Ace

«Просто не думай» выведено витиеватыми буквами прямо по выпирающим венам на его запястье. Легкое напоминание, почему не стоит зацикливаться на плохом — плохого много, хорошего почти нет. Сначала Сонхва делает эту татуировку, потом в жизни Сонхва появляется Хонджун. Сонхва вообще умненький (законченный университет все еще является лучшим показателем), не мистер мира по красоте — сойдет, а запах, этот клишированный, поюзанный всеми омежьими журналами («Космо», «Вог» и так далее), цветы и роса. Чистая невинность прямо. Всем нравится. Хонджуну — тоже. Хонджуну вообще все нравится. Сначала они бешено ненормально любят друг друга, а потом Сонхва находит себя сидящим на бортике ванны в полчетвертого утра (они живут с Хонджуном в трехкомнатной квартире, на тот момент отношения на грани свадьбы), сидит там и пялится. На руку свою. На это тупое «просто не думай», а глаза предательски слезятся. Плакать не хочется, татуировка совершенно не виновата. Просто «не думать» отчего-то не получается. Сонхва непривычно курит на балконе — Хонджун сладко мирно спит, красивый очень, ничего не знает и не подозревает — сжимает сигарету сухими губами, трагично цепляясь за край футболки, мнет. В груди тянет не ядовитым отравленным никотином, вместо него привычный осадок «плохого» в собственной жизни. Сонхва все еще жив, только потому, что чудовищно привык. К этому. К тому, что все черно-белым, никогда не бывает до конца хорошо. Сонхва давно умеет с этим жить. Два дня назад счастливый Сонхва выходит в супермаркет. Едет туда на своей собственной показушно красной шевроле, вроде как по условностям за продуктами — щебечет с друзьями по групповому звонку, что вот да-да, скоро уже будет и дата свадьбы. Так... как будто сейчас это в прошлой жизни было. По итогу накупает всякого, чтобы Хонджуну (институт правильной омеги — Сонхва всегда пытался соответствовать) после работы было приятно, а на выходе в Сонхва врезается нечто на электронном самокате. Точнее, задевает корзину с пакетами, сам падает и еще извиняется попутно. Глупый, жуть просто. Тогда Сонхва хочется вырвать с мясом свою гребаную татуировку. Ему лет-то сколько? Семнадцать? Весь взъерошенный, прямо как воробей, глаза большущие — сначала испуганные, потом масляные-масляные, когда на него смотрит. Вскакивает с асфальта, отряхивается, все это неловко и глупо. Семнадцати даже и не дашь. Слишком наивный. Кажется, Сонхва окончательно сошел с ума. Ведь по рецепторам бьет запах — мелкий альфа и сам все понимает, поэтому хватается за его корзину, таким, чтобы только не сбежал, ведь мой, мой, только мой — всем этим подростковым максимализмом. Видимо, на лице Сонхва в тот момент было лишь одно. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста. Не надо. Не сейчас. — Я тебя очень давно искал, — говорит боязливо, хотя и улыбается солнечно, слишком счастливый. Слишком наивный. И нет, просто нет. Сонхва во все это не верит, во весь этот бред с предназначением и так далее. Когда сдуру делал свое заветное «просто не думай» — да, верил и мечтал, а еще пропитой душой надеялся, что все хорошо будет. Теперь — нет. Дома у Сонхва Хонджун. Самый лучший, любящий, свадьба, дети и умерли они в один день. Как такое променять можно, ну? — Все-таки свел ее, — Хонджун целует в чистое, чуть покрасневшее запястье (настолько бледное, что просвечивают капилляры). — А я все гадал, когда же ты решишься. — Просто я хочу думать, — любяще улыбается Сонхва, поклевывая Хонджуна в губы, — о тебе, например. Глупо. Сонхва вспоминает про все плохое, когда на его телефон приходит: «Никогда не дам тебе совершить эту ошибку, понимаешь? Не будет у тебя свадьбы с ним» от его малолетнего истинного. «Просто не думай», возможно, было самым правильным решением в жизни Сонхва. Жаль, что Сонхва и его просрал.