Alphabet Boy

       Когда Аркадию Кравицкому было семнадцать, он познакомился со своей будущей женой. Он увидел ее в театре, сидящей у самой сцены рядом с состоятельными людьми в костюмах. Ее внешность зацепила. Черные кудрявые волосы, карие глаза, узенькие плечи и тонкая талия. Аккуратный нос с небольшой горбинкой и пухлые губы, которые складывались в странной улыбке. Такой улыбки он еще не видел ни разу. Смотреть так внаглую на девушку, особенно в театре, было моветоном, но молодой Аркадий просто не мог отвести взгляд. Мария почувствовала на себе чьи-то глаза и повернула голову, заметив высокого стройного парня с зелеными глазами и аккуратно уложенными светло-пшеничными волосами, одет юноша был довольно скромно. Он, поняв что его поймали на такой наглости, сразу же постарался отвести взгляд, кончики его ушей заметно покраснели. В ответ, тогдашняя Мария Гонсалес только улыбнулась и еле заметно подняла кисть в знак приветствия. Движение вышло неловким, но изящным, а Кравицкий это заметил и улыбнулся ей в ответ. Мария резко отвернула голову. Начался спектакль, актеры в разнообразных костюмах талантливо отыгрывали, показывая трагичную до боли в груди историю любви двух молодых людей. «Ромео и Джульетта» — сложная пьеса для понимания, особенно тем, кто ни разу не любил. Вообще Аркадий ни разу до этого не посещал театры, у его семьи напросто не хватало средств на билет. Однако, парнишка отличался целеустремленностью и усердностью, он работал над собой очень много. Один раз он поучаствовал в конкурсе, где призом был билет в театр именно на этот спектакль, и победил. Он всегда побеждал. Бессомненно был во всем лучшим. До Минска было несколько километров, он, его учитель и еще два человека почти что засыпали в вагоне поезда, выезд был ранний. Немного погуляв по Минску, конкурсанты отправились в театр. Аркадий, хоть и был беден, постарался одеться максимально прилично: белая рубашка, черный галстук, отцовский клетчатый пиджак песочного цвета, такие же отцовские штаны. Волосы он постарался уложить так, как было в моде тогда. Не надеялся встречать кого-то или знакомиться, но эта загадочная девушка, занявшая VIP места сразу зацепила его. Постановка пьесы закончена, люди сначала восторженно аплодируют, а потом расходятся. Врассыпную. Кравицкий стоит один, аккуратно надевая старое поношенное черное дедовское пальто. Он украдкой пытается найти глазами незнакомку, но понимает, что та вряд ли даже посмотрит в его сторону. Брюнетка явно богата, очень, судя по ее одежде и местам, где сидела. Неожиданно, парня кто-то взял и потянул за руку, будто уводя подальше, куда-то в угол. «Наверное, учитель нашел меня»: — Подумалось ему, и будущий политик поднял на человека затуманенный взгляд. Она. Собственной персоной! Девушка подержала его крепкую ладонь, затем подняла на него глаза. — Здравствуй. Помню, ты смотрел на меня, мне на секунду даже показалось, что на моем затылке появится дыра! — Мария выглядела запыхавшейся. На ней было пышное голубое платье, украшенное искусственными цветами и драгоценными камушками. Волосы были аккуратно собраны, а сама она неловко и застенчиво улыбалась. — Здравствуй… — Аркадий не мог проронить ни слова. Он был просто ошеломлен. То ли ее красотой, то ли тем, что она заговорила с таким как он. Жар начал накрывать тело, ладошки вспотели, он почувствовал как краснеет. — Ты так покраснел… Красивые у тебя волосы, блондинчик — Внезапно, она осторожно, еле смело ровела хрупкой рукой по волосам юноши. Он слегка выпучил глаза, а по макушке пробежали мурашки. А еще от Марии очень вкусно пахло цветами и дюшесом. — Как тебя зовут и где мне найти тебя? Быстрее, мне нельзя быть здесь! — Меня зовут Аркадий, я живу в маленьком городке в нескольких километрах отсюда… — Кравицкий немного помешкался, находясь рядом с девушкой такого статуса, он чувствовал себя ужасно неловко. Но решил, что стоит проявить инициативу, вдруг это — его шанс? — А вас как зовут? Вы… очень красивы. — Спасибо… — Она совсем незаметно улыбнулась, а кончики ее ушей слегка нагрелись. Мария быстро взяла себя в руки. — Меня зовут Мария. Мария Гонсалес! Приятно познакомиться! Она медленно и аккуратно потянула руку в знак приветствия. Аркадий, стараясь не выдавать свою смущенную натуру, ответил на рукопожатие, трепетно взяв ее маленькую кисть в свою. Рукопожатие вышло неловким, но на удивление приятным. Оба подростка глупо улыбались друг другу. — Мне пора, Аркадий, меня уже, верно, во всю ждут! Если захочешь, найдешь меня в самом центральном центре Минска в четверг! — Гонсалес еще раз улыбнулась и побежала прочь, оставив парня наедине с этим ярким чувством. На полпути девушка развернулась и женственно махнула ему — До свидания! — До свидания! — Он последовал ее примеру. Дальше недели и попытки найти смысл слов «В самом центральном центре Минска». А потом поиски. Встреча и короткая прогулка. Шли годы. Парень каждые две недели копил деньги на билет до Минска и обратно. Виделись с девушкой обычно по четвергам, он встречал ее у ворот ее художественной школы, после уроков приглашая на прогулку. Они стали парой через два года. А он почувствовал себя Ромео. Вообще изначально узнал, что она дочь испанца-винодела, которого пригласили в их страну после развала СССР ради открытия небольшой верфи бизнеса. А испанец и согласился. Отец Марии, Марио Гарсия Гонсалес — человек строгий, жесткий, но весьма приятный. Больше всего он чтил честь и справедливость. И безусловно, был против каких-либо отношений Марии с Аркадием. «Eu non vou tolerar a miña filla un Mozo pobre de Bielorrusia! *»: — вечно твердил он дочке, на что всегда получал ответ: — «¡Papá, es tan humano como nosotros! Y me encanta! *».

