Древнее

Какузу слышит шуршание песка краем уха, но не хочет открывать глаз. Чувствует, что припекает солнце, ветер шумит сухими веточками кустарника, но ему не хочется вставать и снова окунаться во всю эту дурацкую обстановку. Песок шуршит совсем близко, где-то рядом с головой, и ему кажется, что у этого шороха есть свой мерный ритм. Он прислушивается – шорох начинает казаться совсем уж странным и напоминает звук от передвижений змеи по песку. Какузу все же открывает глаза и оказывается нос к носу со змеей – двуглавой гремучей тварью, и его сковывает страхом по рукам и ногам. Обе пары глаз не сводят с него взгляда, хвост нервно дрожит, издавая трескучий звук, свидетельствующий о неопровержимой угрозе. Главное – не двигаться резко, но Какузу все же очень хочется как-то уйти от опасности, не получив при этом ядовитыми клыками куда-нибудь. Сейчас его даже не сильно озадачил факт двуглавой змеи, что в целом явление уже не такое уж удивительное, сколько сам факт присутствия этой змеи здесь. Как это Хи ее не заметил? И зачем она вообще к ним подкралась, змеи никогда не нападают сами, тем более на добычу, превышающую ее по размеру настолько значительно. Погремушка на хвосте перестает трещать, змея замирает. Какузу кажется, что на лбах у ее обеих голов черные точки. Клыки всего на мгновение мелькают перед глазами, не издав ни звука, змея бросается вперед, нацелившись Какузу в шею. Он успевает лишь дернуться наверх, чтобы змея, промахнувшись, вцепилась ему в плечо сразу двумя парами зубов. Все это кажется Какузу странным, он оборачивается, чтобы найти глазами бледного бандита и его лошадь, но никого не видит, а от змеиного укуса совсем не больно, только чувствуется усилие, с которым змея сжимает челюсти. Он снова смотрит на змею, видит, что она чернеет – от самого носа по ее чешуйчатой шкурке расползается черное пятно, покрывая словно дегтем до кончика хвоста. Какузу не совсем понимает, что происходит, но стоит змее почернеть окончательно, его плечо пронизывает резкой болью, будто только дошедшей до него с долгой задержкой, и он пытается вырвать чертовы острые клыки из своей кожи. Он тянет змею за хвост, сжимает ей сбоку челюсти, наконец, старается просто их сломать, чтобы она отцепилась наконец, но в какой-то момент его начинает мутить, кружится голова и перед глазами появляются черные пятна. Первая мысль – яд уже распространился, и он вот-вот потеряет сознание, судорожно вспоминая, смертелен ли яд гремучей змеи, или нет. Змея отцепляется сама, падает на песок и сворачивается в кольцо, следя за Какузу своими маленькими глазками. Он не находит в себе сил, падая на бок, снова оказывается лицом к лицу с рептилией, и закрывает глаза. Слышит шуршание песка, удаляющееся шипение и ветер, стелющийся по земле. Какузу открывает глаза. Тут же садится, сбрасывая с себя плед, видит напротив спящего Хи, скрутившегося под боком у коня, а поблизости не виднеется никакой змеи, даже следов на песке. Он дотрагивается до плеча и осматривает его – укуса нет, никакой боли и головокружения – значит, сон. Всего лишь сон, Какузу выдыхает, проводя руками по лицу и ложится на спину. За всю жизнь ему снилось много разных снов, и бредовых, когда он подцепил лихорадку, и откровенно нереальных, когда отходил от наркоза однажды, и спокойных, но сейчас этот сон все же казался ему странным всего от одной маленькой детали – чертовой черной точки на лбу у змеи. Возможно, конечно, это просто от того, что он насмотрелся на такую же на лбу у разбойника и его лошади, и это просто впечатление, отложившееся глубоко в сознании. Все же, он решил отбросить эти размышления куда подальше – не в его привычках заниматься самокопанием. Солнце начинает подниматься все выше, скоро станет совсем жарко, и Какузу хотелось бы добраться