Ace

У Сонхва все очень-очень хорошо. И учеба наискучнейшая, и новые отношения с какой-то куколкой курсом ниже, которые для галочки, и святой пятничный поход по барам с лучшими друзьями, и даже дома. У Сонхва все хорошо. Практически идеально, вот настолько. Его практически идеальная жизнь разматывается заведенной пружиной в груди, впиваясь в мясо своим грязным ржавым железом; Сонхва закручивает заводным ключиком ее снова и снова, не дай боже рванет — страшно, на самом деле страшно, что там за этой чертой тихоокеанского рубежа. Его практически идеальная жизнь чеканная ручная граната, которую Сонхва греет в собственных ладонях, каждый раз ненавязчиво цепляя металическое кольцо указательным пальцем: рутина психов с синдромом обостренной педантичности и это сведет его когда-нибудь в могилу — минное поле и то слаще муки иметь возможность сорвать последний ориентир и не найти в себе хотя бы толики силы сделать то, что давно пора. Сонхва уверен, уверен на все сто двадцать, что скоро его разорвет на атомы, если бы не. Не — ядрено красный цвет. Не — Ким Хонджун. Не — Ким Хонджун с вытравленными дешевой химозной краской волосами под едкий красный и неправильной, иррационально радостной улыбкой от уха до уха, когда видит Сонхва. И это, наверное, единственно, что еще держит Сонхва в своей идеальной жизни. Тот самый неидеальный Хонджун, мягко дотрагивающийся до его граненой костлявой ладони в попытке привлечь так нужное ему внимание. Они друг другу никто, для друзей слишком мало общаются, для приятелей слишком мало видятся, но Сонхва ненавязчиво думает. Когда чистит зубы, когда идет по универу, когда цепляет палочками пресную курицу в столовой, а парни кричат Хонджуну, чтобы сел к ним. Сонхва понимает уродливую данность, кислящую поперек горла, что пропади красный из его жизни и держаться будет больше не за что. Поэтому когда Хонджун, ужасно пьяный, свободный и счастливый говорит: — Я бы очень хотел тебя поцеловать, — Сонхва не отшатывается от него на безопасное расстояние.