*Я не потерплю бедного парня из Белоруссии!

 

*Папа, он такой же человек, как и мы! И мне он нравится!

Он всегда осуждал их отношения, а Аркадий вечно норовил залезть к ним в дом по ночам. Марио часто ловил его и громко ругался на ломаном русском, сопровождая все трехэтажными испанскими матерными словами. Они постоянно ругались с ним. Потом Кравицкий начал подниматься все выше и выше по карьерной лестнице, переехал в Минск, купил квартиру почти в «самом центральном центре», рядом с их первым местом встречи. Хоть, съехаться с Марией в ней ему так и не удалось. — *¡No vas a vivir con él en este Apartamento tapado! — Гонсалес постоянно шептался с дочерью на испанском, что бы Аркадий не понял ни слова. Ей частенько было стыдно за это, когда она видела неловкое лицо своего парня. — *¡Papá! ¡Ya soy adulta! — *¡Adulta! ¡Adulta! — Испанец забавно делал голос выше, как бы передразнивая — *¡Qué Apartamento! ¡Hay autos circulando! ¡Vive mejor con nosotros en nuestra casa! Este aire es maravilloso.  

* Ты не будешь жить с ним в этой душной квартире!

*Папа! Я уже взрослая!

Взрослая! Взрослая! … Какая Квартира! Машины кругом ездят тут! Живи лучше с нами в нашем доме! Этот свежий воздух прекрасен…

Мария выходила замуж за Аркадия в двадцать четыре. В тот день Марио вечно ворчал, а потом напился своего же вина и задорно танцевал. Мать Марии — статная ухоженная русская женщина Надежда, ругала его и давала подзатыльники обладателю «горячей крови». Родители Аркадия, до жути гордые успехами его сына заливались слезами. А он был счастлив. Это была своего рода «Ромео и Джульетта», но с хорошим концом. Политик, еще молодой, сам построил их особняк. По проектам самых лучших инженеров и дизайнеров СНГ создавался «Дом мечты» — Трехэтажный коттедж в европейском стиле. Поселились там вдвоем с Марией, хотя ее забавный папаша все еще любил покритиковать блондина. — Эх! Наш домик-то получше будет! У нас воздух. Хотя, и тут воздух! Ладно, Аркадий, все не так уж и плохо… — За это время он так и не научился говорить без акцента, хотя знал и русский и белорусский языки. — Марио! — А его жена виноватыми глазами смотрела на зятя, который уже привык. Потом у них появились дети — Паша и Ева. — Какой «Паша»! Мальчика нужно назвать «Альваро» в честь его великого деда-винодела! — Даже тут свекр отличается своей любовью к критике. — *¡Papá! ¿Crees que Álvaro Kravitzky no suena gracioso? — Мария шепотом напоминает отцу, что давно сменила фамилию. — *¡No había nada que cambiar de apellido! Tu hermoso apellido te fue tan bien! — Фыркает тот в ответ.  

