Безумству храбрых

      Четыре дня и две заброшенных ночлежки спустя, Кико окончательно убедилась в том, что они движутся вдоль приграничных территорий. Она добросовестно изучала эту страну до отъезда, и приблизительно знала, что львиная доля горных массивов расположена на северо-востоке, около Китая и России. К тому же, температура воздуха становилась всё холоднее и холоднее. Когда этим утром Кико разбудила промозглая земля, она увидела иней на пожухлой листве, которая служила ей периной. Мизухаре, кажется, уже сама обращалась в запах сырой земли и морозного леса, носила этот аромат за собой. Он въедался тёмной грязью под ногти, хрупкими прутьями в волосы, опадающей на одежду листвой, которая каждую ночь накрывала её собой поверх курток. Оранжевые кроны пропадали, сменяясь на поникшие одинокие ветки, и это было тем очевиднее, чем дальше Кико шла вслед за Итачи Учиха.       Он ничего не объяснил ей про тех стариков, которые их приютили, но Мизухаре отчаялась спрашивать у него детали. Итачи говорил с мужчиной на китайском, а до этого пытался перебросить её на человека, работавшего около китайской границы. Значит, единственные связи, которые у него есть в этой стране, корнями произрастают из земель поднебесной. Да и говорит он слишком непринуждённо. Многим более расслабленно, чем она на английском, за который вполне заслуженно всегда имела хорошие оценки. Он не мог так идеально выучить язык, если обучался журналистике не в Китае. Но мысль о том, что Учиха журналист, Кико отбросила ещё до того, как поняла, что он не расскажет ей о своей жизни даже спустя время.       Вместо расспросов Мизухаре день за днём училась наблюдать и заставляла себя обращать внимание на вещи, которые раньше её не беспокоили. Так Кико заметила, что иногда Итачи достаёт из сумки компас. Оказалось, что если они делают остановки, то это не для того, чтобы получилось спокойно поесть, а чтобы он смог проверить, в правильном ли направлении они движутся. Убитая тяжёлой судьбой путеводной нитки распечатка карты местности всё чаще мелькала в его руках. Выражение лица у него тоже становилось всё напряжённее. Приходилось иногда догонять его, выжимая из себя последние силы, чтобы, поспевая за широкими шагами, идти вровень, и по серьёзному лицу и движениям собирать детали. Насобирала Кико ничтожно мало, но тёмная фигура впереди идущего конвоира начала обрастать красками и предысторией. Нынешние цвета были более реалистичны, чем те, что девушка в отчаянии нарисовала силами собственной фантазии, когда осознала, что застряла внутри Северной Кореи.       Кико хотела бы, чтобы игра в молчаливого детектива оставалась незамеченной, но Учиха, в отличие от неё, замечал всё. Он хитро смотрел на неё, когда ловил заинтересованный взгляд в свою сторону. Посмеивался, если видел, как она следит за его руками или за тем, на что он обращает внимание. Прошлой ночью, осознав, что журналистка старается заснуть позже, чем он, опустил пару нелестных шуток, которые заставили Кико с грозным видом швырнуть в него горсткой земли и забыть об этой затее. Она каждую ночь уговаривала себя взять верх над усталостью, чтобы понять, действительно ли Учиха просто спит.       В двух пустых домах, где они останавливались за прошедшие дни, он каждый раз сидел над какими-то бумагами, свечой выигрывая схватку с кромешной ноябрьской тьмой. Когда Кико засыпала, он мог ещё горбиться над своими секретами, а когда просыпалась, уже бродить по помещению. Поздние часы каждый раз устилали её сознание усталостью, не позволяя даже взгляд поднять на бумаги. Кико уже начало казаться, что ночь в сговоре с Учихой, и помогает ему оберегать его чёрные тайны, укрывая и их и его от ясных глаз попутчицы. Вечно спокойный при свете солнца, под луной Учиха обретал другую, беспокойную и отяжелённую суетливыми мыслями жизнь. С той ночи в доме пожилой пары Кико так и не смогла увидеть, как он просто тихо спит, расслабив лицо и рассудок от креста, который тащил на себе, не подавая виду. Если бы не эти отяжелённые тягучей сосредоточенностью ночи, она бы и не заметила ношу.       — Скоро будем на месте… — пробормотала Кико и посмотрела на часы. Они были мужские, на широком стальном ободе, и свисали с её руки, нелепо болтаясь и ударяя по запястью каждый раз, как журналистка двигала кистями. Она всеми силами заставляла себя следить за ладонями, чтобы не потерять их случайно по дороге. На пожелтевшем от времени циферблате виднелась короткая стрелка, приближающаяся к пяти.       Эти часы стали её трофеем, с радостью обнаруженным в предыдущем доме. Лёгкое тиканье обрамляло жизнь в уже позабытые рамки времени, которых, как выяснилось, ей не хватало. Кико вообще стала больше усилий уделять тщательному обыску помещений, которые служили им кровом. Внимательность украдкой подсказывала, что Учиха мог проделывать то же самое ночью, пока она смотрела во мрак сновидений. Утром выдвижные ящики часто обнаруживались приоткрытыми, тумбы пустыми, на некоторых поверхностях слой пыли прерывался следом от ладоней. Во всех домах, где они останавливались, не было ничего особенного, но Учиха каждый раз что-то искал и не находил. Ведь, иначе, они бы не двигались вперёд. Хоть Мизухаре и не смогла разгадать, что Итачи хочет найти, она проделывала всё по второму кругу. Иногда получалось обнаружить полезные для скитания по пустынным землям безделушки вроде часов, фляг, вязаных шапок, мыла, спичек или лекарств. По их маршруту можно было бы составить добротную карту мародёров для безумцев, которые решатся за каким-то чёртом бродить по этой стране.       «А ещё говорили, что ничего, кроме туристических фасадов, рассмотреть не дадут. Эти темнеющие от взглядов туристов монументы и аттракционы — единственное, чего я так и не увижу».       — Что? — Учиха, конечно, всё услышал.       — Ты уже часа полтора на компас и карту не смотришь. Значит, мы на финишной прямой, — спокойно пожала плечами Кико. Он замечал, что она за ним следит, но, видимо, не думал, что часы станут таким верным соратником наблюдательности. Почему-то лёгкая улыбка мужчины разогнала по телу приятные лучи фурора. Будто она, наконец, подобрала правильный ключ к шифру, который всё это время мешал понимать Учиху.       — Эти часы меня погубят… — Итачи покачал головой, и Кико неосознанно отвела руку назад, в шутку охраняя своё сокровище. Как раз в этот момент она услышала, как металл ударяется о землю и скатывается по склону.       Журналистка сквозь стиснутые от досады зубы процедила пару ругательств, шагнула за часами и, поднеся к ним руку, поняла, что соскальзывает. Мизухаре умудрилась ступить на заледенелую землю, но гладь поверхности заметила только тогда, когда нога прокатилась вперёд, отправляя её лететь лицом вниз по покатой горе. Успев понять, что случилось, раньше, чем голова снова столкнётся с чем-нибудь твёрдым, Кико упала на колени и покатилась вниз, хватаясь пальцами за землю и замедляя падение ногами. Позади, как в вакууме, был слышен мужской голос, выкрикивающий её имя. Глаза зацепились за тёмный силуэт, который старался быстрее спуститься следом, сражаясь с ветками. В этот раз именно благодаря им и получилось вовремя затормозить. Девушка ухватилась за торчащий из земли сук рукой, с размаху повиснув на нём и тут же ощутив, как нога с неприятным треском ударилась о ствол какого-то дерева. Кико резко вскрикнула и перекатилась на спину, уткнувшись взглядом в чернеющее небо. Пока она лёжа переводила дыхание и старалась сдержать стоны боли, к ней смог добраться Учиха. Не успевшая