приступ невольного, бессильного смущения. — Уймите мысли, — шепнул змей и направился к выходу. — Что теперь? — повторила она, практически выкрикнув. — Я вернусь через пару дней. Решайте сами, кем хотите быть в этом доме и в своей жизни, жертвой или игроком. Когда дверь захлопнулась, Таня рухнула на подушку и взвыла. Она ненавидела решать. Вчера, казалось, решила, уже сегодня — сомневалась в правильности решения. То, что она слышала о происходящем между мужчиной и женщиной, с реальностью не имело ничего общего. Дамам, кажется, надлежало вести себя благопристойно, смирно и с достоинством терпеть все, что с ней делали, но никак не наслаждаться процессом — по общему мнению, мерзким и неприятным. Да и ночью… Ей не так уж и плохо и больно было, если честно. Не было и так хорошо, как только что — Таня была слишком напряжена, чтобы получить подобное удовольствие, но… Либо все замужние дамы открыто лицемерили «ради приличий», либо были попросту несчастны или недовольны любовниками, потому и врали — либо все вместе. Подушка пахла чабрецом, розами и деревом, пахла Бейбарсовым и в животе медленно начал закручиваться узел. Запах вызывал воспоминания о прикосновениях его властных рук, жадных поцелуях и… Ох! В промежности болезненно сжалось, под ребрами вспыхнуло трепетом, и Гроттер отшвырнула чертову подушку подальше. Ночью было проще; ночью хотелось рыдать, сейчас же она пребывала исключительно в смешанных чувствах. Все казалось дико неправильно, но Бейбарсов того и добивался: сомнений. Болезненные ощущения ночи постепенно забывались; оставалось другое. С пополнением рядов дешёвых дворяночек, грезящих о деньгах, Таня! Долго же ты продержалась, понадобилось всего одной наглой прелестницы, чтобы прикрыть глаза на собственную мораль. Только почему нет сожаления по утраченной чести? Почему в душе только страх быть выброшенной, страх потерять? Снова страх неопределенности… Кем она хочет быть?..***
Бейбарсов вернулся на третий день, когда девушка уже ложилась. — Я Вас сегодня не ждала, — призналась она. Глеб затворил внутреннюю дверь и опустил на покрывало черный цветок. С Тибидохса привез — местный сорт немного отличался, отметила Таня. — Разочарованы? Рыжая покачала головой. — Вы уже решили, кто Вы? — Мне нравится титул «возлюбленной», — после короткой паузы заявила она. — В таком случае, можете встретить меня, как и полагает возлюбленной, — прозвучал ответ мужчины. Фыркнув, Таня вылезла из-под одеяла и медленно приблизилась к нему. Чтобы дотянуться до его губ, пришлось встать на цыпочки… — Издеваетесь? — мрачно поинтересовалась девушка. — Или мне стульчик подставить? Бейбарсов засмеялся и склонился к ее губам, запечатывая на них долгий страстный поцелуй. — Что случилось в Тибидохсе? — осторожно поинтересовалась Таня. — Что-то серьезное? Глеб только фыркнул и бросил на пол снятый сюртук. — Все, как всегда — готовимся к войне, вот военный кабинет и паникует. В моем присутствии не было нужды, лишь приличия — выслуживались перед верховным маршалом. Потому и выдернули: хотели похвастаться, как старательно готовятся. — Не появилось конкретики, когда…? — Полгода, год… Кто знает? Буян живет войной, Таня, это наш хлеб и стимул развития нашей экономики. Конкретики не было и не будет. — Меня поражает, как спокойно Вы рассуждаете. — Вы ещё молоды, я же уже насмотрелся на кровь. — Вы постоянно думаете о смерти, не так ли? — неожиданно спросила она. — Потому и пытались каждую свободную минуту затащить меня в постель, потому так цените получение удовольствия: не хотите терять отпущенное время. — Маршал, как правило, лишь руководит боем и не вмешивается в сражения, — поразмыслив, изрек он, — но, да: от смерти он не застрахован. Так что Вы правы, дорогая… Абсолютно правы. Если время отпущено, я люблю проводить его в свое удовольствие и с пользой. И вновь — эгоизм, приправленный романтическими нотками… — Но как мне быть, Глеб? — с ноткой горечи спросила Таня. — Я теперь… можно сказать, куртизанка. В обществе — да, я его ненавижу, но! — меня