И остаются только вечера

      Завулон зашёл в купе, прикрыл за собою дверь. Гесер стоял у окна, на месте сложенного столика, курил в открытую форточку. Завулон проследил за его взглядом, и увидел уверенным шагом удаляющегося от перрона Городецкого. Двигался тот порывисто, но не скованно. Слегка волнуется. И не скажешь, что идёт убивать лучшего друга.       Завулон втиснулся между Пресветлым и полками, тот даже не подвинулся, потому что некуда было. Достав сигарету (из воздуха, тратя бесценную сейчас силу, за что словил от Гесера недовольный прищур), прикурил её о тлеющий огонёк на конце его сигары. Затянулся глубоко, как будто мог вдохнуть тот воздух, который выдохнул Гесер рядом с ним. Выпустил струйки дыма через нос, на что Пресветлый иронично ухмыльнулся.       «Настоящий демон»       Завулон игриво подпалил маленьким язычком пламени изо рта окурок в своих руках.       «Я почти дракон, золотце моё»       Гесер смотрит на него удивлённо. Завулон прикусывает язык, будто вслух это сказал. Что за день, второй раз вырвалось лишнее. Про любовь и ненависть, конечно, было гораздо более в лоб. А сейчас как-то даже пошло и излишне фамильярно. Может дальше он скажет что получше? Может просто пора? Некоторые слова не могут ждать вечно, льются наружу, жаждут быть произнесёнными.       Его, как не странно, не сильно волнует напряжённая вообще-то ситуация. Гесера, впрочем, скорее всего тоже. Они оба видят, как истончаются красные линии вероятностей по мере продвижения Городецкого в сторону аэропорта. Как наливаются силой несколько зелёных. Для Антона, наверное, некоторые из них окрашены иначе.       У Завулона к Гесеру вопрос, пойдёт ли он вот так убивать его однажды? Завулон даже мысль эту старается приглушить. А та цепляется за следующую, и он понимает, что в их случае всё вполне может сложиться и наоборот. Стоять Гесеру перед ним со страшным артефактом в руках (и кто тут страшнее не поймёшь, артефакт или Гесер), с вдохновением в глазах (потому что все порой срываются, хоть с каждым прошедшим тысячелетием вероятность оказаться в числе излишне вдохновлённых уменьшается), с твёрдым намерением (устав ждать чуда, решил сам им стать) изменить мир к лучшему. И Завулону на мгновение становится страшно. И так жаль Городецкого. Но гипотетического в подобной ситуации себя, конечно, жальче.       Они сели рядом, почти касаясь друг друга плечами. Гесер прикрыл глаза, сосредоточился, координируя потоки силы, в сотый раз перебирая линии вероятности, следя за Антоном. Завулон собрал уже всё, что мог, он итак знает, почти наверняка, как всё будет, не из линий вероятности из жизненного опыта, ему не хочется особо наблюдать за Городецким, так что он смотрит на Гесера.       Поток силы бьёт по мозгам. Высшим вроде как не должна кружить голову необходимость пропускать через себя большое количество энергии. Но Завулон решил, что он достаточно опьянён и силой, и напряжением ситуации, и романтикой поездного купе, чтобы немного почудить.       Губы у Пресветлого горячие.       Завулон зарылся пальцами в его волосы, приник к нему вплотную, прижал спиной к стене купе. Гесер, растерянный, просто позволил его губам накрыть свои губы, прижать их тела друг к другу, практически завалить их вдвоём на полку. И Завулону не хотелось останавливаться. Не хотелось ни на секунду отпускать Гесера. Тем более, когда чуть-чуть придя в себя, тот начал отвечать.       «Так чего в итоге больше, любви или ненависти?»       Завулон разрывает поцелуй от неожиданности, смотрит Гесеру в глаза. Шоколадные… Так и хочется съесть. Чтобы весь, целиком был внутри, и никому больше, только ему Завулону…       «Какая разница, то или другое»       Завулон сминает его губы с жадностью умирающего от голода.       «Просто будь рядом»       Завулон расслабляется, выпускает рот Гесера из плена, едва касается нежно своим, шепчет:       — Пожалуйста…       Гесер гладит его по волосам.       Сквозь них обоих водопадом рвутся почти неразличимые Свет и Тьма.       Они целуются целую вечность.       Как будто не было ничего до этого тесного купе и не будет дальше, как будто не существует мира вокруг, судьба которого решается, пока они самозабвенно упиваются друг другом. Как будто правда можно парой неуместных откровений и одним откровенно неуместным действием перевернуть с ног на голову то, что они привыкли называть рабочими отношениями.       Вдруг Гесер вздрагивает и отстраняет его. Завулон отрывается от его губ с огромным трудом, фокусирует взгляд на его лице. Выражение у него сосредоточенное.       — Антон, мы совещались, — бормочет он вполголоса, осторожно, приобнимая Завулона за талию, принимает вместе с ним вертикальное положение, усаживает рядом. Завулон вздыхает, приглаживая волосы, будто сейчас Антон войдёт в их купе, чтобы обсудить дальнейший план действий. Гесер больше ничего не говорит вслух. До самого конца. И рук с его талии не убирает.