Дикая охота

Таня проснулась на рассвете; Бейбарсов спал беспокойно. К удивлению рыжей, по бледному и красивому, точно выточенному из мрамора лицу, нет-нет, но пробегали злые жесткие гримасы, а шумное и нервное дыхание сопровождалось хрипами… Девушка осторожно коснулась его плеча — и в следующую секунду мужчина навис над ней, с силой прижав тонкие запястья к матрасу. Его взгляд казался каким-то безумным; она прежде не видела у него таких глаз, сосредоточенных и мрачных: тьма, решимость и готовность к убийству — безжалостность, напряжение и ненависть. Мужчина тяжело выдохнул. — Прощу прощения, — и он рывком отстранился и направился к графину с водой. — Снилось прошлое. — С Вами все в порядке? — Вполне. Мужчина отодвинул бокал, но в постель не вернулся: только прошествовал к балкону, и, распахнув двери, вышел на воздух. В комнату моментально хлынул поток утренней прохлады, сонной и вызывающей лишь одно желание — поуютнее устроиться под одеялом и продолжить почивать… — Глеб, — стараясь, чтобы ее голос звучал как можно мягче, позвала рыжая. — Что тебе снилось? Она стояла в дверях, зябко кутаясь в полы легкого халата. Несмотря на приближающееся окончание лета, ночи все еще стояли чересчур теплые, и дрожала она больше от волнения за Бейбарсова; во рту даже ощущался привкус горечи — достаточно неприятный, резковатый, отчасти металлический. — Дела давно минувших дней, — усмехнулся он. — Преданья старины… Он стоял спиной к ней, облокотившись на мраморный парапет, и Таня остановилась чуть поодаль. — Помните, я рассказывал, после чего стал маршалом? — спросил Бейбарсов, глядя вдаль. — Предпоследнее сражение, пять лет назад. Битва под Нижним Тартаром. Готфрид, все еще раненый, передал мне полный контроль над операцией — девятнадцатилетнему мальчишке, самоуверенному и гордому от осознания собственного величия. Мое происхождение мало что значило в тот период времени… Я был счастлив и потому готов на любые жертвы, лишь бы оправдать доверие, и ничего удивительного, что в слепоте гордыни почти просчитался. Почти — в последний момент понял маневр противника и развернул войска так, как требовали обстоятельства. Никто ничего не заметил; я вышел победителем. Но жертвы… Знаешь, в один момент меня неосознанно прикрыл Гломов. Мясорубка была… Впечатляющая. Слишком много крови, даже по моему мнению, слишком большой риск. Я ни с кем не считался и потерял треть войска. Это была решающая победа, давшаяся слишком дорогой ценой… Три адъютанта погибли, выполняя мои приказы; семь офицеров, а сколько солдат… Я не испытываю по ним сожаления, Таня, но порой они снятся мне как напоминание о слабости и глупости. Снятся залпы батарей, свист пуль, крики боли, грязь, растерянность и, как бы отвратительно не звучало, беспомощность. За эти годы я ко всему привык — только вот вкус растерянности и беспомощности запомнил надолго, настолько он отвратителен. Мужчина покачал головой, отгоняя видение. — Я запомнил этот урок, и с тех пор излечился от самонадеянности. Но привкус… — Глеб… Пара шагов, и Таня обхватила его лицо руками, заставляя развернуться к себе. Мужчина сжал ее в объятии и толкнул на парапет. Место неподходящее, но ему это нужно, — думала рыжая, — и к черту все… Обитатели имения все равно спят. Великий полководец, наглый и самоуверенный королевский племянник, хладный демон — но, все же, человек. Можно пытаться отрешиться от эмоций и закрыть их маской ледяного спокойствия, можно заменить все человеческое эгоизмом, можно попытаться избавиться от слабостей… Идти вперед, не сомневаясь; не слышать слова «нет»; считать свою душу изначально умершей — только… … — Красиво, не правда ли? — вопросила Таня, глядя на розовое зарево. Она сидела на парапете, откинувшись на плечо стоящего позади мужчины и натянув шелковую ткань как можно выше к груди. Сонливость пропала — осталось одно умиротворение. — Когда-то я просыпался пораньше, чтобы посмотреть на рассвет нового дня. — Когда-то? — Тане вновь стал интересен тот, другой Бейбарсов. Каким он был... Кем? — Когда верил, что жизнь сильнее смерти, — и Глеб поцеловал ее в плечо. — А что изменилось теперь? — Дорогая, последний победитель в любой игре именно смерть. Потому моя военная карьера и состоялась: когда знаешь, каков будет финал, избавляешься от страха. Сейчас или в старости — есть ли разница? Лучше «умереть» сейчас, не будет разочарований. — Вы слишком пессимистичны. — А Вы слишком наивны и светлы. Скосив наверх