Я не буду тебя спасать Догонять, вспоминать, целовать Меньше всего нужны Мне твои comeback'и
(с.)
— Ты, должно быть, шутишь? — младший брат как на сумасшедшего косился на старшего. Идея залезть в чёрные мешки вместо голых, разлагающихся тел, была отвергнута им на корню. Он заметил небольшое окно, вверху стены, смотрящее на поверхность, и подумывал воспользоваться им, чтобы ускользнуть отсюда. Но пожимающий плечами Итачи был совсем другого мнения. — У нас не так много времени, чтобы искать брешь в заборе на поверхности, — будто читая мысли Саске, констатировал Итачи. Очевидные ему вещи быстро оборачивались в непреложную истину, через которую даже младший брат не смог бы пробиться, поверженный логикой доводов. — А с этими ребятами, считай — карета подана— Старший Учиха с трудом сдержал торжествующую ухмылку, когда Саске, закатив глаза и громко выдохнув из себя всё недовольство, начал расстёгивать молнию, которая берегла чьё-то тело от любопытных глаз. Запах формалина мгновенно заполнил лёгкие, оседая в них, твердея и осложняя каждый вдох. Когда со стороны коридора послышались шаги, оба братьев уже успели затащить тела в выдвижные столы, находящиеся за закрытыми створками, и занять их место. Оставалось надеяться, что охранник, которого они оставили в камере Саске, не поднял тревогу. Тогда они с ветерком доедут до ближайшей дороги. *** — Наруто?! — Саске был в таком бешенстве, что не посчитал нужным сдерживать эмоции. — Сколько ещё людей ты в это втянул? — прошипел он, схватив Итачи за локоть. Обернувшись, старший Учиха увидел до боли знакомую картину. Глазами Саске на него смотрел с того света Фугаку, снедаемый уязвлённой гордостью. Они были похожи больше, чем отото мог себе представить. В нём ощутимым гневом полыхало то, что разгоралось в сознании отца, когда с его силой не считались. — Я бы втянул их всех, будь это необходимо. — Вот оно. Ещё красноречивее донести до Саске, что его жизнь важна, он бы не смог. Итачи ни во что не ставил массовку, когда речь заходила о младшем брате. Так было в детстве, и это не изменилось сейчас. Когда ему было десять, и няньку Хацумомо уволили за то, что она не уследила за ними в Пекине, Итачи сильно не переживал. Не переживал и через пять лет, решив избавить Саске от жизни, которую уготовил отец. Шли годы, а количество душ, которые Итачи мог превратить в массовку, росло, не ограничиваясь даже его собственной. Однако Саске, зашоренный детским страхом и обидой, видел прошлое по-другому. Он верил в то, что запомнил десятилетним мальчишкой. Отото стремился распознать в человеке, которого видел перед собой, того же предателя, что бросил его однажды, оставив сражаться с горечью потери семьи в одиночестве. Итачи был для него не более, чем сумасбродным, зазнавшимся выскочкой, боявшимся ответственности. Вряд ли существовали слова, способные изменить это мнение. А если и существовали, Итачи их не знал. Да и не стремился найти. — Зачем? — голос Саске приглушил интерес, обходя истончившую себя ярость. Позволить рассудку допустить, что братом двигали чувства, он не мог. Его суждения зиждились на тяжёлых воспоминаниях и тёмном прошлом, от которого он не мог просто так отречься, даже ради ни к чему не обязывающего предположения. Саске слепо верил, что понимал абсолютно всё. — Что поменялось? — Ничего, — признал Итачи, рассматривая младшего брата. Если всё будет хорошо, то он поможет им с Кико перейти границу, и исчезнет из жизни Саске также виртуозно, как появился в ней. Они не нуждались друг в друге. Итачи мог существовать без Саске, но не мог допустить, чтобы его существование прервалось. Только не так, не ради призраков справедливости, которыми он окружил разум. Те же призраки сжирали душу самого Итачи годы назад. Это они утробным голосом превозносили совесть и идеалы, и, следуя за ними, Учиха непреднамеренно лишил жизни всю семью. Он хотел зашагать дальше, уже видя перед собой дом, откуда они