хоть до какого-то населенного пункта до темна. Он комкает в руках плед, намереваясь бросить его в беспечно дрыхнущего Хи, но вдруг конь поднимает голову и смотрит прямо на него, долго и неотрывно, от чего, почему-то, становится немного стыдно. Животное покачивается, намереваясь встать, и разбойнику приходится проснуться. Он открывает глаза и на миг кажется, что он не ожидает увидеть то, что видит сейчас – на лице выступают удивление, он моргает несколько раз и вздыхает, закрывая лицо руками и ложась на песок. Конь встает, топчется на месте, разминая ноги и медленно направляется к уже полюбившемуся кустарнику. Какузу замер в ожидании, ему не хотелось бы самому пытаться инициировать их поход, да и бандиту лучше знать дорогу. Хи лениво поднялся с песка, собрал оба пледа и аккуратно сложил их обратно в одну из сумок. Казалось, он тоже чего-то ждет, не желая говорить первым. Что ж, довольно тупиковая ситуация. - Итак. Ты знаешь дорогу до ближайшего города? – все же не выдерживает Какузу, вставая с песка. Рана на ноге почти зажила, и неудобств не доставляла, но он все равно рефлекторно старался на нее не переносить весь вес. - Целый день пешком займет, - бурчит в ответ Хи, поглаживая коня по шее и оборачиваясь, - И не смотри так, Коса не потащит нас обоих. Придется идти самим. - Я предлагал дойти до селения, чтобы спасатели нас отвезли в город! Какого черта? - Ты обещал помочь. Они – не обещали. Какузу бессильно вздыхает, не находя ответ. Похоже, Хи крайне недоверчиво относится к людям, и его не переубедишь. Только его, Какузу, помощь, он решил принять, а то, что вдвоем-то они мало что могут сделать, его не волнует. Какузу молча покачивает головой, понимая, что сам себя, в общем-то, на это обрек, и все это смахивает на то, как Хи скрылся в свое время от людских глаз. Он спрятался здесь, вцепившись в руку своего божества, а теперь он вцепился в Какузу, не признавая иной помощи. Задумавшись, как тяжело будет убедить его поверить еще нескольким людям, без которых тут не обойтись, Какузу даже подумал, а не бросить ли это все к чертям и разозлить бандита, чтоб он его прирезал все-таки. - Ты мыслишь слишком узко. Ты же согласился пойти к врачам, они ведь не я, как ты себе это представляешь? - Ну ты же там будешь. - Слушай, - Какузу дергает Хи за плечо, заставляя повернуться к себе, - Я помогу вернуть тебя в цивилизацию из этой чертовой пустыни. Мой друг сделает документы, и ты сможешь, как обычный человек, обратиться к врачам. Я выполню свое обещание, но дальше – твоя жизнь, и ты в ней хозяин. Какузу видит, как у Хи опускаются брови, и он хмурится все сильнее. Он, очевидно, сердится, и Какузу примирительно поднимает руки, вроде как говоря, что это все, что в его силах. - То есть ты меня там бросишь, - строго заявляет бандит, касаясь пальцами рукояти кинжала, торчащей из ножен. Какузу не сводит с пальцев взгляда, не может сообразить только, отбиваться ему в случае чего, или уже не стоит. - Ну ты взрослый человек, я понимаю, там все изменилось за сорок лет, но я уверен, ты справишься, - Какузу слегка улыбается, но это довольно нервная улыбка, которая только сильнее раздражает разбойника. - Тогда объясни, почему ты не сказал мне об этом сразу, - Хи начинает подходить ближе, шипя злобно и агрессивно, - Почему в твоих словах было так много уверенности и желания помочь, а сейчас ты решил, что после сорока лет в блядской пустыне я смогу выжить сам? - Ты же не маленький, Хи, - отвечает Какузу как-то строго, будто и правда с ребенком разговаривает. Он отмечает, что чужое имя странно ложится на слух из собственных уст, и только сейчас он задумывается, а имя ли это вообще. На индийское имя в любом случае не похоже. Бандит, впрочем, тоже замолкает и останавливается. Он тоже счел свое имя странным в