глаза, девушка отметила, что он улыбается — своей обычной бейбарсовской улыбкой, более похожей на горьковатую усмешку или кривящуюся гримасу. Эмоции для него слабость — пора бы уже запомнить… Воистину, герой женского романа. — Поскольку Вам лучше, пойду досыпать, — осторожно вывернувшись из его рук, сообщила она. Усмешка — уже неплохо; интересно, сможет ли он однажды вновь улыбаться, как все обычные люди, тепло и искренне? Возможно, но это же Бейбарсов… — Мне понравилось, — с неожиданным лукавством произнес брюнет. — Простите? — Как Вы обратились ко мне на «ты». — Не привыкайте, — хмыкнула Таня. Оставшись в одиночестве, мужчина покачал головой и посмотрел в сторону располагающегося в отдалении гостевого флигеля. — Я всегда считал тебя человеком чести, Валенок, — медленно произнес он. — Но мы отлично понимаем, что на самом деле одинаковые. Даже если я удалюсь на поле брани, ты уже ничего не сделаешь. …- Оформите все должным образом, — распорядился Бейбарсов, указав глазами на лежащие на столе документы. — И как можно тише для всех. — Уверены? — отозвался управляющий, пробежав глазами по содержимому. — А она? — Подписи есть. Оформляйте, и учтите, что обсуждать сие не стоит даже со мной. Эссиорх молча кивнул. Будучи хорошим управляющим, он давно привык не задавать вопросов — на половину из них все равно не последует ответов. — Порой я поражаюсь, как легко женщины закрывают глаза на мужские грехи, — нехотя признался маршал. — Как просто оправдывают человека, когда им это выгодно. — Вы всегда вели себя по отношению к женскому полу, как свинья, — философски заметил его собеседник. — Женщины всегда будут верить в остатки света того, кого любят, всегда будут прощать. — Вы считаете, меня так легко простят? — неожиданно весело спросил хозяин. — После того, как сломают Вам нос, отвесят пару оплеух и перебьют пару сервизов, возможно. — И это называется «легко»… — Когда дойдет до дела, я распоряжусь убрать все бьющееся и режущее, — пообещал старый друг. — И почему мне кажется, что Вы ждете- не дождетесь этого момента? Эссиорх деловито собрал подписанные бумаги и поднял на мужчину очи, в которых плясали искорки лукавства. — Потому что Вам давно пора, как выражается Улита, «дать по щам», и счастье, что появилась та, кто сможет это сделать… Только не обольщайтесь заранее. «Просто» не будет: я имел счастье вдоволь изучить характер нашей молодой госпожи. — Надеюсь, Вы позаботитесь о ней в мое отсутствие. — Разумеется. У каждого человека должен быть якорь, который удержит его от окончательного падения во тьму. Тебе повезло с якорем, Бейбарсов, — подумал Валялкин прежде, чем схватиться за уздцы. Розы, собранные более для вида, практически повяли, но наследника престола это не заботило. Рассветное солнце заливало багряным свечением черно-белый особняк, отчего тот казался частью какого-то другого мира — призрачного и сказочного, только вот у Ивана была на этот счёт другая ассоциация: кровь. Реки крови вот-вот прольются… И он ничего не сможет сделать. Несколько дней спустя Таня задумчиво вертела вилку. Аппетит отсутствовал, а из головы никак не лез один вопрос, недавно заданный Ярославом… Маловероятно, но. Но! — Глеб, — наконец, решилась она, но в гостиную крайне некстати вошел Эссиорх. — Вас вызывают в резиденцию. Срочно, — с порога сообщил он. — В чем дело? — Дофин отрекся от престола в пользу Матвея Багрова. Послезавтра состоится присяга новому наследнику. — Неужели, — заинтересованно протянул мужчина и отложил вилку. — Что ж. Как? — Вошел на заседание кабинета министров, посвященное внутренним реформам, и зачитал свою бумагу об официальном отречении. Других подробностей не сообщается. Глеб кивнул, и управляющий вновь оставил их наедине. — Вы этого дождались, — произнесла Таня. — Что теперь? — Теперь… — вздохнул Бейбарсов. — Теперь, когда в политической жизни нас ждет относительное спокойствие — в случае чего, Матвей сможет договориться с парламентом, мы с должным вниманием займемся тем, чем должны. Война на пороге. Собирайтесь, Таня — поедете со мной, и возьмите платье на официальную церемонию. Рыжая вздохнула. Возвращаться в резиденцию у нее особого желания не было — да и мотаться туда-обратно, как собачонка, давно надоело, только в честь такого события все равно будет Ассамблея, а присутствие на Ассамблее для дворянина было обязательством. — Вы что-то хотели спросить, — напомнил он. — Не берите в голову. Считайте, оправдалось плохое предчувствие.

