Глава 4. Шаг в свет
7 октября 2020 г. в 08:02
Гунилла была щедрой хозяйкой, позволяя Энди оставаться в своем особняке в Верхнем Истсайде. Ей отвели просторное помещение на цокольном этаже с одной спальней, хотя и скудно обставленное, но там было всё необходимые для комфортного проживания. Больше всего Энди порадовала мягкая и уютная двуспальная кровать, стоявшая в крошечном алькове, отделенном от маленькой гостиной и кухоньки. В ту первую ночь Энди спала как младенец на чистых простынях с ароматом лаванды и ванили. Она все еще сомневалась в мотивах Гуниллы, но не собиралась смотреть дареному коню в зубы. Она провела больше шести месяцев либо на диванах друзей, либо на откровенно неудобном надувном матрасе и спальном мешке на чердаке, и эта старая кровать с мягким и удобным матрасом была верхом роскоши для неё.
Гэри, водитель Гуниллы, немногословный и немного ворчливый, помог Энди перенести ее скудные пожитки с чердака галереи в особняк. В целом, он произвел на Энди впечатление преданного и верного человека, который, очевидно, служил Гунилле много лет и не собирался болтать о жизни и обычаях своей хозяйки.
Бет, горничная и экономка, оказалась болтливой женщиной средних лет, которую наняли вскоре после того, как домработница ушла на пенсию пару лет назад, поэтому Энди заключила, что, как бы развязна и приятна ни была Бет, она также не станет источником информации о своей хозяйке. И все же Энди было приятно проводить время с кем-то, у кого явно не было на нее никаких планов и кто находил ее компанию приятной. Они часто болтали по утрам, так как обе были ранними пташками, а сама Гунилла вставала не раньше полудня.
Время от времени к ним присоединялся Ален, личный шеф-повар, который приходил в особняк пять раз в неделю по утрам и снабжал Гуниллу и ее домочадцев вкуснейшими блюдами французской кухни. Энди попыталась снискать расположение ворчливого, высокомерного француза, предложив делать для него покупки, на что он только усмехнулся, пробормотав что-то вроде: - Что может испорченная маленькая девочка из американской глухомани, знать о хороших свежих продуктах? Пффф.
Однако, имея за плечами опыт работы в пабе и официанткой, а также уже укоренившуюся привычку просыпаться в 5 утра, Энди сумела удивить его, доставив корзину абсолютно совершенных королевских креветок к тому времени, когда Ален появился однажды утром. Он цыкнул, проверил каждую креветку в корзинке, а затем решил, что Энди теперь будет отвечать за утренние посещения фермерского рынка. Энди это вполне устраивало. Она пробегала трусцой до рынка и относила продукты обратно, таким образом, поддерживая себя в форме и чувствуя, что вносит свой вклад в ведение домашнего хозяйства, которое приютило ее и кормило по причинам, все еще выходящим за рамки ее понимания.
Жизнь в особняке Гуниллы давала ей еще одну привилегию. И какая это была привилегия. Энди наконец-то удалось взглянуть на работу Пристли. Ни на копию, ни на фотографию, ни на репродукцию. Оригинальная работа Пристли. К сожалению, только на одну из них, так как Гунилла одолжила две других в какой-то музей в Калифорнии, который проводил многомесячную выставку Пристли, но все равно у Энди каждый раз захватывало дух.
Это была первая работа Пристли, купленная Гуниллой, и Энди подумала, что пожилая дама никогда не расстанется именно с ней, возможно, потому, что она имела еще и более глубокий смысл для нее?
Энди все еще не находила в себе мужества или возможности спросить Гуниллу о М. Принчек и о ее очевидной, по крайней мере на взгляд журналистки, романтической связи с некогда подающим надежды художником. В то время как Гунилла не скрывала своих случайных сапфических приключений и сделала упор на раскрытие этого еще в своем первом разговоре с Энди, она также сделала акцент на том, что никогда не сможет жить в открытую, и это дало Энди много раздумий и много головной боли о том, как подойти к Гунилле с вопросами о М. Принчек, потому что чем больше Энди изучала Пристли, тем больше интуиция подсказывала ей, что эти два художника – одно и то же лицо.
Вдобавок ко всему, каждый раз, когда Энди останавливалась возле довольно маленькой, меньше метра, статуэтки девушки, прячущейся под зонтиком, ее бросало в дрожь. Ее реакция была инстинктивной и неконтролируемой. Энди читала, что искусство вызывает самые разные эмоции у наблюдателей и что просмотр шедевров мирового культурного наследия часто вызывает такую глубокую физиологическую реакцию, но она никогда полностью в это не верила. Более того, Гунилла держала статуэтку на каминной полке в своем кабинете, в таком вездесущем месте, которое казалось совершенно неподходящим для бесценного артефакта, и все же Энди понимала, почему она хранилась там и только там. Гунилле достаточно было поднять голову от работы за столом и увидеть работу Пристли, и если бы это не было самой большой подсказкой, то Энди съела бы свою шапочку.
И Гунилла действительно смотрела на статую. Часто в середине разговора с Энди, на казалось бы, безобидные темы, она поднимала голову и просто подолгу смотрела, ее глаза наполнялись тоской и сожалением. Именно эта глубина чувств удерживала Энди от прямого вопроса, потому что в такие моменты она часто ощущала, что среди роскошной мебели, позолоты, антикварного письменного стола из эпохи Людовика XVI и персидского ковра, который, вероятно, стоил больше, чем Энди когда-либо заработает в своей жизни, ничто из этого не имело значения для пожилой женщины, и, возможно, сейчас она легко променяла бы все то, ради чего она бросила своею возлюбленную давным-давно.
Поэтому Энди не стала поднимать тему М. Принчек, но продолжала периодически заглядывать в кабинет, чтобы полюбоваться работой Пристли. Помимо глубокого благоговения и влечения, которые она испытывала к этому произведению, у нее были и другие причины для озноба. Глядя на скорчившуюся маленькую фигурку, которая сидела на корточках и пыталась укрыться от ливня, Энди испытывала печаль и какое-то необъяснимое чувство боли и душевной травмы. Что случилось с молодой девушкой? Ее лицо не выражало настоящей боли, но в этих чертах было что-то вневременное, как у человека, который глубоко страдал. И снова Энди не могла объяснить этого, но она делала обильные заметки о своих первых, вторых и третьих впечатлениях и продолжала гадать, что заставило молодого, восходящего к славе художника скрыться и вернуться под другим именем и с изваянием, которое кричало о годах и десятилетиях, прожитых в боли.
Энди могла сколько угодно строить догадки, но здесь требовались холодные, как камень, факты. На протяжении многих лет о Пристли было написано множество пышных статей, восхваляющих очарование художника, живущего инкогнито, и воображающих предысторию, которая временами казалась скорее научной фантастикой, чем вымыслом, не говоря уже о том, что явно была плодом чьего-то ужасно шаблонного воображения.
В разгар анализа работ Пристли, проводя дни напролет в Нью-Йоркской публичной библиотеке, пытаясь найти больше упоминаний о М. Принчек в газетах почти двадцатилетней давности, Энди получила еще один серьезный прорыв. Один из ее новых знакомых на аукционе "Сотбис" в Нью-Йорке сообщил ей, что через неделю будет выставлена новая и неожиданная картина Пристли.
Сказать, что Энди была в восторге, было бы преуменьшением. Она была так взволнована этой новостью, что очевидное препятствие для ее участия в аукционе даже не пришло ей в голову, пока она не прочитала электронное письмо от аукциониста во второй раз. Вход на аукцион только по приглашению. Согласно ее источнику, агенты Пристли занимались приглашениями, и в соответствии с инструкциями никакие посторонние участники торгов или незваные гости не должны были быть допущены.
В этом не было ничего необычного, как для искусства Пристли, так и для эксклюзивного мира мультимиллионеров, которые могли позволить себе произведения искусства стоимостью в миллионы долларов, однако это представляло довольно непреодолимую трудность для Энди, которая жаждала увидеть очередной шедевр Пристли, который наверняка не будет доступен к показу общественности до тех пор, пока не пройдут месяцы или годы с момента покупки, как это было уже принято для работ Пристли.
