Безумству храбрых

      Остаток недели Кико хоронила себя под кипами бумаг, распоряжений и приказов, пытаясь вникнуть во все нововведения, которые с ужасающей скоростью запускал новый главный редактор. Цунаде тоже подбросила ей работы, для профилактики заставив просмотреть все статьи нового раздела за последние три года, а также сравнить их с аналогичными разделами в других журналах. Шатенка только и успевала, что бегать глазами по страницам и впитывать в себя информацию, пытаясь, по возможности, не откинуться от усталости.       Сам виновник нововведений исчез с горизонта. Последний раз она видела его в промозглый вторник, стыдливо убегая от собственных ошибок, в которые её ткнули носом, как нашкодившего котёнка. Кико с ужасом представляла в утро среды, что наткнётся на него где-нибудь между этажами или в местах, которые облюбовали все местные курильщики, но бог отвёл. Складывалось ощущение, что он вообще не появлялся больше в редакции, поэтому уже к пятнице Мизухаре перестрадала свой позор и старательно пыталась мысленно переступить через идиотскую ситуацию. Навалившаяся бумажная волокита такому раскладу только способствовала.       — Мизухаре, Нохара, за мной, обе! — Классическое появление властительницы этажа в стиле «ни тебе здрасти, ни до свидания», ни на секунду не удивляет распластавшихся под бумажками сотрудников с уже закипающими головами. Кико переглянулась с Рин, своей новоиспечённой соседкой по серой, ограждающей сотрудников друг от друга, перегородке. Та работала в журнале уже лет пять, так что на все закидоны Цунаде реагировала вполне себе спокойно. Она ободряюще улыбнулась, пожала плечами и, взяв со стола ручку и записную книжку, поспешила за Сенджу. Кико в растерянности оглянулась на точную копию горы Фудзияма, составленную из документов на её рабочем столе. С вершины горы девушка вызволила ручку, но блокнот обнаружить не удалось.       Её прошлая рубрика вызывала столь мало интереса начальства, а писалась всегда так безукоризненно, что приглашения на ковёр происходили не чаще раза в квартал. Ради такого редкого праздника обзаводиться записной книжкой девушка не стала. Она умещала все комментарии редакторов на ярких жёлтых стикерах, которые заполоняли её предыдущую перегородку. Рин заметила обречённый вид соседки и, тут же поняв, в чём проблема, нашла в столе запасной ежедневник. Она с улыбкой протянула его Кико, за что та мысленно сделала засечку угостить коллегу чем-нибудь вкусным позже.       — Я твоя должница! — Кико поклонилась и последовала за Рин. Нохара была тёплым солнечным лучом, который разряжал напряжённую атмосферу этого этажа. Она помогала Кико осознать местные волчьи законы, как только её к ней подселили вместо успевшего надоесть Акиры. — Что-то я нервничаю … — Шепчет Кико, когда осознаёт, что они направляются в общую переговорную. Внутри начинают неприятно колыхаться воспоминания о том, чем закончился для неё прошлый визит.       — Да не переживай, всё будет в порядке! Готова, в случае чего, взять всю твою вину на себя. — Рин задорно хихикнула. — Очень сомневаюсь, что ты за неделю успела хоть что-то натворить. — Кико отвела взгляд, вспомнив, сколько всего успела натворить в один только понедельник. За прошедшие пару дней, действительно, можно отдать ей должное — она старалась притвориться натуральным офисным планктоном и вообще не отсвечивать даже вблизи высоких кабинетов.       Помещение встретило троицу ещё примерно парой дюжин заинтересованных взглядов. Кико уже хотела метнуться к своему любимому местечку в самом конце, но у Цунаде с самооценкой всё было в полном порядке. Она заняла место в первом ряду, и пришлось, как обычно, ей повиноваться. Шатенка беззвучно опустилась в кресло, раскрыв на коленях ежедневник и уткнувшись взглядом в пол. Она сама не до конца понимала, почему так нервничала от простого собрания. Встречаться взглядами с Итачи Учиха очень не хотелось, гордость была против. Однако при одной только мысли о том, что вот-вот она снова сможет окинуть взглядом брюнета, попутно подметив все изыски его внешнего вида, что-то жгучее внутри азартно плескалось. По захлопнувшейся двери и выключившемуся свету Кико поняла, что момент настал. На экране появилась презентация, в которую она хищно устремила взор, старательно игнорируя все помехи.       