этой ситуации, ему показалось, что чего-то не хватает. Ему нравилось, как оно звучит, но теперь ощущение пустоты захватило его с головой, заставляя усомниться в истинности. Из-за этого дурацкого чужака ему вспоминались какие-то краткие вспышки из прошлой жизни, ему даже приснилась кошка, которая жила когда-то у него. Может, приснись ему эта кошка раньше, он бы даже не понял, к чему это, но теперь он точно знал, что это, черт возьми, его кошка, и ее звали Вафля. Когда он проснулся, ему даже как-то гадко сдавило за ребрами от мысли, что Вафля давно уже умерла, и где-то в районе его дома до сих пор могут бегать разве что ее потомки уже во втором-третьем поколении. И сейчас, услышав свое имя, так кратко сорвавшееся с чужих губ, его снова начала душить липкая тоска, но в этот раз он не понимает, почему. - Я не говорил этого уже лет сорок точно, но – пожалуйста – помоги мне. А потом можешь идти на все четыре стороны, - со вздохом говорит Хи, отходя обратно к лошади. Какузу обдумывает это какое-то время: получается, он должен стать провожатым, бессменным экскурсоводом и помощником, не известно на какое время бросить все свои дела, только чтобы этот человек смог снова жить нормально. От этого всего коробило – Какузу никогда не был святым, который рвется всем подряд помогать, да и денег, очевидно, это все отнимет не мало, но… Ему было жаль Хи, если уж честно признаться, хотя бы самому себе. Может, это единственный шанс сделать что-то хорошее в своей жизни, хоть и частично по принуждению, так что стоит, наверно, прекращать упираться и смириться. Раз уж обещал. - Ладно. Только одно условие – ты слушаешься меня, и делаешь все, что я говорю, - Какузу выглядит строгим, а Хи глядит на него недоверчиво. Ему не по душе такие смены ролей, но он все же коротко кивает, показывая, что согласен. Какузу кивает ему в ответ, вроде как заключая молчаливую сделку. Хи берет коня за поводья и ведет за собой. Здесь стоит положиться на него, поскольку, как думает Какузу, ему все-таки известна дорога до города. Он идет рядом, ступая по горячему песку босыми ногами, и приходит к выводу, что вряд ли получится идти таким образом долго. Хи сворачивает к скалам, и продолжает идти вперед в их тени – здесь песок не обжигает ноги, и в целом идти гораздо комфортнее, чем под палящим солнцем. - В конце этой гряды река. За рекой – город. Небольшой, но я думаю ты сможешь найти там все, что тебе нужно, - говорит Хи, не дожидаясь вопроса. Он хочет спросить, что именно Какузу вообще нужно, но решает не ввязываться в разговор так скоро. Его что-то волнует, и он пытается разобраться в приходящих периодически воспоминаниях, вспыхивающих на миллисекунду, как молния – что-то не дает ему покоя, так что он просто идет вперед, ведя за собой коня. Он оборачивается иногда, проверяя, когда стоит остановиться и отдохнуть. Какузу не просит его об этом, и не показывает усталости, но в некотором смысле он благодарен за такое внимание к своей персоне. Он рад, что не приходится выпрашивать краткий отдых, да он бы и не смог, наверно. Как и всегда, он пытается разложить по полочкам все, что предстоит сделать. Какузу даже не будет спрашивать чужого мнения и тем более ждать одобрения, так что, если Хи попытается с ним спорить – разговор будет короткий. Ему нужен телефон – как минимум – он должен связаться со своим другом, чтобы их вытащили отсюда, а еще этот конь… Неужели придется поднимать свой самолет? Он еще вообще способен летать? Как глупый бесполезный отросток этой богатой жизни, частный самолет – «ну а как, он же у всех должен быть, Какузу, а если срочно понадобится куда-то лететь?» - так и стоял в ангаре, ни разу не поднявшийся в небо. Потому что заводить чертову железную птицу, ждать пилота и договариваться с аэропортом гораздо дольше, чем