Безумству храбрых

      Кико, стараясь не выдать себя, тихо вздохнула. Она не открывала глаза, заставляя себя поверить в то, что утро ещё не на горизонте, хотя даже жмурясь как можно сильнее, остановить время не получалось. На макушку ровными тёплыми волнами опускались выдохи Итачи, и от этого шевелиться хотелось ещё меньше. Учиха и его скверный характер мирно спали, позволяя Кико насладиться тишиной неведения: в ней она пока что могла воображать себе новый день с Итачи таким, каким хотела.       — Ты ведь понимаешь, что когда-то встать придётся? — тихо прошептал Итачи. С трудом сдержав порыв подскочить от неожиданности, Мизухаре заставила себя самозабвенно притвориться спящей. Она будет продолжать спектакль до последнего едкого комментария, который опрокинет выдержку. — Граница в дне пути, — продолжал давить Учиха, поглаживая её плечо. Кико лежала, положив голову ему на грудь, и благодарила вселенную за то, что лица он увидеть не смог бы. — и когда шанс вернуться домой так близок, ты сдаёшься? — Мизухаре недовольно поморщилась. Попытка сыграть на гордости показалась бы патроном нового калибра, если бы однажды похожая пуля не отправила её в кабинет Цунаде.       «Кажется, будто это случилось целую вечность назад…»       Кико прикусила язык и молчала, хотя наверняка уже выдала себя раздражённым вздохом. Ей огромных усилий стоило не пробурчать что-нибудь язвительное в ответ.       — Поверить не могу, что я агитирую тебя ехать в Японию, — усмехнулся Учиха, сжимая её плечо крепче.       — Ты хотел бы, чтобы я осталась здесь? — фыркнула Кико, не выдержав. Имей она возможность сжать время в кулак и заставить остановиться, чтобы солнце не всходило над горизонтом, а они могли бы остаться в этой комнате, не думая о завтрашнем дне, Кико так и сделала бы. Ей нравилось лежать у него на груди, обнимая его правой рукой. Пока мерзавец не открыл рот… Кико вдруг задумалась, не превратилось бы сладкое утро в место преступления, сумей она и впрямь остановить время.       — Я хотел бы, чтобы ты осталась со мной, — вдруг сказал он. Мизухаре сдалась и открыла глаза. Она подняла голову и, опираясь на локоть, приподнялась, чтобы удостовериться, что выражение его лица поддакивало интонации заявления. Он был красивым даже утром, после нескольких жалких часов сна, что заставило её мысленно всплеснуть руками. Под глазами залегли тени, острые скулы очерчивали мраморную, ровную кожу, а волосы чёрной смолью свисали по бокам, завораживая Кико. Она исследовала его лицо глазами, пока тонкие губы не украсила грустная улыбка. — Чтобы ты раздражалась, оказавшись со мной взаперти в машине, в пробке, потому что я выбрал не ту дорогу. — Кико закатила глаза и усмехнулась. — Чтобы драться за единственную турку по утрам, и чтобы ты, как истинная пуританка, сексуально простонала, попробовав еду, которую я тебе сделал, — Мизухаре засмеялась, представляя Итачи в забавном розовом фартуке, суетящимся около плиты. — Чтобы мы вместе обошли треклятую китайскую стену, — Учиха провёл пальцами по её щеке, и Кико затихла, задумавшись. Кожа под его пальцами ожидаемо воспламенялась, а в груди на тонких крылышках порхали бабочки, но что-то постороннее, чего в его касании быть не должно было, словно накинуло на грудь сетку. Крылья бабочек смялись под давлением и они заметались, затрепыхали, а потом задохнулись вовсе. Пламя щёк погасло, и по спине пробежал холодок.       — Треклятая китайская стена ведь… — «В треклятом Китае…» Мизухаре приоткрыла рот, не сдержав удивления. — Но ведь… — Кико напряжённо сжала простынь в пальцах. Она действительно ничего не знала об Итачи, избегая любых разговоров о новом главном редакторе, когда представлялась возможность посплетничать в курилке. Даже отринув мысль о том, что Учиха журналист, Кико не протягивала нитку рассуждений дальше его внешнего вида без рубашки. Она, как всегда, остановилась там, где ее энтузиазм иссяк, и не стала размышлять, кто на самом деле опустил сексапильную задницу в кресло главного редактора. Слесарь? Переводчик? Полицейский? Резидент Китайской Народной Республики? Ей было плевать, потому что сияющая светом истины правда о том, что Учиха не журналист, ослепляла настолько, что залила яркими лучами все чернеющие и разрастающиеся ямы. В одну из них Мизухаре падала сейчас.       — Я живу в Шанхае, Кико, — Итачи опустил руку, на прощание придавив ещё пару уже смятых крыльев, и сел на кровати, опираясь на стену. — Уже много лет.       — Но тогда… — Кико прикрыла глаза, стараясь смириться с падением в глубину. Учиха смотрел на неё, утешая потерянную в пропасти душу печалью взгляда. А она падала все ниже и ниже. И летела так долго, что стала оглядываться по сторонам и думать, сколько всего еще не знала о нём. Она совершенно никакого представления не имела, что он любил есть, какой алкоголь предпочитал пить, как развлекался, чёрт бы его побрал. Кико не знала ничего, даже какая у него настоящая работа. Мизухаре рассмеялась, не совладав с собой. В голове всё тряслось и дрожало, как будто возведённая кропотливым трудом башня из слоновой кости разрушалась изнутри. Стены крошились, нарушая покой фундамента, и её тело отзывалось смехом, от которого потряхивало руки. Кико замерла, зацепившись взглядом за его глаза. Они сосредоточенно изучали её, теперь выставляя это почти напоказ. В оставшееся целым окно башни долетел чёрный ворон, и крах замедлился.       — Но тогда… — Журналистка нервно сглотнула, беря себя в руки. Даже знай Кико всё с самого начала, изменила бы она хоть одно своё слово? Хоть одно движение? Теперь, когда «быть с Учихой» стало ещё невозможнее и иллюзорнее, чем прежде, ей хотелось прикоснуться к нему только больше. Ни за что на свете опостылевшие своей банальностью цифры, даты, факты, не заставили бы ее одернуть руку, если бы Учиха решил ее поцеловать.       Она поднялась на колени и, всё ещё искусственно улыбаясь, придвинулась ближе к Итачи, неторопливо усаживаясь на него сверху. Кико опустила руки ему на плечи и сильно сжала, ощутив себя покорительницей древнего властного Бога. Сухие мышцы делали рельеф рук волнистым, и Мизухаре отчаянно одергивала себя от желания склонить голову к его груди и, проведя ладонями по сильным рукам, спуститься ниже и заставить его снова заняться с ней любовью. Кико была достаточно безрассудной, чтобы так поступить, но на другой чаше весов стояла напряженная фигура Саске, которая с застывшим на лице недовольством весила всегда больше. — тогда какого чёрта ты хотел меня уволить?       Итачи глухо рассмеялся, запрокидывая голову. Он положил ладони на талию Кико и начал медленно вести руками вверх, слегка задирая собственную футболку, в которой она вчера уснула.       — Эта претензия не по адресу. — Учиха вскинул брови, надевая на лицо невинное выражение непогрешимой души. — Список на увольнение Саске составил до того, как успел здесь застрять. — Кико прикусила губу, малодушно обрадовавшись про себя, что не успела назвать Саске засранцем, когда так хотелось.       — А ты, значит, добрая душа, дал мне и моей короткой юбке ещё один шанс? — усмехнулась Кико, вспоминая, в какой ярости была, когда оспаривала закрытие рубрики. Казалось, что эти реплики разрывали тишину кабинета главреда тысячу лет назад. Она покрывалась возмущённой дрожью, стоило наглым чёрным глазам опуститься ниже пояса юбки. Но, хоть она и бросила в вопрос упрёк, кусок ткани не стал бы причиной её спасения. Дело было не в вызывающем внешнем виде. Будь Итачи так прост, что его могла бы разжалобить внешность, Кико никогда не оказалась бы там, где была сейчас — верхом на его бёдрах.       — Саске понравились твои статьи. Они лежали на стопке бумаг, сверху и без единой заметки. Только поэтому я их прочитал. — Внутри замурлыкала гордость, преисполненная меркантильным желанием ластиться к сладким словам. Мизухаре едва удавалось сохранять лицо невозмутимым. — Но я не думаю, что он прощает ошибки. И обман. Так ты и оказалась в расстрельном списке. — Довольное мурлыканье заглохло в тот же момент.       — А ты прощаешь? — усомнилась Кико.       — Меня ты ещё не обманывала. ***       Холодный ветер острыми кольями впивался в кожу щёк, заставляя Кико всё глубже зарываться лицом в ворот свитера. Журналистка поёжилась, когда взглядом уловила изморозь на траве. Она нервно перебирала ногами, чтобы занять себя и хоть немного согреться, но это не помогало.       — Пора, — Итачи кивнул в сторону крыши небольшой одноэтажной постройки, едва видневшейся из высоких зарослей.       Честь вывалить в карман пограничника хрустящие новенькие купюры, которые Наруто вчера отдал Саске, Итачи взял на себя. Солнце давно опустилось за горизонт и прежде, чем караул усилят, нужно было купить пять минут времени. Закрытые глаза пограничных служб стоят довольно дорого, да и, несмотря на нарочитую невнимательность, идти им всё равно придётся как можно дальше от смотрового здания.       Мизухаре крепко сжала пальцы, пытаясь успокоить волнение. Они были в нескольких километрах от Китая, измученные долгим днём дороги, холодом и голодом. Разводить огонь так близко к пограничным постам было бы рискованно. Кико не ела с утра, когда Наруто вручил им в дорогу то, что удалось утащить из старенькой вендинговой машины в коридоре его отеля. С самого начала недовольный сырными чипсами желудок продолжал мстить ей болью и неутихающим урчанием.       Узумаки забил её портфель ещё и бинтами и пластырями, которые потеряли свою привлекательность на фоне пачки обезболивающих, но Кико была ему благодарна. Даже не столько за помощь, сколько за присутствие.       Наруто не существовал в постоянном страхе быть пойманным, а потому излучал непосредственность, которую никто из них позволить себе не мог. Узумаки источал воздух посреди сжатых давлением пружинок. Он много шутил, потешаясь над Саске за самонадеянность, направо и налево раздавал неоценимые советы вроде «передвигайтесь вдоль поселений, но по лесным тропам», и строил планы на будущую неделю, когда снова окажется в офисе. Заглядывать так далеко, в мирные числа декабря, для трёх пружинок было непозволительной роскошью. Даже фантазировать о завтрашнем утре было до смехотворного самонадеянно.       Задорная ухмылка, растрёпанные пшеничные волосы и невозможные идеи, казалось, позабавили только Кико. Оба брата напрягались ещё сильнее, наполняясь невидимой глазам настороженностью. У Итачи это проявлялось в молчаливой серьёзности, а Саске всё глубже падал в омут своих мыслей: он часто оступался, даже не следя за тем, куда шел.       — Не зли их. — строго процедил Саске, едва двигая губами.       Кико хотела бы в унисон с ним произнести что-то вроде «будь осторожен», но это же Учиха, чёрт бы его побрал. Он будет настолько неосторожен, насколько посчитает нужным, и никакая слезливая мольба себя поберечь не преградит ему дорогу.       Кико молча смотрела на то, как Итачи натягивал на голову капюшон: ещё один подарок Наруто, и отчаянно хотела что-то сказать, но вдруг почувствовала себя лишней. Рядом с плохо завуалированным волнением Саске, её собственное было просто неуместно.       — Ты держишь меня за дурака, — оскорблённо возмутился Итачи.       — Ты заслуживаешь всё, за что я тебя держу, — парировал Саске, отводя взгляд от брата. Казалось, он ни на йоту не доверял Итачи и хотел пойти самостоятельно, но не мог. Фоторобот Итачи, возможно, пока не разослали как письмо счастья всем постам, а вот Саске среди местных полицейских уже, должно быть, стал кем-то вроде суперзвезды. — Не задерживайся, — Кико заметила, в какую тонкую линию сомкнулись губы Саске после этих слов. Говорить что-то ещё он не собирался, но Мизухаре показалось, будто это самое яркое проявление участия с его стороны, которое ей довелось увидеть.       Саске Учиха гармонировал с Наруто Узумаки, как если бы они были братьями. Он пропускал мимо ушей его советы, огрызался на шутки, недовольно закатывал глаза на нравоучительные аккорды в репликах. Весь этот спектр эмоций поражал разнообразием в сравнении с застывшим лицом, которое он обращал на Кико и Итачи. Саске шагал рядом с ними только потому, что других дорог нет. В офисе, в завтрашнем дне, который может и не наступить, он бы прошёл мимо, не отличив Кико от штукатурки.       Итачи бросил беглый взгляд на Кико и, когда Саске отвернулся, намереваясь поискать в портфеле какую-нибудь еду, подмигнул ей, самоуверенно улыбнувшись. Его губы сложились в немые слова, обращённые только к ней. Кико пыталась разобрать, что именно он сказал, снова и снова повторяя эти изгибы уже на своих губах, пока смотрела, как фигура Итачи на горизонте становилась всё менее заметной.       Спустя пару минут, уже потеряв его из виду, Мизухаре осознала, что из раза в раз повторяла одну и ту же фразу. Иллюзорное обещание.       «Поговорим завтра».       Она горько усмехнулась. Утром в отеле их прервал Наруто, громко стуча кулаком по двери. Он единственный, у кого при себе был будильник, поэтому стал самопровозглашённым часовым. Кико краснела и бледнела, пытаясь не впускать Узумаки в номер.       — Переживаешь? — спросила она Саске, присаживаясь на землю.       — С чего ты взяла? — остудив любопытство прохладным взглядом в ответ, Саске недовольно вскинул бровь. Любое напоминание о родстве с Итачи рассматривалось как открытое оскорбление, что не могло не удивлять, учитывая, на что брат пошёл ради него. Кико смутно осознавала, что этот поступок навешивал на Саске моральный крюк, который тянул карман: по счетам нужно платить. А платить он не хотел. Если бы только Саске смог понять, что взамен Итачи ничего не хотел, возможно, реагировал бы менее остро.       — Ты заговорил со мной, — пожала плечами Кико. Она не могла представить, зачем бы ещё Саске захотелось оборачивать драгоценные мысли в звуки. За весь день до этого момента он не сказал ей ни слова, даже когда она пару раз его о чём-то спрашивала.       — Ты делаешь преждевременные выводы, — Кико нехотя согласилась с его словами. Идеи в её голове вспыхивали быстро, а рассудок включался только тогда, когда губы уже вступали в игру. — И не так внимательна, как думаешь. — Мизухаре раздражённо втянула высунувшимся из ворота свитера носом холодный воздух. Из троих, парламентёром при других обстоятельствах совершенно точно должна выступать она. Оба брата были просто невыносимы. — Не понимаю, как ты сохранила работу.       — Цунаде-сан чуть более милосердна, чем вы, — цокнула Кико, недовольно кривя губы.       — Она предложила тебе должность?       — Я пришла к ней сама, — тихо ответила Кико, мелочно утаивая тот факт, что её почти втолкнул туда Итачи.       — Неожиданно, — выдохнул Саске и был тысячу раз прав. Мизухаре подавила желание отстаивать свою абмициозность, почти до крови прикусив язык. Саске видел её насквозь так же хорошо, как Итачи, и это приводило в бешенство.       «Зато теперь я знаю, почему он хотел меня уволить.»       Братья на деле оказались похожи больше, чем сами хотели бы признавать. Но и отличались больше, чем можно было бы предположить на первый взгляд. Итачи и Саске одинаково ловко подмечали одни и те же неудобные людям детали, но реагировали на них совершенно по-разному. Итачи дал ей шанс, который не дал бы Саске. Старший предпочёл позабавиться над неудобной деталью, от которой хотел просто избавиться младший.       Оставшиеся несколько минут Кико сидела, наблюдая за Саске, сложившим локти на колени. Опустив голову на руки, он делал вид, что дремал. Она не могла отделаться от мысли о том, насколько он был прав. Какой неудобной деталью она оказалась и насколько легче всё было бы, избавься он от неё приказом о сокращении.       — Идёт, — прошептала Кико и услышала, как Саске поднимается с земли. Она внутренне ликовала, осознав, что попала в яблочко братской любви. Саске мог сколько угодно хмуриться при виде Итачи, ругаться с ним или даже заносить кулак над его лицом. В безразличной глади его внешности любая мелкая, едва пробивающаяся эмоция на тусклом лице, была ей очевидна. Даже обычное, обусловленное внешними причинами движение выбивалось из всегда неподвижного равнодушия. Если Кико и поняла что-то о Саске, так это осмысленность его моторики. Пусть одновременно с его неподвижностью вокруг будут кружиться люди, взмахивая руками при виде пожара, Учиха и бровью не поведёт, пока огонь не подступит к самым его ногам.       — Нужно добраться до изгиба реки, — выдохнул Итачи, указывая рукой в правую сторону. — Там скоро будут менять караул. Один из сменщиков сейчас у них, а второму они позвонят по телефону, чтобы он отвлёкся от экранов наблюдения. — Осознав, что эти объяснения для Итачи были поразительно подробными, Кико напряглась. По телу, от носков и вверх, через колени, бёдра, до самой груди, медленно перебирая лапками, ползли пауки, заражая каждый сантиметр тела волнением. Они пробирались в карманы, где Кико прятала руки, заползали под ворот свитера, карабкались в уши, путаясь с голосом Итачи. — Обычно, пока нет команды стрелять, дозорные этого не делают. Отвлечь капитана, который даёт отмашку — лучший выход. Но времени у нас мало. — Когда паук выполз из чёрных глаз Итачи, Кико зажмурилась, до боли закусив щёку. Это начинало походить на помешательство, и ей захотелось тряхнуть головой, но она чувствовала, как заплетается в паутине ещё и её шея. Тело едва слушалось, пока в разум пробирались бесконечные чёрные пугающие лапы.       Никто не будет отворачиваться от границы намеренно, даже за большие деньги. Весь переход висел на волоске настойчивости тех, кто согласился им помогать. Если бессмысленный разговор по телефону покажется на другом конце провода подозрительным или неважным — им конец.       — Кико? — позвал Итачи, и Мизухаре прикусила язык, чтобы не взвизгнуть от испуга. Пока Итачи смотрел на Саске, Кико покрылась паутиной уже с головы до ног. — Ты слушаешь? — его голос был недовольным, и, на счастье, каждый гневный аккорд в словах рвал чёртовы сети, сковывающие тело страхом. Шея освободилась, и Кико кивнула, неуверенно открывая глаза.       — Перебежать через реку, пока более сговорчивые караульные отвлекают менее сговорчивых, и побыстрее, — ровно ответила она, разрывая оставшуюся паутину самостоятельно. — Я поняла. — Кико строго посмотрела на Итачи, не желая даже взглядом признавать, что пауки всё ещё ползали по телу. Она сжала пальцы в кармане куртки, мысленно раздавив одного из них до просачивающейся по пальцам синей крови. Она почти ощущала, как трепыхалось мелкое тельце между фалангами.       Итачи мучительно долго изучал её взглядом, задерживаясь на кармане куртки, в котором подрагивала сжатая рука, липкая от страха. Он пристально всматривался в её фигуру, очевидно давно распознав всё, вплоть до навеянных нездоровым воображением журналистки пауков.       — Тогда перестань дрожать и шагай. — железные нотки в его голосе развеяли тень сострадания, которое вот-вот должно было укутать журналистку в мягкие, всепонимающие объятия. Итачи не протянул руку ей навстречу, чтобы крепко сжать пальцы, вместо этого только кивнул в сторону удаляющегося от них Саске.       Кико вдохнула морозный воздух. Он в унисон с требовательным тоном Итачи охлаждал разум. Она ненавидела Учиху за то, что именно сейчас, когда ей так страшно, как не было ещё никогда в жизни, он был безжалостен. Но в глубине души прекрасно понимала, зачем он это делал. Кико подошла к нему вплотную и, сердито вскинув голову, оставила между ними почти символическую дистанцию. Учиха был похож на высокую скульптуру: глухую, слепую и беспощадную к смотрящему.       — Поговорим завтра, — враждебно бросила журналистка, сверкнув злобой в карих глазах, прежде чем, задев его плечом, двинуться вслед за Саске.       Холодный рассудок накалял тело яростью добела, будто подыгрывая бессердечной скульптуре позади. Кико злилась на него и злилась на себя за то, что, даже разглядев наживку, вцепилась в неё зубами, послушно увиваясь вслед за удочкой. Мизухаре гневно топтала землю, каждым шагом вымещая на ней ярость. Нога, успокоенная несколькими обезболивающими таблетками и туго обтянутая эластичным бинтом, вновь начала привлекать её внимание. Каждый шаг, увеличивающий расстояние между ней и Итачи, вновь приближал её к страху, который ненадолго заглушила ярость.       Подойдя вплотную к остановившемуся Саске, Кико закусила губу. Она взглянула вперёд: между выдохшихся от холода голых ветвей деревьев уже можно было заметить тонкий каменистый берег. Река, разделяющая две страны, была довольно узкой, но, судя по звукам, разбивающим ночную тишину, имела быстрое течение.       — Как мы поймём, что можно идти? — спросил Саске.       — По времени. Дозорные должны смениться ровно в полночь. Тогда же в том здании, — Итачи указал пальцем на невысокую каменную постройку примерно в километре от них, — раздастся телефонный звонок, который откроет нам путь домой. Не думаю, что по периметру много наблюдающих. — Итачи нахмурился, потирая переносицу. Он потратил добрую минуту, молчаливо рассматривая заросли вокруг, уходя взглядом выше линии горизонта и дальше смотровых зданий.       Кико повторила движение, машинально придираясь взглядом к тем же местам, где незадолго до этого задерживались глаза Итачи. Ей казалось, что она видела меньше, даже смотря усерднее. Учиха знал больше, чем она, заранее продумав, как вернуться домой, и потому даже всей её внимательности не хватило бы, чтобы заметить те же дрянные мелкие детали, которые замечал он.       Будь они прокляты.       Сейчас за декорациями вокруг могло прятаться множество статистов, держащих потертые винтовки наготове. Одно неверное движение актрисы второго плана приведет к стрельбе, после которой за кулисы труппа так и не выйдет. Кико мерещились оглушающие выстрелы. Дробь равномерно учащалась в такт ускоряющемуся биению сердца.       — Пригибайтесь и опускайтесь в воду как можно ниже, — продолжал инструктаж Итачи, напрочь игнорируя выстрелы в ушах Мизухаре, что заставило её пару раз тряхнуть головой. Сложно было не забывать, что выстрелы слышала только она, и что только её грудная клетка ходила ходуном от каждого удара. Реальность становилась зыбкой, рассыпалась между пальцев. Сотканные волнением звуки и видения мешались с реальностью. Кико оставалось только надеяться, что она не сойдет с ума до рассвета.— На другом берегу дорога, лучше сразу бежать к ней.       — Что, если они погонятся следом?       — Мы идём по твоему маршруту, не моему, — усмехнулся Итачи и взглянул на Саске так, будто проверял, когда брата озарит понимание. Тот напрягся и задумался, но после, когда Итачи полез в рюкзак, Кико заметила, как его губы изгибаются в кривую улыбку, призванную замаскировать радость. Саске протянул руку, и уже через пару секунд в неё упали ключи от машины. — Когда я проверял, она была ещё на месте и с полным баком.       — Ай да я, — хмыкнул Саске, опуская ладонь с ключами в карман куртки.       Кико только наблюдала за ними, не в силах подпустить к себе их эмоции: веселье сейчас казалось чем-то заоблачным. Она видела его со стороны, но не могла прикоснуться, слепо вбрасывая руки в белую влажную дымку. Всё внимание сосредоточилось на шуме реки, резвым течением перебирающей мелкие камушки у берега. Итачи открыл рот, чтобы что-то ответить, но его прервала Кико.       — Сколько ещё у нас времени? — собственный голос тоже звучал словно издалека, едва различимый в тумане и звуках выстрелов. Кико смотрела на Итачи, но едва видела его, ориентируясь только на силуэт. Голова кружилась.       — Две минуты. — если бы журналистка могла сфокусироваться на его лице, то заметила бы недовольство, подчёркнутое сжатыми челюстями и изучающим взглядом. Презрение к её страху, наигранное или нет, маячило в каждом его движении, но, погруженная в туман, Кико не видела его, а стальной голос не звенел громче проносившихся мимо ушей пуль.       Одна из них вонзилась Итачи в лоб, аккурат по центру, что заставило Кико нервно выдохнуть. Она дёрнулась, чуть не сорвавшись с места, но вовремя оборвала движение. Мизухаре по-прежнему видела только неподвижный силуэт, а потому не в силах была отличить реальность от иллюзии.       Звук не был громче тех, что слышались Кико, пока разговаривали братья, но каким-то образом привлёк внимание Итачи. Учиха приблизился к ней, и силуэт вновь обрёл привычные черты. Кико рассматривала его голову, с облегчением не находя во лбу зияющей дыры, из которой сочится кровь. Увлечённая, девушка не заметила, как распахнула двери в разум, одним тревожным взглядом дав Итачи понять, что её глаза застелил ужас. Он увидел его, а потом, казалось, услышал и выстрелы.       Кико зажмурилась, когда его ладони накрыли её уши, и звуки затихли. Она слышала только биение собственного сердца. И смогла открыть глаза.       — Я не дам ничему с тобой случиться, — Кико читала эти слова по его губам, всё ещё слыша их только издалека. Она подняла руки и положила ладони поверх его, цепляясь за реальность. Пока Итачи к ней прикасался, его тепло подсказывало, где правда, где Кико находилась. Учиха был её маяком, который рассеивал мрак пугающей иллюзии. Он собственными руками глушил пугающие звуки. И Кико не хотела его отпускать. — Обещаю. — сказал он, осторожно отнимая ладони от её ушей.       Мизухаре вздрогнула и напряглась, боясь вновь провалиться в страх, но Итачи не отпустил её руку. Он крепко сплёл с ней пальцы и пошёл вперёд, ведя её за собой. Кико шагала, смотря не на тропу, ведущую к реке, а на спину Учихи. И это держало её на поверхности реальности.       Она сжала пальцы, пытаясь угомонить взволнованное сердце, и выдохнула, ощутив, как Итачи сжимает их в ответ.       — Я буду позади тебя, — сказал Учиха, когда они поравнялись с Саске, и Кико, прикусив язык, разжала пальцы. Им нужно было двигаться быстро. И ей нужно было смотреть под ноги, а не на его фигуру впереди. Это был самый безопасный способ переправиться через реку.       — Я пойду впереди, — сказал Саске, сосредоточенным взглядом изучая противоположный берег реки.       Кико кивнула, ничего не говоря. Ей отдали самое безопасное место, и, если бы она не была так увлечена попытками разогнать страх, то почувствовала бы себя абсолютнейшим ничтожеством. На неё бы высокой волной нахлынули угрызения совести, в которых хотелось признаться, и рядом с огромностью которых обычные извинения покажутся жалкими.       — Пора. — шепнул Итачи. — Бегите.       И они побежали. Кико царапала ладони о промёрзшие ветки, которые приходилось отбрасывать руками, чтобы выбраться на берег реки, и игнорировала недовольство в ногах, когда широкими шагами, торопясь, бежала по камням, то и дело спотыкаясь. Подошва ботинок неуклюже приземлялась на валуны и гальку, огибая их грани. Это только ещё больше добавляло к ощущению ушедшей из-под ног почвы. Позади было слышно, как с теми же звуками ступал по камням Итачи, и Кико, слушая эти звуки, переставляла собственные ноги вперёд.       Первый шаг был самым трудным. Она сделала его, не раздумывая, потому что единственный возможный путь — вперёд. Холодная вода реки, тут же пробравшись в ботинки, скоблила кожу. Ноги колол холод, который распространялся всё выше. Брюки плотным весом облепили ноги, стоило ей зайти по колено в воду, и всё тело пробила крупная дрожь. Она мешала двигаться, и ступить ещё один шаг вперёд Кико смогла только тогда, когда Итачи подтолкнул её в спину. Она сжимала пальцы в кулаки и сильно кусала щёки, чтобы не закричать. Ледяная вода, подбираясь к поясу, заставляла тело цепенеть. Движения стали механическими.       