И остаются только вечера

      Антон стоял на пороге собственной кухни.       По шкафам, гремя пустыми контейнерами и беспорядочно расставленной посудой, бесцеремонно шарился Гесер. Наконец, с победным возгласом он вытащил откуда-то с верхней полки, до которой едва доставал встав на цыпочки, банку растворимого кофе. Антон совершенно точно помнил, что плита у него была электрическая, но чайник, закипающий над синеватым газовым огнём, это обстоятельство ничуть не смущало.       Антон прошёл к столу, протиснувшись мимо Гесера, не удосужившегося сдвинуться в сторону, уселся на стул у окна. На втором, стоявшем ближе к двери, висело шерстяное тёмно бежевое пальто. Пиджак шеф, по-видимому, где-то посеял, оставшись в рубашке с закатанными рукавами. Сахар он искал ещё дольше, чем кофе. Молока не нашёл совсем.       – Тебе три ложки?       – Одну.       Гесер насыпал ему две.       Антон принял кружку с радостным солнышком на боку из его рук. У него было стойкое ощущение, что он дарил такую Гесеру в офисе. Ему почему-то показалось, что пальцы у Гесера горячее, чем кружка с кипятком.       Гесер сел напротив него со своим кофе, принялся размешивать сахар.       Они помолчали.       – Это ведь не сон?       – А почему ты так подумал?       Ложечка Гесера позвякивала о стенки кружки.       Антон пожал плечами. Он смотрел в окно, за которым горела никогда не спящая Москва. Поверх домов, на небо, где беззастенчиво сияли три луны.       – Может ты не запер Сумрак, когда выходил из него? – предположил Гесер.       Антон не ответил. Уставился на него, как будто только что увидел.       – Гесер, а ты настоящий?       Гесер улыбнулся и пожал плечами. Отпил немного из кружки. Поморщился.       – Кофе у тебя отвратный.       – Уж простите, гостей не ждал.       Гесер улыбался ему светло и тихо. Антону глаза стало слепить этой улыбкой. Он моргнул пару раз, пока их не перестало щипать. Вздохнул.       – Ты снова пришёл без приглашения.       – Мне уйти?       – Я не это имел в виду.       Антон потёр лоб, бездумно вертя кружку с дымящимся кофе.       – Ты надолго?       – Думаю, до утра время есть.       Снова повисла тишина.       Антону показалось, что до прихода Гесера он хотел сказать ему так много, и воздух освещаемой натужно трудящейся электрической лампочкой кухни вытесняется его повисшими словами, и они гудят словно рой, и хотят, очень сильно хотят, но не могут высказаться все разом. И он сжимает губы. А Гесер ждёт.       – Зачем ты вообще приходишь, – вздохнул Антон устало.       Гесер пожал плечами. Снова стал мешать кофе, стуча ложкой. Антон следил за этим, успокаивая вал мыслей. Рассматривать Гесеровы руки было расслабляюще. Куда как лучше, чем смотреть ему в глаза.       – Ну правда, зачем? – пошевелил Антон губами, – Что это изменит?       Гесер ему ничего на это не сказал.       Антон вскинул глаза. У Гесера было усталое серое лицо. И он смотрел на него со страшной тоской.       – Зачем ты приходишь? – в третий раз повторил Антон, повышая голос, – За что хочешь извиниться на этот раз?       Гесер стал глядеть мимо него. А Антон всё сильнее заводился.       – Я столько принял от тебя извинений, что сбился со счёта, я столько всего наговорил, что жалею обо всём, но не сказал и трети того, что хотел.       Гесер попытался завернуться в пальто, словно вдруг озяб.       – Ты не слышал меня, – сипло выдавил Антон, – никогда не слышал. И я этому у тебя научился. Я тоже перестал слушать.       Гесер потёр шею.       – И вот ты приходишь ко мне снова и снова, теперь, когда уже поздно, когда не можешь больше ничего сказать, и наконец-то слушаешь, но какой в этом смысл теперь, когда тебя…       Антон умолк, зажмурился на секунду, чувствуя сжавший горло спазм.       Гесер всё-таки посмотрел на него снова. Взгляд у него был печальный, печальнее, чем во все те разы, когда он просил у него прощения. Снова и снова.       Антон не выдержал, закрыл глаза ладонями, упёр локти в стол. Отнял руки почти сразу. Испугался, что пока он сидит так, не глядя на него, Гесер исчезнет.       А из-за шторы стали пробираться на маленькую тесную кухню предрассветные сумерки.       Гесер поднялся из-за стола. Оправил накинутое на плечи пальто. Антон молча наблюдал, за тем, как он идёт к двери.       – Прости меня.       Гесер замер. Он стоял в пол оборота, положив руку на дверной косяк, задумчиво разглядывая собственные ногти.       – Это ты должен меня простить, Антош, – уронил он негромко.       Антон попытался сглотнуть вставший в горле комок.       – Прости меня, Антон, – выдохнул Гесер, – прости, что не заслужил твоего прощения.       Антон проснулся с мокрыми щеками.