будут презирать, будут смеяться. Я даже принципы собственные предала: вместо того, чтобы ненавидеть, но терпеть и попытаться смириться… но не терять от Вас голову, что, кажется, и происходит. Не хочу привязаться и потом испытать разочарование. Я все про Вас знаю — сотня выброшенных любовниц, откупы… — Вижу, все эти два дня Вы упивались самоедством. — А не было причины?! Глеб равнодушно пожал плечами: он уже успел остаться без рубашки и теперь, судя по взглядам, покушался на одеяние Гроттер. — Вы глупы, если не понимаете одной-простой вещи, — с состраданием произнес он. — Не будем. Успокойтесь, Вас судьба предыдущих дам не постигнет. Проснулась она в его постели, одна, зато в окружении цветов. Розы. Всюду были черные розы, вокруг кровати и по всей комнате. Бейбарсов точно распорядился перенести к ней весь сад. — Зачем? — только и спросила она, едва зашла в кабинет. Мужчина оторвался от кипы карт. — Вы моя возлюбленная, а не девка на одну ночь. Войны не последовало ни неделю спустя, ни месяц, последовали восемь недель сумасшедшего, какого-то ненормального счастья, проведенного в уединении. В Тибидохс никто не вызывал, все было тихо и мирно… Бейбарсов регулярно таскал ее на конные прогулки по окрестностям. Сводил на охоту, как и обещал, свозил в гости к Гломовым, один раз вытащил на бал в соседнее имение — более, впрочем, для разнообразия… Развлекал ее сутками напролет, не давая скучать. Учил управлять виноградниками и объяснял тонкости. Он учил ее рисовать; купил контрабас, подобный тому, что когда-то был у Тани, только много дороже и богаче, и иногда даже подыгрывал на рояле, когда та музицировала. Несмотря на то, что о любви она знала лишь теорию — и то, познания оказались крайне скудными, Таня оказалась вынуждена признать, что любовником он был превосходным. Ночи, полные безудержной страсти, бесстыдных объятий и жадных поцелуев — целоваться они могли часами, не обращая внимания на время… В них была особая… магия. А еще было… понимание, полное понимание всех мыслей, всех чувств, всех пороков… Глеб никого и никогда не осуждал, признавая за «стадом» право на пороки. Презирал — да, но не осуждал. Как-то, не выдержав, она даже призналась ему в любви — и то, что она любила, но боялась себе в этом признаться, стало для Тани своего рода потрясением. А Бейбарсов… Что Бейбарсов? Лишь улыбнулся своей коронной улыбкой и ответил «Я знаю», после чего вновь потащил в постель, третий раз за день. К концу восьмой недели их, однако, посетила гостья: в особняк верховного маршала вломилась его младшая сестрица, и вломилась, простите, в самый неподходящий момент… — Чего хочешь, Жанетта? — недовольно поинтересовался Бейбарсов, со вздохом отодвигаясь в сторону. Обнаженный вид не смущал ни его самого, ни его сестру, зато смущалась Таня. — Не имела права соскучиться? Мы тебя уже два месяца не видели. И причину твоего отсутствия тоже не видели — даже интересно, не замучил ли ты бедняжку до смерти! Сверкнув глазами, «бедняжка» закуталась в простынь под внимательный оценивающий взор медноволосой. Мужчина же поцеловал ее в шею и невозмутимо поднялся с кровати… — Пойду переоденусь. И не пугай мою даму, Жанетта, — ответил Бейбарсов, закрывая дверь в свои покои. Таня и Жанна переглянулись. — Доброго времени суток, — не найдя, что ответить, пробормотала Таня. Аббатикова, хмыкнув, протянула ей халат, обнаружившийся небрежно брошенным на спинку стула. Стул она выровняла, по линии узора на ковре… — Кстати, а где та книженция? Которая пособие о семейной жизни? Я, наконец, выпила достаточно, чтобы… Пока маршал ухмылялся, Таня мучительно краснела. Ужин постепенно заходил не в то русло, полное шуточек, скептики и ядовитых высказываний — и, с полчаса послушав «дружеские препирания», девушка предпочла оставить брата и сестру наедине. Едва дверь закрылась, атмосфера в комнате моментально изменилась. Пытливый взгляд Аббатиковой, казалось, проникал под кожу до самого скелета… — Говори уже, — бросил Глеб. Жанне хотелось бы сказать, что