***

Таня наблюдала за церемонией провозглашения нового наследника с возвышения, предназначенного для высоких особ. Сначала Сарданапал что-то говорил про Ивана — что тот счел себя не готовым для престола, затем про выбор преемника… Про близость военного конфликта, про обоснованность кандидатуры… Когда вперед вышел Багров и дело дошло до присяги, Таня медлила — как представительнице более низкого рода ей полагалось идти намного позже, но Бейбарсов потянул ее к брату одновременно с собой. — Я давно назвал Вас официальной фавориткой, — произнес он. Вот и титул ее прозвучал — фаворитка верховного маршала. Воля Ваша, Глеб. Татьяна отвесила церемониальный поклон, маршал преклонил колено… Этикет при событиях такого рода был полностью расписан; после Бейбарсова шла Жанна, за ней Елена в сопровождении супруга — «выходка» стоила ей места в иерархии королевской семьи, и, как последний член августейшего семейства, пусть и потерявший права на престол, Иван. Татьяна нехотя испытала к парню подобие уважение: после всего сделанного прийти на такое мероприятие требовало силы характера и отменной выдержки. — Доволен? — только и спросил Валялкин, по завершению встав рядом с маршалом. — Твоим проигрышем? — усмехнулся мужчина. — Это не проигрыш, это выход из игры. Если тебе нравятся придворные интриги, упивайся ими. Падай во тьму и тяни за ней всех, кто тебе дорог — но я отказываюсь. — Если ты пытался уйти красиво, последняя речь была лишней, — ровным голосом ответил Глеб, невозмутимо взирая на торжественный процесс — теперь к Багрову потянулась вереница из членов парламента. — Я ждал, что, подписав бумажки, ты тут же убежишь в драгоценное лесничество. — Я лишь проявил уважение к Багрову. Если он согласен взять этот груз, передать «бразды»… — Отрадно, что хотя бы к самому концу ты вспомнил о внешних обязательствах и правилах приличия. — Я обязан был присягнуть новому наследнику и присягнул. Вопрос закрыт. Матвей не ты, ему поклясться в верности можно. Бейбарсов только ухмыльнулся. Для него все люди были куклами и пешками — но, пожалуй, в чем-то этот Валенок был прав: Багров не раздражал и умудрялся сочетать в себе и свет, и разумный эгоизм. — Мы разговаривали дважды, но могу с уверенностью сказать, что я Вас люблю, — неожиданно произнес Иван, глядя на Таню. — Хоть и не знаю, за что. Пока рыжая растерянно хлопала ресницами, молодой человек покинул зал: на этом празднике жизни он явно был лишним. — Не берите в голову, — обронил мужчина. — В нем еще сохранились остатки ребячества. Ребячество… Да, пожалуй. — Не замечала, что от него так противно пахнет зверинцем, — пробормотала Татьяна. — Да, легкий душок всегда присутствовал — у него в покоях целый зоопарк. Легкий душок?.. У Тани даже голова закружилась от этой мерзкой вони. Сладковатый запах опилок и жженой шерсти — а еще каких-то целебных благовоний, слишком… «густых» и насыщенных. Запах неприятно щекотал ноздри, и девушка поспешила приникнуть к бокалу с кисловатым морсом. А ведь определенный эффект Валялкин, все же, произвел: его слова слышало достаточное количество человек, не промедливших с распространением слухов. Провозглашение наследником Багрова, признание Валялкина, его давняя вражда с Бейбарсовым и назначение последнего главнокомандующим… Кто хотел, тут же начал строить новые теории заговора, озвучивать догадки и пытаться обрисовать причины событий. — Странное торжество, — заметила Таня. — Парламент светится; большая часть Вашей семьи ведет себя, точно преступник, которому прямо на эшафоте зачитали оправдательный приговор — все, вроде бы, и рады, только… Рыжая покосилась в сторону родителей Валялкина. Они вели себя чинно и спокойно, но от девушки не укрылись морщинки на лице короля и сжатые губы его супруги. Удар по репутации — сын признал свою негодность в качестве