купить билет на ближайший рейс. Сейчас мысль о своем самолете вообще чужеродной кажется, он и забыть успел, что где-то там, в далекой Англии, у него есть дом, машина, черт возьми, такой простой, но кажущийся чем-то важным - холодильник… Это вспоминается таким далеким, но он движется туда – босиком по мягкому песку в сопровождении лошади и дикаря-разбойника. Который, впрочем, уже не кажется таким уж дикарем. Сейчас, имея возможность его рассмотреть, осмыслить этот образ, Какузу почему-то с легкостью может представить его, например, на улице какого-нибудь Нью-Йорка. Или на огромном поле, застеленном идеальным газоном, на этом же коне, только вымытом до блеска белой шерсти. Или, пожалуй, на обложке журнала, потому что с такой внешностью торчать в пустыне – просто смертный грех. Ему бы лицом торговать, с огромных биллбордов призывая купить какую-то безумно дорогущую, и бесполезную херню, а не это все, Какузу даже думает, а не получится ли его затолкать к одному его знакомому в агентство, потому что… А почему собственно? Что ему до этой внешности? С каких вообще пор его интересует чья-то внешность. Какузу чертыхается тихо, потирая пальцами нос, потому что чувствует то самое ощущение, которое накатывает на него, когда он видит крайне ценную археологическую находку, когда он сходу начинает думать, в какой из музеев ее отвезти или… себе оставить. Сколько найденных вещей, оружия, и прочих штук, представляющих огромную ценность для всего археологического и научного сообщества он укрыл в стенах своего дома, в стеклянных витринах, не имея, впрочем, представления, зачем. Он, конечно, занимался их исследованием, писал статьи и доклады, в некоторых случаях даже революционные, ломающие устоявшиеся истины, но экспонаты никому не отдавал. Такой чести удостаивались лишь действительно редкие и дорогие находки, их было немного, но найдя их в свое время, его охватывало лихорадочное желание забрать их себе, пусть и весьма нерациональное. Разбираться в причинах ему было ни к чему совершенно. И сейчас, испытывая похожее ощущение просто глядя на белый затылок перед собой, Какузу чувствовал лишь ужас. Живого человека не посадишь в витрину, и, если эта одержимость обладанием усилится, придется что-то с собой делать. Эта привычка не доведет до добра, он всегда это знал, но кому мешало его одержимое коллекционирование? До сего момента. Он даже поморщился, будто от боли, от своих собственных эгоистичных мыслей, и потянулся рукой к лицу. - Что с тобой? Какузу тут же поднял голову, удивленно поднимая брови, будто его застали за каким-то компрометирующим занятием. Ах да, возможно, со стороны это выглядело так, словно ему плохо, что не ускользнуло от внимательного взгляда. - Все нормально. Просто… ээм… мысли, - ненавязчиво отмахнувшись, ответил он, и выпрямился. Хи слегка замедлил шаг, чтобы Какузу догнал их, теперь они шли бок о бок. - У меня постоянно какой-то бред в голове. Я же ничего не помню, но теперь будто всплывает что-то. Чем дальше ухожу от селения, тем больше. Вспомнил, что у меня была кошка, представляешь? – Хи вещал так спокойно и беззаботно, будто с близким другом встретился. Какузу сделал шаг в сторону, увеличивая расстояние между ними, и спрятал руки в карманы брюк, которые еще не порвались и не растрепались, как ни странно. Ему не совсем понятно, как общаться с человеком, сперва чуть его не убившим, а теперь рассказывающим про кошку, что, черт возьми, еще от него можно ожидать теперь? В одном из мешков на седле была вода, даже какая-то еда, похожая на вяленое мясо. В целом, запасов им хватило, чтобы дойти до конца гряды скал, и они добрались до реки к вечеру. Солнце садилось, половина его лучей уже не показывалась из-за вершин гор, но оставшиеся освещали реку, мерцая оранжевыми бликами