любовь брата подобна собственничеству: влюбившись впервые в жизни, он пожелал стать для своей избранницы всем и присвоить каждую ее мысль, что с успехом и осуществил, и это выглядело… страшно. — Я немного разобралась в том, что происходит, — только и ответила Аббатикова. — И? — Внеочередной созыв парламента состоится через четыре дня. Хватит предаваться разврату! Ты нужен семье, Глеб. Творится… то, что я плохо понимаю. — Говори, — повторил брат. — Чтобы упредить дальнейшие приступы ревности, я решил взять Вас с собой, — сообщил Бейбарсов наутро. — Мне, конечно, понравились последствия, но предпочту поберечь Вашу нервную систему. — Куда? — не поняла Таня. — На сессию парламента. Составите мне компанию — поживете в королевской резиденции, посетите заседания, коль имеете желание… — Я не думаю, что это… правильно с этической точки зрения, — подумав, ответила девушка. — Я назвал Вас возлюбленной, этого достаточно. На этику плевать, — оборвал Глеб. — Мы уже выезжали в общество, так что привыкайте к другому уровню. Кстати, это Вам. Наденьте в дорогу. — Это что? — не поняла Таня, растерянно рассматривая содержимое коробки. — Ваш костюм, — с усмешкой ответил мужчина. — Не Вы ли говорили, что цените удобство? Я распорядился пошить Вам еще кое-что. Привезли вчера. — Но это же… — Вам не нравится? Сшито лучшими портными. Красивая женщина должна выглядеть красиво, даже если она одевается, как мужчина. — И мне можно такое носить? В королевской резиденции? — Вы теперь со мной, — ухмыльнулся Глеб, — Вам можно все. Не будем разочаровывать публику, госпожа куртизанка, все и так подумали, что хотели. Таня вспыхнула. Ей доставили мужской костюм, являющий собой практически точную уменьшенную версию обычного одеяния Бейбарсова. Прежние тряпки являли собой лишь рубашки и брюки, подходящие более для дома, этот же являлся вариантом «выходного» костюма, носимым мужчинами в свете. В костюме оказалось безумно удобно. Никуда не дуло, ничего не мешалось, не задиралось, и сидел он, как влитой. — Уверен, общество решит, что я рехнулся, — ухмыльнулся Бейбарсов, — раз открыто одеваю свою даму в мужское. Девушка покрутилась перед зеркалом. — Вы странно на меня смотрите, — заметила Таня. — Я же говорил, что никогда не снимал с женщин мужских нарядов: Вы упорно расхаживаете лишь в платьях или вообще без оных, не представляя возможности! — И чья в этом вина?! — Но я его только что наде… — ...Развратник, — прошипела девушка спустя какое-то время. — Вам нравится, — хмыкнул Бейбарсов и перекатился на другой бок. Сволочь. Злиться не выходило, и рыжая засмеялась.***
Она посещала заседания и в детстве, но в детстве все отдавало налетом запрета, налетом чего-то высокого и торжественного — теперь же, годы спустя, все казалось скучным и мерзким. И это — то, чего все так жаждут? Представлять законопроекты, высказывать теории, принимать решения о внедрении научных открытий… Решать будущее страны, заботиться о благе народа! В первый же день, по прибытию, Глеб провел ее по всем залам, в том числе и в зал научной палаты. Там ее взгляд встретился с изумрудными очами ораторствующего отца, и Таня поспешно вздернула подбородок. Да идите вы… О чем он говорил? О разработке новых видов топлива? Неужели эта так называемая власть так прекрасна, чтобы продать все святое — честь, совесть, собственное дитя? Подложить ее, как последнюю дешевку, расплатиться, как монетой, ради теоретических привилегий… И, пускай в итоге она влюбилась в Бейбарсова… Есть вещи, которые она никогда не простит. Однажды, возможно, поймёт, но не простит. Не сейчас. — Мне пора в военную палату, — и Глеб, спасибо его прозорливости, повел ее дальше. — Посидите со мной пару часов — или, коли желаете, провожу Вас в свои покои. — Я с Вами. Не факт, что Леопольду хватит смелости искать встречи, но вдруг? Гордость и обида все еще вопили слишком громко, и она отметала даже призрачную возможность их разговора. То, как маршал вел себя с «коллегами», его манера поведения, тон голоса, жесты… Всегда