Отель на Гриммо, 12

Постель пуста. Сириус открывает глаза и замечает, что обнаженный Люциус сидит на подоконнике. В комнате полумрак, и черты его лица не видны, только силуэт на фоне окна: точеный профиль, некрупный торс с покатыми плечами, согнутая в колене нога. — Я тут… Малфой вздрагивает и едва не вываливается из окна. — Блэк, твою мать! — Ты б оделся, тут твой сын может явиться. Я рассказал ему, как сюда попасть, и надеюсь, что все получится. — Мой сын? Драко?.. — его голос срывается на шепот, в следующий миг он подскакивает к Сириусу и хватает его за плечи. Ногти впиваются в кожу так, что становится больно. — Что ты сделал? Он мертв? Он… — Да ты рехнулся, Малфой. Я же сказал, мы все живы, и он, разумеется, тоже жив. Успокойся и найди себе какую-нибудь одежду. Думаю, он охренеет, если увидит нас в таком виде. Малфой еще мгновение цепляется за него, глядя безумными расширившимися глазами, а потом резко отстраняется. Движение рукой, взмах палочкой — и вот уже в его руке темная рубашка и штаны очень знакомого вида. — Малфой, какого черта? Это моя одежда! — Теперь — моя, — ухмыляется тот и начинает одеваться. Накидывает рубашку, садится, чтобы надеть джинсы, но Сириус вцепляется в них и тянет к себе. — Это — мое! Найди себе другое. Малфой не отпускает, ткань трещит. Сириус упирается пяткой в кровать, чтобы потянуть сильнее, и тут дверь открывается. — Отец?! Люциус выпускает джинсы так резко, что Сириус валится ничком. Драко стоит в дверном проеме, замотанный в простыню, будто в тогу. — Драко… Люциус вскакивает, и они с Драко кидаются обниматься. Кажется, кто-то всхлипывает, наверное, Драко. Сириус чувствует себя здесь совершенно лишним. Он хватает свои джинсы и, кое-как прикрывшись ими, выскальзывает на лестницу. С тех пор, как он был здесь в последний раз, не изменилось ровным счетом ничего. Натянув многострадальные джинсы, он отправляется на кухню. Просто не может придумать, куда пойти еще. Кухня пуста и стерильна, в чайнике еще есть вода, и Сириус ставит его на плиту. Кажется, надо разжечь огонь. Он машет рукой точно так, как это делал Люциус, — ничего. Его рука все так же пуста. Пробует еще, и еще — безрезультатно. Щелкает пальцами раз, другой, стучит по столу — все тщетно. Ни огня, ни даже какого-нибудь хилого бутерброда! Не то чтобы ему и вправду хочется жрать, но почему у этого Малфоя все получается так легко, а у него — нет. Он даже представляет себе этот бутерброд — мягкая длинная булка с хрустящей корочкой, листик салата, ветчина, два ломтика сыра. Он машет рукой — и чуть не роняет то, что оказалось у него в ладони, на пол. Это сэндвич. С сыром и ветчиной, как он и представлял, но только у этого хлеб не белый, а серый, а внутрь еще напиханы помидоры, огурцы и соус. Он отлично видит всю начинку, потому что сэндвич уже кто-то укусил и можно даже разглядеть отпечатки зубов. Но сэндвич явно свежий, его половина до сих пор завернута в пленку, а на наклейке — сегодняшнее число. Сириус пожимает плечами и кусает. Вкусно, черт возьми! От сэндвича остается только горбушка, когда на кухне появляются Малфои. На губах Люциуса такая улыбка, какой Сириус никогда у него не видел и даже представить не мог — нежная, какая-то растерянная и совершенно счастливая. Будто он действительно счастлив, но только никак не может в это счастье поверить. Драко, наоборот, хмурится и цепляется за отца обеими руками. Вместо тоги на нем теперь огромный клетчатый халат, сам Люциус все еще в рубашке Сириуса и в отутюженных брюках от дорогого костюма. — Уже ешь, Блэк? — Пришлось подсуетиться, — бормочет он. — Хотел чайник подогреть, но так и не понял как. Люциус машет рукой, и в ней вновь появляется волшебная палочка. Пока чайник закипает, Сириус и Драко все пытаются вызвать свои — безрезультатно. Люциус утверждает, что у него что-то стало получаться только на третий день, когда он собрался действительно тут сдохнуть без воды и еды. — Я был в отчаянии и уже без сил. Ни на что не надеялся, просто в какой-то момент так хорошо представил, что держу ее в руке, почти почувствовал ее вес, гладкость древесины, как она чуть покалывает пальцы… И она на самом деле оказалась в моей руке. Дальше было проще, сейчас почти и не задумываюсь, чтобы вновь ее вызвать. — Но если у тебя есть палочка, почему ты не пытался вернуться? — спрашивает Драко. — Не пытался? Первые дни я только этим и занимался. Пробовал раз за разом: аппарация, трансфигурация, порталы. Наверное, уже не осталось заклятий, с помощью которых я бы не пытался разрушить это место или найти дорогу домой. Тут ничего не работает, кроме простейших чар! — Для начала надо вообще понять, что это за место. Гарри договорился с Невыразимцами… Оба Малфоя морщатся. Сириус может их понять, но рычит: — Есть идеи получше? — Я посмотрю в нашей библиотеке. Может, что-то есть… — неуверенно начинает Драко. Люциус качает головой. — Невыразимцы — не самый плохой вариант. Раз уж я действительно жив, только нахожусь неизвестно где, они смогут мне помочь. Тебя же, Блэк, достали. — Да ничего они не сделали для этого! Сам справился, они только мешали. — Я все равно посмотрю у нас. Вся эта странная магия что-то мне напоминает. Старый дом, отсутствие одежды… — Драко распахивает глаза и смотрит на отца, а в следующий миг вдруг морщится, зажимает уши и исчезает. Люциус вскакивает, но Сириус хватает его за руку. — Он просто проснулся. Я предупредил, чтобы он поставил будильник — на всякий случай. Тот кивает, успокаиваясь. Сириус все еще держит его — кожа на запястье такая гладкая, что он не может удержаться и проводит по нему пальцем. — Специально подготовился, чтобы остаться со мной наедине? — усмехается Люциус. У него красивые глаза и губы. Он мерзавец, да, но мерзавец в беде, и это, черт возьми, делает его привлекательней. Сириус моргнуть не успевает, как Люциус вдруг притягивает его к себе и обнимает, его ладони обхватывают голое тело ровно над поясом джинсов. Они теплые, можно сказать, даже горячие, и Сириусу кажется, что он может вспыхнуть от этих прикосновений. — Знаешь… даже если ничего не получится, уже сейчас я говорю тебе спасибо, Блэк. Я увидел сына. Он наклоняется и сначала несмело касается его губ. Сириус застывает, не зная, как реагировать, кровь стучит в ушах, член рвет ширинку, и он размыкает губы, чтобы ответить на этот проклятый поцелуй проклятого Малфоя, потому что… как иначе? Губы у Малфоя немного сухие, но сладкие, и целовать его тоже сладко, и — черт-черт-черт!.. Острая боль пронзает губу, когда Малфой резко ее кусает, его смеющаяся рожа расплывается, исчезает в дымке и превращается в люстру, на которую Сириус пялится, открыв глаза. Губа саднит. Сириус осторожно трогает ранку языком и не может сдержать ухмылки.