на волнах. В реке оказалось довольно сильное течение, она была достаточно глубока, чтобы исключить возможность перейти ее вброд. Хи задумчиво завис на берегу, он водил взглядом по плескавшимся кое-где небольшим волнам, высматривая вдалеке мост. Мост действительно был, но идти до него еще почти столько же, сколько они шли до реки, потому что мост соединял два города между собой. - Придется на Косе, он сможет идти по дну, - заключил Хи, не придумав ничего лучше, - Подойди, погладь его. Конь словно все понимал, и выглядел не очень дружелюбно. Какузу засомневался, потому что оставаться без пальцев на руке не входило в его планы, но у них действительно нет иного выхода, только у этого мощного сильного животного хватит тяги перейти реку и удержаться на ногах, не смотря на течение. Какузу протянул руку осторожно, намереваясь коснуться нарисованного черного круга на лбу животного, но конь, конечно, резко мотнул головой, встряхивая спутанной гривой. Краем глаза Какузу видел, что Хи усмехается и прикрывает губы ладонью, так что решил не сдаваться этому наглому животному так просто – он сделал уверенный шаг ближе и схватил коня за голову обеими руками, держа крепко, на сколько мог, и прислонился своим лбом к этому черному кругу на белой шкуре. Конечно, если бы конь захотел, он бы без проблем вырвался, но, похоже, его устроил подобный подход – животное уважало силу, как и положено его звериному племени. Конь стоял спокойно, хлопая пушистыми ресницами, и, похоже, агрессировать больше не собирался. - Неплохо, - одобрил Хи, похлопав коня по шее. Он запрыгнул в седло и протянул вниз руку, но Какузу недоуменно уставился на нее. Конечно, он понимал, как именно придется переправляться через реку, но сейчас это будто ударило его по голове пыльным мешком – это, черт возьми, слишком, и он хотел уже предложить просто переправиться по очереди, даже не подумав, что конь, вообще-то, очень устанет… Коса не выдержал, боднув Какузу в плечо головой, и пришлось смириться с обстоятельствами, он принял помощь, запрыгивая на коня позади разбойника. Тот почему-то долго крутился, то в мешок какой-то залезет рукой, будто что-то ищет, то поправит поводья, то обернется – похоже, для него это все тоже выглядело странно и неудобно, так что Какузу, решив, что раз уж они оба застряли в такой ситуации и хуже не будет, крепко обхватил Хи за талию обеими руками, намекая, что можно бы уже и ехать. Хи дернулся и завозился, возмущенно отбиваясь, но Какузу только крепче сжал руки. - Мне же надо как-то держаться, прекращай елозить, - заявил Какузу, прижимаясь сильнее и дыша куда-то в бледную шею, - Давай, вперед. Быстрее перейдем, быстрее освободишься. Хи ощутимо злился, пыхтел от возмущения, но ничего не ответил. Он дернул поводья, конь неспешно двинулся к воде – заметно, что и его такая перспектива не радовала, тащить двух тяжелых мужиков, да еще и преодолевать течение, по шею погрузившись в воду, просто возмутительно для его благородного существа. Конь фыркнул, по колено войдя в реку, он ступал очень осторожно, похоже, илистое дно давалось ему тяжело, но все же Какузу не мог не отметить его стараний. Вода доходила им до колен, когда конь вошел почти по шею, и это, кажется, максимальная глубина. Почуяв, что глубина действительно не увеличивается, Коса пошел увереннее, похоже, тоже надеялся преодолеть это препятствие как можно быстрее. Вода шумела, вспениваясь и брызгая, и кроме шума реки не осталось никаких звуков, Какузу даже не заметил, как погрузился в какие-то свои мысли. Он уперся лбом в чужую спину, и ему даже стало вполне удобно так сидеть, вода приятно холодила уставшие ноги, расслабляла напряженные мышцы и в целом действовала успокаивающе, несмотря на свое бурное течение. В противоположность его спокойному настрою, Хи