сейчас должны будут забрать Кико. Нужно было как можно скорее двигаться в путь, но Саске остановил его ударом ногой в бок. Итачи успел схватить его за ботинок и потянуть на себя, чтобы отнять у него равновесие и свалить на землю, но Саске просто так сдаваться не собирался. Он потянул брата за собой, и уже через несколько секунд они ползали по измерзшей траве, избегая ударов друг друга. Саске много и громко ругался, не скупясь на красноречивые выражения для брата. Как будто он хотел за раз вывалить на него всю горечь, которая скребла по горлу годами, ища выхода. Отото, очевидно, не пришёл в восторг от его ответа, а потому, не жалея сил и энтузиазма, размахивал кулаками, стараясь угодить то в лицо, то в многострадальные рёбра. Итачи не собирался ввязываться в глупую драку, и сначала старался просто уворачиваться, но с каждым новым взлётом руки Саске он приходил к мысли, что хороший подзатыльник может пойти ему на пользу. Итачи вовремя схватил рукой кулак брата, который направлялся аккурат к его челюсти, и свободной рукой ударил его в живот. Пока тот ловил ртом воздух, Итачи дёрнул за шиворот его кофты и отправил Саске на встречу с прохладной землёй. Брат не остался в долгу и на полпути врезался в туловище Итачи, приземляясь прямо на него. — Ублюдок! — Саске распрямился и, сидя сверху на Итачи, занёс руку, чтобы ударить его. — Эй! — «Ты достаточно наигрался». Итачи поднимает руку к верху, но не чтобы ринуться вслед за младшим братом в полымя драки, а чтобы двумя пальцами указать на застывшую неподалёку от них Кико. Было бы странно, если бы она не услышала такие крики в лесу. — Угомонись, — устало и раздражённо выдыхает Итачи, гадая, когда до брата дойдёт, что пора прекращать затеянную им же вендетту. Семейные драмы его сейчас мало волновали, он хотел убраться как можно дальше от места, где их троих легко было обнаружить. Саске же, судя по искажённому гневом лицу, был готов променять свободу на очередное заключение, лишь бы исчерпать скопившуюся за годы злость. Драматично — не поспоришь, но расточительно. Этому небольшому спектаклю пора сворачиваться на антракт. — Сейчас не время для этого. Саске с отвращением оттолкнул маячившую у его лица руку и, бросив последний испепеляющий взгляд на брата, поднялся на ноги. — Да пошёл ты… Итачи проследил за тем, как брат какое-то время смотрел на Кико прежде чем, не сказав ни слова, двинулся в сторону дома. — Что бы ты там ни держала за спиной - брось. — Итачи медленно вернул тело в вертикаль, опираясь на землю, чтобы устоять на ногах. Он услышал, как к ногам Кико призмелился булыжник и не смог сдержать усмешки. Теперь, если он увидел бы что-то подобное у неё в сумке, пока она гуляла по супермаркету в Токио, то даже бы не удивился. Кико жадно всматривалась в офицерский пиджак, который всё ещё покрывал плечи Итачи. Казалось, она пыталась сложить всё, что успела увидеть, воедино. Но потом, вместо того, чтобы глубоко задуматься, прожигая взглядом звёзды на погонах, она, как по глади воды, заскользила глазами по всему облику мужчины. Тогда он осознал, что она вновь опустила детали, растрачивать слова на которые не посчитала важным. Её не могла не удивить военная форма, сумасшедшие крики человека, разгуливающего с практически идентичным Итачи лицом, драка. Возможно, она всё ещё хотела добавить ему пару ударов сверху за то, что он исчез, ничего ей не сказав. Но вместо этого Мизухаре, кажется, просто пыталась разобрать, на месте ли все жизненно важные части тела. Чем потом можно удивить женщину, которая научилась невозмутимо реагировать на всё, через что он - как последний мудак - из раза в раз заставлял её проходить? — Вы не похожи. — довольно спешный вердикт для первой встречи с его младшим братом, и всё же — она была права. Саске и Итачи, не смотря на родство, прожили совсем разные жизни, верили в разные истины, и стремились к разным вещам. Она, из всех людей, могла пробиться сквозь толщу