вежливый и безукоризненно учтивый с Таней, в этом обществе он действовал… иначе. Ледяной холод в каждой интонации, скупые и едкие фразы, полные критики и презрения… А ведь он умудрялся вдохновлять солдат на бой, — да так, что с его именем на устах отдавали жизнь! Наверное, он только к военному кабинету относился презрительно — как иначе умудрился создать себе подобную репутацию, когда боялись, как огня, но уважали и ценили? Народ не стоит путать с теми, кто правит народом, услышит она позже от Глеба. Он высказал свою стратегию — им пришлось признать его правоту; прокомментировал то, что делали во исполнении последней военной реформы, внес необходимые распоряжения правки, и, завершив последнюю тираду, молча направился к выходу. — Куда мы теперь? Таня за ним не поспевала, и мужчина замедлился. — На семейную посиделку. — А… — А эти пусть заседают. Завтра придется вновь сходить на это сборище, послушать, что они там нарешали — а сейчас есть более насущные вопросы. — Но как же… Бейбарсов молча подхватил ее на руки и понес по коридорам резиденции, слабо обращая внимания на возражения. — Я бы хоть переоделась, — буркнула рыжая перед тем, как тот внес ее в гостиную. Жанна только хмыкнула, проследив, как брат опускает девицу на ноги. Разговоры в комнате моментально стихли… — Ты уверен, сын? — вопросил Тантал. Раньше она его видела только издали: невелика птица, дочь обедневшего дворянина, ученого из научной палаты. Девушка отвесила выдержанный поклон, министр финансов вежливо склонил голову и поцеловал ей руку… — Татьяна слишком умна, чтобы болтать о том, что услышит. Ей я верю больше, чем себе. Глеб в целесообразности ее присутствия не сомневался; вероятно, он обладал огромным авторитетом и в семье, потому что его выходку — притащить на семейный совет шлюху, приняли как должное. — Как знаешь, — ответила Елена в подтверждении ее мыслей, и с нее тут же слетела деловито-приветливая маска, которую та носила на приемах. Бейбарсов вольготно раскинулся в кресле; Таню он усадил к себе на колени и приобнял за талию, в этаком покровительственном объятии. Девушке моментально стало некомфортно: мало того, что собрание было исключительно для узкого круга, она вошла в него как сопровождающая маршала любовница и полная его собственность, что ныне и подчеркивалось. — Ну что ж… Приступим тогда к обсуждению, — произнес брат короля. — Полагаю, проект дофина впечатлил всех присутствующих? Какой еще проект? Что она пропустила?.. А главное, когда Глеб-то успел узнать?! Он же от нее почти не отходил… — Заповедные леса, охрана редких видов животных, новое ведомство по их учету, составление регистра… Дельное есть лишь в проекте по развитию молочного животноводства, — прокомментировал Багров, — и то, выгоды мало. — И это — законный наследник, — со вздохом произнесла Елена. — Пока мы думаем, как осуществить модернизацию кормящей Буян военной сферы, усовершенствовать образование и внедрить в сельское хозяйство новейшие достижения, дабы решить проблемы широких масс населения, будущий монарх вновь спасает зверушек. Честь и хвала! Закончив тираду, Свеколт схватила с тарелки яблоко и со вкусом вгрызлась в него своими белыми ровными зубами. Тане она чем-то напомнила ласку — аккуратная, на вид безобидная хищница… — А если сделать так, чтобы он отрекся от престола? — спросил Багров. — И кто сядет вместо него на трон? — тут же насмешливо подхватил Бейбарсов. — Ты сам-то горишь желанием? Багров таковым желанием не горел. — А ты, Жанна? Не хочешь стать королевой? — продолжил маршал. — Упаси боже! — У Глеба и так в руках вся военная мощь, — произнес Тантал, — и если мы сделаем его еще и монархом, население тут же поднимется на бунт с воплями о тирании, ополчится парламент… Сотни раз повторял: нельзя концентрировать в одних руках слишком много власти. Нет, нужна другая кандидатура, менее яркая. Раньше я ставил на Елену, но она нужнее в качестве премьер-министра. Да и после мезальянса она своими же руками вычеркнула себя и своих детей из линии