Белая полоса

Молча сжав в ладонях мой подбородок, он резким движением приблизил меня ближе, немигающим взглядом смотря в глаза. — Раз ты провинился, не будет ли логичным загладить свою вину? — Эээ... Ты о чём это, Гил? — сердце пропустило удар, ведь слова Гилберта показались вполне очевидными. Но недобрые догадки занимали всю мою голову, наталкивая на весьма сомнительные мысли. — Именно о том, о чём ты подумал, —скривив губы в зловещей ухмылке, он сжал мой подбородок сильнее. Думать сейчас нет времени, поэтому притворюсь пока тупым пенёчком, авось повезёт, и я уйду отсюда со здоровой психикой. Когда в тебе заинтересованы уже трое стран, это пробивает на небольшое подобие гордости. Нет, я, конечно, не самый уродливый, но и не настолько красивый. Да и в плане характера у меня не всё гладко, но почему-то эти страны считают своим долгом совершить попытку изнасилования. — Хочешь, я заплачу тебе за испорченную одежду? — с умоляющим взглядом и сжав кулаки, я пытался отвлечь себя от ненужных мыслей. Если надавлю на жалость, может быть и сработает, как с Артуром. Раздражает, да так, что начинаю ловить себя на мысли, что я могу просто побить их и красиво уйти в закат. Но Гилберта бить нельзя, он же мой друг. — Заплатишь натурой. — Ага, конечно. Уже бегу, аж пятки сверкают. — Ты провинился, а значит, как пострадавший, я имею право требовать компенсацию, — он задрал голову, видимо от гордости. Идеальный он план придумал, ничего не скажешь. — Я всё равно не понял, о чём ты, — всё ещё притворяюсь наивным дурачком. Как, в общем, и всегда. Весьма удачный образ, ведь никто не будет вставлять мне палки в колёса и не будет мешать мне делать свою работу. Но всегда есть исключение вроде Артура. Он всеми силами пытается эту палку мне в жопу засунуть. И не только палку. Для него я сродни противнику, или же врагу номер один. — Соитие, Ваня. Соитие, мой хороший, — ответил он так приторно, что врезать хочется. — Закажи себе девушку. — Ты что, шутишь надо мной? Зачем мне эти девки, когда подо мной лежит такое лакомство, — довольно улыбаясь, он противно ухмыльнулся, словно какой-то маньяк с переулка, который заманивает тебя конфеткой. — Ты же здоровый. — В смысле? — прищурившись, Гилберт недоумевающим взглядом уставился на меня. — Ты же вон какой здоровый, у тебя две здоровые руки. Можешь по очереди себя удовлетворять, — еле сдерживая смех, я старался сохранять серьёзное лицо. — Ваня! — он уже перешёл на крик. Даже с акцентом начал говорить от наплывающей злости. — Ну разве я не прав? Чего так орать то, оглохнуть можно от его визгов. Истеричка, мать его, только без мать его, ведь маму Гилберта, как и бога, никто не видел. Пруссия молча настолько прожигал взглядом моё тело, что я засмущался. Ведь обычно вспыльчивый прусс сейчас смотрел на меня не привычным для него взглядом, словно что-то анализирует у себя в голове. — Я повторюсь, ты можешь загладить свою вину, разделив со мной постель, — вернув на своё лицо привычный зловещий вид, Гилберт довольно облизнулся. — Такое чувство, что ты думаешь головкой, а не головой. — Что ты сказал? — Гилберт сильнее сжал моё лицо. — Говорю отстань, маньяк, — вырвав своё бедное лицо из крепких рук, я быстрым шагом поспешил прочь из комнаты. День насильников какой-то: то Тим, то Артур, теперь и Гилберт. Кто ещё теперь желает меня в кровать затащить?! Скоро начну отмечать всех извращенцев в своем дневнике, чую, список выйдет не маленьким. — Стой! — он резко схватил меня за руку и повалил на кровать, — Мы же оба этого желаем? — Сомневаюсь, — стараясь изо всех сил выбраться из крепких тисков, я пытался оттолкнуть от себя Прусса стуча ладонями по крепкой груди, — И вообще, у тебя будут большие проблемы, если не отпустишь меня! У него на самом деле будут проблемы, если я пойду и настучу кому-то, например боссу. Его будут гонять отсюда метлой на всех порах. — Отпус... Не дослушивая слова, Гилберт быстро заткнул меня поцелуем, сминая губы, изучая мой рот своим горячим языком. Из-за нехватки воздуха он отпрянул от меня, тяжело дыша. После поцелуя между нами образавалась тонкая ниточка слюны, поблескивающая из-за лунного света. Может, ну её? Нужно же когда-то расслабляться, а не только обжиматься с документами в кабинете. Лучше уж Гилберт, чем кто попало. Тем более, что Гилберт выглядит весьма соблазнительным вариантом... — А давай. — Что, правда? — за доли секунды в глазах Прусса стали мерцать звёздочки. — Только если ты раком встанешь, — извини, Гил, но ты немного ошибся. Я сам, кого хочешь, нагну, дорогой. — В смысле, блять? — не заметив, как из его уст пролетело крепкое словечко, Гилберт уставился на меня глазами оленёнка, который выбежал на дорогу. — Ого, наш пёсик матерится, — о, Господи, он такой милый, одно загляденье. — А почему наш? — искренне удивившись, Гилберт приблизился ещё ближе к моему лицу. — Тебе не понять.. — и почему его смутило только это? — Ну, так ты хочешь этого? — А я могу отказаться? — Не советую. — Вот и решили, — быстрыми движениями я повалил прусса на кровать, садясь на него и держа за