Звонок терпеливой помощнице Найджела, которая как раз тащила юбки в «Элиас-Кларк», и Энди связалась с несколькими личными ассистентами из разных домов моды на Манхэттене. Быстрый перекрестный поиск по всем доступным сайтам социальных сетей и приложениям, и по крайней мере двое из упомянутых ассистентов либо знали Лили, либо пили кофе в дорогой хипстерской кофейне, где работала Энди. И вот, и к концу недели, даже если она и не стала ближе к приглашению на «Сотбис», у нее было подтверждение, что представители Диор и Шанель будут присутствовать там обязательно, следовательно, в скором времени появится еще одна из тех революционных концепций, которые Пристли время от времени выпускает, меняя ход текущих модных тенденций.
Однако, даже вооруженный всей этой информацией, Энди не приблизилась к тому, чтобы получить доступ в святая святых аукционного дома "Сотбис". Она была достаточно отчаянна, чтобы застолбить место и фотографировать всех, кто будет приходить и уходить, в надежде позже опознать их и каким-то образом приблизиться на шаг к кому-то, связанному с Пристли, поскольку было ясно, что это ее агенты организовали все это событие. Конечно, они там будут. Так что Энди надеялась.
В прошлом, когда репортеры охотились за Пристли, агенты художника только и успевали опровергать различные фантастические истории, которые придумывали журналисты. Игра, в которую, несомненно, играли как художник, так и его окружение, заключалась в том, чтобы журналисты нашли какой-то способ связаться с ними. Люди Пристли нигде не значились в списках, и аукционные дома, конечно, не собирались раскрывать контактную информацию, опасаясь потерять прибыльный бизнес.
Так что Энди собиралась играть в игру, которая была не в новинку людям, связанным с художником. Если вам удастся найти их, они поговорят с вами. Было ли этично следить за «Сотбис»? Энди не была полностью уверена, но нищие не могут выбирать, и поэтому она приняла решение.
Однако ее любительские инициативы частного детектива были пресечены самым лучшим образом, когда накануне аукциона приглашение цвета слоновой кости на знакомом бланке «Сотбис» было небрежно брошено перед ней тонкой, царственной рукой хозяйки дома. Гунилла озорно ухмыльнулась, потягивая мартини из бокала, и наклонила голову так, словно на ней была корона.
- Я не могу снова бросить тебя на произвол судьбы, дорогая.- То, как Гунилла сказала "дорогая", прозвучало так, будто это слово состояло по меньшей мере из двадцати слогов, нечто похожее Энди слышала только в фильмах с Кэтрин Хепберн.
- Я не собиралась делать ничего противозаконного.
- Да, да, ты просто собралась выследить кого-то, или вломиться в чьи-то частные владения, или сделать еще какую-нибудь безрассудную глупость, из-за которой тебя арестуют. Я понимаю, что ты находишься в тяжелом финансовом положении, и эта статья – путь к какому-то мифическому спасению, и я также понимаю, что на протяжении многих лет Пристли практически приглашает всех желающих раскрыть его личность в этой десятилетней игре в кошки-мышки, но я подумала, что было бы неплохо пойти и взглянуть на картину, так как она, вероятно, не попадет в "Метрополитен" в ближайшее время. Разве ты не согласна, дорогая?
Конечно, Энди была согласна. И, согласившись с Гуниллой, она очутилась в заднем ряду небольшой комнаты, где, по ее подсчетам, находилось не более тридцати человек. Аукцион вот-вот должен был начаться, все тихо перешептывались и время от времени молча смотрели в благоговейном восторге на массивную картину, доминирующую в пространстве сцены. Картина была куда объемнее, чем большинство полотен Пристли, а Энди теперь была в некотором роде экспертом, так что она могла сказать это абсолютно уверенно. Она была также наполнена поразительно глубоким желтым цветом.
Весенние модные коллекции уже были показаны в Париже и Лондоне, поэтому было ясно, что эта картина и этот доминирующий желтый цвет не были ориентированы на эти тенденции, поскольку все весенние коллекции больше склонялись к пастели и менее смелым цветам. Учитывая, что многие модельеры на осень склонялись в пользу малинового, Энди подумала, что этот желтый цвет был особенно смелым шагом во многих отношениях.
Хотя она, конечно, не видела осенних коллекций крупных домов, находящихся сейчас в стадии разработки, она уже достаточно прочесала модные блоги, чтобы понимать, что темно-малиновый цвет должен был стать центром многих будущих коллекций. На самом деле, даже «Подиум» и «Вог» делали тонкие намеки об этом. Так что теперь все это, вероятно, будет выброшено в мусорную корзину, и дома высокой моды, присутствующие здесь, начнут бороться за то, чтобы включить этот насыщенный желтый цвет в свои работы. Очевидно, никто не говорил, что не стоит сочетать малиновый с желтым, и даже нетренированный глаз Энди видел возможности сделать именно так, однако другие цвета в картине, зеленые и синие, просто не позволяли такому смелому и мощному цвету, как малиновый существовать. Какой облом для малинового, подумала Энди.
Наблюдая за комнатой и людьми, Энди поймала взгляд молодой женщины. Она была красива, рыжеволоса и носила великолепный наряд от Маккуина из весенней коллекции, как могла понять Энди своей новоприобретенной смекалкой. Но ее красота и чувство стиля привлекали Энди не так сильно, как тот факт, что рыжая даже отдаленно не интересовалась картиной. За все то время, что Энди наблюдала за ней, девушка ни разу не подняла глаз на то, что, несомненно, приковывало взгляды всех присутствующих. Все смотрели на картину. Энди и Гунилла не собирались торговаться за эту вещь, и все же они едва могли оторвать глаза. Но эта женщина будто всё это видела и знала раньше, что могло означать только одно. У Энди внутри все сжалось, а руки сразу стали влажными от пота. Рыжеволосая не могла быть Пристли, просто потому, что она едва ли была ровесницей Энди, но она определенно была из людей Пристли, потому что никто, кто не видел картину раньше, не мог оставаться таким невозмутимым.
Аукцион начался и прошел без сучка и задоринки. Новая коллекция Армани наверняка теперь будет желтых тонов – Энди была уверена в этом после того, как правая рука Джорджио Армани подняла выигравшую ставку. Однако ни заявки, ни участники торгов не интересовали Энди. Ее глаза были прикованы к рыжеволосой девушке, сидевшей в двух рядах от нее, которая делала заметки и наблюдала за всеми с неподдельным интересом. Как только окончательная ставка была зарегистрирована, она грациозно поднялась со стула и осторожно вышла.
Энди была так удивлена этим внезапным уходом, что на несколько решающих секунд застыла на месте, пока острый локоть Гуниллы не вывел ее из задумчивости.
- Ну, не сиди тут, как идиотка! Следуй за ней! - Пожилая дама была явно не в настроении терпеть ступор Энди, толкнув ее к выходу вслед за быстро удаляющейся рыжей.
Энди вылетела из здания "Сотбис", проклиная себя за тормознутость, ища в толпе рыжую голову. Репортер посмотрела направо, потом налево и решила, что у девушки нет никакой машины, потому что иначе она бы заметила ее. Но было довольно маловероятно, что женщина далеко уйдет на четырехдюймовых шпильках, а значит ей идти не очень далеко, предположила Энди, и так как слева от аукционного дома "Сотбис" располагался огромный квартал корпусов хирургической клиники, она справедливо решила, что рыжая свернула направо, к жилым улицам Верхнего Ист-Сайда.
Энди убедилась в своей правоте минут через пять, когда увидела рыжую голову, уверенно двигающуюся по Йорк-авеню и сворачивающую на 73-ю улицу Верхнего Ист-Сайда. Энди ускорила свой не обремененный каблуками шаг и успела заметить, как рыжеволосая девушка поднимается по красивой мраморной лестнице белокаменного особняка. Она позвонила в колокольчик, и со своего места на улице Энди услышала приятный перезвон, а потом она вообще ничего не услышала, потому что большая деревянная дверь открылась и в проеме появилось лицо, такое знакомое и в то же время такое новое. М. Принчек, несомненно сама Пристли, приветствовала рыжеволосую особу с надменным выражением лица и высокомерной полуулыбкой на тонких губах, покрытых лишь легким прозрачным блеском. В ярких голубых глазах, казалось, мелькнуло веселье от того, что молодая женщина сказала перед тем, как войти в дверь таунхауса, оставив Энди стоять на улице совершенно ошеломленной и дезориентированной.