Октябрьское

— Ну должен же быть какой-то способ! — снова и снова повторяла Кассандра, мешая сестре читать. — Отцу придётся смириться, что я не хочу быть принцессой! Диана перевернула страницу старой книги и, не отвлекаясь от ровных рядов немного выцветших строк, медленно проговорила: — Его пугает не то, что ты не хочешь быть принцессой. Его пугает то, что ты хочешь сбежать из дворца, чтобы играть на лютне в какой-то подворотне. — Кристофер держит целый кабак, там даже есть сцена! — Ага, отгороженная пивными бочонками. — Да какая разница? — Кэсси подошла к окну и тяжело вздохнула. — Настоящая музыка не требует огромных залов и вышитых золотом платьев! Настоящая музыка… — Не требует и кабацкой сцены. Чего тебе не играется здесь? Зачем уходить? — Стены дворца давят, Диана. Все эти глупые правила этикета, уроки танцев и французского, постоянные приёмы… Я трачу много времени в пустую, я устаю и не хочу даже прикасаться к струнам. А Кристофер сказал, что из меня выйдет великий музыкант, если мне только удастся освободиться от оков… — Кристоферу бы освободиться от оков алкоголизма. Не слушай его. — Ты совсем не хочешь мне помочь! — Ладно, — Диана подняла светлые глаза от книги. — Конечно, по доброй воле отец тебя не отпустит. Но что если ему придётся тебя изгнать? — Изгнать? — Когда члены королевской семьи неугодны правителю, но убивать их жалко, тогда их принуждают покинуть дворец и забыть о прежней жизни. — А что для этого нужно сделать? — О, что-то совершенно невозможное. Организовать покушение на короля. Выйти замуж за бедняка. Связаться с чёрной магией. Что-то в этом духе, понимаешь? — Притворяться, что я хочу убить отца, это чересчур, замуж тоже не подходит. А вот последнее… Что-нибудь придумаю. Король Грегор смотрел, как его жена уничтожает десерт, и завидовал — ему бы быть таким счастливым от сладких пирогов. — Когда-нибудь любовь к черничным кексам меня убьёт, — в сотый раз сказала Эллен. — Однако есть кое-что сильнее этой любви… — Да, да, да, твоя страсть ко мне, помню. Ты бы новый роман почитала — я уже всю твою лесть наизусть выучил. Скучно. Двери в королевские покои распахнулись, неуверенно вошёл высокий и серьёзный стражник; он откашлялся, открыл рот, но не произнёс ни слова. — Я должен угадать твои мысли? — Грегор поправил на пальце массивное кольцо. — Или случилось что-то настолько страшное, что ты онемел от ужаса? — Извините, ваше высочество… не знаю, как вам сказать. — Начни со слов, дальше разберёмся. — В общем… мне очень жаль, но кажется, ваша младшая дочь — ведьма. — Да ладно тебе, ей просто надо причесаться, и она будет очень хорошенькой. Ни скрюченного носа, ни горба на спине, ни «папа, построй мне отдельный замок». С чего ты так решил? — Ночью нам удалось сорвать шабаш, который ведьмы устраивали в лесу. Среди колдуний была Кассандра — она громко пела, играла на лютне. — Ну может быть, у неё там концерт был? Приглашают же музыкантов на свадьбы, почему бы и на шабаши не звать? — Мы спросили, но она клянётся, что её кровь пропитана чёрной магией. — У Кэсси переходный возраст, всякое случается. — Она обещает навести порчу на всё королевство и призвать злых духов, если вы не отпустите её из замка. — Ах, вот оно что. Злые духи и так скоро будут здесь: сюда едет тёща. А порчу на нас уже наводили; может, порча на порчу это благодать небесная. Ладно, давай эту ведьму сюда. Я сам с ней поговорю. — Готовить костёр? — Готовь. Кроликов на нём зажарим, праздник устроим. Не каждый день всё-таки дочь ведьмой становится. Кассандру, в рваном платье и тяжёло-ржавых кандалах, ввели в покои отца. Эллен окинула её удивлённым взглядом: — Это сейчас такая мода? Браслеты очень странные, а из какого драгоценного камня они сделаны? Грегор попросил жену прогуляться по саду. Он отщипнул кусок от жирной курицы и улыбнулся. — И давно твоя кровь пропитана чёрной магией? — Впервые я поняла это в тринадцать