запястья. — Вань, ты чего? — Боже, как же его легко смутить. Даже взгляд отвёл, как мило. — Уже не такой смелый? — на словах Лев Толстой, а на деле хер простой. Власть почувствовал, псина. Как же. Ну ничего, я покажу тебе, что такое настоящее доминирование. Когда-нибудь. Приблизившись к уху прусса, я начал проводить языком по ушной раковине, изредка прошёптывая пошлые фразы, целуя того в шею, иногда оставляя неяркие засосы. На люди выходить-то надо, не будет же он с яркими пятнами разгуливать. Зная Гилберта, он ещё пойдет хвастаться всем подряд. Но несмотря на свой грозный вид, он очень даже чувствительный и послушный. Смотреть, как он возбуждённым взглядом следит за моими действиями, особо не сопротивляясь – одно удовольствие. Эта покорность заводит, особенно, когда для этой страны абсолютно не подходит слово «покорность». Руками проводя по грудной клетке, то и дело я задирал рубаху вверх и открывал вид на крепкую грудь. Я приблизился к ореолу соска, начав медленными движениями облизывать его. Левой рукой сминал другой сосок, несильно сжимая и вытягивая. Ответом я получал тихие вздохи и ахи, для меня это лучшая награда. Особо не церемонясь, я схватился за его пах. Ловя на себе его недовольный взгдяд, я прощупывал его уже твёрдый орган. — Хочешь, я сам? — хотелось бы доминировать, но всё равно я не собираюсь лишать его главы первенства. Промолчав, прусс лишь кивнул, дрожа от возбуждения. Стягивая с него штаны вместе с трусами, я увидел довольно занятную картину. Вселенская несправедливость – хоть я и старше его на несколько веков, всё равно природа меня обделила. Ствол прусса был крупным, если говорить простым языком, небольшие выпирающие вены особо выделялись. Из покрасневшей головки медленно вытекала белая масса. — Вижу, ты уже не сдерживаешься, тогда и я не буду. — Что ты собираешься делать? — наконец подав голос, Гилберт немного испуганным взглядом смотрел на меня. — Не волнуйся, твой зад мне не нужен, — ухмыльнувшись, я схватился за подрагивающий орган. — Ай! Больно же, — недовольно рыкнув, Гилберт хотел было уже начать возмущаться. — Молчи, а то хер пополам сломаю. Испуганно сглотнув, прусс словно по команде заткнулся. Стянув и с себя штаны, кинув их куда-то в даль тёмного угла, я довольно облизнулся. Сейчас веселье начнётся. Смочив пальцы слюной, я потратил на растягивание от силы две минуты, не забывая и о своём партнёре, размазывая его же смазку об его плоть. Прусс голодным взглядом следил за моими действиями, предвкушая почувствовать горячую тесноту. Я держал ствол Гилберта, одновременно круговыми движениями обводя колечко мышц. Мне стоило больших усилий садиться медленно, в таком же темпе начиная двигать тазом. С каждым движением нутро брало всё больше. Начав переключать темп на более быстрый, я сорвался на громкие стоны. Гилберт недалеко ушёл со своими хриплыми стонами, при этом крепко сжимая мою талию. Сжав в ладонях простынь, уже срывая голос, я почувствовал скорую разрядку. Придерживая меня за талию, прусс начал помогать мне, приподнимая бёдра, чтобы я смог сесть до конца. Недолго отвлекаясь от своего дела, я впился в губы Гилберта, проталкивая свой язык и проводя по тонким губам горячим язычком. Вскоре прусс начал отвечать на поцелуй, беря первенство уже на себя. Мы оба чувствовали конец, поэтому старались ускориться еще сильнее. Вскоре всё закончилось, весьма приятно и долгожданно. Тяжело дыша, я слез с Гилберта, завалившись рядом с ним на кровать. Мы оба были потными и красными от слишком активных телодвижений. Поза наездника слишком утомляющая, лучше бы по классике пробовали. — Как ты? — Жить буду, — неожиданный вопрос застал меня врасплох. — Давай следующий раз в другой позе, —с большим энтузиазмом Гилберт повернул своё лицо ко мне. — То есть, в следующий? — ничего я, конечно, не собирался делать в следующий раз. Перебесится. — Ну тогда, когда ещё раз попробуем. — Слишком жирно для тебя, —отвернувшись, я накрыл своё голое тело плотным покрывалом. Только сейчас я обратил внимание на количество влаги на постельном белье. И как мне объяснить это горничной?! — Но почему? — состроив обиженное лицо, прусс недовольно надул губы бантиком. — Не могу же я лишить такого лакомства других насильников? Пойду торговать своим телом в борделях. — Сдурел, что ли?! — Гилберт приподнялся, заглядывая мне в лицо. Удивительно, что его глаза могут так расширяться. Неужели он сарказма не понимает? Насколько же можно быть наивным, чтобы так доверять моим словам? — Да, это чистая правда, — пусть верит, может быть перестанет так липнуть. — Не ходи больше в бордели, я дам тебе денег. Отлично, меня теперь в проститутки записали, высший класс. — Оставь себе, я как-нибудь сам себя обеспечу. — А зачем тогда в бордели ходишь? —искренне удивляясь, Гилберт ближе придвинулся к моей спине, дыша прямо в затылок. — Ты заткнёшься или нет? Спи давай, — накрывая тело прусса одеялом, я повернулся к нему лицом, обнимая его и прижимаясь к его груди. — Сплю, сплю, — Гилберт закрыл глаза и сжался в одеяле, так же обнимая меня. А все-таки он очень теплый.