вытянулся в струну, держа спину идеально ровно, и в целом напряжен был до предела. Когда вообще его касались другие люди? Он даже подходить к себе близко не позволял, а тут такое – каждую секунду он чувствовал чужие руки на своем животе, и не мог контролировать судорожную дрожь, то и дело сокращающую мышцы. Он смотрел строго перед собой, даже головой боясь пошевелить, но в рёве реки ему казались голоса, зовущие его откуда-то издалека, из прошлого – он никак не мог расслышать как следует их слова. Его зовут, он точно это знал, чувствовал, и он слышит свое имя, то самое, настоящее имя, от которого осталась лишь жалкая часть. Сейчас, от этих ощущений, от тепла чужого дыхания, которое он чувствовал спиной, что-то настойчиво пробивалось из самых глубин памяти, спрятанное от него, нарочно ли или вынужденно, теперь не имело значения. Женский голос звал его, понемногу пробиваясь сквозь шум воды, шаги коня попадали точно в ритм – одна нога, вторая, одна, вторая… Одна… Хи. Вторая… Дан? - Хидан! – даже не дернувшись, выкрикнул он, но Какузу все равно от неожиданности едва не потерял равновесие. - Что? - Это мое имя, - Хи все же немного повернулся, чтобы обратиться к Какузу и сразу оказался с ним лицом к лицу, - Я вспомнил только что. Хидан – так меня звали. - Невероятно, - скептично ответил Какузу, толкая Хидана лбом в плечо и заставляя повернуться обратно, - Давай попозже расскажешь, когда не будет риска свалиться в реку. Где-то в душе Какузу на самом деле даже порадовался за человека, начавшего вспоминать свою прошлую нормальную жизнь. Может, пока они доберутся до Англии, он сам все вспомнит, и не придется водить его по врачам за ручку, как неразумного детеныша. Какузу попытался проанализировать, к какому народу или национальности может относиться такое имя, но в голову ничего толком не шло – обстановка, как минимум, не способствовала каким-то серьезным раздумьям, требующим напрягать память и мозг. Он осторожно обернулся – больше половины реки они уже преодолели, конь держался уверенно, и, похоже, начинался склон берега, глубина отступала, сейчас вода доставала животному лишь до пуза. Вглядевшись в горизонт, Какузу обнаружил дома, даже довольно высокие башни, значит, город не такой уж и маленький, по крайней мере транспортное сообщение здесь должно быть. Едва он подумал о автобусах и поездах, как тут же вспомнил про коня – ну в какой поезд можно затолкать лошадь? Похоже, либо придется своим ходом добираться до аэропорта, либо… вызывать свой самолет прямо сюда, только где он сядет без посадочной полосы? В любом случае, сейчас главное – найти телефон. Оказавшись на берегу, конь слегка взбрыкивает, делает широкие шаги, стряхивая с ног воду. Сидеть на нем для Какузу становится непосильной задачей, без седла он его быстро сбросит, так что приходится постараться спрыгнуть с него как можно быстрее, пока он еще не разошелся. Какузу умудряется не свалиться, а аккуратно приземлиться поблизости и, пока Хидан пытается успокоить лошадь, он вглядывается в дома. Похоже на мирный спокойный городок, и Какузу размышляет, куда имеет смысл отправиться в поисках связи – полицию он отмел сразу, потому что в полиции наверняка в курсе о промышляющих в пустыне разбойниках, и, возможно, даже о пропавшем археологе, а уж Хидан в своих весьма примечательных тряпках точно притянет ненужное внимание. Похоже, лучше всего будет вообще не тащить Хидана в город, тем более с лошадью. Это привлечет много лишнего внимания, Хидан сам по себе ходячий экспонат для жителей Индии – бледный, с белыми волосами, он слишком сильно отличается от них, ведь даже на туристов европейцев в странах Индонезии частенько тычут пальцами, а в Китае и вовсе могут попросить сфотографироваться на память. Даже если это маленький город, не