утихнуть паника глухими ударами внутри головы застилала девушке сознание, но, постепенно, она смогла обратить внимание на опустившуюся на колени фигуру около себя. И если до этого момента она постоянно ассоциировала Итачи с искусным творением подземного мира, то сейчас обеспокоенный взгляд и сведённые брови превращали его в обычного мужчину, который хочет ей помочь. Сознание пронзила мысль, что она вновь рухнула в пропасть, но на этот раз он, не раздумывая, бросился её вытаскивать. Кико уставилась в его глаза, упиваясь осознанием, что там чернела тревога. Учиха обхватил её за талию, а свободную руку девушки перекинул себе через шею, позволяя вцепиться дрожащими пальцами в собственное плечо, пока он осторожно и медленно поднимал их с земли. Кико довольно легко оказалась на весу, что не могло не радовать. По крайней мере, в этот раз она не потеряла сознание при падении и в целом смогла быстро затормозить. Ещё пара таких прыжков, и Мизухаре научится обходиться без травм так же, как Учиха.       — Ммм… — сдавленно промычала Мизухаре куда-то в небо и на пару секунд зажмурилась, почувствовав, как лодыжку будто пуля пробивает, когда она ей шевелит. Кико стояла на правой ноге и, чуть отведя руку, которой опиралась на Учиху, постаралась опустить левую, за что тут же поплатилась глухой болью. Чуть склонив ногу вперёд, Кико с облегчением осознала, что двигать ей она, всё же, может, но пользоваться в полной мере будет чревато. Девушка уже покрывалась испариной и чувствовала, как взмокли волосы на висках, пока она ещё с пару минут продолжала попытки ступить на землю.­ — Кажется, часам было предназначено погубить меня, а не тебя, — уткнувшись лбом в шею Итачи, прошептала Кико, стараясь перевести дыхание. Она подумала, что сделала, только когда ощутила тепло его кожи и терпкий запах земли. Тот же, которым пропиталась она сама. Этот запах ловко вплетал Итачи в её жизнь. И теперь, когда она чувствовала себя в сильных руках спокойно, забыв о нескончаемой свирепой борьбе с его близостью, ей начало казаться, что развязать эти узлы будет трудно. Талию будто обжигало его касание, а рука не хотела опускаться с его плеча. Кто-то впервые удерживал её: не только над реальной пропастью, но и над той, в которую канули все люди, которые не умели обращаться с верёвками. Следовало бы поднять голову, перестать следить за вздымающейся грудью, и вдохнуть воздух вместо его запаха, чтобы не дать узлам окрепнуть. Но у Кико, одурманенной тем, насколько Итачи близко, совершенно это не получалось.       — Тебе стоит перестать бросаться в пропасть, чтобы что-то спасти…       «Что мне действительно стоит сделать, так это перестать испытывать наслаждение от твоего дыхания около лица».       Кико грустно улыбнулась и подумала, что всего трижды за жизнь бросалась спасать что-то, и каждый раз Итачи Учиха оказывался рядом. Он получал неверное впечатление о том, что она за человек. Мизухаре всегда боролась лишь за себя. И только около него она постоянно оказывалась в ситуациях, когда приходилось спасать что-то ещё. Ей вдруг подумалось, что она каждый раз видела Учиху на краю пропасти, в которую шагала. Теперь, стоя на краю, он держит её за талию.       — Иногда оно того стоит, — Кико подняла взгляд, с трудом удерживаясь от желания успокоить голову у него на плече и наблюдать за ровным дыханием. Тело согревалось от удивления, которое плескалось в чёрном дёгте глаз Итачи: она, наконец, опустила оружие. Сделала то, что он меньше всего от неё ожидал. Признала вслух, что её к нему тянет, лицезрела крах выдержки и теперь оттесняла обломки подальше.       