наследника… — Они давно к этому морально готовы, — ответил Бейбарсов. — Много раз говорил, что вопрос времени. — Кто это? — рыжая скосила взгляд в сторону. — Там, у колонны. Не видела его прежде. — Новый член Палаты Лордов. Чтобы возвысить Вашего отца, пришлось основательно расширить ее состав. Ваш отец из «благородных», Александр из низов — и Вильгельм от «средних». — Вильгельм… Подождите, но он же беженец с Тартара! - воскликнула Гроттер. — Он уехал из Тартара тридцать лет назад. — Но это же высший совещательный орган… — Предателей удобно держать у власти, дорогая — всегда необходим тот, на кого можно при необходимости спустить собак. — Чертовы интриганы, — только и пробормотала девушка. — Воистину, гадючье гнездо. — Змеиный источник, — поправил ее Глеб. — Жанна называет резиденцию именно так. — Звучит красивее, но факта не отменяет. Змеи! — Любовь моя… — и мужчина потянул ее к выходу. — Мы никогда и не отрицали. — А может… Не может — Бейбарсов уже впился ей в губы, усадил на собственные бедра и вжал в стену. Резиденция же, пыталась одернуть его Гроттер. Приличия… К черту приличия — еще бы голова так не кружилась, но у нее всегда голова кружилась от его поцелуев и чересчур жарких объятий. Рука мужчины скользнула под черный подол и двинулась по бедру; Таня мысленно приготовилась к тому, чтобы напомнить, что в соседнем зале проходит торжественный прием, только… В коридоре раздались еле слышные шаги, и тут из-за поворота вынырнула высокая фигура с вихрастой головой. — А, это ты, — без интереса пробормотал мужчина, узнав внезапного визитёра. — Ты разве не должен быть где-то на пути в глушь? — Я собирался выезжать завтра утром, — ответил Иван. — Не можешь дождаться, пока я исчезну? — Всего лишь удивляюсь: ты всегда так ныл, что ненавидишь замок, что ныне не можешь его покинуть. — Я ненавидел не замок и не семью, а мерзость и мишуру. Таня уцепилась за плечи мужчины покрепче и попыталась ненавязчиво поправить подол платья, слишком уж высоко задравшийся. Отстраниться ей Глеб не дал — возможно, и к лучшему; уткнувшись ему в грудь, было проще спрятать неловкость и смущение. Официальная фаворитка… — Кажется, я отвлек Вас от важного дела, — скривился Иван. — Продолжайте. Три часа назад — прежде, чем присяга дворян закончилась и Багров отправился «знакомиться с народом в новом статусе», этот человек признался ей в любви, и теперь с полным правом взаимно обменивался с Бейбарсовым порциями яда. Новый повод для ненависти — но никак не любовь. Бейбарсов что-то ответил, бывший наследник съязвил… Гроттер чуть не взвыла, когда ее, наконец, поставили на ноги — настолько они затекли, и с наслаждением привалилась к ставшей уже родной стене, прохладной и гладкой. Перепалка, меж тем, набирала обороты. Едкие фразы, любезность за любезностью — неизвестно, чем бы все завершилось, если бы не «явление героя»: в коридоре нарисовался секретарь маршала, и вид он имел самый, что ни на есть, встревоженный и возбужденный. — Тартар и Лысогория прислали военную ноту, — с жаром сообщил юноша. — Новый наследник ее принял и удалился с приема писать ответ. Бейбарсов смерил Валялкина презрительным взглядом и быстрым шагом направился обратно в залу; Таня за ним не поспевала… В помещении царило бурное оживление. Глеб о чем-то долго разговаривал с отцом, с Сарданапалом, с Медузией… С членами военного кабинета — а после, кивнув, направился обратно к Тане и ошивающемуся рядом адъютанту. — Список дел, которые нужно завершить к завтрашнему вечеру, — и Бейбарсов с чистой совестью вручил помощнику стопку мелко исписанных листиков, извлеченных из кармана и потому смятых. — Буду через два дня. Отчего такая мина? Вы же сами вызвались в адъютанты, выполняйте. — Через два дня? — С моей стороны все давно готово, военный кабинет получил распоряжения. Для проведения