Искусство и преступление

Покачивание скоростного поезда убаюкивало, навевало воспоминания о тёплых маминых руках и груди, её голосе, суетливом лепете. О её существовании когда-то. За окном мелькали образы домов, изредка попадавшихся среди зимнего пейзажа. Сасори сидел возле стекла, подперев щёку рукой. Глаза скучающе бегали по силуэтам природы, не особо всматриваясь. Поездка длилась уже несколько часов. Сначала Акасуна пытался развлечь себя в телефоне, но очень скоро ему это надоело, и на шахматное поле против бесконечной тоски вышли книги. Обычно красноволосый не читал, потому что не было времени – вырезка кукол, учёба и кружок отнимали большую часть его времени. За чтением очередного произведения литературы кукольник пил какао. Горячий шоколадный напиток приятно грел губы в морозные дни, отдавал чем-то рождественским, хотя праздник уже прошёл. За окном стоял унылый февраль, вслед за которым придёт ещё более унылая весна, оставляющая за собой слякоть и солнце. Как будто попал в свиное болото. Сасори не сразу заметил, что вагон стал ехать медленнее. Он вскинул голову в сторону, аккуратно сложил закладку в виде небольшой бумажки (Акасуна считал весьма расточительным тратиться на нечто более подходящее и лишний раз наведываться в канцелярии), закрыл книгу и встал с места. Пара суетливых людишек тут же прошла мимо него, о чём-то обеспокоенно бормоча друг дружке. Тот самый тип людей, который начинает выходить в шесть утра, когда встреча в восемь. Фыркнув, красноволосый прошёл к задней части, размялся и сел обратно. Скоро они приедут на станцию, но, в отличие от сверстников, кукловод выделялся педантичностью и собранностью, расчётливостью, поэтому особо не раскладывался. Через полчаса поезд совсем остановился, и народ повалил с согретых телом кресел. Сасори привёл себя в чувство, вздохнул и ступил за пределы душного вагона. В лицо задул ветер уходящей зимы. Был немного сыроват. Труппа села в автобус, который должен был довезти их до отеля. Окна были слегка покрыты узорами инея; если чуть придвинуться к ним, к коже повеет уличным морозом. Акасуна встрепал гладкие не уложенные волосы, ещё раз вздохнул и откинулся на спинку. Первая репетиция прошла не очень. Участники отвлекались, видимо, ещё не совсем оправившись от долгого просиживания в транспорте. Вокруг них будто собирался сгусток той семичасовой энергии, накопленной за всё время. Однако после третьего замечания студенты всё же собрались с духом и сыграли почти идеально, если бы один из актёров не забыл последнюю строчку текста. Что ж, по крайней мере основную часть знают все. Кукольник сел на кровать, и та слегка отпружинила. Смятая рубашка легла на край постели, туда же отправились джинсы. Сасори оставил на себе лишь майку, переоделся в шорты и открыл ноутбук. Вкладки с записями выползли на экран, освещая очертания Акасуны белым светом. Первая мысль – написать Дейдаре. Пальцы провели по гладкой поверхности, направляя курсор к значку мессенджера. Приложение открылось, и в диалоге с Цукури высветилось несколько новых сообщений. В основном они не носили смысла – бесполезные пожелания «доброго» утра, банальные вопросы о сне и планах, различные картинки. Благо, их не было штук по двадцать за раз, как ранее, до того, как красноволосый изъявил своё недовольство спамом. Ответы последовали незамедлительно, всплывая один за другим. Чтение ответов также не заставило себя ждать. Он засыпал без мыслей, фактически не думая ни о чём. Завтрашний день был уже распланирован до мелочей, поэтому повода для беспокойства не возникало. Последнее, что пришло в голову – блондин с голубыми глазами. — Бабушка, что это? — маленький мальчик держал в руках выстроганных кукол, вертел ими в руках и любопытно поднимал сероватые глазки вверх. — Я подумала, тебе понравятся марионетки, — пожилая женщина наклонилась и взяла одну из мягкой детской ручки, — поэтому вырезала эти маленькие макеты для тебя. Можешь делать с ними всё, что захочешь. Ребёнок спокойно кивнул головой, принял из сухих пальцев старухи столь же сухое дерево и тихо ушёл в свою комнату. Он сидел, равнодушно глядя перед собой на куклы. Ни одна идея не посетила его в течение тех десяти минут, что он смотрел на деревяшки, но красноволосый мальчишка не собирался сдаваться. Он вздохнул, потянулся и обратил своё внимание в окно. Был вечер, окрашивающий кремовые дома шафрановым цветом с оттенками тыквенного, и лучи заходящего солнца слепили глаза. Мальчик поднялся со стульчика, чтобы немного