Когда Итачи надавил на её спину, чтобы она пригнулась и погрузилась в воду, Кико уже не чувствовала пальцы на ногах. Сильное течение сбивало вбок. В какой-то момент, подчиняясь замерзающему телу, Кико не смогла быстро переставить ногу вперёд, из-за чего её подхватило течение, и она плюхнулась под воду. Она охнула от холода и поняла, что вместо воздуха втянула в лёгкие воду. Грудь обожгло, а в рёбрах, будто разрывающихся от непосильной ноши, саднило. Сердце тут же ускорилось, разгоняя по крови адреналин, и Кико испуганно задёргала руками. Её бы унесло дальше течением, если бы Итачи не шёл позади. Он схватил её за воротник куртки и вытянул на поверхность. Кико, едва осознавая, что происходит, распрямилась в полный рост и начала громко кашлять, пытаясь вернуть легкие к жизни. Грудь всё ещё сильно болела, но сознание прояснилось, напомнив ей, что шуметь было большой ошибкой.       — Наклонись, быстрее, — шикнул Итачи, подталкивая её вперёд. — Уже недалеко, — тихо проговорил он, и Кико слабо кивнула, пытаясь унять панику. Она глубоко дышала, вместе с воздухом глотая повисшее вокруг беспокойство. Приходилось считать шаги, чтобы было легче сосредоточиться на конечной цели и не думать ни о холоде, который опутывал всё тело, ни о стрелках за кулисами. Её всю трясло, пальцы рук стали как деревянные, а грудь колол мокрый свитер, прилипший к телу. Кико нервно сглотнула, смотря вперёд — Саске был почти у цели. Вода постепенно опускалась всё ниже, значит они перешли середину реки. Кико, вслед за Саске, подняла корпус, чтобы выбраться из воды быстрее. Морозный ветер острыми иглами впился в кожу, покрытую мокрой одеждой. Подгоняемая страхом, Кико двигалась со всей скоростью, на которую была способна, но движения замедлял холод, пробирающий её до самых костей, и страх. Стоило коленям оказаться выше уровня реки, они задрожали, едва удерживая на себе вес задеревеневшего тела.       Саске уже выбрался на берег и, пригнувшись, повернул голову в их сторону. До него оставалось каких-то два или три метра и, преисполнившись энтузиазмом, Кико сделала еще один шаг на пути к спасению.       Источник внезапного хлопка определить удалось не сразу. Звук разрезал пополам морозный воздух, воткнулся ей в спину, едва не сбив с ног, и Кико замерла, боясь пошевелиться. Даже в такой темноте ей удалось заметить жуткий отблеск в распахнувшихся глазах Саске, а после до уха донесся громкий всплеск.       Кико в страхе оглянулась, не желая сталкиваться с реальностью. Итачи, упав на колени, поднял голову и посмотрел на неё. Одна его рука была скрыта под водой, будто ища опоры, а вторую он плотно держал на боку. Её сердце пропустило удар, но следующий, пробивший грудь с двойной силой, подтолкнул прежде медленное тело. Она рванула назад, ладонями пытаясь отодвинуть от себя целую реку, которая быстрым течением мешала ногам. Все вокруг закружилось так, что ей казалось, отпусти она взгляд Итачи хоть на одну секунду — сама тоже рухнет в воду. Взор застилала мутная пелена, через которую прорывался только чёрный цвет глаз в паре шагов. В ушах стоял такой пронизывающий звон, что она не слышала ничего, пока не рухнула на колени рядом с Итачи и не услышала тревожный всплеск воды. Кико обхватила его за плечо и только тогда заметила, как под другой бок его поднимал Саске.       Мизухаре испуганно моргнула и крепко сжала рукой мокрый чёрный плащ Итачи. Им нужно всего несколько ничтожных метров до берега, на котором юрисдикция северокорейских пуль закончится. Кико с силой опёрлась коленями о камни, чтобы помочь братьям подняться.       Вдруг поняв, что втроём они превратились в заманчивую мишень, она выскользнула из-под руки Итачи и бегло взглянула на него. В темноте ночи его лицо казалось бледным, теряющим краски. Учиха будто становился прозрачным, ускользая от жизни, и эта мысль пробудила другую, такую ясную, что шаг в сторону от братьев показался самым лёгким решением из всех, что она когда-либо принимала.       — Ты что творишь? — прохрипел Саске, со всей силы пытаясь вытянуть брата на берег.       «Кажется, я его люблю».       Ей казалось, что губы прокричали эту фразу так громко, что даже на той стороне сознания Учиха смог бы ее услышать. На самом деле, мысль только барабанила в ее голове, затмевая любую другую, превозносясь над ними и громким гимном повелевая мчаться в другую сторону.       — Эй! — выкрикнула Кико так громко, как только могла, и бросилась вдоль берега, ни на шаг не приближаясь к китайской земле.       Она бежала, с трудом переставляя ноги и почти ничего перед собой не видя. Её разум свернулся клубком вокруг одной единственной фразы, а потому тело перестало пытаться спастись. Она шла не к берегу, в душе надеясь, что если внимание караула разделится между ними, то у всех будет чуть больше шансов. Тело покрылось крупной дрожью и она могла слышать, как стучали её зубы. Холод и боль в груди отобрали возможность полноценно дышать. Она довольствовалась короткими глотками холодного воздуха, царапающими горло. Участившееся дыхание ускоряло сердце, и в ушах снова повис ультразвук, заглушающий звуки вокруг.       Кико запнулась о речной камень и едва успела выставить перед собой руки, холодными пальцами царапая дно. Она с головой ушла под воду и сквозь толщу течения услышала, как над ней пролетело несколько выстрелов. Оттолкнувшись руками ото дна, чтобы вынырнуть и обернувшись назад, Кико заметила, что Саске и Итачи уже выбрались. Тиски, больно сжимавшие грудь, расправились, и дали, наконец, возможность облегчённо выдохнуть. Понемногу обретая сознание, Кико, дрожа всем телом, поползла в сторону суши, молясь про себя, чтобы в неё не попали.       Когда ногти врезались в сырую землю берега, она грузно поднялась на ноги и побежала в сторону Итачи. Вес намокшей одежды и озноб, от которого кровь стыла в жилах, мешали двигаться быстро. Её подгоняло только беспокойство: она боялась опоздать. Боялась, что образ Итачи Учиха растворится быстрее, чем она приблизится к нему и сможет прикоснуться.       Саске успел оттащить его подальше от берега, и Кико с облегчением рухнула на колени, склоняясь над Итачи.       — Я найду машину, а вы — убирайтесь подальше от берега! — крикнул Саске на бегу, направляясь в сторону двухполосной дороги, протянувшейся вдоль реки.       — Сумасшедшая, ненормальная, дурная женщина, — бормотал он, пока Мизухаре дрожащими пальцами схватила его за плечи. Она вглядывалась в его лицо, теряющее все краски, кроме черноты взгляда, и, с трудом заставив себя отвлечься, переместила глаза ниже. — ты могла умереть.       — Ты мне больше нравишься, когда молчишь, — огрызнулась Кико, не желая спорить с ним сейчас, когда где-то в его органах, возможно, застряла пуля. При мысли об этом по коже пробежал рой мурашек, безжалостной армией захватывая сантиметр за сантиметром тела и, крепко зажмурившись, Кико начала считать до пяти. Она хотела дать себе пять секунд на панику, надеясь, что если сможет выпустить наружу весь ужас прямо сейчас, то потом, хоть ненадолго, её хватит, чтобы помочь Учихе. Во мгле ночи, под светом тусклой луны, понять, куда угодила пуля, ей не удавалось, а Итачи лежал с закрытыми глазами.       — Один, — шептала Кико, подавляя внутри желание разрыдаться, — Два, — она глубоко вдохнула, внутренне разрываясь от ужаса, — три, — хотелось кричать, но они и без того навели достаточно шума, — четыре, — «пять».       Кико опустила обе ладони на его грудную клетку и, слабо надавливая, начала опускать их вниз, самым безжалостным способом намереваясь обнаружить рану. Когда она услышала глухой стон боли, стоило пальцам левой руки опуститься к поясу, ей удалось понять, где рана. Кико подняла ладонь повыше и под светом луны заметила, что она вся в крови. Рука непроизвольно содрогнулась, и Кико крепко сжала пальцы, впиваясь ногтями в ладонь. Это позволило вернуть хоть немного самообладания.       Она стащила с плеч рюкзак и начала трясущимися руками наощупь искать бинты, которыми снабдил её Наруто. Вытащив один, Кико зубами разорвала упаковку и, взглянув на Итачи, испуганно приподнялась.       — Итачи… — Мизухаре прикоснулась к его щеке и слабо улыбнулась, когда он откликнулся, открыв глаза. — Я хотела, — стараясь не дрожать, выдавливала из себя Кико, — чтобы ты молчал. Но не смей засыпать.       Итачи только усмехнулся и зашёлся в тяжёлом кашле.       Не медля больше, Кико протянула руку под спиной Итачи, осторожно приподнимая его, и обернула бинт вокруг поясницы. Руки тряслись, и пока Кико справлялась с холодом и страхом, на белом бинте проявлялись красные разводы.       — Ты… — Привычный голос трещал как ржавчина, и разбирать слова было тяжело. — драматизируешь, — Мизухаре заметила, как его палец проделал какой-то кульбит в воздухе, очевидно изображая взвинченное состояние Кико.       — А ты… — Кико задохнулась возмущением и сжала бинт сильнее, отчего Учиха поморщился — мерзавец! И явно себя переоцениваешь! — поджав губы, она стойко выдерживала насмешку в его взгляде. Итачи смотрел так, будто ему совершенно всё равно, что теперь случится. Будто драматизировать не стоило, ведь они уже достигли цели. Будто он смертельно устал, а ещё больше устал оттого, что усталость приходилось скрывать. — Думаешь, что покрыт бронёй, да? — Взорвалась Мизухаре, встречая безразличие во взгляде чёрных глаз яростью слов. Это филигранно прикрывало отчаяние. — Ты всего лишь человек. — грубо отрезала она и, покрепче сжав повязку, заправила в неё край бинта.       «И истекаешь кровью, как человек.» — хотела добавить Мизухаре, но выражение лица Итачи её остановило. Он и без неё всё знал, но не выглядел так, будто переживал из-за этого. Учиха ничего не ответил, продолжая молча рассматривать её. Дрожащую, замёрзшую, злую, не находящую места собственным рукам. Зрелище хуже некуда.       — Если ты собираешься и дальше потешаться надо мной, то я хочу, чтобы ты знал, что тебе это с рук не сойдёт, — Кико, не зная, что сказать, чтобы он фокусировал внимание и не закрывал глаза, начала его отчитывать. И это подействовало именно так, как она ожидала: Итачи улыбнулся. Горько, устало, вымученно. Но он был с ней.       И она говорила, говорила и говорила. Высказывала ему всё, что думала о его идиотском поведении, идиотском самомнении, идиотских комплиментах, которые заставляли её щетиниться, как кошку, потому что граничили с оскорблением. Она не умолкала ни на секунду, то и дело оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть Саске, но тот всё не возвращался.       Кико сама не заметила, когда именно приложила ладонь к его животу. Но заметила, что чем крепче давила, тем ровнее дышал Итачи. Она чувствовала, как пульсировали заледеневшие ладони, покрываясь вязкой, тёмной кровью. Пальцы мёрзли ещё сильнее, неприятно слипаясь под пронизывающим ветром.       Мизухаре оглянулась, заметив, наконец, свет фар вдалеке. Она, замерев, смотрела на то, как жёлтый свет ложился на осколки гор позади узкой дороги, и молилась, чтобы внутри этой машины сидел Саске.       