блещущий благами цивилизации, как столица, жители наверняка в курсе об этих «тхаги», и могут поднять кипиш. Какузу повернулся к спрыгнувшему с коня Хидану и решил изложить свой план. - Я поищу в городе телефон, - Какузу делает шаг в сторону города, - Тебе лучше подождать здесь, чтобы не попасться полиции. - Нет! – Хидан быстро догоняет Какузу и вцепляется ему в предплечье, - Пойдем вместе! - Хидан, - Какузу с удивлением отмечает, насколько теперь это имя звучит гармонично, - Сам посуди, ты в тряпках разбойников, с конем, таких в городе лет пятьдесят не видели. Я вернусь, как только свяжусь со своим другом. Видимо, Хидана это не сильно убеждает, он не отпускает руку и выглядит сердито. - Обещаю, я вернусь, - спокойно говорит Какузу, отцепляя от своей руки чужие пальцы. Хидан опускает руки, он смотрит недоверчиво, и его можно понять, но Какузу, с тех пор, как они ночевали в пустыне, даже не допускал мысли, чтобы сбежать. Он бы просто не смог, это слишком подло. - Возьми, - Хидан снимает с шеи свой уже не совсем белый шарф и отдает его Какузу, - Ты тоже выглядишь странно. Город встречает шумом и возней, такой привычной и родной – по дорогам ездят машины, раздаются гудки, ворчат мотоциклы, на рынке у перекрестка стоит гомон торгашей. Туристов не видно, похоже, сюда они редко добираются, но местного люда на улицах достаточно, чтобы затеряться в толпе. Какузу замотал голову чужим шарфом и в принципе вполне косит под местного – в одних брюках и с замотанным шарфом лицом – ну так ведь жарко, так что таких как он здесь много. За шарфом не видно шрамов на лице, а шрамы на теле уже давно не так заметны, как раньше. Он мысленно удивляется – Хидан даже ни разу не спросил его о них, и вряд ли он достаточно тактичен, чтобы не задавать таких вопросов, наверняка он их просто не заметил. Какузу хотелось бы, чтобы так оно и оставалось. В конце улицы виднеется вывеска почтового отделения, и это кажется самым подходящим вариантом – там наверняка можно выпросить телефон, это же центр связи, в конце концов. Какузу вспомнил вдруг, что у него нет денег, у него вообще ничего нет, но можно же сказать, что он потерявшийся турист, в этих местах наверняка такое не редкость. Милая индианка лет шестнадцати от роду сперва испугалась, когда над стойкой навис высокий грозный мужчина, с замотанным в белую тряпку лицом, но быстро взяла себя в руки. Она внимательно слушала его историю, и схватывала все на лету – Какузу благодарил вселенную за то, что на ее месте не оказалось какого-нибудь старика, нихрена не смыслящего в интернете и мобильниках. Она не стала направлять Какузу к телефонным аппаратам, а протянула свой мобильный, даже перспектива потратить на международный звонок ее не пугала, похоже, она была твердо настроена помочь по мере своих сил. Какузу поблагодарил ее и отошел в сторону, подальше от любопытных ушей. Он намеревался набрать Кисаме – своего самого близкого товарища, который, как он надеялся, невозбранно тусуется у него дома и кутит напропалую, пользуясь отсутствием хозяина. Долгие гудки уже начинали с ума сводить, Какузу, конечно, даже не подумал про разницу во времени, но какой бы она ни была, он все равно не может ждать. - Да? – сонный голос Кисаме показался гласом божьим, словно галлюцинация из сна или бэд трипа, но для Какузу он сейчас был самым прекрасным звуком на свете. - Кисаме! Слушай меня внимательно, у меня немного времени. Слушай, и не задавай вопросов, просто сделай, как я скажу. Найди пилота, сейчас же, подними мой самолет и гони в… - Какузу вглядывается в табличку с почтовым индексом и названием города, - …Рамгарх? Боже, ну и ебеня. Здесь нет посадочной полосы, но вы должны сесть, не знаю где и как, это твоя забота. Прямо сейчас, ты понял меня? - Подожди подожди! Рамгарх? Это Индия? