The Delicate Things We Make/Деликатные вещи, которые мы делаем

За две недели до встречи с Гуниллой Энди стала настоящим экспертом по аукционным домам. Контора Найджела даже отправила ее на короткое время в лондонский офис «Сотбис», поскольку там часто продавались предметы искусства Пристли. Это был поразительный опыт. Энди никогда не была за пределами США, и трансатлантический перелет был чем-то таким, что ее одновременно тревожило и волновало. Однако восемь часов пролетели незаметно, пока она все глубже погружалась в изучение предметов искусства, хронологии событий и имен победителей торгов. Она была настолько подготовлена, что при встречах с представителями аукционных домов ей не составило труда собрать нужную информацию. Она узнала почти тоже самое, что и после посещения аукционных домов в Нью-Йорке. Работы Пристли появлялись у них один или два раза в год, чаще всего располагаясь в таких временных рамках, что их появление шло параллельно неделям высокой моды. Энди не могла точно определить, когда всё началось, но ей точно было известно, что три года назад в середине модного сезона, когда большинство тенденций были согласованы и объявлены либо самими модными домами, либо «Подиумом», «Вог» и «Элль», у Пристли появились две картины, содержащие портретные композиции с изысканными деталями, вышивкой и цветочными украшениями. И все крупные дома моды в одночасье сменили свои уже заявленные коллекции на нежные цвета, кружева и слоновую кость, ставшую вдруг цветом сезона. Энди начала замечать развитие тенденции. Многое она почерпнула из связей между кажущимися случайными событиями и многое смогла узнать, просто следя за покупками произведений искусств на аукционах и мировыми тенденциями моды. Будучи милой и располагающей к себе, при беседах с сотрудниками этих двух подразделений индустрии, Энди получила тонны сплетен, мириады связей и кучу информации, которая вела ее к новым линиям расследования, новым нитям ее истории, за которые ей не терпелось начать тянуть. Чего она все еще не могла понять, так это как Пристли удалось появиться на радаре индустрии моды, оставаясь в тени. Если Энди была права, и М. Принчек и Пристли это одно и то же лицо, то почти двадцать лет назад у художника было, возможно, всего две выставки в малопопулярных галереях, и это не объясняло, как случилось, что новичок стал самым влиятельным лицом миллиардной индустрии. Конечно, качество и гениальность работы были налицо. Кроме того, судя по тому, что рассказывали Энди кураторы и искусствоведы писали в многочисленных статьях и книгах по искусству, Пристли был не просто блестящим новатором, Пристли был удивительным художником, чьи мазки и техника уже изучались в известных художественных школах и чьи чистые тонкие линии становились классической техникой в скульптуре. Так что, с одной стороны, Пристли был выше всяких похвал и уверенно лидировал, но с другой, что-то все же подсказывало Энди, что все не так просто. Вот, к примеру, Гунилла и ее коллекция работ Пристли. Вполне логично, что она перестала покупать их, как только цены поднялись до небес, но Энди все еще предстояло выяснить, как искусство, которое продавалось богатым и претензионным ньюйоркцам, перешло от местечковой известности Верхнего Ист-Сайде к господству в мире аукционов и подиумов. И вот Энди здесь, в особняке Гуниллы Гарсон, а ныне Голдберг, пытается поднять свою челюсть с дорогого пушистого коврового покрытия. Она пришла хорошо подготовленной, как всегда. К тому же она была по последней моде одета. И все же начальная фраза Гуниллы заставила ее застыть соляным столбом. Гунилла окинула ее очень долгим надменным взглядом с головы до ног. Но узкое лицо, обрамленное седыми локонами, оставалось непроницаемым. Наконец, по прошествии, казалось, целой вечности, Гунилла махнула своей тонкой, идеально наманикюренной старческой лапкой в ее сторону. - Садитесь, юная леди. Я не собираюсь вызывать полицию, так что перестаньте уже дрожать. - Энди опустилась в кресло с полным отсутствием грации и немалым чувством страха. - Итак. Моя сотрудница и ваша подруга, мисс Маккиннон, говорит мне, что вы блестящий, но не слишком удачливый репортер, которого вышвырнул из дома среди ночи никчемный бойфренд. - Энди была так потрясена этим описанием, что ее челюсть отвисла, возможно, даже ниже, чем раньше. Гунилла улыбнулась и продолжила: - Да, да, мисс Маккиннон умеет обращаться со словами, и она компетентный куратор и не склонна к полету фантазии, поэтому, если она позволила вам остаться на чердаке, ситуация должна быть действительно ужасной. Так ли это? Спокойный тон голоса не допускал возражений, и, столкнувшись с прямым вопросом, Энди подумала, что притворство – точно не выход. В любом случае она никогда не умела хорошо лгать. - Да, мэм. - Гунилла. Я знаю, что уже стара, но не хочу, чтобы мне об этом напоминали. - Она потянулась к звонку, и тут же появилась женщина в униформе горничной с чайным подносом и булочками. В животе у Энди громко заурчало. Гунилла поморщилась. - Ешь, дитя мое. Последнее, что мне нужно – это труп на чердаке моей галереи. - Энди осторожно откусила кусочек булочки, а Гунилла потягивала чай, наблюдая за ней. - Я читала некоторые ваши работы, мисс Сакс. То, что вы написали для этого конкурса писателей, о том, как номинально права женщин продвинулись вперед, но на самом деле мы все еще застряли на кухне. Энди чуть не подавилась булочкой. Мысль о том, что Гунилла Гарсон, а ныне Голдберг потрудилась откопать серию статей пятилетней давности, была абсурдной. Кроме того, мысль о том, что ухоженная, причесанная и накрашенная миллионерша хотя бы знает, где находится кухня в её гигантском особняке, была столь же нелепой, если не сказать смехотворной. Однако эта тема явно была важна для пожилой женщины, потому что ее лицо вдруг стало оживленным и заинтересованным. - Я, конечно, не тот человек, чтобы рассуждать об этом, но мои мужья сколотили себе состояние, всегда прислушиваясь к моим советам, и все же никто из них не считал женщину достаточно умной, чтобы управлять компанией. Все они впитывали мои биржевые советы, зарабатывали миллионы на моих знаниях и инстинктах, но все же продолжали думать обо мне как о маленькой дурочке, довольной тем, что сидит в гостиной, читает женские журналы и болтает со своими подругами о нашей следующей поездке на воды. - Гунилла улыбнулась, и эта улыбка была столь же лукавой, сколь и томной. Энди благоразумно решила попить пока чаю и позволить женщине говорить. - Мне действительно нравились Биариц, Канкун и Монте-Карло. И мне определенно нравились мои подруги, и если речь шла о чем-то большем, чем просто женская болтовня, то мои мужья никогда не были прозорливы. - Энди постаралась не подавиться булочкой от такого намека. - Я знаю, что ты ищешь. У меня столько раз брали интервью другие журналисты и исследователи творчества Пристли на протяжении многих лет, как у первого покупателя картин. Но вопросы, которые прислала ты перед тем, как прийти сюда, и направление расследования, мне кажутся новыми и интригующими. Гунилла посмотрела куда-то поверх головы Энди, и ее взгляд мгновенно стал мягким и печальным. Как бы Энди ни хотелось выяснить, что же вызвало такое отстраненное выражение на лице этой женщины, она решила, что профессионализм важнее, и, в конце концов, победил взгляд собеседнице в глаза. Гунилла явно заметила это и одарила Энди натянутой улыбкой. - Да, дитя, поскольку ты изучаешь происхождение Пристли и давно минувшие времена, судя по некоторым очень тщательно сформулированным намекам, которые ты сделала в своем письме, ты, без сомнения, обнаружила, что когда-то я была случайной попутчицей художника на пути к славе.- Улыбка Гуниллы снова стала мягкой и задумчивой. Если бы Энди была любительницей поспорить, она бы поспорила на булочку, которую сейчас поглощала, что в улыбке и тоне пожилой дамы сквозила тоска, как будто у Гуниллы были воспоминания, выходящие за рамки простой нежности к тому периоду своей жизни. Энди даже показалось, что она уловила в этой улыбке легкую нотку сожаления. Гунилла, казалось, без труда читала мысли Энди, несмотря на потрясение тем, как девушка жадно вгрызается в клубничный джем и сладкое тесто. - Мои подруги в то время были необыкновенными женщинами, которые хотели жить свободно. А я была довольно известна в деловых и светских кругах Нью-Йорка и не желала выставлять себя на посмешище, как бы мне не нравилось наше совместное времяпрепровождение. Поэтому мне пришлось покинуть это чрезвычайно приятное общество, и не мешать моим подругам искать то, что они хотели. - И да, Энди подумала, что теперь в её улыбке и интонации определенно было море сожаления. - Я не совсем понимаю, зачем все это тебе рассказываю. За исключением того, что твои раскопки прошлого довольно уникальны, да и твой подход к тайнам 17-летней давности интригует. В тебе действительно есть что-то особенное, в том, как ты слушаешь, в терпении, в желании сделать это. Кроме того, Лили считает тебя порядочной и благородной женщиной, которой не повезло. 45 лет назад, когда я приехала в Нью-Йорк со 100 долларами в кармане и без друзей, мне никто не помог. Сегодня же ты съедешь с чердака галереи. В моем доме есть несколько гораздо более удобных комнат, которые можешь использовать, и чувствовать себя как дома.-Энди неприлично разинула рот, а Гунилла только отмахнулась от неё. - Может быть, дело не столько в том, что ты хороший слушатель, сколько в том, что тебя легко шокировать и поэтому ты проводишь столько времени с отвисшей челюстью? Возьми себя в руки, дитя мое. - Гунилла, похоже, не была любезна с идиотами, и Энди изо всех сил постаралась вернуть свое самообладание. - Я знаю, что сейчас ты, вероятно, не способна платить за квартиру, так как бросила большую часть остальной работы, чтобы заняться этим делом. Ты останешься со мной. В подвале есть небольшое помещение, оборудованное для проживания экономки, но в настоящее время у меня только Бет, которую ты только что видела и которая не живет в этом доме, и Гэри, мой водитель. Бет покажет тебе твое новое жилье. Там есть собственный вход и подобие кухни, если я правильно помню. - Энди не удержалась от смешка, и Гунилла тоже улыбнулась. - Ну и нахалка же ты, а? Да, я не была там уже много лет. Я не была и на чердаке моей галереи, дорогая моя, но все равно точно знала, что там происходило в течение последних шести месяцев. - Гунилла бросила на нее стальной взгляд, и у Энди хватило соображения принять смущенный вид и громко сглотнуть. Пожилая женщина ухмыльнулась, еще раз доказав свою проницательность и явное интеллектуальное превосходство. Как будто Энди могла спорить. Гунилла казалась каким-то всевидящим, всезнающим божеством, которое дарует неслыханные благословения бедной грязной нищенке. - А теперь ты пойдешь осматривать комнату, а потом возьмешь Гэри, чтобы он помог тебе перевести твои без сомнения скудные пожитки в подвал. Энди встала, не совсем понимая, уместно ли ей падать ниц к ногам пожилой женщины и целовать ее туфли, или же это будет чересчур. Но все же что-то не давало ей покоя, и она решила, что до сих пор истина служила ей на благо, и нет смысла отказываться от правдорубства с Гуниллой. - Я ценю то, что вы делаете для меня, Гунилла. И я понятия не имею, как отблагодарить вас. Если все пойдет хорошо и моя работа будет плодотворной, я смогу зарабатывать и, очевидно, сделаю все возможное, чтобы компенсировать вам вашу щедрость, но сейчас я просто хочу спросить вас, зачем вы на самом деле это делаете? Гунилла бросила на нее любопытный взгляд и вежливо улыбнулась. - Судя по тому, что мне рассказала Лили, и по тому, что ты просила об этом интервью, тебе предстоит выполнить интересное, сложное, но в тоже время очень важное задание. Как я уже говорила ранее, у меня есть некоторые связи с теми людьми, в чью историю ты собираешься погрузиться, и я считаю, что их история заслуживают самого тщательного изучения и самого высокого профессионализма. Я хочу, чтобы ты все сделала правильно, и я не доверяю Найджелу Киплингу, «Подиуму» или кому-то еще, кто дергает тебя за ниточки, чтобы справиться с этими деликатными вещами с той осторожностью, которой они заслуживают. И вот это слово снова появилось. Найджел, Лили, "Нью-Йорк Таймс" и все остальные рецензенты, когда-либо написавшие хоть пару слов о Пристли, использовали одно и то же прилагательное. Деликатный. Но Гунилла не описала ни художника, ни искусство как таковое, она даже не упомянула имен. Но Гунилла, похоже, была кровно заинтересована в том, чтобы Энди выполнила свое задание как можно деликатнее. И она открывала ей свой дом, ну, разумеется, свой подвал, чтобы Энди было достаточно комфортно для этого. Все это было действительно очень странно.