*Папа! По-твоему «Альваро Кравицкий» не смешно звучит?<right> <right>*Нечего было менять фамилию! Твоя красивая фамилия так хорошо тебе шла!

Сейчас, спустя много лет, он уже не живет в Минске. Накопив кучу денег «на старость», сразу же уехал с женой в глухую деревушку Испании для более спокойной жизни. Они приехали в Минск только на похороны внука, Надежда много и горько плакала, а Марио старался держаться, раздраженно кидая взгляды на пришедшую публику. А потом и его любимая Мария улетела в Мадрид вести свой бизнес. Таким образом, рядом с Аркадием остался только один родной человек, не считая его родителей, которых он перевез жить в Германию, ведь там прекрасная медицина. Ева так похожа на мать, что это даже пугает. Фигура, волосы, нос, губы и форма глаз и бровей — все от Марии. Бывало, что Аркадий смотрел на нее и видел Марию, тогдашнюю молодую, в которую он с первого взгляда влюбился в театре. И характеры у них идентичны, Ева такая же хитрая, умная и смелая, еще любит побунтовать. Хоть это Кравицкого всю жизнь раздражало. Единственное, что выдавало Еву — цвет ее глаз, они у нее такие же изумрудно-бирюзовые и полны решительности и силы. Так же Ева переняла его упрямость, целеустремленность и лидерские качества. И мимику. Да, мимика у нее была как у Аркадия — ярко выраженная и местами забавная: она смешно морщилась, когда злилась или щурила глаза, когда в голову приходила умная и коварная мысль. И сейчас Кравицкая-Младшая стоит перед Николаем Лукашенко кое-как заметно щурит глазки. У Аркадия от этого дрогнуло сердце. Он хоть и был строг, не отличался хорошими методами воспитания, но все же любил Еву. Ему просто было важно что бы она была лучшей. Какой была ее мама. — Папа! — Голос дочери выводит мужчину из минутных раздумий — Давай, звони Александру Григорьевичу! Ночь на дворе! У Николая лицо уже каменное, он понял — у Евы сердце из чистого льда. — Ева. — Отец прокашлялся, вовсе не желая звонить президенту, мало ли что он подумает. Да и как объяснять то, что его любимый набожный младший сын убежал к девушке просить у нее прощения? — Ты уверена? На горячую голову наделаешь только глупостей. Он повторял эти слова из года в год, как мантру. Постоянные: — «Ева! Держи голову холодной.», «Не поддавайся эмоциям, нужно иметь голос разума», «Не спеши» преследовали Кравицкую почти всю осознанную жизнь. Всему вина — импульсивность. Верно, отец хочет хороших отношений для подростков и не собирается никому звонить. Впрочем, плевать уже. — Аркадий Викторович, можно я скажу, пожалуйста? — Николай взял решительность в кулак. Кто если не он? Не вечность же им тут стоять и выяснять отношения. Парень тут же получил ответный кивок — Ева, говорю, это очень важно! — Твоему папаше тоже важно будет узнать о твоих ночных путешествиях! — Ева почувствовала как что-то горячее зародилось в груди, а потом растеклось по всему телу. Как же она злится. — Ева! — Голос ее отца меняется как по вспышке. Тот самый, строгий и железный. Тот, котрого она боялась, хоть и не хотела этого признавать. — Не груби. Я думаю вам все же стоит разобраться. — Ночью? — Выражение ее лица надо было видеть. Такая смесь негодования, гнева и обиды. Поднятые брови и блюдца-глаза. Снова Аркадий решил все сам. За нее. — Да, ночью. Ты в такое время еще не спишь, думаешь я не слышу твои шаги сверху? — Папа! А меня ты спросить не хочешь? — Девушка почти срывается на крик, который отголосками заполняет спящий квартал. — Я вас оставлю. — Словно абстрагируясь, молвит Кравицкий. — И да, не больше двадцати минут! Двадцати минут. Ева считает, что и пяти не продержится рядом с ним. Зачем он вообще пришел? И как. Пробуя максимально скрыть каждый порыв чувств, будь то мерзких или горячих, она услышала голос. Этот мужской спокойный голос, кой так сильно бьет по ушам на фоне тишины. — Ева. — Николай за эту ночь понял, что просто обожает Аркадия. — Проваливай. — Даже не повернула голову. — Что? — Может, он не