престолонаследия… Свеколт только развела руками. — Остаются Багров и Жанна, причем последняя скорее удавится, чем сядет на трон. — Значит, вариант один… — хищно подвел итог маршал, и Матвей тут же вскочил с оглушительным протестующим возгласом. — А что, сам же предлагал отречься Валенку! — хмыкнула Жанетта и запустила в него огрызком со стола. — А ну тихо! — цыкнул брат короля. Слово вновь взяла Елена. — Существует еще один выход — женить наследника на удобной нам девушке, которая будет «править» за него и воспитает сына, способного поддерживать политику в нужном русле. Девушке умной, деятельной, послушной… Обязательно хорошего рода. Кто-нибудь знает подходящую? У нас не слишком много кандидаток. Впрочем, ее участие в политике не обязательно — главное, родить ребенка и участвовать в церемониях. В гостиной отчего-то стало очень тихо. Свеколт и Бейбарсов долго мерились взглядами, а затем последний вновь усмехнулся, мрачно и жестоко. — Хочешь меня в личные враги, дорогая сестра? — голос его звучал угрожающе спокойно. — Нет, так нет, — пожала плечами девушка, — но она показалась мне неплохим вариантом. — Мы не отбираем у своих, — согласилась Жанна. Тантал печально посмотрел на Таню и до той, наконец-то, дошло, что они имели ввиду. Рыжая закашлялась и вскинула возмущенные очи — дьявольски красивые возмущенные очи, сверкающие чистейшими изумрудами. — Если бы у кого-то из вас был сын, мы смогли убедить Сарданапала передать трон ему — старик понимает, что из его родного монарх, пусть и сугубо с представительскими функциями, никудышный, но таковой отсутствует. Глеб детей иметь не способен — да и, опять же, вопрос с концентрацией власти… Отец — глава военных, сын — наследник… — Ирина ждет ребенка, — заметила Елена, — мы можем использовать и его. Багров возвел очи. После выходки Елены третьим — вернее, вторым, брат короля себя в качестве самого короля не рассматривал — стал он. И, если сам он избежать участи «править» еще мог, его даже не родившееся дитя принадлежало стране. — Ищем невесту, — подвел итог Тантал, — пока не поздно. Коли в течение месяца не выйдет с невестой, возведем Матвея или его отпрыска. Парламент… — Парламент согласится, — хмыкнул Глеб. — В крайнем случае, поддержим. Это мужчина знал. — А почему никто не берет в расчет Медузию? — вопросила Жанна. — Королеву-мать никто не отменял. — Потому что Медузия разделяет вашу точку зрения, — и из-за огромного шкафа, перегораживающего комнату, появилась уже упомянутая особа. — Я просчиталась всего один раз: когда послушала мужа и приставила к сыну выбранного им гувернера. Тарарах убил в нем все зачатки интеллекта, которые мог. Таня чуть не закашлялась и дернулась было встать, но Бейбарсов ей этого не позволил. — А мы все ждали, когда же ты к нам «присоединишься»… — насмешливо протянул Тантал. — Сам знаешь. Я не могу официально присутствовать на таких собраниях, но, чтобы направлять мужа, мне необходимо знать наши интересы. — Именно. В чем Ваш личный интерес, мадам? — вопросил Багров. — Как и ваш — в спокойствии в стране. Мой супруг стар. Я должна быть уверена, что, когда колокола в соборе зазвонят поминальным звоном и мне придется отойти от дел, Буян останется в надежных руках. Если мы не найдем невесту, я буду поддерживать Багрова или его сына. Багров был всем удобен — много удобнее, нежели Иван. Багров обладал умом и чтил благо государства, и правитель из него вышел бы идеальный… — На сим предлагаю завершить, скоро сюда явятся остатки королевской семьи. Придумаем же другую тему… Когда дверь распахнулась, Свеколт весело переговаривалась с Аббатиковой, Тантал подкалывал Багрова на тему будущего отцовства, Медузия молча пила «Кровь вепря», а Бейбарсов увлеченно целовал в шею покрасневшую от обилия высокородных посторонних Гроттер. — Отрадно видеть единодушие королевского семейства, — оптимистично заявил король. Багров тут же бросился к жене и, не взирая на протесты, усадил ее в кресло и составил перед ней все съестное, что только смог обнаружить в помещении. — Матвей! Я беременна, а не больна! — возмущенно вскинулась будущая мать потенциального наследника. Таня вновь хотела отвесить положенный поклон, но, во-первых, ее удержал сам Бейбарсов, во-вторых, король сделал успокаивающий жест. — Никаких церемоний между членами семьи, — объяснила Жанна. — Это на публике мы ведем себя, как требуется — но когда закрывается дверь, мы самые обычные люди. Нелюдимого Ивана она прежде не видела — оказалось, тот являл собой обычного молодого мужчину чуть помладше Бейбарсова, высокого и светловолосого, с пронзительными васильковыми глазами. Женщинам он поклонился, мать церемонно поцеловал в щеку… На Таню, которая никак не могла определиться, что ей делать — смущаться или получать от поцелуев удовольствие (на вольности маршала никто не обращал внимания) он смотрел с вежливым зоологическим интересом. — Приятно, — наконец, произнес наследник, — и удивительно. Наш великий покоритель народов, наконец, привел в семью женщину. — Не завидуй, — фыркнул маршал. — Если бы ты увлекался чем-то, кроме животных, то тоже давно бы нашел себе спутницу. Теперь же самая красивая женщина этой страны принадлежит мне. — Полагаешь, я заглядываюсь на твоих любовниц и только и думаю, как их подобрать? — дофин саркастически приподнял бровь. — Я о том, что продолжишь и дальше удовлетворяться зверушками, разберут абсолютно всех. — А о тебе, коли продолжишь одевать новое приобретение в мужскую одежду, скоро начнут думать крайне интересные и двусмысленные вещи. — Я сижу здесь, — напомнила «новое приобретение королевского племянника» и параллельно «самая красивая женщина этой страны». С некоторых пор, действительно, женщина. — Сидите, дорогая, мне нравится, когда Вы ёрзаете на моих коленях… Сидите, Гроттер! Бейбарсов усадил ее обратно, и девушка фыркнула. Ей встреча двух братьев более напоминала перепалку двух напыщенных павлинов, а приличия… Не существовало для этой семьи приличий, все заменило понятие «благо народа», под которым маскировались и собственные выгоды. — Откуда такое отношение к Ивану? — обратилась к мужчине Таня, когда те вернулись в его покои после продолжительной посиделки. — Он выглядит обычным человеком, а вы постоянно описываете его чуть ли не недоразвитым. Губы Глеба искривились в презрительной усмешке. — Узнай Вы его получше, Вы бы так не говорили. — Но… — Я знаю его с младых лет, и, поверьте, уверен в своих словах. — Да что не так с наследником?! Я не против разделить Вашу точку зрения, но, если б Вы объяснили понятнее… Маршал вздохнул, и налил в бокал воды. Весь вид его являл собой терпение, а голос звучал, точно он говорил с неразумным ребенком… — Как бы мне не хотелось утверждать обратное, Валенок — не плохой человек, Таня. У него есть определённые идеалы, рыцарское понятие о чести, есть моральные качества, которых нет у нас… На фоне нашей семьи он выглядит «светлым», не так ли? Доброта, бескорыстие, забота. И это, без всякого сомнения, прекрасно — только все, чем он обладает и что спасительно для его души, несет угрозу для страны. Вы слышали Елену. Буян жил и будет жить войной; война для нас — двигатель для экономики и технического развития, война то, что позволяет держать населении в ожидании и спокойствии, и население отлично понимает свою выгоду. Едва начинается военный конфликт, экономика перестраивается. Следует мощный виток прогресса, после которого все широкие массы начинают жить лучше, несмотря на военные траты, смерти и разрушения. Иван же… слеп. Если ты наследник трона, пускай вся твоя роль — представительство и внешний лоск, ты обязан маневрировать между палатами и партиями и стараться обеспечить тот вариант развития страны, который будет выгоден всем. Ты должен заботиться о всеобщем благе, жертвуя своим, а что делает Валялкин, дорогая? Когда пару лет назад Лена с Поклепом выискивали лучший способ понизить цены на хлеб, не ударив при этом производителей, наш дофин увлеченно лечил больного жеребёнка. Когда Медузия строчила проект всеобщего образования, принц вычесывал блох у конюшего терьера. Когда Сарданапал безуспешно вытанцовывал перед представителями иностранной державы, чтобы подписать необходимое соглашение — те, видите ли, желали иметь дело именно с королевской семьей, а не с парламентом, мальчишка заявил «Мне это неинтересно» прямо на приеме — и, дабы скрасить обстановку, Жанна переключила обоих послов на себя и переспала с обоими одновременно. Соглашение подписали, про инцидент с Иваном забыли, а Жанна потом месяц травила себя травами, чтобы, не дай бог, не понести от этих выродков. И подобных происшествий не счесть… Королевская семья обязана присутствовать на всех заседаниях палат и выказывать поддержку, блюсти определенные приличия. У нас нет права на капризы — и, поскольку дофин себе все это позволяет, он не подходит для короны. Пока он будет лечить больного зайчика, население может благополучно голодать. — Что ж… Кажется, у Вас есть что-то личное, — подумав, произнесла Таня. — Какая-то вещь, которая не дает Вам покоя и заставляет ненавидеть еще сильнее. — А она не глупа, — раздалось с другого угла комнаты. Пара обернулась: в кресле около двери обнаружилась Жанна. — Я направлялась к себе, но, проходя мимо вашей спальни, услышала шум сквозь приоткрытую дверь… Вы так были увлечены разговором, что было стыдно беспокоить вас своим присутствием, — и девушка наклонила голову на бок, очаровательно тряхнув локонами. — Если вспомнила про чувство стыда, могла бы пройти дальше. — Слишком уж интересная была беседа, — хмыкнула Аббатикова. — Не могла не послушать. Кстати, раз уж ты начал раскрывать тайны нашего семейства, хочу вставить свои пять копеек. И не смотри так на меня, некоторые вещи девушке лучше узнать сразу! Особенно, если ты решил ввести ее в семью. Бейбарсов равнодушно дернул плечом и сделал позволительный жест. Жанна же, устроившись поудобнее, охотно начала пояснять. — Да, Глеб ненавидит Ивана за эпизод восьмилетней давности. Их ещё мальчишками отправили с визитом вежливости к народным массам… Все проходило достаточно мирно, но в один момент наш принц сообщил, что ему пора лечить больных щенков. Без сомнения, ему бы это простили, не окажись визит вежливости посещением больных в лазарете! Глеб прокомментировал — ты знаешь, как он умеет… В общем, слово за слово, и между братьями вспыхнула ссора, да такая, что в какой-то момент драки Бейбарсов случайно вышиб собой дверь в инфекционный изолятор, где умирающие лежали… Зеленый мальчишка, впечатленный видом умирающих солдат, провел там два часа, развлекая их беседами в извинение за поведение обоих. В итоге он подхватил заразу — ту, от которой скончалась наша мать. Собственно, его выходили лишь чудом, Тантал даже дал дворянство женщине, что смогла его излечить; Глеб же по выздоровлению заявил, что смерть ему более не страшна и ушел в военное ведомство. А Валялкин… Валялкин продолжил спасать животных, поскольку те беззащитны и намного лучше людей. Эти двое всегда друг друга не переваривали, и по молодости сие проявлялось особенно остро. — Но все обошлось… разве нет? — неуверенно выдавила Таня. Сказать ей оказалось нечего. Жанна раздраженно фыркнула. — Обошлось. Только Глеб вообще не должен был присутствовать на той встрече, его отправили в самый последний момент подстраховать дофина, и потерпи Валялкин хоть полчаса со своими тварями, все бы остались здоровы и при крепких нервах. Скандал в госпитале замялся лишь потому, что Бейбарсов нашел общий язык с умирающими. И, пусть Глеб и сохранил жизнь, создать ее сам он более не способен! Ни одна из его пассий — а их было великое множество, так и не смогла зачать, хотя желающих насчитывалось очень много… На протяжении всей речи главный герой описываемых событий, раскинувшийся на тахте, отстраненно наблюдал за лицом Тани. — Мы были зелеными мальчишками. Я сам нарвался — никто не заставлял меня сидеть в изоляторе, — произнес мужчина. Когда Аббатикова, удовлетворившись, оставила их наедине, Гроттер опустилась рядом и откинула голову на его колени. — Мне