лет, — Кассандра подняла голову, и взгляд её был больным. — В тринадцать лет ты выпрашивала у меня лошадь и училась с неё не падать. — Колдовство ни на минуту не оставляло меня. — Вот это удобно, — Грегор ухмыльнулся. — А твоё колдовство не могло бы охранять наши деньги? — Зря ты смеёшься, отец, — девушка нахмурила густые брови. — Ты ещё не знаешь всей правды. — Ну-ка, расскажи папе. Может, ты ещё и в оборотня превращаешься? Тогда попроси своих сородичей, чтобы они на луну не выли — у меня голова от болит. Кассандра выдержала паузу и отчётливо произнесла: — Боюсь, я одержима демоном. Грегор на мгновение задумался, потом поднялся из-за стола и подошёл к дочери: — И как ощущения? — Моя кожа будто бы горит, мои мысли путаются. Я не могу пить и есть, я не могу спать. — Давай позовём экзорциста. Кассандра засомневалась — она не очень помнила, кто это, но нельзя было прерывать спектакль. — Видимо, это необходимо, отец. — Ладно, я пошлю за ним, придётся подождать. Хочешь съесть что-нибудь, а то ночь у тебя выдалась долгой? Ах да, ты же не можешь есть и пить, точно, извини. Грегор вернулся на место, зачавкал жёлтой картошкой. Кэсси, чувствовавшая невыносимый голод, действительно была готова проклянуть отца. Экзорцист представлял собой черноволосого господина, глаза которого выражали явное непонимание. — Я рад снова быть здесь, но вы же уволили меня три года назад, потому что демонов вроде бы не существует и всё такое… — Уникальный случай! — Грегор показал на присевшую в кресло дочь. — Кровь пропитана колдовством, не спит и не ест! Мы-то думали — переходный возраст, а похоже, что демон. Экзорцист подошёл к девушке и достал молитвенник. Несколько минут он что-то читал на латыни, потом повернулся к королю: — Да вроде никаких потусторонних сил. Мы можем, конечно, провести обряд изгнания… — Изгнания?! — Кэсси вскочила и радостно захлопала. — Пожалуйста, скорее, изгоните меня! Грегор захохотал. Экзорцист замялся: — Да не вас изгонять, а демона из вас. — О, — Кассандра снова погрустнела. — Ну, может, если демон не изгонится, тогда нужно изгнать меня? — Вас тогда придётся убить. Грегор покачал головой: — Какая неприятность! Нет для родителя горя страшнее, чем пережить своего ребёнка. — Так мне готовить святую воду? — Да. Потушишь ею костёр, который собрались делать на площади. А пока вон отсюда — вдруг демон внемлет моему голосу и всё-таки уйдёт. Когда дверь за экзорцистом закрылась, Грегор повернулся к дочери и заговорил совсем по-другому — ласково, тихо, без тени насмешки. — Ну что тебе здесь не нравится, Кэсси? Что за безумные пьесы ты разыгрываешь? Я же не запрещаю тебе посвятить себя музыке. — Папа, — Кассандра протянула ему руки, на которых звякнули кандалы, — мне тут так тесно, папа! — Милая, дворец — это самое большое здание в королевстве. Я боюсь представить, что с тобой будет в других местах. Немного помолчали. Грегор принёс ей кусок хлеба, подал стакан с прохладной водой. — Тебе не хватает матери. Кэсси пожала плечами: — Я почти её не помню. — Вы с ней очень похожи. У тебя такое же выражение лица — «я никогда не ошибаюсь, все вокруг — полные идиоты». Кстати, она тоже любила музыку. Я ей пел почти каждый вечер. — Тогда удивительно, что она умерла только спустя три года после свадьбы — долго продержалась. Без обид, пап, но голос у тебя, как у вороны. — А вот змеиный язык — это моё наследие. Засмеялись. Кассандра, сонная и уставшая, откинула голову на спинку кресла, но взгляд у неё оставался сосредоточенным и твёрдым. Грегор, любуясь своим ребёнком и восхищаясь её настойчивостью (узнать, где будет проходить шабаш, прийти туда, позволить себя арестовать!), всё-таки передумал. — Ладно, ты изгнана. Но только на месяц. Если не вернёшься через тридцать дней, я отрублю Кристоферу голову и сожгу его кабак. — Ты самый лучший король в мире! — Кэсси кинулась к отцу и поклялась посвятить ему все свои выступления.