Кико свободной рукой чуть отодвинула чёрные плети волос, обрамляющих его лицо, и дотронулась до щеки. Она обогнула пальцами скулы, ощутила кожей щетину и втянула в себя терпкий запах, сдаваясь на волю победителя. Сознание увязло в беспросветных омутах глаз, становящихся только темнее с каждым её прикосновением. Её накрыло тенью, которая, будто подчиняясь повелению своего властителя, сползала вдоль лёгких касаний женской руки, пробираясь под кожу. И чем темнее становились глаза Итачи Учиха, тем сильнее билось сердце Кико, и тем жарче горела кожа, воспламеняясь там, где он сжимал её ладонями. Внутри трепетало от предвкушения всё существо, подталкивая глаза смотреть на него, не отрываясь, руки — обнимать за крепкие плечи, губы — поцелуем скрепить договор с корыстным чувством.       Она потянулась к нему раньше, чем успела до краёв впитать блаженство ощущения и захлебнуться в нём в одиночестве. Раньше, чем позволила истоме довести себя до исступления. Раньше, чем ощутила, как приятно бурлит кровь, пока губы томятся в ожидании. Но не пожалела. Она не умела осторожно прикасаться, боясь потревожить покой обладателя манящих губ. Душа металась из стороны в сторону, как бушующий океан, и девушка, под стать ему, волной обрушилась на то, что её будоражило. На бледные, тонкие губы, которые притягивали к себе с первой встречи, которые на вкус были более пряные и опьяняющие, чем могло нарисовать воображение, и которые пленили её так, что она не в силах была оторваться. Итачи откликнулся сразу, как только она коснулась его. Потянулся к ней в ответ, отвечая на поцелуй, наваливаясь на неё с жадностью изголодавшегося хищника. Вселенная рушилась, не выдерживая его силы — земля рассыпалась под ногами, а небо погасло. Всё существо объял тяжёлый мужской запах, заполняющий сознание, а губы пали жертвой властных движений Итачи Учиха, который играючи чередовал ласку и укусы. Кико слабо простонала, когда его пальцы с силой сжали её шею, притягивая ещё ближе. Учиха провёл языком по её нижней губе, и Кико позволила ему поцеловать её глубже, так, как целуют друг друга жаждущие ласки любовники: требовательно, глубоко, горячо. Он отбирал последние глотки воздуха, не разрывая связь ни на секунду, и Кико торжествующе разрешала ему это делать, с наслаждением выменивая воздух на лишние секунды близости. Она не отпускала бы его губы никогда, если бы это было возможно. А потому, разгорячённая и голодная до этого блаженства, не уступала в напоре, с которым терзала его, выпивая эти ощущения до дна, до последних удушающих мгновений.       Кико рвано глотнула воздух, когда Итачи её отпустил, и прислонилась к нему лбом, переводя дыхание, но не могла отвести взгляда от его губ. Она действительно это сделала: поцеловала того, кого считала творением дьявола, растворилась у него в руках и отдала в чёрный плен душу. И сделала бы это ещё раз. И ещё, пока он не сожжёт её дотла своим пламенем. В этой преисподней ей было в удовольствие гореть, рядом с ним, впитывая его вкус своими губами.       — Никому больше в этом не признавайся, — с шумом прошептал Итачи ей в губы, чуть улыбнувшись.       Кико, завороженная склонившим голову мужчиной, смогла только чуть кивнуть в знак согласия. Она всё ещё держала ногу на весу. Искажённая кривым зеркалом жизни аллюзия на первый поцелуй с принцем, о котором пишут в сказках про принцесс. Кико далека от невинных принцесс, Учихе, скорее, подошла бы роль властного короля, а нога у девушки поднята не от окрыляющих всё тело ощущений, а потому, что болит лодыжка.       Итачи нехотя оторвался от Кико, опустив взгляд на её ногу и недовольно поджав губы. Он забылся. Позволил сознанию ускользнуть, и теперь глаза вновь жестоко окунали его в реальность происходящего, где нужно было думать, как поступить дальше. Кико была права, сказав, что они на финишной прямой — идти им оставалось не больше часа. Но это бодрым шагом, на который Мизухаре сейчас совершенно точно не была способна. Подавив желание обречённо вздохнуть и возвести глаза к вечно несправедливому небу, Учиха опустил руки с талии Кико, вместо этого взяв её за локоть, чтобы не дать свалиться вниз ещё раз, и встал впереди, перекидывая руку девушки вперёд через своё плечо и чуть наклоняя корпус.       — Чёртовы часы… — пробормотал Учиха, кожей на затылке ощущая, как Кико ухмыльнулась. Мизухаре быстро сообразила, что делать, и, овив руками шею Итачи и посильнее ухватившись за его одежду, чуть подпрыгнула на одной ноге, чтобы забраться на спину. Учиха тут же подхватил её за ноги и, с едва сдерживаемым злорадством, посильнее сдавил бёдра ладонями, крепко прижимая их к себе. В ответ на это действие Кико судорожно выдохнула ему в шею, чуть дёрнувшись в сторону. Уголок губ Итачи, незаметно для Кико, пополз вверх. — Да, конечно, устраивайся поудобнее… — недовольно процедил Итачи, почувствовав, как она начала беспокойно елозить по спине, очевидно спутав живого человека с ретивым жеребцом, который поскачет галопом, стоит только оказаться сверху.       Кико сердито сузила глаза, прожигая мужчину взглядом, но довольно быстро махнула рукой на колкую реплику. Вместо этого Мизухаре обняла Итачи за плечи и водрузила голову на плечо, найдя, наконец, удобную позу. Она едва сдерживала плещущееся по разуму ребяческое желание скомандовать извозчику «поехали». Зажмурив глаза на пару секунд, чтобы выдворить из головы эту мысль, девушка довольно выдохнула, растворив смех в лёгкой улыбке.       Итачи довольно лёгким шагом двинулся с места и уже вскоре они снова оказались на вершине. Учиха прошёл мимо часов, которые так и остались лежать где-то на спуске с горы, а Кико совсем о них забыла. Мизухаре бесстыже ластилась к сильной спине, поглощая исходящее от мужчины тепло и вдыхая запах, совершенно перестав обращать хоть какое-то внимание на уже въевшиеся в глаза пейзажи леса. Она была уже на тонкой грани, отделяющей пропитанный покоем момента сон от холодной ноябрьской реальности, когда Итачи заговорил.       — Ещё немного, и я начну думать, что ты свалилась вниз специально, чтобы покататься, — Учиха чуть повёл спиной, невольно разрушив поволоку сладкой дрёмы, в которой нежилась Кико. Девушка чуть приподняла корпус, вторя его движениям, и вспомнила, как несколько дней назад сокрушалась над тем, что Итачи набросил на неё вожжи и управляет её жизнью. Но вот она, во всей своей первозданной красе путешественника, который не мылся уже пару дней, восседает на нём, превратив в ярмо собственные руки, которые окольцевали его шею. Она не знает, куда они движутся. Но даже если он всё ещё управляет её жизнью, это она сжимает поводья. «Ну и кто теперь лошадка?» — хитро подумала Мизухаре и, не сдержав порыв, «пришпорила» Итачи, чуть задев его ногами по бокам. Левая не выдержала коварства хозяйки и тут же отозвалась на движение ноющей болью. Это заставило Кико стиснуть зубы покрепче, чтобы не испортить шалость протяжным мычанием, которое вырывалось из неё при каждом движении лодыжкой. Учиха осознал смысл её жеста уже через пару шагов и весело усмехнулся. — Или что любишь быть сверху, — Мизухаре отдала должное вселенной, по прихоти которой он не смог лицезреть, как застыло её лицо. Мерзавец попадал в цель с точностью стрелка каждый раз, даже когда просто шутил. Кико тихо сглотнула, ощутив, как нагревается её лицо, а жар гладким шёлком ниспадает к шее и ниже по телу, рискуя задеть Итачи. Пока он не осознал свой случайный триумф, Кико прильнула обратно к его спине и развернула лицо так, что могла дышать ему прямо в ухо.       — Так вот, что мне надо было сделать, чтобы у тебя язык развязался?       «С волками жить — по-волчьи выть, Учиха!»       