The Storybrooke Connection

       — У тебя был сын?       Эмма с трудом сглотнула, притянув Реджину ближе и подавляя порывающийся в очередной раз на автомате наружу защитный инстинкт. Теперь она уже не была уверена, что хочет услышать историю этой женщины. Или, если быть точнее, она не была уверена, что хочет смотреть, как Миллс страдает, рассказывая ее. А то, что женщине в ее руках уже было больно, стало ясно по крепко стиснутым челюстям, которые та сжала, пока тени воспоминаний пробегали в ее глазах.       Но вместе с этим Эмме еще и было любопытно, какой путь привел Реджину, женщину-федерального агента, возглавлять секретную миссию в спальном городке штата Мэн. Она задавалась вопросом, оказалась ли Миллс здесь из-за того, что случилось с ее сыном, и что именно Голд сотворил с ней. Неприязнь, которую копы испытывают к гангстерам, за которыми охотятся, казалось, была куда глубже, чем бывает при обычных расследованиях.       — Это… Генри имеет какое-то отношение к твоей работе? — тихо спросила Свон. — Потому, что я чувствую себя так, словно вмешиваюсь во что-то личное…       Реджина глубоко вздохнула. А потом еще раз, пытаясь вобрать как можно больше воздуха в легкие. Она не привыкла говорить о своих чувствах, о вещах, которые ранили ее так глубоко, что эти раны вряд ли когда-нибудь заживут полностью. И основной раной была та, которая образовалась из-за Генри. Дэниела. Ее родителей.       Реджина почувствовала, как болезненно сжалось сердце при одной только мысли о них всех, и задалась вопросом, как вообще ей удастся произнести эти слова вслух. В конце концов, она приняла решение выдохнуть и начать с самого начала.       — Я выросла на маленьком ранчо в округе Бентон, штат Индиана, — тихо сказала женщина.       — Хорошо, — подбодрила Свон после того, как Реджина так и не продолжила дальше. — Значит, ты не городская леди. Никогда бы не подумала об этом.       — Из-за моих мирских привычек? — Миллс была только рада отклониться от неизбежного и поговорить на отвлекающую тему.       — Согласись, ты выглядишь довольно… Светской, — отметила Эмма. — Я имею в виду, в первый раз, когда я тебя увидела, практически могла слышать, как на заднем плане разгуливают герцоги. Да и все эти платья, смокинги и… Ну, знаешь… — она указала на них.       — Есть причина, по которой я не осталась в деревне, дорогая, — ответила Миллс с ухмылкой. — Но да, я деревенская девушка.       — Чем твои родители занимались на ранчо?       Реджина еще раз вздохнула.       — Мой отец разводил лошадей, — ее глаза заиграли задумчивым блеском. — Иногда я скучаю по езде… По скорости, возбуждению, свободе, которую можно было ощутить только верхом на коне, — она усмехнулась. — Мама говорила, что я научилась сидеть в седле раньше, чем ходить.       — Это очень похоже на то, что чувствую я, когда нахожусь в воздухе, — заявила Эмма. — Думаю, тебе понравится летать.       — Тогда тебе непременно нужно взять меня с собой в полет.       — Договорились, — мгновенно кивнула Эмма. — А ты научишь меня ездить верхом.       — По рукам.       Они обе замолчали, изо всех сил стараясь не думать о том факте, что эти обещания звучали так, будто они строили долгосрочные планы на совместное будущее. Никто из них не имел ни малейшего представления о том, где они окажутся уже на следующий день. И Реджина признала самой себе, что даже не была уверена, доживут ли они все до следующего месяца или хотя бы — недели, однако… Строить планы с Эммой казалось таким приятным и правильным занятием, что вселяло в женщину надежду на будущее. Это вызывало в ней те ощущения, которых не было уже очень много лет.       — Так почему ты оставила своих лошадей? — прошептала Эмма в ухо Реджины, наслаждаясь дрожью, возникшей после этого действия.       — Потому, что стать певицей мне хотелось больше, чем заниматься конным спортом, — голос Миллс был сухим. — Однажды папа принес домой фонограф Виктрола* и несколько пластинок, — продолжила она. — Одна из них была записью Ливери Стэйбл Блюз**. Это был первый раз, когда я услышала джазовую музыку. Я сразу же поняла, чем хочу заниматься в своей жизни.       