внезапно стало интересно, каким Вы были до становления маршалом, — задумчиво произнесла девушка, водя рукой по его подбородку, — такое чувство, что тот Глеб и нынешний — разные люди. — О, Вам бы не понравилось, — убежденно ответил Бейбарсов. — Я был юн, горд и заносчив… — Вы считаете то, что сидели с больными в госпитале, глупостью? — Возможно. Сейчас уже нет смысла рассуждать на эту тему… Время не воротишь, былое не исправишь — да я и не желаю. Все, что остается — память. — Вы не прощаете. — Я запоминаю. — Итак, Глеб представил девушку семье, — изрекла Елена, вопросительно глядя на кузину. — Прежде он так не удивлял. — Ты сама нас прежде так не удивляла, — парировала Аббатикова. — Он не ты; маршал себе может позволить капризы на любовном поприще — тем более, что на нем род пресекся. Но ты, будущий премьер… Ленка помрачнела. — Я беременна, — сообщила она, помявшись. — Никто пока не знает. Жанна закашлялась. Кашляла она долго, не помогала даже вода… Напротив, становилось только хуже, вода пошла аж из носа. — Что ж… Дите, если я правильно помню, плохо соотносится с твоими политическими планами, — выдавила Аббатикова. — Почему ты не призналась там, на собрании? — Хочу дождаться, пока будет объявлен новый наследник. Уж этого Жанна точно не ожидала услышать… — Да?! Да Валялкин еще даже не знает, что должен отречься! — Отречется в ближайшее время, и в стране будет стабильность. Даже с учетом военных действий, все будет намного тише, нежели сейчас… Я смогу спокойно родить и начать все готовить. — Сказала б на семейном собрании, мы бы… — А смысл? Напоминаю, я больше не в числе престолонаследников, как и мои дети. Родовое имение, высокие должности, богатство… Все, но не престол. — Ты всегда хотела престола для детей. — Пока не влюбилась в простолюдина! Теперь же… Я много думала и пришла к тому, что хочу растить ребёнка подальше от двора. Жанна снова чуть не подавилась. — А как же твоя неуемная жажда власти?! Свеколт мялась. Странно было видеть ее такой — растерянной, в сомнениях… — Мои планы накрылись медным тазом. Я проиграла Глебу этот раунд — пока обстоятельства не изменятся благодаря той же самой войне, делать что-либо бесполезно. — А в смуту проще проворачивать дела, да… Зачем ты вообще начала игру?! — Слишком многое было поставлено на карту. Мой план был идеален… — …Пока в твоей жизни не появился Александр. Он-то не догадывается, на какой гадюке женился, и что мы планировали сделать? — Сашу заботят лишь его исследования. Он — человек науки, — с какой-то нежностью произнесла Ленка, — он как ребенок, его следует беречь. — С чего ты со мной откровенничаешь? — прямо спросила Жанна. — Ты ничего и никогда не делаешь просто так. — Ты моя сестра. Хотелось поговорить. Я не такой монстр, каким меня малюет Глеб. Змеиное логово, думала Жанна, змеиное логово… И скоро на одного змеёныша будет больше. На двух, если считать дите Матвея. — А в чем твой интерес, Жанетта? — произнесла девушка, касаясь своего еще не существующего живота. Аббатикова молчала. Откровенничать с сестрой, некогда весьма близкой, было себе дороже. — Будь осторожна, опекая Глеба, — смягчившись, попросила кузина. — Он… — У него всегда своя сторона, — оборвала Свеколт. — И что ты его сестра, ничего не изменит! Заиграешься — однажды вляпаешься, как и я. Даже не поймешь, что тобой манипулируют — или позволишь манипулировать, потому как выбора не останется. Наши планы отодвигаются. Мне нужно пару лет, чтобы родить и выкормить, а потом… Потом вернемся к цели. Останешься в игре — хорошо. Нет, так сделаю сама. — За два года все может измениться. — Есть цели, которые требуется сделать ради развития. То, что я задумала, выглядит чудовищно, но… В итоге это станет высшим благом для Буяна. — Меня не благо Буяна заботит. — Глеб останется в выигрыше, это обещаю. Аббатикова не ответила. — Какое главное правило, Жанна? — спросила сестра уже в дверях. — Нужно всегда верить в собственную ложь, чтобы она стала правдой. Особенно, когда играешь с членами нашей семьи…