мобилизации мое присутствие ни к чему, будут вопросы — все на бумаге. …Они всю дорогу целовались, все несколько часов — страстно, безумно, не в силах насытиться друг другом, не в силах оторваться, и весь следующий день провели в постели, прерываясь разве что на еду. — Хватит, — фыркнула Таня. — Глеб, я… Мужчина со вздохом встал и отошел к письменному столу, а после положил на гладкую поверхность несколько листов. — Доверенность на управление имением. В случае моей смерти Вы станете полноправной владелицей — а до тех пор считайте его неотчуждаемым подарком, который Вы не можете отдать и при этом его невозможно отнять у Вас, — произнес он. — В остальном же делайте с моим имуществом, что хотите. Распоряжайтесь виноградниками, перестраивайте дом, занимайтесь любыми делами, которые взбредут в голову — Эссиорх поможет. — Зачем это? — не поняла Таня. — К утру я должен быть в Тибидохсе, чтобы вскоре выступить с войсками к границе. Штаб уже ждет. — И… — Считайте это своего рода завещанием — если пристрелят ненароком, хочу оставить все в Ваши руки. — Вы же верховный маршал, а не солдат! Риск минимален... — Никто не застрахован от несчастных случаев. Обещал же, что Вас никогда не постигнет участь моих прежних любовниц. — Вы смотрите на меня так, будто не планируете возвращаться, — подозрительно произнесла девушка. — Вы должны быть в безопасности. — Это ни к чему. Я уверена, что… — Так надо. — Прежних любовниц… Подождите. Вы от меня откупаетесь, не так ли? — спросила Таня, поднимая голову. — Вы всегда откупаетесь от наскучивших, и я не исключение. И теперь, когда можно прикрыть все отходом к театру боевых действий… — Гроттер… — мужчина поморщился. — Вы не так все поняли. — Что именно не так?! — прошипела девушка. — А как следует понимать?! Бешенство, нескрываемое бешенство - вот, что она испытывала. Глеб внимательно рассматривал ее — несколько минут, а потом точно принял какое-то решение. — Да, Вы правы. Я хотел удалиться более красиво, но для обоих будет более правильным завершить все иначе… Вы не ошиблись. Это расплата, — неожиданно жестко ответил он. — За Вашу отданную девственность — или, правильнее сказать, проданную. За несколько месяцев, что мы делили постель. Плата более чем щедрая: ни одна из моих прежних связей не получала так много, но ни одна и не проявляла такого усердия в любовных играх. — Что?! — Ваш отец мечтал о должности, Вы — о независимости. — И… — Вы так успешно играли роль невинной наивной овцы, что порой даже верилось… Я в полной мере оценил игру. Его щеку обожгло неожиданно сильным ударом, и Таня чуть не взвыла от пронзившей руку боли. — Почему Вы так обо мне думаете? — выдохнула она, тряся кистью. — С какой стати девица с бурным нравом будет вести себя так смирно? — Я оказалась в Вашей власти, — тихо ответила. — И, как бы сие не претило, ничего не оставалось, кроме как подчиниться. У меня не было другого выхода. И, кроме как влюбляться в Вас с первой же встречи, тоже выхода не было… — Гроттер. — Надеюсь, кампания будет успешной и Вы добьетесь всего, что хотели, и вернетесь живым и в добром здравии, — бесстрастно произнесла рыжая. — Правда, от паранойи Вас уже ничего не излечит. К Вашему возвращению я сделаю все, чтобы меня здесь не было. — Особняк Ваш, Таня. Имение Ваше. Девушка отвернулась к окну. Спина ее нет-нет, но дергалась в тихих судорогах, — мужчина протянул руку к тонкому плечу, но рыжая сама обернулась. Я Вас ненавижу, — прочитал он в дьявольски прекрасных изумрудных очах. Я Вас полюбила, а теперь ненавижу больше жизни. Женщинам склонно выдумывать проблемы там, где их нет, только и отметил маршал. Это ничего — пройдет; всегда проходит. Эмоции застилают им глаза, а Гроттер все еще ребенок. — Попробуем поговорить, когда все закончится, — ответил Бейбарсов. Он не сказал «если»… — Мы