Будто отвечая на просьбы, колёса свернули с дороги, и машина направилась прямиком к ним, ослепляя Кико ярким светом.       — Наконец-то… — прошептала она, опуская взгляд. — Саске… — Кико присмотрелась внимательнее и заметила, что глаза Итачи были закрыты. Её рука дёрнулась, машинально, в попытке поднести ладонь к его плечу, чтобы разбудить, но как только она пошевелилась, то услышала глухой стон. Если не зажимать ранение — ему будет больно, но его придётся затащить в машину.       С водительского сидения выпрыгнул Саске. Он в растерянности остановился перед Итачи, не зная, как подступиться. Кико поднялась с земли и побежала к машине, чтобы открыть заднюю дверь.       — Давай сюда, — она сдвинула сидение сбоку от водительского, чтобы сесть на пол сзади, и помогла втащить Итачи в машину, взяв его за руки, пока Саске пытался устроить ноги. Он полусидел, облокотившись о дверь рядом с Кико.       Бледная кожа так и манила прикоснуться, хотя Кико до смерти боялась, что разрушит дрожащими касаниями хрупкую жизнь внутри. Итачи рвано дышал, а по подбородку заструилась кровь, выбивая из тела последние силы с каждой новой каплей. Тяжёлые хриплые надрывы во вдохах отдавались глухой болью в её собственной груди. Она цеплялась глазами за его взгляд, но не могла поймать — он ускользал, развеивался по ветру, и эта картина разрывала ей рёбра. Воздух словно выгорал от страха, и Кико, не дыша, поднесла руку к его голове, осторожно приложив ко лбу. Он был холодным и покрыт испариной. Отсутствие даже малейшей реакции уничтожило последние остатки самообладания, и ей захотелось истошно зареветь, но вместо этого она только беззвучно задыхалась вместе с ним, отказываясь ловить воздух. Сердце ощутимо сжалось, вызывая устрашающую силой боль по всему телу.       Когда ладонь опустилась на острые скулы, Кико почувствовала, как её слабо обхватила холодная рука. Длинные пальцы переплелись с её, и она смогла, наконец, вдохнуть. Щёки как лезвия резали горячие слёзы, которые застилали глаза, белой пеленой вырывая Итачи Учиху из реальности. Она сцепила пальцы на его руке и, сотрясаясь всем телом от рыданий, уткнулась носом ему в грудь.       — Пожалуйста, не отпускай меня. — Кико сдавленно застонала куда-то в красную от крови одежду, совершенно не надеясь, что он её услышит. — Только не отпускай. — пальцы стискивали его ладонь как последнюю надежду на то, что он в сознании. Все её чувства свернулись до сжатой руки и тихого биения сердца под тёмной курткой. Она не ощущала движение машины, не слышала, что говорил Саске, не чувствовала, как слёзы давили на глаза: мир поместился в холодные бледные пальцы, которые подавали признаки жизни своего обладателя. — Прости меня… умоляю, прости, только не отпускай. — Кико почувствовала, как он большим пальцем провел по её запястью, и на неё нахлынуло терзающее всё её существо горе. Грудь Итачи затряслась, и Кико услышала прерывистый кашель. Девушка подняла голову, скрепя сердце, ища силы, чтобы сойтись лицом к лицу с печалью. У неё на глазах задыхалось самое изумительное, что случилось с ней в жизни, и смотреть на это было невыносимо тяжёлым испытанием. Рассеивалась нетленная тайна счастья, поглаживающая её по руке. Тайна её счастья. Тайна с чёрными глазами, которые грустно взирали снизу вверх на её искажённое ужасом и горем лицо. — Итачи… — Кико склонилась ближе к нему, сорванным голосом надеясь держать его на поверхности. — Умоляю, будь со мной, не отпускай. — Заклинание подействовало странным образом, вызвав у Учихи бледную улыбку.       — Ты такая красивая, Кико — Девушка во все глаза уставилась на застывшее лицо и чёрные глаза, которые смотрели уже не на неё, а куда-то в потустороннюю пустоту. Кико схватилась второй рукой за его лицо, несильно проводя по щекам, но он больше не двигался. И девушка громко закричала, не в силах сдержать рвущуюся из груди боль. Бледные пальцы, которые она силой зажимала в своих, чтобы держать в реальности, ослабли, и Кико ещё сильнее стиснула руку, будто это могло хоть немного помочь. Она снова рухнула к нему на грудь, даже не стараясь остановить рыдания, вслушиваясь в слабое биение, всем своим существом цепляясь за редкие удары. Кико едва оставалась в сознании, скрепляя свою жизнь со стуком чужого сердца, понимая окончательно, что если он не удержится, то она не удержится тоже. Эта рана на ней просто не заживёт. Она словно теряла рассудок, совершенно не понимая, как ведут отсчёт часы, не обращая внимания на то, какие здания проезжала машина. Мир стал стуком.       — Я приведу помощь. — Кико вскинула голову и увидела лицо Саске, который в ужасе оглядывался на брата. Ему секунды хватило, чтобы выскочить из машины и помчаться в сторону больницы.       Кико обвела пальцами застывшие глаза Итачи, надеясь взглянуть в них ещё. Она молилась всем богам, чтобы они были милосердны и оставили его в живых. Кико наклонилась к нему и невесомо поцеловала в щеку, крепче сжимая его руку.       — Пожалуйста, вернись ко мне, — тихо шептала Кико ему в губы, не отрывая взгляда от застывших глаз, кожей ощущая слабое дыхание.       Дверь с другой стороны резко распахнулась, и она увидела отряд людей в белых халатах, с носилками, капельницей, какими-то приборами, чемоданами. Мизухаре с трудом заставила себя помочь им вытащить его из машины и отпустила руку, тут же почувствовав, как жизнь разом стемнела. Ей было не за что больше держаться.