расслышал. Хотелось, что бы было так. — Иди домой. К себе обратно. — Голова повернулась. Она увидела, как тот смотрит. Это выражение, хоть и являлось обычным недопониманием, отображающимся на физиономии в полной мере, казалось ей надменным и самодовольным. Его бровь была поднята, типично. И направлен взор на нее. Как будто пронзал тело насквозь. Или как рентген — видел шторм внутри. — Нет. — Лукашенко глядит-протыкает. Прямо в лицо. На глаза, губы, красные щеки. — Ева, я не уйду. Пока не поговорим точно. — Что ж! — Ева всеми силами принимала максимально насмешливый вид. Хотелось показать, как ей было плевать. Но ей не было. — Тогда ты остаешься у нас жить! Будешь спать рядом с моим папой! У вас же такой тандем… — Ева. — Этот жест был неожиданным и странным для обоих. Он взял ее за плечи. Ухватил, будто пытаясь успокоить. А Ева и не вырывалась. — Послушай уже меня, блин! «Блин»? Это еще что за выражения? Она видела сына президента каким-то «подростковым»? Обычный такой. Неправильный. — Слушаю! — Он держал ее крепко. Очень крепко. Чересчур. А посылать его бесполезно, только выслушать. Очередную ледяную порцию извинений. Ну да, он же такой воспитанный! А еще Кравицкая поняла, что это даже ей «нравится?». Какой же абсурд. Видимо, недостаток сна и усталость сказались на мозгах. — Я… — Ощущая, как горят его ладони, сжимая девичьи плечи, парень подбирал нужные слова. Казалось, что разум перестал его слушаться, напрочь отказываясь связывать мысль с речевым аппаратом. — Хотел просто извиниться перед тобой! Вечером я повел себя омерзительно, признаю, мои слова, они были лишними. Прости. — Ты. — Николаю на миг показалось, что ее тело трясется, издавая вибрации словно струны арфы. Обида. Ей правила обида, такая простая, как два-на-два и такая детская. — Перед тем как будешь еще раз вести себя как козел, подумай не придется ли ползти сюда в ночи опять, вымаливая на коленях прощения! «Как козел». Резкие слова жгли глотку ей и кожу ему. Ева выплевывала иглу за иглой, это раздражало Николая. И он тоже принял эстафету, закипая после девушки. Извергая такие же пламенные и колюще-режущие предложения. Подростки снова перекинулись «парой ласковых». — Ева! — Что-то внутри блондина отрезвляет за секунду. Он все еще крепко держит ее, подавляя все попытки бегства в этом стройном, таком слабом теле. Ненавидит это тело, ту наглую морду и оскал. Этот характер, такой же несгибаемый. Эту дрянную девчонку! — Замолчи, хватит! — Что? — Еву напугало то, как он смотрит в сторону их крыльца. И еще стало стыдно и хотелось извиниться, осознание лишней сказанности. Они как кошка и собака — вечно кусаются-царапаются. — Отец твой. Осталось шесть минут. — Его хватка сильно ослабела. — В общем, я сказал, что хотел. Извини меня. Молчание. И мокрые соленые глаза брюнетки. Стыд и кровь, которая так по-предательски приливает к щекам. — И ты меня. — Выдавила еле-еле. На выдохе. — Что? — Он все расслышал, но это было так… приятно? — И ты меня извини. — Улыбка прикрывала чувство вины и неловкости. Однако, это была искренняя улыбка. — Ладно, хорошо. — Смешок и кивание головой, глаза в глаза. «у Евы красивое лицо и шикарные узкие плечи» Хотя, он просто перерадовался, верно. Дальнейшие события — череда каких-то хитрых проделок дьявола. Видимо, в аду им стало скучно, и они сели собеседникам на плечи, внаглую шепча что-то сладко-отвратное, сводя с ума. Отключая мозги. Ева резко поняла, какая же существенная разница в их росте. Для девушки она достаточно высокая, но рядом с блондином ей казалось, что она — букашка. Он такой сильный. И у него широкая грудная клетка и шея. Ярко выраженные скулы, почти что идеальный профиль. Ее руки сами по себе потянулись к Николаю. К его шее. Левой приобняла ее, правой за плечи. Коля подошел к брюнетке впритык. Чересчур близко. В противовес ему она казалось очень маленькой. Как львенок с зубками, какие стремится показать каждому. А ладони у нее такие холодные, что