уже поговорили. Гроттер, Гроттер… Верховный маршал отвесил ей вежливый поклон по всем правилам этикета и удалился. Наверное, к лучшему, что она не успела сказать. Когда Бейбарсов уехал, и к ней вошел Эссиорх, ее рвало в ведро для бумаг. Полагалось смутиться, но никак не выходило… Она уже устала давить в себе приступы тошноты, неуклонно преследовавшие ее всю последнюю неделю, устала от постоянной сонливости и раздражительности, от всего устала. Ей было больно и плохо, ей хотелось выть зверем, кричать и расколотить все, что попадалось под руку, только не было сил, сплошное бессилие — что душевное, что физическое. — Госпожа…? Мужчина подал ей стакан воды. Таня с наслаждением напилась, а после вновь склонилась к ведру… — Вы практически перестали есть, — заметил он. — А если и питаетесь, то одними овощами. Удивительно — господин сразу отметил признаки бремени у собственной сестры, но пропустил их у Вас. — Он говорил, это невозможно, — выдавила девушка. — Чудеса порой случаются. — Вы давно заметили? — Третьего дня. Приступ, наконец, прошел. Ей ощутимо полегчало — слава богу, она сдержалась при виновнике событий; неизвестно, к чему бы привели новые сведения. Несмотря на всю степень обиды, ей упорно хотелось видеть рядом с собой Бейбарсова — и при этом не видеть его до конца жизни. — Думаю, Вы в курсе, что случилось между нами, — выдавила Таня, — Вы всегда в курсе. Не говорите ему, никому не говорите… Я же могу быть уверена, что Вы не скажете? Мысли и слова путались. Глеб не должен знать — иначе он к ней вернется, а он все сказал; ей ни к чему жалость. Она все способна пережить, любое презрение, равнодушие и даже ненависть, только не жалость. — Господин сказал, что, хоть верховное право управления поместьем и принадлежит ему, хозяйка этого дома — Вы. Он велел служить Вам так же, как и ему, и я уважаю вашу волю. И все, кто работает здесь, также будут молчать. Они преданные люди. — Благодарю. Таню снова затошнило. — Если Вы хотите скрыть, то следует попрощаться с высшим светом, — продолжил Эссиорх, — и найти причину, по которой Вы удалились. Следующая Ассамблея через месяц — на Вашем сроке все еще будет незаметно. Проклятая Ассамблея… И этот человек, черт возьми, прав. — А что мне делать, когда он вернется? Как все это объяснять? — Госпожа… — мужчина успокаивающе улыбнулся. — Сейчас Ваша душа полна обиды, но однажды Вы поймете, что его чувства к Вам отличались от всех его прошлых связей — не спорьте, просто послушайте. Глеб отдал Вам половину всего, что имел сам, и, пусть Вы не вправе ничего продать или подарить, пока он жив… Он Вас обеспечил. Если выживет, однажды он вернется к Вам. Вы понимаете это, потому что главное условие — Вы не должны вступать в законный брак. — Я не хочу его возвращения… ко мне. Придется, видимо, сбежать на край света. Управляющий усмехнулся. — Все считали, что он не может иметь детей. Если ребенок родится живым и здоровым, я приставлю к Вам Улиту в качестве кормилицы. Мы ждем второго, — сообщил он прежде, чем оставить ее одну. Бейбарсов как-то обмолвился, что Жанна месяц травила себя какими-то настойками, чтобы… Нет, о чем она?! Она не Бейбарсов, она не убийца. Имение маршала стояло уединенным и здесь никогда не бывало гостей — но как вырастить ребенка так, чтобы никто о нем не узнал?..

***

Услышав краткий рассказ мужчины, сестрица только присвистнула. — Если ты ее любишь, то зачем? — поинтересовалась Жанна. — К чему нужен был весь концерт? — От смерти не застрахован даже верховный маршал. У нее еще может быть нормальная семья. — После твоей смерти… — При моей жизни ее не получит никто. — Ну что ж… Завоюй еще территорий, брат мой — принеси к ногам любимой, подари ей мир. Женщины это любят. Все, чего я хочу, это твоего счастья, — тихо ответила Аббатикова. — И счастья для нашего народа.