Впервые за долгое время Свон увидела улыбку на губах Реджины, которая мгновенным эхом отразилась и на ее собственных.       — Что сказали по этому поводу твои родители?       Миллс фыркнула.       — Они не хотели меня отпускать. Мне было шестнадцать, у меня было довольно много мечтаний из области фантастики, и я понятия не имела, какой на самом деле является жизнь в большом городе. У меня ушел год на то, чтобы уговорить их разрешить мне уехать жить с моей кузиной в Чикаго. И то, при условии, что я найду хорошую, честную работу и, желательно, хорошего и такого же честного мужа. «И никакой вот этой песенной ерунды, юная леди!»       Эмма рассмеялась над надменным тоном, который, как она поняла, должен был принадлежать матери Реджины.       — И ты нашла хорошую работу?       — Раньше я помогала маме с хозяйством на ранчо, поэтому какое-то время я проработала бухгалтером, ведя учетные книги малого бизнеса, пока мне не удалось найти хорошо оплачиваемую работу в джаз-клубе, — лицо Реджины вновь стало отстраненным, было ясно, что она погрузилась глубоко в свои мысли. — Но я нашла хорошего мужа, несмотря на то, что моя мама была уверена, что он мне абсолютно не подходит. С другой стороны, я не уверена, что она бы и президента одобрила, — по тону ее голоса было понятно, что женщина находила отношение матери скорее забавным, нежели раздражающим.       Эмма понимала, что они говорят о давно минувших днях, но это все равно не заглушило легкую ревность, которую она ощутила при одной только мысли, что Реджина любит кого-то другого.       Успокойся, Свон, — выругала она саму себя. — Помни, что сказал Дэвид: она не становится твоей только потому, что ты поцеловала ее.       Эмма понимала это все, но все равно не смогла заставить внутренний голос замолчать.       — Расскажи мне о нем, — тем не менее, попросила она, пытаясь удержать Реджину в счастливых воспоминаниях как можно дольше.       — Когда я встретила его в тысяча девятьсот двадцать первом году, Дэниел был молодым детективом, — с нежной улыбкой сказала Миллс. — Что было довольно сложно, покуда я была певицей в джаз-клубе, а он только присоединился к движению, поддерживающему Сухой Закон***.       — Он был сухозаконником? — Эмма засмеялась. — Похоже на начало красивой дружбы.       — О, так и было, — Реджина взяла Эмму за руку и принялась играть с ее пальцами. — Он очень серьезно относился к своей работе, но у него, также, была азартная сторона, которая время от времени проявляла себя во всей красе, — ее улыбка стала шире. — Сначала мы были просто друзьями, но нам не потребовалось было много времени, чтобы влюбиться друг в друга.       — Я рада, — мягко сказала Эмма от чистого сердца.       Миллс сжала ее руку в знак признательности.       — Мы поженились в начале тысяча девятьсот двадцать второго года, а через несколько месяцев я забеременела. Мы были так счастливы, — голос женщины немного дрогнул. — Дэниел получил повышение и стал работать с новой командой. У него появился новый партнер по имени Грэм, а их руководителем был Дэвид.       — Твой Дэвид? — спросила Свон. — Тот, что сейчас здесь с тобой?       — Да, — Реджина сглотнула. — Они с Дэниелом были лучшими друзьями… Дэвид был, словно старшим братом, которого у Дэниела никогда не было.       — Я знала, что он нравится мне не зря.       — Он хороший человек… Как и Дэниел, — Миллс посмотрела в окно, прослеживая, как пролетает птица, и ведя ее взглядом до тех пор, пока та не исчезла вдалеке. — Ты знаешь, каким был мир в те дни… Люди умирали каждый день.       Лицо Эммы помрачнело, поскольку это напомнило ей об Эшли и всех тех людях, которых она видела умиравшими в глухих переулках Чикаго. Если ты не утопишься в ванне от наркотической передозировки, скорее всего, тебя подрежет где-нибудь за углом Чикагская мафия. Как бы там ни было, в те дни гибло действительно много народу.       — Не зря их называли «Чикагскими похоронами», — пробормотала Эмма.       — Дэниел старался держать свою работу подальше от меня, но иногда, они с Грэмом и Дэвидом сидели на нашей кухне и обсуждали очередное дело, — продолжила Миллс. — Они охотились за внезапно вынырнувшим, словно из ниоткуда парнем, который пытался оттяпать себе место под солнцем, делая это чертовски безжалостно и орудуя с небольшой бандой таких же нелюдей, как и он.       — Дай угадаю, — мрачно перебила Свон. — Голд.       — Голд. Хотя в то время он называл себя Тремонтино****, чтобы влиться в банду Саут-Сайда, которую и пытался захватить. Его главным исполнителем был Хорек, но я узнала об этом многим позже. Уже, когда начала копаться в грязных делишках Голда. Вот, почему я так дернулась, поняв, о ком ты говоришь. Я просто понятия не имела, что он его сын.       Эмма злобно взвизгнула.       — Я не могу поверить, что этим двум ублюдкам удалось коснуться наших жизней своими ядовитыми лапами.       Она снова задумалась, стоит ли продолжать все это, но, прежде чем успела что-либо произнести, Миллс вновь заговорила.       — Дэниел с командой впервые услышали о Голде вскоре после рождения Генри. Он был неосторожен и оставил в живых одну из своих жертв, по этому следу и пошел Дэниел, — голос Реджины становился все мрачнее и мрачнее; казалось, что она все больше погружается в тот мир, несмотря на то, что находится в объятиях Эммы.       Свон отчаянно пыталась удержать ее рядом, не уверенная, что сможет вернуть, если та потеряется в своих воспоминаниях целиком.       — Каким был Генри? — спросила она, пытаясь казаться непринужденной, когда оттаскивала Миллс от уступа темных воспоминаний.       На мгновение глаза Реджины зажглись.       — Он был самым милым мальчиком, которого вообще можно себе представить. Он никогда особо не плакал, совсем не был суетливым. Я даже частенько брала его с собой за кулисы, когда работала в клубе. Он просто спал в моей гримерке, словно маленький ангел, а я бегала к нему в перерывах между выступлениями. Все остальные девушки прыгали вокруг и подлизывались, потому что он был такой красивый.       По лицу Реджины текли слезы, и Эмма принялась молча проклинать себя.       — Он был так красив, — повторила Миллс, а ее голос на последнем слове сорвался.       Женщина всхлипнула Эмме в шею.       И все, что Свон могла сделать — это притянуть ее как можно ближе, нежно поглаживая спину и шепча слова утешения на ухо, как делала для нее сама Реджина. Она даже попыталась вспомнить мелодию той колыбельной, которую напевала ей Миллс, но ей снова удалось воспроизвести только парочку тактов, поэтому она повторила сначала их, а затем добавила несколько своих.       Реджина чувствовала себя опустошенной, когда на нее нахлынул поток воспоминаний и чувств. Хотя они, в принципе, никогда не отступали достаточно далеко; не прятались безболезненно глубоко, ей просто со временем удалось зарыть их под тонким слоем и научиться жить с болью. Примерно такой же, как фантомная боль от ампутированной конечности. И в этот момент казалось, что конечность обрубили только-только, еще и без анестезии. Она позволила себе окунуться в комфорт присутствия Эммы, крепкое сжатие ее рук и какую-то словесную бессмыслицу, которую та несла, пытаясь забрать часть боли себе.       Эмме и самой было больно от того, что она слышала страдания в голосе Миллс. Но она четко понимала, насколько из них двоих сейчас гораздо хуже именно Реджине.       Почему они вообще решили открыться друг другу, обнажив все самые чуткие нервные окончания, из-за чего одна только мысль доводила практически до физической трясучки.       — Тебе не нужно продолжать, — почти умоляюще прошептала Свон в волосы женщины. — Это слишком тяжело для тебя.       — Это так, — признала Реджина, вздыхая. — Я так давно не говорила о Генри и Дэниеле…       — Я не хотела причинить тебе боль, когда спросила о Генри, — прошептала на выдохе Свон, чувствуя усталость, как от собственных воспоминаний, так и от истории Реджины. — Я просто хотела, чтобы ты была здесь, со мной.       — Ты ничего не сделала, — попыталась успокоить Эмму Миллс. — Я упомянула его первой… И я действительно уверена, что хочу тебе это рассказать… Чтобы ты поняла меня и почему я делаю то, что делаю. Тем более, ты сама сказала, что говорить вслух помогает.       — Но…       — Пожалуйста, Эмма, — взмолилась Реджина. — Просто обнимай меня, пока я буду заниматься всем остальным. Ты можешь сделать это?       — Пока ты этого желаешь, — ответила женщина и крепче сжала руки вокруг Миллс.       Надеюсь, вечно.       — Где я остановилась? — задала риторический вопрос Реджина. — О, точно… На Трем… Голде, — на мгновение она закрыла глаза, а когда вновь распахнула, в них отражался холод. — Мальчики работали по найденному следу около двух лет, чтобы стать хоть на долю ближе к Голду. Они собирали доказательства везде, где только могли, строя против него огромное дело. И, наконец, оставалась только подготовка рейда на его штаб. Это был последний удар, который должен был закончиться арестом Голда.       Эмма вздрогнула от отстраненности в голосе Миллс. Она прижалась губами к ее волосам и попыталась влить всю свою силу в эту хрупкую женщину, чтобы придать ей уверенности.       — Чего они не знали, так это того, что в их подразделении был крот и, что Голд знал о том, что они наступают. А еще, у него был план, — женщина вновь глубоко вдохнула, чтобы набраться сил для следующих слов. — План, который стоил жизни всей моей семьи.       Эмма непроизвольно охнула.       — Всей твоей семьи?       Миллс кивнула, изо всех сил вцепляясь в Свон.       — День гибели моего мира — был Днем Святого Валентина, — горько произнесла она. — Мою семьи убили в День Святого Валентина.       Эмма дернулась от этих слов, тона и собственных воспоминаний о другой, известной на всю округу резне в День Святого Валентина.       — Мне очень жаль, — все, что у нее получилось выдавить их себя.       Реджина никак не отреагировала на эти слова, и женщине показалось, что она и вовсе их не услышала.       — Рейд был запланирован на субботу, шестнадцатого числа, — продолжила она. — Тем утром мы с Дэниелом поссорились. Мы были напряжены… Дэниел из-за рейда, а у меня в тот день была важная встреча в Friar's Inn***** с новым лидером группы, которая хотела нанять меня. Это должно было стать великим прорывом для меня.       — Не могу представить, чтобы хоть один коп радовался тому, что его жена поет в том клубе, — сочувственно пробормотала Эмма.       Реджина кивнула.       — Моя карьера тогда казалась мне такой важной… А теперь все, что я могу вспомнить — что последние слова, которые мы с Дэниелом сказали друг другу, были произнесены в гневе.       Одинокая слеза скатилась по щеке Свон, а сама она громко сглотнула, даже не заметив, пока Миллс не повернулась, чтобы посмотреть на нее с удивленным выражением лица и стереть эту слезу.       — Прости, — смущенно пробормотала Эмма.       — Не надо, — мягко сказала Реджина. — Спасибо, что выслушала.       — Пожалуйста.       Миллс заметно взяла себя в руки.       — На тот момент Генри болел уже две недели, и, думаю, это тоже сыграло свою роль в нашем скандале. Мы, вдобавок ко всему, еще и очень беспокоились о нем. Моя мать даже приехала в город, чтобы помочь мне, но ей нужно было возвращаться обратно из-за конного аукциона. Тогда она предложила взять Генри с собой на ранчо на неделю.       — Это было очень мило с ее стороны, — с тоской отметила Свон.       — Так и есть, и это стоило ей жизни, — печально ответила женщина. — Поскольку мне нужно было срочно в клуб, чтобы встретиться с лидером оркестра, было решено, что Дэниел отвезет мою маму и Генри на станцию, прежде чем отправиться на встречу с Грэмом и Дэвидом, назначенную в офисе, который был довольно близко к станции.       Эмма крепче прижалась к Реджине, боясь того, что услышит дальше.       — Головорезы Голда поджидали Дэниела на перекрестке недалеко от нашего дома… Они знали, что он будет ехать по той дороге в определенное время и в определенный день, — Реджине пришлось приложить усилия, чтобы выговорить слова.       Ее голос стал хриплым и резким.       — Позже Дэвид сказал мне, что было две машины. Они подъехали по обе стороны от машины Дэниела, и просто… Просто открыли… Огонь…       Эмма закрыла глаза. Она понимала, что ни у кого в той машине не было шансов, когда люди Голда метали свинец с двух сторон. Она дернулась, представив себе эту сцену и услышав в собственной голове звук рикошета автоматов Томми******.       