задёрнуть жалюзи, и на глаза попалась рамка с фотографией. В зрачках ребёнка появилось тлеющее чувство. Он взял край рамки, поднёс к себе и внимательно всмотрелся. Озарение. Приятное возбуждение, знакомое творцам своего искусства, накатило на тело, и красноволосый поспешно уселся обратно за стол. Но помимо вдохновения в нём было что-то ещё, такое окрыляющее и приятное. Надежда. Последние штрихи были завершены. Две куклы, – одна с красными волосами, другая с тёмными, – красовались перед юным кукольником. На них были неаккуратные кусочки ткани, имитирующие одежду. Нарисованные глаза где-то выглядели плохо, закрыто и пусто. И всё же мальчишка был счастлив. Это были его куклы. Куклы его родителей, уже мёртвых некоторое время. Ребёнок боязливо подобрал марионеток и прижал их к груди. На лице скользнула улыбка искренняя, так редко появляющаяся на щеках маленького мальчика. Куклы плотно прижимались к телу, тёрлись деревянными конечностями, пытаясь подарить тепло их обладателю. И мальчишка ощутил пустоту. Руки отстранились от него, и взору ребёнка предстали безголовые игрушки. Отпавшие головы лежали рядом, отвернувшись от хозяина. И улыбка пропала. Сасори поправил воротник рубашки, потеребил пуговицу жилетки. Вокруг него кружили люди, громко болтая, смеясь и привлекая к себе внимание. Каждый на этом мероприятии пытался дать о себе знать, подходил к различным персонам, желая унять скуку и создать о себе иллюзию интересного человека. Толпа лицемеров собралась на торжественном ужине после выступления, обсуждая трудности своего хобби. И лишь Акасуна держался в тени, лакая из бокала шампанское и безразлично окидывая головы тяжёлым взглядом. В этом сборище дилетантов светились и кураторы трупп, которые отдельно стояли за шведским столом. Они скребли по тарелкам, жевали и разговаривали с набитым ртом. Такое представление пришлось не по вкусу красноволосому, потому он отсутствующе опустил глаза. Его присутствие здесь было бесполезным, об этом он сразу сказал руководителю кружка. Старый хрыч даже не послушал. Теперь кукольник стоит здесь, в одиночестве, презирая всех и каждого, кто бросался ему в поле зрения. То есть всех присутствующих. Сасори даже думает о том, что не против был бы посмотреть на обнажённого Дейдару вместо этого цирка. Но его парень сейчас, вероятно, тусовался с Обито на концерте, и Акасуне не хотелось отвлекать его от веселья. Сейчас им всем не помешал бы отдых. Выступление прошло спокойно, даже удачно. Ни один участник не сбился, руки работали красиво и слаженно, и марионетки казались оживлёнными, будто на них посыпали волшебную пыльцу из золота, как в тех сказках про фей. Зал аплодировал, кто-то крикнул на передних рядах, и следующая труппа вышла на сцену. Они получили заслуженное первое место. Естественно, не без помощи кукловода. Пока Сасори рассуждал о своём великом значении в театральном кружке, мимо прошёл парень. Его походка, фигура и глаза вывели Акасуну из транса самолюбия, приковывая, завораживая своей статностью. Он шёл, словно лебедь плыл по кристальному озеру. Великолепная спина выделяла его рост, чёрные волосы вихрами стояли сзади, в некоторых местах ложась на плечи, и глаза, сияющие янтарными минералами, будто только что обработанные умелым ювелиром. Парень, судя по всему, один из артистов, равнодушно кивнул красноволосому, что загипнотизировано уставился на него. Рука со стеклянной ёмкостью отлипла от губ, и горьковатый шипучий напиток больше не касался их. Брюнет исчез в толпе. Рот кукольника посетила ухмылка, и бледно-коричневая радужка засверкала предвкушением. Это определённо то, что ему нужно. Слегка дрожащими руками Сасори вынул из кармана телефон и что-то напечатал, после процедуры мобильник погас и нырнул в брюки. Акасуна вдохнул, задержал дыхание и мерно выдохнул. Мелькающие изображения в голове потухли, их место заняло сосредоточие. Теперь в полуприкрытых глазах читалась лишь жажда, терпение и концентрация. Ноги уверенно отшагнули от шведского стола и направились следом за незнакомцем. Его шаги были слышны только для него, и глаза, такие необычные, такие выделяющиеся среди глаз уставшей серой толпы, смотрели прямо. Только на него. На макушку иссиня-чёрных волос. Время вокруг будто остановилось, и двигались лишь два создания. Два элемента, составляющих основу всего принципа выживания – хищник и жертва. Словно красный скорпион, парень подготавливал ловушку для брюнета, готовясь напасть. Теперь они на расстоянии руки. Кукольник заговорил