Оказывается, в том, что она сложила оружие, были и свои плюсы — стало на удивление легко отвечать ему. Без брони и защиты Кико обрела больше силы и власти над ним, чем могла себе представить. Тем более она была права в своих словах. Он никогда не шутил над ней просто так, развлекаясь этим по пути. Все жестокие партии с её рассудком и чувствами разыгрывались обычно вне шахматного поля, когда они оказывались в состоянии покоя и Итачи, освободившись от бремени проводника, позволял себе неуместные мысли о белой королеве.       Учиха остановился и повернул голову, почти врезавшись в лицо Кико:       — А сколько ещё всего развязывать, — произнёс он охрипшим голосом и скользнул плотоядным взглядом по её лицу, остановившись на оголённой коже шеи. Кико всем телом ощутила, как жилка на ней стала биться с удвоенной силой, распаляясь от чёрных глаз и только завлекая их своим трепетом ещё сильнее.       Итачи Учиха оставался собой — самоуверенным, властным и раскрепощённым собой — когда мог себе это позволить. В оставшееся время верх над характером брали выточенные в далёком детстве осторожность, расчётливость и смирение. И он бы изменил сам себе, если бы не смирился с тем, что нужно продолжать путь, чтобы добиться желаемого, а не тратить время на то, чтобы дразнить девушку. Даже если этого он тоже желал всем своим существом.       Кико не стала ничего отвечать ему, потому что Учиха молчанием и слегка ускорившимся шагом подвёл ясную ей черту в разговоре, который сам же и начал. Решив воспользоваться внезапно свалившейся на неё удачей покататься верхом и немного отдохнуть от бесконечной ходьбы, Кико вернула голову на плечо Итачи и мгновенно задремала.       Она проснулась, когда путников встречал уже второй на их пути домик, похожий на заброшенную за ненадобностью сторожку лесничего. Горы были покрыты деревьями гораздо плотнее, нежели равнины на юге страны, но свободное перемещение здесь в любом случае не разрешено. Людей, которые осмелились бы вредить растительности в горах, попросту не было. Так отпала и необходимость в том, чтобы в таких домах кто-то жил и работал.       Хорошо, если ему меньше нескольких десятков лет, но в этом Кико сомневалась, предвкушая отсутствие каких бы то ни было электронных приборов.       Замок на двери слетел, как обычно, с одного удара руки, поверженный не столько силой Учихи, сколько собственной ветхостью. Внутренности домика мало отличались от тех, что она видела раньше. Самыми увлекательными для исследования коридорами и комнатами по-прежнему обладали пожилые корейцы, в дом которых, Кико уверена, они больше не вернутся. Девушка приглушённо зевнула, безразличным взглядом осмотрев покрытые слоем пыли деревянные полы, вытянутый узкий диван, защищённый тонкой белой простынёй, массу коробок в углу, около лакированного шкафа и, как она и думала, ничего про электричество.       Мизухаре сжала Итачи за плечо и, когда он обернулся к ней, кивнула в сторону, разрешая себя отпустить. Учиха парой шагов преодолел необходимое расстояние и, схватив белую простынь, отчего в затхлый воздух дома поднялся рой пыли, отбросил ткань на пол. Он развернулся спиной к дивану и опустился на него так, будто намеревался сесть сам, одновременно с собой приземляя на поверхность сидения и Кико. Девушка отпустила его плечи и чуть откинулась на спинку, пока Итачи, сидя у неё между ног, склонился и начал, не торопясь, развязывать шнурок на её левом ботинке, поддерживая ногу, чтобы она не касалась пола.       Осторожно стянув с Кико обувь, он откинулся назад, так, что почти лёг на неё сверху, прикрыв глаза и тяжело вдыхая воздух. Мизухаре, ощущая приятную тяжесть, только сейчас подумала, что не знает, сколько они шли вперёд. Финишная прямая в их случае могла растянуться на километры, шагать сквозь которые с ношей на спине — не самая простая задача. Она спрашивала Итачи в самом начале, дотянет ли он её до того момента, когда появится новая возможность перейти границу, но и подумать не могла, что жизнь обернёт её вопрос и его ответ в такую беспощадную реальность.       