волн, рукой дотянуться до дна и на ощупь понять всё, что скрывалось от света поверхности. — Он был бы рад это услышать, — посмеялся Итачи, приближаясь к девушке. — При условии, что ты не запустила бы ему в лицо камень, разумеется. — Не зазнавайся, Учиха. — Кико подняла голову, игнорируя рост и смотря на него так, будто это она была выше. В каком-то смысле, так оно и есть. — Камень был для тебя. — Она сузила глаза и подошла к Итачи так близко, что между ними едва оставался ничтожный, перепуганный гневом девушки сантиметр воздуха. — Вместо приветствия. Чтобы вбить в твою голову хоть немного такта. — взгляд бросался в бой вместе с Кико. Карие глаза переливались под светом Луны как волны в океане. Ярость делала ее на удивление привлекательной. — Сомневаюсь, что ты бы пала жертвой никчемного такта, — усмехнулся Учиха и чуть склонил голову, сам не замечая, как вновь становился пленником ее запаха, глубокого дыхания и тонких рук, которые она сжала в кулаки, пытаясь держать подальше от мужчины. Безжалостное наказание — отстраняться, когда рассудок уже повержен ее образом и молит о пощаде и прощении. — Будь во мне хоть капля — ты бы забыла мое лицо, перешагнув порог издательства. — напоминать о собственных грехах вдвойне легче, если знаешь, что их простили задолго до того, как они были озвучены. Кико уткнулась лбом в острый подбородок Итачи и глубоко вдохнула. Понять, наслаждалась она близостью или воздухом перекрывала себе путь к брани, было невозможно. Руки все ещё обрамляли ее тело, а не его, и уже из-за этого можно было подумать, что она в бешенстве. — А будь хоть капля в тебе — я бы тебя уволил. — «И ты бы здесь не оказалась». Внутри все ещё не скребла острыми когтями совесть — душа, кажется, смирилась с корыстным желанием. Итачи хотел, чтобы Кико была рядом. Учиха поднял руку к ее талии и повел вверх по спине, медленно перебирая пальцами выступающие косточки. Он задержался у шеи, с удовлетворением вслушиваясь в глубокое дыхание девушки. — «Пала жертвой»… — Кико сдавленно усмехнулась и прикрыла глаза, продолжая сражаться с гневом, который как гром клокотал внутри, желая найти выход. — Это действительно похоже на правду. — девушка подняла руку и начала пальцем водить круги по пуговице на солдатской шинели Итачи. Она на тонкой нитке едва держалась за ткань, расплачиваясь вместо Учихи за его склоки с младшим братом. Недовольно цокнув, Кико сильно дёрнула за неё и оторвала вовсе. — Ещё несколько часов, и я бы ушла отсюда. — Итачи удивлённо вскинул бровь. — И куда бы ты пошла? В полицию? — идея звучала как победительница в номинации сумасбродных стратегических решений Мизухаре, но почему-то не вызывала сомнений. Он не потрудился даже предупредить её, что уйдёт, потому что не мог пообещать, что вернётся. Саске узнал о Кико только когда братья выбрались из «труповозки», на очередной кочке под шумок выпрыгнув из кузова машины. Случись с ним что-то, она осталась бы одна, и никто бы о ней не узнал. По крайней мере из тех, кто был в состоянии помочь ей выбраться из страны. Бросить его наглую задницу на произвол судьбы и, наплевав на всё, разгребать свои проблемы самостоятельно — хорошее решение, которое могло её спасти, если бы что-то пошло не по плану. — Куда глаза глядят, — пожала плечами девушка и, подняв голову, уже спокойно посмотрела на Итачи. — Я всегда так делаю. — она говорила спокойно, но в голосе тонким хрусталём звенела правда, которую напускное равнодушее заглушить не способно. — И сделаю, ничего не дожидаясь, если однажды твоего никчёмного такта не хватит, чтобы попросить меня дождаться. — себе на уме, Кико выбрала лучший способ популярно разъяснить, что она думала про импровизированную спасательную операцию. Она плевать хотела на извинения. Тем более, что видела — они бы не были искренними. Итачи не из тех людей, кто делал что-то, не подумав. Он бы не извинялся за то, что совершил намеренно, отдавая себе отчёт о