по телу пробежала толпа морозных мурашек. И эти ладони не желалось убирать или что-то по типу. Она, блин, обняла его! Парень прижал ее сильнее к себе, притянув одной рукой. Тепло. Внутри тепло. Это глаза-в-глаза так и продолжалось. «У нее красивый подбородок и такое уродливо-симпатичное детское наглое личико», «Он похож на древнегреческого аристократа-философа, такой статный и идеальный» От его идеальности и ее неказистости у обоих щипало глаза. Парень взял ее за нижнюю челюсть, осторожно и внимательно изучая черты ее лица. Ненакрашенного, молодого и напряженного. Ева смотрела не его рот. Такой же правильный и педантичный. Его губы идеальной формы — симметричные розовые. «Черт! Да у него даже рот такой же надушенно-правильный!» И этот рот приближается. Он ближе, чем стоило бы. Настолько, что оба чувствуют теплое дыхания друг у друга на коже. Профили почти пересекаются. Николай прикоснулся своими губами к ее, те у нее слегка сухие от свежего холода. «Какого я делаю?!»: — Голос извне внутричерепной коробки сына президента истошно орет и что есть силы стучит по стенкам кулаками. Неправильно. Неправильно! Ева даже не оттолкнула его. Положа руку на щеку блондина, девушка медленно и робко накрыла его точные-как-уравнение-с-иксом губы своими пухлыми искусано-вишневыми. Дар речи испарился у обоих, просто сбежал. Подростки слились в поцелуе. Таком изначально скомканным и полным стеснения, перерастающим в нечто свободное и страстное, неизведанное и первое. Запрещенное, выходящее за грань разумного. Однако, парень отстранился первым, смотря какими-то пустыми глазами на ее маленький нос с горбинкой. Осознавая: — «Происходящее реально. Еще как реально». Приводяя и себя и Еву в чувства. У Кравицкой лицо белое-белое: — «Какая наглость! А если отец видел? Что и зачем это». Странно после такого смотреть друг ну друга, тем более что-то говорить. Словно немые, дети политиков постояли так около двух минут. Осталось всего три до прихода взрослых людей. — Коля… это? — Ева решила, что ей как смелой и отважной стоит внести хоть каплю ясности. От «смелой и отважной», впрочем, осталась тихоня в ступоре. — Забудем. — Сказал-отрезал. Хотел этого сильнее всего. Жаль, что нет машины стирающей память. Он бы с удовольствием ей воспользовался. — Да. — Тон натянулся, голос брюнетки стал ниже и крепче. Ей стало «обидно»? Вышел Аркадий, который оглядывался по сторонам, оценивая обстановку. Ему желалось, что бы дочь обзавелась связями еще с такого возраста. Николай — хороший пример важных и полезных знакомств. — Все нормально? — Мужчина подошел поближе к Еве, всматриваясь в темноте в ее выражение лица. — Нормально. — Фальшиво произнесла она, кивнув. Ее оппонент же натянул улыбку. — Ладно. Хорошо. — Кравицкий нахмурился, подумав секунд пять — Коля! Мой водитель отвезет тебя домой, жди за воротами! — Спасибо. — Белокурый заправил несуществующую прядь за ухо. — И за то, что прикрыли тоже… Он махнул парню рукой. Николая ехал на заднем сидении почти засыпая, но пелена мыслей его накрывала. «К-А-К-О-Г-О Ч-Е-Р-Т-А!»: — крутилось, как на репите. И больше ничего. Он же сам поцеловал ее. Сам. Но она такая красивая… Нет. Он, видимо, болен. Это все… Оно явно на нервной почве. Машина подъехала, у ворот стоял заспанный Александр. — Коля! Это еще что такое?! — Видимо, парню несдобровать. — Папа, я просто… — Просто что? Он и сам не знал, что говорить — Телефон забыл. У Евы. Я дал ей его, когда пошел в туалет. Вот, ездил забирал. — А насколько помню я, телефон был с тобой. — Отец недоверчиво посмотрел на Колю. — Ладно, Аркадий Викторович звонил мне, говорил, что что-то важное тебе. Ладно. — Спасибо пап. — Что «спасибо»?! — И явно был не рад, что потревожили его сон. — За ночные вылазки будет тебе наказание! Мог бы и до утра потерепеть. Пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Точно ясно, что Николаю сегодня будет снова не до сна. Не стоило ему связываться с ней. Не стоило!