Ace

Сонхва не хочет влюбляться. Вот все эти поцелуйчики, отношения и прочая лабудень — пожалуйста, мимо, не заказывали. На то время ему с прекрасной постоянностью хватает в жизни дрочильни к сессиям, зависания в играх с друзьями и, как любит шутить Есан, вязания на крючках (Есан потом получает подзатыльник, потому что Сонхва все еще хен и все еще человек с ванильной душевной организацией). Но, что предсказуемо, Сонхва все же влюбляется. Потому что... потому что, наверное, в Хонджуна вообще сложно не влюбиться. «Это же Ким Хонджун, ну», — сначала думает про себя Сонхва, глядя на Хонджуна сквозь полуприкрытые веки (то была физкультура, Сонхва сидел на скамейке и солнце нещадно слепило глаза), но потом он ловит свое глупое, избитое сердце, отбивающее личную Помпею где-то на уровне гланд, и — да. Да, Сонхва. Молодец, выделился. На тот момент они дружат уже два года, вместе ходят на каждый новый фильм Марвел, зависают на Хондэ и чаще обычного задерживаются у Хонджуна в комнате, перепутавшись конечностями на его потрепанной жизнью тахте. В тишине все играет поставленная на репит Хонджуном «7 years», и Сонхва как-то пропускает тот момент, когда эта меланхоличная песня становится саундтреком его в хлам разбитого сердца. Сонхва хреново. Тускло и бесполезно. От всего этого — тухлостью и бесполезностью след тянется на много-много лет вперед. Но Сонхва, что неудивительно, ничего с этим делать не хочет, не будет и не собирается, где-то на задворках сознания лишь пылится тупая, нескладная мысль про то, что этой вот большой и невзаимной в один момент все равно перегорит и перестанет. Ведь Сонхва хороший. И понимающий, и принимающий реальность такой, какая она на самом деле есть. То есть все еще — тусклой и бесполезной. Ведь Сонхва влюблен. Но Хонджун из миллиона в толпе никогда не искал его взгляда. А потом Сонхва видит Хонджуна на остановке прямо у университета, тот стоит, сгорбившись и сжавшись, припирая плечом изрисованную хуями стену тента, между пальцами у него зажата постепенно тлеющая сигарета и взгляд такой — такой, какого Сонхва за два года дружбы у него никогда не видел. И Сонхва хочется истерично завопить, что какого же хрена, почему, что с тобой не так. Почему, почему, блять, надо обязательно все в итоге портить. Вместо криков Сонхва аккуратно подходит к Хонджуну, цепляясь жутко по-дорамному за рукав его куртки, с тихой мольбой смотрит ему в глаза. Хонджун дергается от него, как от прокаженного, стряхивая Сонхва с себя как ебаную неважную пыль. На дне радужки, не скрывая, едкое, вытравленное хлоркой отвращение. — Не надо вот этого, пожалуйста, — холодно чеканит Хонджун, затягиваясь дотлевающей сигаретой. Потом долго тушит ее до состояния невменяемости. — Оставь такое для своих ебырей. Сонхва хочется закрыть уши ладонями и закричать, чтобы не слышать продолжения, а лучше упасть перед Хонджуном на колени и попросить, умолять сказать ему, что это всего лишь шутка и ничего между ними не изменилось. — Пока что лучше просто ко мне не лезь, хорошо? Сонхва проглатывает свое «хорошо» и выблевывает сердце, когда автобус Хонджуна увозит его за горизонт.