Реджина буквально рухнула на Эмму, испуская тяжелые рыдание. И долгие минуты Свон просто молча прижимала к себе женщину, которая так тяжело страдала. В перерывах между задыхающимися всхлипами, она пыталась продолжить.       — Им… Им было все равно, что… Что в машине моя мама… И мой ребенок… Им было все равно!       — О, Боже, Реджина! — воскликнула Свон. — Я даже не могу себе представить, что нечто подобное возможно пережить.       Именно в этот момент в ее голове промелькнула мысль о потере почти всех, кого она любила, отразившись образами Эшли, Марко и Реджины. Это вызвало огромную боль, которую, — Эмма была уверена, — она не смогла бы вынести.       — Я хотела умереть, — призналась Миллс. — Я… Я была мертва внутри очень долгое время. Когда мой отец услышал эту новость, он впал в шок. Он так сильно любил мою маму, так обожал Генри… Что попросту не смог этого вынести.       Эмма затаила дыхание, но женщина больше ничего не сказала.       — Что… Что.? — она так и не смогла закончить вопрос.       — Мой отец сделал то, на что у меня не хватило духа, — ответила Миллс. — Он выпил литр самогона, а затем пошел в сарай и повесился.       У Эммы не нашлось слов, которые можно было бы сказать в этой ситуации, поэтому они с Реджиной просто молча цеплялись друг за друга. После нескольких мгновений тихих рыданий, Миллс снова подала голос:       — Дэвид помог мне выжить… Без него я бы засохла. Он помог мне встать на ноги… И дал новую цель в жизни.       — Охоту на Голда?       — Охоту на Голда и всех, кто виновен в убийстве моей семьи, — подтвердила женщина. — И теперь мы очень близки к тому, чтобы закончить это все.       — Вы охотитесь за Голдом десять лет?       Миллс покачала головой.       — Нет… Сначала я вернулась на ранчо на несколько лет, пыталась найти, ради чего мне жить. Лошадям нужен был кто-то, кто мог о них позаботиться, а мне нужен был повод оставаться живой изо дня в день. Дэвид просто посадил меня на поезд и отправил домой, зная, что я никогда не причиню вреда лошадям, несмотря на то, как было больно мне самой.       — Он остался?       — Дэвид выследил крота. Да ему и не потребовалось много времени, чтобы понять, кто это, когда Грэм вышел из случившегося целым и невредимым. Не говоря уже о новенькой машине и хорошем доме, которые у него внезапно появились.       — Так партнер Дэниела продал его за деньги? — Эмма ощутила, как в ней бурлит ярость, поднимаясь вверх от самого живота. — Надеюсь, он гниет в своем новом доме.       Где-то глубоко внутри Реджина ощутила пробивающуюся наружу улыбку на такую реакцию Эммы.       — Он даже и не пожил в нем, — сказала она с чувством неистового удовлетворения. — Тебе лучше спросить у Дэвида более подробно, но однажды он просто заявился ко мне на ранчо и сказал, что Грэм больше никого не предаст.       — Дэвид убил его?       Миллс услышала удивление в вопросе женщины.       — Я не знаю, и, честно говоря, не хочу, — она вздохнула. — Все, что я знаю, так это то, что Грэму так и не удалось насладиться плодами своего предательства, и не могу сказать, что меня это печалит.       — Тебя и не должно, — что-то острое вертелось в глубине души Эммы. — Можно вопрос?       — Я не уверена, а ты? — Реджина изо всех сил старалась придать своему голосу хоть каплю своей обычной дерзости, чтобы избавиться от нависшего над ними грозового облака.       Им обеим нужно было передохнуть от тьмы, плотно окутавшей души обеих.       Эмма оценила эту попытку и наградила Реджину поцелуем в щеку.       — Я могу, только погоди, — сказала она с легкой ухмылкой. — Если Дэвид работал с Дэниелом и Грэмом, и они часто тусовали в твоем доме… Почему Голд не знает, кто вы двое?       Миллс фыркнула.       — Я не думаю, что его вообще когда-либо волновали жены приставших к нему копов.       — А Дэвид?       — Дэвид всегда держался в тени, организовывая дела из кабинета, координируя свои действия с начальством, — объяснила Миллс. — Если Голд лично не наблюдал за Дэвидом и Дэниелом, он не узнал бы ни одного из них в простом бармене. Это и был тот шанс, которым мы решили воспользоваться. И все получилось, — по крайней мере, все они на это надеялись.       В любом случае, было уже слишком поздно о чем-либо рассуждать, потому что их вновь предал свой.       — Он хороший бармен, — подметила Свон.       — Я вообще думаю, что это его настоящее призвание, — согласилась Реджина. — Может, он останется здесь и откроет свой клуб, когда мы покончим с Голдом. Женится на этой скучной учительнице и остепенится.       — Он собирается уйти?       — Мы собираемся уйти, как закончим свою работу, — ответила Миллс.       — Как ты попала в Бюро? — Эмме было любопытно.       — Пока я находилась дома на ранчо, моя потребность в мести росла с каждым днем, и я начала копать везде, где только могла. На Голда, — прошептала женщина, сжимая одну руку в кулак. — Дэвид узнал об этом и решил дать моему гневу направление, которое стало полезным и для меня, и для общества, — она пожала плечами. — Он принес мне доказательства, которые у них были, кое-какие книги Голда и другие бумажные следы, а я работала над ними в перерывах между уходом за лошадьми. Таким образом нам удалось уволить нескольких посредников Голда, а через некоторое время Дэвид убедил свое начальство сначала нанять меня в качестве консультанта, а когда мне удалось хорошо себя проявить, дать настоящую работу. Одну миссию.       — Надеюсь, мы их засадим, — тихо проговорила Свон.       — Мы? — Реджина развернулась в объятиях Эммы, чтобы взглянуть ей в глаза.       — Если ты хоть на долечку решила, что я не буду с тобой на каждом этапе этого пути…       Губы Реджины остановили то самое искреннее заявление, которое собиралась сделать Эмма. Поцелуй был мягким, но отчаянно сладким, с оттенком всей печали, которую они обе испытали в своей жизни. Это придало им новых сил и немного улучшило самочувствие, вернув немного положительного настроя. Они обе целое десятилетие, а то и больше пытались пережить свое ужасное прошлое, и поцелуй дал им надежду, что вместе они смогут найти путь к счастью.       Эмма разорвала поцелуй с нежным выражением лица. Из глубины горла, в самый рот прорывались слова, которые щекотали нёбо. Слова, которые хотели вылиться наружу, освободиться от оков. Слова, которые ждали, что их произнесут, но так и не смогли протолкнуться. Эмма видела, что Реджина тоже глотает свою порцию.       Однако, прежде чем хоть одна из них успела открыть рот, в дверь постучали. Реджина попыталась отодвинуться и встать, но Эмма прижала ее к себе.       — Ты будешь в порядке?       Женщина долго изучала Свон.       — А ты будешь обнимать меня, если это будет нужно?       — Конечно!       Всегда. Навсегда.       Обещаю делать то же самое.       — Тогда я буду в порядке.       И пока это было лучше, чем те слова, которые они так и не смогли сказать.       Пояснения:       *Виктрола — вид фонографа, выпускавшийся фирмой «Victor» в первой половине XX века. Фонограф — первый прибор для записи и воспроизведения звука.       **Ливери Стэйбл Блюз — бессмертный хит Ориджинал Диксиленд Джаз Бэнд. Original Dixieland Jazz Band («Ориджинал диксиленд джаз-банд») — американский джазовый оркестр, чей граммофонный сингл 1917 года «Livery Stable Blues» считается первой в мире изданной джазовой записью.       ***Сухой Закон — общенациональный запрет на продажу, производство и транспортировку алкоголя, который действовал в США с 1920 года по 1933 год.       ****Тремонтино — имеется в виду, что Голд был эдаким Аль Капоне на тот момент. Аль Капоне — американский гангстер итальянского происхождения, действовавший в 1920—1930-х годах на территории Чикаго.       *****Friar's Inn — ночной клуб и спикер в Чикаго, штат Иллинойс, знаменитый джазовой музыкой в ​​1920-х годах.       ******Автомат Томми — американский пистолет-пулемёт, изобретённый в 1918 году Джоном Тальяферро Томпсоном. Свою славу это оружие приобрело во время Сухого закона в США, став самым распространённым и любимым оружием не только среди офицеров полиции, но и членов различных американских преступных группировок