последствиях. — Я всегда буду выбирать себя. В этом они с ней различались. Итачи никогда не выбирал себя, а просьбы дождаться для него были пустым звуком. Кто не захочет ждать — не будет. Просьбы и слова — полые, никчёмные колебания воздуха. Он не любил их говорить, а если делал это, то чаще сопровождая каждый звук гораздо большим смыслом, чем можно было бы предположить. Итачи - старая деревянная шкатулка с тройным грёбаным дном. А Кико, даже будь единственным человеком на земле, кто видел все три, пока в чёртовой коробке не заиграет музыка - не притронется. Она придавала больше значения словам. Это имело смысл, учитывая, что она журналистка. В её случае профессия полностью оправдывала личность. Итачи криво улыбнулся и, всё ещё удерживая Кико рукой за шею, притянул её ближе. — Нет выбора лучше, чем ты, — он сказал это почти шёпотом, выдыхая слова ей в губы и впутывая в воздух столько значения, сколько мог себе позволить. Кико усмехнулась, и Итачи мягко поцеловал ее, спускаясь от поднявшегося уголка губ ниже. В этот раз он не давил на неё, легко приникая губами и по крупицам собирая вкус, который одним своим фантомом мог бы вытащить его из бездны. Он хотел бы ее запомнить. Каждый поцелуй и каждое, даже случайное, прикосновение к ней, чтобы существовать на этих воспоминаниях какое-то время, если она решит идти куда глаза глядят. — Подхалим, — еле слышно проговорила Кико, прежде чем обвить руками его шею. Он чувствовал, как она тонкими пальцами сжимала ткань на форме и как ее грудь вздымалась от вздохов. Итачи сжал ее талию, заключая, как в сети, в свои объятья. Она невозможно холодная, хрупкая и такая тонкая, что казалось, будто может песком рассыпаться из сетей, запросто оставив его ни с чем. — Твой выбор — брат. — и она снова его целует: обволакивая губы желанием, но не подчиняясь ни единому его движению. Кико дразнила его, то позволяя поймать ее в глубокий поцелуй, то отстраняясь, чуть запрокидывая голову и вместо губ подставляя шею. Итачи гулко выдохнул в ее кожу, почти рыча и легко кусая там, где горячим потоком носилась кровь по венам. Хотелось взвыть. Его брат в одной деревянной стене от них, собирал вещи, а в десятке километров уже наверняка били тревогу. Не лучшее время, чтобы проворачивать изощренные наказания. — И сложно меня за это винить, верно? — тяжело проговорил Итачи, все ещё склоняя голову к ее плечу. — Верно. Хотя сам он не выглядел довольным, — хмыкнула Кико и, обведя пальцем контуры его подбородка, опустила руки на ладони Итачи, которые все ещё удерживали ее за талию. Учиха ослабил хватку и она отступила назад, разворачиваясь и направляясь в сторону деревянного дома. Кико шла медленно и припадала на одну ногу. Это неудобное обстоятельство создаст им всем ворох проблем но, по крайней мере, ходить она могла. — Может, он родился с недовольным лицом? — парировал Итачи, направляясь следом. — И желанием подправить тебе челюсть? — рассмеялась девушка, тормозя у крыльца. Кажется, она пока не знала, как ей общаться с Саске, и стоило ли вообще это делать. Она ещё не в курсе, что увидит его на работе в кресле начальника, как только вернётся в офис. И что это младший брат хотел её уволить. — Это как раз приобретённое — со вздохом подметил Учиха, усаживаясь на ступеньки у входа в дом. В кармане его солдатской куртки нашлись сигареты, и он вытащил одну для Кико. Она с улыбкой протянула руку, чтобы взять сигарету, и опустилась на ступеньки рядом с Итачи. — Как же я скучала, — девушка почти с вожделением наблюдала, как Учиха поджигал ей сигарету. Она забавно зажимала зубами фильтр, пока пела табаку дифирамбы, и Итачи не смог не ухмыльнуться. Она как будто летела вверх на качелях — воодушевлённая и радостная, хотя ещё минуту назад ковыряла сапогом землю, разъярёнными глазами поглядывая на Итачи. — Мне ты такого ещё не говорила, — нахмурив брови, он состроил самое недовольное лицо, на которое был способен. — Я смотрю