Учиха запрокинул голову ей на плечо, продолжая переводить дыхание после дороги, и Кико осторожно провела рукой по его чёлке, тихонько убирая прилипшие к вискам пряди чёрных волос. Он не позволил бы себе растекаться в объятиях женщины чересчур долго, Кико знала, но, пока момент не растворился, сражённого усталостью мужчину хотелось приласкать. Мизухаре убрала руку от его лица и снова обняла его за плечи, уткнувшись носом в покрытую испариной шею, оставляя невесомый поцелуй на коже, вместо устной благодарности. Итачи сдавленно выдохнул и в последний раз глубоко втянул воздух, нежась в хрупких объятьях.       — Давай верить в то, что завтра этот ушиб пройдёт, — пробормотал он и, опираясь рукой о коленку Кико, поднял корпус и вновь устремил взгляд вниз, на одетую в две пары носков ногу. Итачи поднялся с дивана, и Мизухаре тут же поменяла позу, ложась вдоль сидения так, что руки можно было вытянуть вверх, задевая пальцами ручку с одной стороны, а колени закинуть на ручку с другой. Держать ногу на весу ей пока было спокойнее, чем класть её на диван.       Учиха к тому моменту уже ворошил сумку, ища в ней бинты или хоть что-нибудь, чем можно было бы крепко зафиксировать ногу так, чтобы ушиб приносил меньше неудобств.       Кико зевнула, воюя с желанием закрыть глаза и окунуться в сновидения прямо сейчас, пока на неё не обрушились мысли о том, что она будет делать завтра, если нога не заживёт, и что с этой ситуацией будет делать Учиха. Она понимала — он не остановится ради неё. Он может оставить её тут, чтобы потом вернуться, или тащить на спине, но сам не затормозит, даже если над головой разверзнется небо и откроется дорога в Эдем. По крайней мере — пока. Каждая дорога где-то заканчивается. Они не могли бы бродить по этой стране бесконечно.       Мизухаре потянулась, разминая затёкшую спину, и тут же почувствовала что-то странное, когда пальцами зарылась в складку дивана. Кико быстро выпрямилась и, с тихим стоном убрав колени с удобного местечка, на одной ноге подвинула себя ближе к другому краю дивана, отодвигая руками подушку сидения.       Через некоторое время в пальцах оказался небольшой пластиковый квадрат чёрного цвета, в котором девушка довольно быстро признала карту памяти, которую используют для фотоаппаратов.       «Что же ты здесь делаешь?»              Она бродила по старым опустевшим домам достаточно, чтобы примерно представлять, что можно найти, а что было выбивающейся из общей картины деталью. В заброшенной сторожке в горах, в складках дивана найти новёхонькую карту памяти — такое практически невозможно даже в Японии.       Кико развернулась корпусом к Итачи, продолжая наблюдать за тем, как он, сев прямо на пол, перебирает содержимое сумки в поисках необходимого.       — Что-то подсказывает мне, что лучше бы ты на это взглянул, — ровным голосом проговорила журналистка, вертя в пальцах необычную находку.       Когда Итачи поднял на неё взгляд и проследил за тем, что она держала в руках, то на пол с грохотом покатилась бутылка с водой, а сам он поднялся и, вместо того, чтобы забрать у неё из рук карту, начал перебирать содержимое коробок, которые были в хаотичном порядке разбросаны по всему дому. Он продолжал вытаскивать оттуда предметы, как фокусник из шляпы, иногда удивляя Кико вещами, которые приземлились на пол.       Некоторые из них не могли принадлежать этому дому, этому месту и, в целом, этой стране.       Остановившись около последней коробки, Учиха глубоко вдохнул прежде, чем открыть её.