Первые минут тридцать было весьма просто: очередные стратегии для будущих номеров и грозные, обведённые жирным красным цветом замечания и корректировки некоторых прошлых статей. Далее шла информация по основному курсу предстоящих выпусков, под которые всем также было рекомендовано подстраиваться. Краем уха Кико услышала, как недовольно цокнул позади неё Наруто. Мимоходом прошла информация о том, что в связи с переменой основного курса, рекламодателей тоже нужно будет фильтровать.       Около одного из иероглифов кандзи пролетело белое запястье, обрамлённое серебряным циферблатом, державшимся на широкой чёрной кожаной полоске. Мизухаре не смогла удержаться и проползла взглядом выше, через вены, проступающие на руках, и закатанный рукав чёрной рубашки, к лицу. Оно, без каких-либо сюрпризов, сосредоточенно вещало какую-то явно важную информацию. Что именно оглашали тонкие губы, девушка воспринимала только слухом. Мозг почему-то решил сконцентрироваться на складке, которая образовалась у Учиха между тонких бровей.       Поняв, как невероятно глупо она, должно быть, выглядит со стороны, Кико заставила себя опустить взгляд в раскрытый ежедневник и сосредоточиться на глубоком низком голосе. Как ни парадоксально, именно в этот момент триумфа силы воли свет вновь включился.       — Попрошу остаться рекламу и всех, кто не оформлен как сотрудник редакции, либо располагает возможностью обнаружить у себя документы о занятости в любой другой гражданской сфере деятельности. — Окинув взглядом людей позади себя, Кико увидела, как удивлённо оглядываются все вокруг. В воздухе повисла интрига, так что ушлые журналисты не спешили уходить из помещения. Недоброе выражение лица главного редактора сделало своё дело, и постепенно осталось около семи человек.       — Что это ты удумал? — Мизухаре увидела, как напряглись вены на лбу у Цунаде, и ей будто по команде передалось её недовольство. Часть команды — часть корабля. Капитан политических наук очень ловко подминала под себя мнение окружающих и умела продавливать свою точку зрения в отношении любого вопроса, касающегося её сферы интересов. Неосознанно, этот блондинистый Дейви Джонс подминал под себя и своих сотрудников, внушая им почти раболепское уважение её мнения.       — Хочу попробовать сделать выпуск о Пхеньяне. — Итачи подходит ближе к поредевшим сотрудникам и, выкатив себе одно из кресел, в расслабленной позе садится напротив них, лениво забросив одну ногу на другую. После его реплики в переговорной повисла такая гулкая тишина, что Кико казались невероятно громкими каждый глубокий вдох и выдох начальницы. Учиха пробежался по присутствующим взглядом, задержав его на пару секунд на обложке ежедневника Кико, который та прижала к груди. — Возражений нет?       — Даже если мы представим документы с другого места работы, и нам выдадут визы, внутри страны кроме официально дозволенных достопримечательностей рассмотреть ничего не выйдет. — Цунаде говорит это не терпящим возражений тоном, заполняя комнату звенящим презрением к взбалмошной идее. — Это потерянное время.       — Для начала стоит расспросить местных об их жизни по дороге в столицу. Масса людей регулярно едет поездом из Пекина в Пхеньян и обратно. Сомневаюсь, что там будет дежурить достаточно специалистов служб безопасности Северной Кореи, чтобы ограничить абсолютно любые контакты туристов с гражданами страны. — Между бровей Цунаде пролегла глубокая складка, по которой можно было понять, что начальница всерьёз задумалась над этими словами. — К тому же, можно разбиться на несколько групп и ехать разными датами, селиться в разные отели, врезаться в разных людей во время экскурсий. — Кико продолжала обеими руками нервно прижимать к груди ежедневник, как импровизированный щит между ней и сумасшедшей идеей главного редактора. Девушка с трудом верила в то, что слышала. Ослиная убеждённость Учиха в том, что затея хорошая, склоняла повиноваться. Недоверие, распространявшееся на всех, кто сидел вблизи Цунаде, немного притормаживало. — Каждому нужен всего-то один сообщник, который сможет отвлекать гида и переводчика беседами, скажем, о театре. — Итачи Учиха склонил набок голову, всем своим видом демонстрируя непринуждённость. Кико нервно сглотнула, представив свой увлечённый монолог на тему постановки «преступление и наказание» перед гидом.       — А я-то тут при чём? — подал недовольный голос Наруто, но Кико не очень обратила внимание на его раздражение; она всё ещё витала мыслями где-то в сценах с топором, признанием вины, общественным порицанием и прочим.       — А ты поедешь по линии коммерции. Я организую тебе увольнение уже сегодня, если надо. Выберешь себе среди проверенных небольших фирм, с которыми ты на короткой ноге, самую неприглядную, но заинтересованную в небольшом иностранном расширении. Будешь открывать изнанку новых экономических зон. — Итачи пожал плечами, совершенно не удивлённый вопросом. Император рекламных разворотов уж точно быстро подстроится под сложившиеся обстоятельства и сможет организовать себе любую необходимую бумажку о трудоустройстве. — К тому же, не всем ведь ехать, как туристам.       — Если подумать, мою цель поездки можно оформить как академический интерес… — тихо проговаривает Цунаде скорее для себя, чем для кого-либо ещё. Ощутив, что начальница прониклась взбалмошным предложением, кажется, окончательно, Кико опасливо смотрит на Учиха. Вся его поза будто кричит об уверенности в собственной идее, насильно проникая в разум присутствующих. Чёрные ботинки, чёрные брюки, чёрная рубашка, чёрные глаза и волосы странно гармонично сочетаются, придавая всему образу серьёзности. Кико поклясться была готова, что его душа и сердце сплетены самим дьяволом из тех же оттенков. Он знает, что одним своим видом производит необъяснимое благоговейное впечатление, и нагло этим пользуется, играючи подстраивая своё поведение под обстоятельства. Иммунитета к уверенности начальника Кико у себя не обнаружила. Она впервые видит, как красивые черты его лица уступили первенство строгости. Ни намёка на насмешку, ухмылку, веселье, и всё, чем обдавал Кико образ Итачи Учиха каждый раз, когда она с ним разговаривала. Вероятно, дело в том, что на собравшихся, в отличие от Кико, он не смотрит свысока. Эта мысль больно кольнула виски, вызвав почти реальный дискомфорт. Импровизированный щит от его внушительности начинал давать одну трещину за другой.       — По крайней мере, мы можем попробовать. Часть сотрудников вашего отдела может параллельно заняться другим сюжетом на случай, если ничего не выйдет. — Итачи поднял взгляд на Цунаде, продолжая штормом обрушать на неё свои идеи. На удивление, Цунаде особо не возражала, хоть вся её фигура склонённой набок головой и скрещенными руками и выражала абсолютный протест, на лице пролегли морщинки задумчивости. Женщина развернулась и окинула взглядом оставшихся сотрудников.       — Есть кто против? — На удивление Кико, сигнал подали двое человек. На приподнятую руку Рин Сенджу просто бегло кивнула головой, а вот в ответ на такой же жест со стороны Гаары женщина практически взревела: — Ну, а с тобой-то что? — Удивительно, как ещё пару минут назад она таким же устрашающим тоном разговаривала с Итачи Учиха. Сейчас капитан на его стороне, так что бунтующие матросы, судя по всему, рисковали быть выброшенными за борт, в холодные воды японской безработицы.       — Я в эту дыру не сунусь, и вы меня не заставите. — Гаара фыркнул и с отвращением отбросил ручку на стол. — Это как минимум бесполезно, как максимум — опасно. Мне, знаете ли, ещё есть чем заняться по жизни. — Парень усмехнулся, гордо подняв голову и расправив плечи. Гаара, и впрямь, выглядел как человек, который весьма занят. Хоть он, как сотрудник, и пережил реструктурирование повестки журнала, формат smart is the new sexy был ему совершенно не к лицу. Его многочисленные кольца, браслеты, серьги, татуировки и экстравагантные, но дорогие, пестрящие всеми оттенками красного костюмы, так и притягивали к парню всё, что шло рядом со словом «глянец». Ему бы крошить по камушкам неудавшиеся коллекции модельеров и обсуждать с местными гадюками лишний килограмм на талии очередной модели Кензо. Вполне возможно, именно это он и подразумевал, сказав, что ему есть чем заняться. Секрет его оставшегося нетронутым кресла был в том, что он настоящий гений. Цунаде терпела все эти закидоны и манерность из-за блестящих идей для статей и хорошей корректуры, через которую он пропускал все абзацы их раздела. Не говоря уже об идеально подбираемых фотоматериалах. Хоть весь его образ и контрастировал с тем, что вызывает уважение среди серьёзных журналистов, Гаара не был дураком, и размениваться на аналитику моды тоже не желал. Тем паче, что это можно было делать за чашечкой кофе и тонкой папироской, на пару с, например, Ино Яманака. Та просто пищала от восторга, когда Гаара звал её на очередной показ. Энтузиазма вписываться во всевозможные авантюры, конечно, всё вышеперечисленное ему не придавало. — Лучше вместо этого займусь настоящей работой и спасу ваши задницы хорошими материалами, когда вы вернётесь ни с чем. — Парень усмехнулся, поднимаясь с места, а Цунаде закатила глаза. Она тоже понимала, что на Пхеньян придётся тратить её драгоценное время, рискуя остаться без годного сюжета на центральных разворотах. Передавая штурвал Гааре она обретала некоторое душевное спокойствие, веря, что корабль не пойдёт ко дну, пока капитан разведывает обстановку на странных берегах. Парень развёл руками, жестом спрашивая дозволения покинуть эту сумасшедшую вечеринку, на что получил утвердительный кивок головой и от Сенджу, и от Учиха. Рин последовала за ним, в ободрительном жесте сжав кулачки перед Кико до того, как покинуть переговорную. Девушка на это только слабо кивнула, с сожалением смотря на закрывающуюся за Рин дверь.       И их осталось шестеро, включая главного редактора.       — Что ж, отлично. Соберите все нужные документы, заявки на визу надо будет подать с разницей хотя бы в день-два, но как можно быстрее. — Учиха изучающим взглядом прошёлся по скучающим лицам Шикамару Нара и Неджи Хьюга. Те выглядели так отрешённо, будто каждую неделю только и делают, что разъезжают по аэропортам. — Не облажайтесь, и придумайте себе нормальную причину для визита. — Теперь выворачивающий душу на изнанку взгляд впился в Кико. Девушка почувствовала, как коченеют от холода сжимающие ежедневник Рин пальцы. Щит сломан — она снова ощущала себя так, будто Учиха может распахнуть парадную дверь в её разум и выудить оттуда всё, что она так старательно прятала по разным чуланам. Он словно прохаживался начищенными ботинками по пыльным коридорам, подмечая, в какой нелепый цвет окрашены стены. Вот и сейчас, её пальцы сломали хрупкий корешок книжки, и, в недоумении на неё посмотрев, Кико замечает на обратной стороне золотую гравировку «Рин Нохара», в том месте, где взгляд Учиха пару раз задерживался до этого. Чуть не закричав от ужаса, девушка роняет ежедневник на пол прямо перед собой, зажмурив глаза от громкого звука. Оглушающий удар книжки об пол пошатнул только душевное равновесие Кико, все остальные уже покидали комнату. Теперь она оказалась один на один в клетке с главным хищником издательства, оцепенев от собственной неловкости.       — Только не пиши, что ты фанатка идей чучхе. — Девушка открыла глаза и встретилась с изучающим её взглядом, который продолжал нещадно ворошить подсознание. — Не поверят. — Знать бы, как вытолкнуть этого люцифера наружу, перестать ему поддаваться и на засов запереть все эмоции, с потрохами выдающие её мысли. Кико в растерянности вскочила со своего места, подсознательно желая прожечь во лбу мужчины дыру разгневанным взглядом сверху вниз. Больше всего на свете она не выносила, когда на неё смотрели, как на дуру. К счастью девушки, эти моменты в её жизни были настолько редки, что краснеть за свои действия в последний раз приходилось, разве что, в школе. Как на зло, именно рядом с тем человеком, который легко мог уложить её на лопатки парой фраз, она постоянно делала что-то не то.       — Как раз мне — девушка выделила последнее слово, чуть наклонив корпус, пытаясь давящей тучей нависнуть над Зевсом — довериться просто. — Кико сама не замечает, как выплёвывает эту фразу, яростно вцепившись пальцами в спинку стоящего впереди неё кресла Рин. Теперь щитом между ней и Итачи Учиха будет оно: не сможет использовать его как психологическую преграду, так точно толкнёт со всей дури прямо в эту вражескую физиономию. — Надо будет - на корейском перескажу всю эту теорию! — Кико поздно понимает, что её повысившийся голос немного переходит рамки приличия. Она и сама бы рада уже остыть, осесть, осознать и прекратить заведомо неприятный ей спор, но не может. Не хочет снова сбегать. Хоть бы раз отправить его в нокаут в словесной перепалке, и она будет спать самым сладким сном всё оставшееся до поездки время. Её буквально на части разрывало от обиды, что какой-то проходимец мог невзначай так сильно задевать её за живое.       Не поддаваться на провокации и издёвки мужчин, которыми кишели три этажа редакции, обычно было довольно просто: все они страшно переживали, когда Кико никак не смущалась ни своей внешности, ни одежды, ни работы. Во всём, что делала, она ощущала непоколебимое удовлетворение, а потому обидеть её неуместным комментарием было задачей со звёздочкой.       Мелкие детали больших картин совершенно её не беспокоили. Если в статьях, при необходимости разбирая законы, она придиралась к каждому термину, то в собственной жизни была гораздо менее требовательна к мелочам. Не накрашенные ресницы не портили образ, если была не забыта помада, которая играла звонкой нотой. Трещина на экране телефона оставалась без внимания, пока тот продолжал работать. Если ежедневник нужен для того, чтобы делать заметки во время совещания, то какая, к сивому мерину, разница, чьё имя на нём было выгравировано позолоченными буквами. В конечном итоге она всё равно оставалась частью большой картины, выбивающейся кое-где неаккуратными мазками кисти лишь для тех, кто рассматривал полотно недоверчиво-пристальным взглядом.       — Не забудь сфотографироваться в красном галстуке и приложить это к документам, сойдёшь за пионерку. — Итачи окидывает взглядом её одежду, но в этот раз чёрным глазам зацепиться не за что. Желая как можно меньше отсвечивать после неоднозначного комплимента её кожаной юбке, девушка для профилактики переключилась на строгие брючные костюмы. Сейчас она об этом пожалела, почувствовав, что впервые уступила и подстроилась. Сознательно свела к минимуму возможность придраться хоть к чему-либо в её внешнем виде. Единственным клочком образа, напоминавшим об истинных вкусах девушки во внешнем виде, была красная помада на губах.       — Ваша одержимость моим внешним видом уже немного настораживает. — Мизухаре, наконец, чувствует прилив сил, облокачиваясь всем корпусом о спинку кресла и снова подаваясь вперёд: вот оно. Её разум нашёл, на какую кнопку надо нажать, чтобы у главного редактора выключилось самодовольное выражение лица. — Не забудьте подчеркнуть в заявлении, что вы с ума сходите по их женским поп-группам. С таким-то внимательным отношением к моей одежде точно подозрений не вызовите. — Кико задерживает дыхание, неосознанно выждав пару секунд до тех пор, пока Учиха хоть как-то отреагирует на выпад. С очередной озорной улыбкой главного редактора, который как будто принял вызов, ничуть не смутившись атаке, девушка тихо вдыхает. Её злость куда-то улетучивалась, выветриваясь между цепко зажимающих спинку кресла пальцев. Она с разочарованием поняла, что поддаётся обстановке, которую хочет создавать Учиха. Он с необъяснимым удовлетворением улыбается на её колкость, а она перестаёт хотеть уколоть ещё больнее. Недальновидная Кико радуется победе в сражении, совершенно не задумываясь о том, что может разгореться война.       Итачи поднимается со своего места, как царь с трона - вальяжно и всем своим видом демонстрируя неприкрытый азарт, как перед быстрой ездой. Как там говорят? Какой русский не любит…? Дотянувшись правой рукой до импровизированного щита из кресла, откатывает его в сторону, оказываясь совсем рядом с журналисткой. Теперь уже он смотрел на неё сверху вниз, но не прожигая дыру во лбу, а изучая, раскулачивая очередной пыльный чердак, в котором одна на другой покоились мысли.       — Вам страшно нравится со мной спорить, да? — Учиха навис над ней, как каменный исполин, подпирая своим образом всё, что было в помещении. Кико почувствовала себя мошкой, которая мельтешит перед статуей атланта, не в силах оторвать взгляд. Ещё пару мгновений назад упивавшаяся тем, что хоть раз отстояла себя перед Учиха, сейчас Кико ощущала, будто атлант может одним шумным выдохом сбить её спесь. Он стоял в каком-то шаге, и ноги предательски подкашивались, а руки, оставшись без опоры, позорно не знали, куда себя деть.       — Мне страшно не нравится, когда меня водят за нос. — Мизухаре взяла себя в руки, мысленно окунувшись в холодное море презрения к себе же, где ей пришлось почти захлёбываться пару дней назад, после последней перепалки с Учиха. Холодная волна рассудка приятно остудила тело, которое накалялось, ощущая рядом греческого бога. Кико начала осознавать, что её разум и низменные инстинкты живут совершенно параллельной жизнью, и, по аксиоме, не пересекутся никогда. Пальцы похолодели, но внутри всё ещё тлели остатки пожара, в долю секунды разожжённого резко сократившимся расстоянием между ней и редактором. — Ещё больше я не люблю только панибратские колкости в свой адрес. — Кико складывает руки на груди, образуя очередную преграду в свой разум. Чёрные глаза замечают трусливую оборону, лениво снизойдя до неё осуждающим взглядом, после чего также лениво возвращаются к лицу девушки. Створки на засове. Она снова покрывается леденящей душу оболочкой, не желая сбавлять напор только потому, что внутри озорным огоньком полыхает воодушевление.

      Атлант продолжает нависать, также концентрируя на себе всё внимание, уничтожая остатки реального мира, делая его ничтожно незначительным. Кико постыдно быстро попадает под очарование Итачи Учиха, настолько, что ей хочется встряхнуть саму себя и неистово проорать на ухо «хватит быть такой размазнёй, идиотка!». Но чёрная тень атланта над ней быстро поглощает и эту крамольную мысль. Хоть бы одну несуразно торчащую прядь, выбившиеся из ремня края рубашки, съехавший набок ремень часов, хоть что-нибудь в нём найти, образ бы рассыпался, но ничего такого не было. Итачи Учиха немым очарованием прямых чёрных брюк, дорогой рубашки, свисающих плетей волос и углём глаз продолжал быть несносно притягательным творением дьявола. Именно таких мужчин Кико обещала себе избегать, пока какой-никакой правильный курс ещё не пропал с горизонта, пока можно сбежать из-под этой тени, не врываться ураганом в очередную словесную битву. Он тяжело вдыхает воздух, и Кико на секунду ощущает, будто это её воздух он забрал, потому что ей самой под своей ледяной коркой дышать становится нестерпимо трудно. От напряжения фокус плывёт, оставляя в центре тонкие губы. Учиха хмыкнул.       — Так не давайте мне поводов. — Губы мужчины складываются в лёгкую улыбку, которая оттеняет весело танцующие угольки в глазах. Учиха наклоняется к ногам девушки и, опираясь об одно колено, поднимает её ежедневник. Уныло посмотрев на сломанный корешок, протягивает Кико, оставаясь в той же позе. Когда девушка вновь смотрит на него сверху вниз, он удивительно походит на воина, которого королева должна посвятить в рыцари, легко ударив лезвием меча по обоим плечам. Держа этот образ в уме, Кико забирает ежедневник. Выпав из-под демонической тени, она уходит, стараясь не оглядываться. Внутри ужасающе приятно оттого, что в этот раз она не сбежала, а просто ушла, оставив Учиха стоять на коленях. ***       — Куда поедешь? — Ино едва удерживает внутри себя содержимое шота, когда в тот же вечер пятницы слышит о сумасшедшей идее главного редактора в первый раз. — Он что, головой ударился? — Яманака, по классике, выражения не выбирает. Иногда она ругалась, как грязный портовый грузчик, который всю жизнь только и видел, что провонявших тиной и рыбой матросов.       — Если мне не дадут визу, то я останусь, — девушка устало закатила глаза — и тебе будет, на ком упражняться в сквернословии, не драматизируй. — Кико усмехнулась и, опрокинув очередной шот текилы, легко поморщилась. Высокие градусы алкоголя успокаивающей пеленой ложились на развороченные Учиха мысли. Если ей каждый раз после общения с ним нужно будет употреблять психотерапевтические текилу, водку и ром, то её печень упадёт в услужливом поклоне перед Итачи Учиха быстрее, чем гордость растает под напором неугомонной женской сущности, втайне приходившей в восторг от мужчины, который мог бы её покорить.       — По мне, так это полная херня. — Гаара повторяет за Кико и впивается зубами в ломтик лайма, который услужливо положил на тарелку бармен. Гаара и Ино делили крепкую духовную связь, держащуюся на отборной матершине, алкоголе, пристрастии к табаку и любви критиковать людей за их внешний вид. Парень частенько выпивал вместе с девушками, изредка несознательно вышвыривая Кико из общей беседы, переключая всё внимание на Яманака. Шатенка уже устала гадать, когда эти двое удосужатся сходить на нормальное свидание, вместо того, чтобы повсюду таскать её за собой, как пятое колесо в телеге, или прикрываться модными показами. Впрочем, не исключено, что они просто не хотели вымазать свою необычную симпатию друг к другу красками монотонной обыденности стереотипных свиданий. Выпивать вместе и поливать грязью моделей было куда веселее для обоих, чем кино, вино и домино. — Надеюсь, вы все получите отказ и перестанете маяться дурью. Терять время в этом всеми богами забытом месте - жесть, хуже и не придумаешь. — Парень жестом просит повторить, и, пока все трое ждут очередного раунда, Мизухаре, наконец, разрешает себе влезть не в своё дело.       — А почему Цунаде так легко отреагировала на то, что Рин отказалась? Даже бровью не повела… — Кико всё ещё не могла выбросить из головы разницу между реакцией Сенджу на отказ Нахаро и Гаары.       — Её муж в какой-то силовой структуре. — Гаара пожал плечами, пусто уставившись в только что подъехавшие на подносе рюмки. — Она вообще никогда не ездит на подобные расследования, если они не внутри страны. А работаем мы, сама помнишь, в основном на зарубежные репортажи. Что только забыла в этом отделе… — Парень покачал головой и опрокинул рюмку, чуть поморщившись, но не от алкоголя. Он умел бесцветно рассказать о человеке всё, ни разу не оттенив предложения собственным мнением, при этом высказав его. Рин ему не нравилась. Совершенно не вписываясь в каноны классического журналиста, Гаара, при этом, с необъяснимой враждебностью относился к тем, кто вписывался, но не работал в полную силу. Это же относилось и к Мизухаре, она знала. Однако если как журналистку он её и не очень ценил, в первую очередь по той же причине, по которой на неё напал Учиха - разбазаривание таланта на червяков, то, как собутыльница и подруга, она его вполне устраивала. Кико это не задевало. Её вообще мало что задевало, пока у их журнала не появился новый главный редактор. Этот умел дергать за ниточки так искусно, что Мизухаре сама не поняла, как с энтузиазмом пустоголовой куклы заплясала под его дудку. Даже не высказала своё фи относительно Пхеньяна.       — Зато если вы свалите, я смогу пару дней плевать дома в потолок, пока нет Наруто. — Ино радостно откинула прядь волос со лба и прильнула губами к рюмке. Она даже в вонючем, битком забитом баре выглядела изящно, оставляя неуместные следы на стекле в виде любимой бордовой помады. — Как там сексапильный редактор? — девушка заиграла бровями и облокотилась о стойку правой рукой, устремив в Кико всю свою заинтересованность.       — Чего? — Гаара даже тормознул руку с шотом на подходе ко рту, в абсолютном недоумении посмотрев на Кико. — Ты что, запала на него? — мятежную мысль о том, что запасть на люцифера могла Ино, он не допускал. Она, в общем-то, и впрямь не могла. До мозга костей властные и мускулинные мужчины, по какой-то причине, её отпугивали. Они вызывали в ней отвращение: близкое к тому, которое испытываешь, когда видишь, как приятная на вид жена в убогом фартуке и порвавшихся тапках протягивает обрюзгшему мужу бутылку пива. В её представлении отношения с мужчинами, уверенными, что они оседлали эту жизнь, только подобной разрухой и могли закончиться. В конце концов, заполучив красотку и доход выше среднего, все они расслаблялись, а образ силы расслаивался как подошва старого башмака, вместе с внешним обаянием.       — Нет, но такие притягательные придурки, как он, меня завораживают. Так и хочется потрогать. — Ино мерзко хихикает, пока Кико выпивает очередную рюмку. Они даже не заедают. Ещё минут пятнадцать, и Мизухаре размажет растаявшим мороженым по барной стойке. — Отсюда-то все мои неприятности в жизни. — Девушка грустно вздыхает, ничуть не стесняясь объяснять Гааре, что она думала о сексуальном редакторе. Парень, может, и выльет на неё словесного дерьмеца за тривиальность в предпочтениях, но треплом и манипулятором он точно не был. Иначе Яманака не стала бы с ним общаться.       — Такие, как ты, не в его вкусе. — Гаара повернулся к Кико и прошёлся глазами по её одежде. Девушка усмехнулась, предвкушая критику чопорных брюк со стрелкой и белой до тошноты офисной рубашки. — Ставлю тысячу йен, что он трахается только с теми тёлками, которые хоть раз появлялись на обложке журнала.– Он как крыльями замахал ресницами, пародируя фэшн-старлеток, и в презрении скривил губы. — Тупые они, возможно, как пластиковый стаканчик, но выглядят получше твоего. — А вот и выстрел в самое сердце офисной моды Мизухаре. Она его ждала, и, подавляя смех, изобразила, как в растерянности дамы серебряного века прикладывает руку ко лбу, томно и обречённо вздыхая. Гаара и Ино начинают смеяться, а Кико про себя подмечает, что парень тысячу раз прав.       — Ну что, за коммунизм и по домам? — Яманака с сожалением смотрит на подругу, понимая, сколько всего ей придётся сделать за выходные, чтобы идеально подготовить документы ради возможности поехать в командировку, которая в среднем была ей до лампочки. Внутри подстёгивал рвением научный интерес, но головой девушка понимала, что не сможет разнюхать ничего, что ещё не успела разнюхать сотня других журналистов, как туристы въезжавших в закрытую страну, отдававшую кроваво-красными цветами прошлого столетия.       — От каждого по способностям, — уныло начинает Гаара, наверняка надеявшийся упиться сегодня вечером в слюни и даже не скрывая наполненный разочарованием вздох, обращённый к Мизухаре.       — Каждому по потребностям! — загробным голосом вещает Кико, выпив последнюю на сегодня рюмку текилы, и почувствовав, наконец, как блаженно пустеет охмелевшее сознание, радостно ощущая невесомость глупых мыслей, формировавшихся в коммунистические лозунги и агит плакаты.