на твоё самодовольное лицо каждый божий день вот уже неделю — закатила глаза Мизухаре и с упоением втянула дым в лёгкие. Никотин, кажется, поднял качели ещё выше. Несмотря на колкую фразу, выглядела Кико вполне умиротворённо. — И, очевидно, наслаждаешься зрелищем. — Вот из-за таких высказываний я и называю тебя самодовольным, — насмешливо пропела Кико. Словно она переступила невидимую черту, о которую до этого разбивалось большинство ее невысказанных мыслей. — Стоит попробовать держать их при себе, пока разговариваешь с братом. — Это бесполезно, если он хочет услышать определенные слова, — выдохнул Итачи, с сожалением рассматривая истлевшую сигарету. — У меня нет этих слов, так что забудь. — Учиха щелкнул пальцами, отправив окурок в полёт до земли, и почувствовал, как ему в лицо ударил снег, принесённый очередным порывом ветра. Конец ноября. Они в горах, на севере страны. Самое время. Итачи скинул офицерский пиджак и набросил на плечи Кико, безмолвно наблюдая за тем, как она смотрела в небо. — Там, откуда я родом, сейчас тоже, наверно, идёт снег. — Кико выставила руку и поймала пальцами пару снежинок. — Но меньше всего на свете мне хотелось бы оказаться там. — Она медленно растягивала губы в неживую улыбку. Искусственно изображённая эмоция была скорее данью снегу, чем чувствам, до которых невозможно добраться, даже растаяв на её ладони. — Я каждую зиму запиралась в четырёх стенах, лишь бы не мёрзнуть, и мечтала о том дне, когда придёт тепло и зацветёт сакура. — Кико опустила руку и, подтянув края пиджака, укуталась в него плотнее. — А снег всё равно, почему-то, меня радовал. Итачи поднял глаза к небу и, впервые оторвавшись от девушки, стал думать над её словами. — В этом нет никакого смысла — усмехнулся мужчина, провожая взглядом снег. — Верно. — Кико кивнула и засмеялась. — Но в вещах, которые доставляют нам радость, часто нет смысла, разве не так? Глупо ненавидеть зиму, но любить смотреть на снег. — На секунду Учихе показалось, что она говорила не то, что он слышал. Слова несли значение за своими пределами, вовсе не касаясь ни снега, ни дома, ни зимы. Чувства, которые не привязаны к воспоминаниям, обстановке и людям тоже существовали. И с ними стоило считаться. Этим она и занималась, замерзая на крыльце, но не двигаясь с места. — Снег утешит меня просто тем, что он есть. Даже если я в коммунистическом аду и наслаждаюсь самодовольным лицом начальника… — Итачи подавил ухмылку. Внезапному такту, подталкивающему объяснить всё если не ей, то хотя бы брату, можно было аплодировать стоя. Она снова избрала обходной путь, видя, что он не желал говорить о Саске. — Это хотя бы правда? — Итачи посмотрел на краснеющие от холода тонкие пальцы, которыми Кико держала пиджак. Они подрагивали, как и всё её тело, от каждого порыва ветра. — О твоём доме? — Со своим воображением она могла вплетать второй смысл с самого начала, даже не потрудившись добавить хоть немного истины к картине. Итачи не умел верить каждому слову. Хоть ему иногда и казалось, что он знал о Кико всё, по меркам нормальных людей он не знал ничего. Цифры, даты, места — всё это осталось где-то за бесконечным горизонтом её самой. Учиха понятия не имел, из какого города Кико перебралась в Токио. До этого момента он даже не думал о том, что она может быть не из столицы. — Правда. Я с Хоккайдо. — Кико сжала пальцами плечи и поднялась с крыльца. «Ну разумеется, как только сам не догадался.» Откуда ещё до его жалкой погасшей души могла бы снизойти богиня морей? Об остальной части её слов он не считал нужным спрашивать, заранее не воспринимая их за рамками смысла, который Кико в них вкладывала. — Думаю, нам стоит поторопиться? — Мизухаре опустила взгляд на погоны, разглядывая опознавательные знаки, которые не говорили ей ровным счётом ничего о бывшем обладателе пиджака кроме того, что он будет зол, когда пропажа обнаружится. — Сомневаюсь, что ты купил это в сувенирной лавке.