первым, любезно приглашая отойти своего коллегу по увлечению переговорить наедине. И насекомое попалось. Сасори стоял возле двери в здание, в котором проводилась встреча. Торжественный ужин, с которого пропадут двое. Нет, только один. Акасуна постарается вернуться, чтобы замести следы. Тяжёлый мешок висел в его левой руке. Правой студент докуривал сигарету. Пепел оторвался от окурка, последний глоток дыма вспорхнул в морозном воздухе и растворился, а кукловод спустился по ступенькам. До ближайшей мастерской пятнадцать минут. Он должен успеть, прежде чем на асфальте начнут появляться следы. Холодная ручка неприятно отозвалась в более тёплой, но такой же холодной руке. Вход в прибежище отворился, и Сасори обогнул прилавок, направляясь прямо в комнату для работы с материалом. Сумка бережно легла на пол. Акасуна оглядел тёмное помещение, выискивая рубильник. Тонкий луч белого света озарил станок. Он смотрел на красноволосого парня как-то презрительно, строго, но приглашал прикоснуться к себе, что кукольник и сделал. Пальцы начали раскладывать на столе инструменты. Нож, плоскогубцы, скальпель… Это было не его рабочее место, но с таким набором вполне можно было выполнить необходимую работу. Карие глаза скользнули к сумке, под которой уже успело образоваться багровое пятно. Бегунок молнии опустился, и взору предстала темнота, из которой выглядывало бледное лицо брюнета. Губы побелели, будто посыпанные мелом, по ним струёй стекала кровь. Указательный палец воодушевлённо очертил линию скулы, подбородка, задевая красные линии, и Сасори наклонился, вдыхая запах жертвы с примесью мертвечины. Он чувствовал его так много, что спустя годы научился распознавать даже в свежих трупах. Выдох, Акасуна прикрыл глаза. Открыл их. Его руки напряглись, подбирая колени и спину брюнета. Красноволосый донёс его до стола и встряхнул кисти, разминая суставы. Также парень размял шею, протёр глаза. Ему нужно превратить эту безжизненность в алмаз. В своё великолепное искусство. Скальпель, словно скорпионье жало, врезался в плоть, прошёлся вдоль тела, разделяя его на две равные части. Черта была талантливо прямой, ровной, сделанной машиной. Лезвие вошло внутрь, отдирая куски кожи, разрезая тонкую и упругую ткань мышц. Нужно было слегка развернуть внешнюю оболочку, чтобы потрошить было легче. Кукловод всегда оставлял у куклы только мозг и сердце – основные составляющие организма. Он засыпал тело содой, высушивая его, и ставил на засохшие части металлический каркас, чтобы кукла не казалась излишне тощей. Затем ему нужно было закрыть всё кожей, аккуратно сшивая её прозрачными лесками. Сасори делал их идеальными, безупречными, вечными. Человечество – всего лишь мгновенная вспышка по сравнению с древностью мира. Поэтому он не признавал людей, не признавал их ценности. Лишь то, что вечно, было достойно его внимания. Поэтому Акасуна делал из людей своих марионеток. Более долговечных, чем человеческая жизнь. Но другие не разделяли его мнения. Оно было для них новым. Непозволительным. Пугающим. Будто яблоко Эдема. И люди стремились растоптать его. Посылали поисковые отряды за пропавшими. Но кукольник был умнее. Он уже вкусил. И он познал сладкий сок красного, как его волосы, как кровь, стекающая с мёртвых тел, плода. И он не отступит. Он падёт настолько низко, поднимется столь высоко, насколько это возможно, чтобы узнать предел. Предел времени, сколько он сможет продержаться в этом мире, предел своей свободы. Сасори не верил, что момент – это то искусство, которое доказывал ему его возлюбленный. Возлюбленный, что так же быстро потухнет, как и все люди. Умрёт. Своей смертью, в несчастном случае или от чьей-то руки. Лучше от его. Акасуна отравил очередную жертву. Такую красивую, прекрасную жертву. Но её красота – ничто перед блеском глаз и улыбки его любимого. Поэтому он убил её. Просто так, для коллекции. Потому что эту красоту нужно запечатлеть в вечности. Или по крайней мере на столько, на сколько хватит ножей и ниток. Кровь приходится долго отстирывать. Избавиться от улик помогает опыт и знания, полученные из Интернета – создания человечества, которое теперь служит и орудием убийства. Каждая вещь, созданная человеком, рано или поздно становится оружием. За окном слышатся полицейские сирены. Визг, шум выбитой двери и мигание красного и синего цветов в щели между дверью и полом наполнили мастерскую. Но уже поздно. Оперативники застают лишь окровавленный стол, вычищенные инструменты и пустую, пропахшую кровью комнату.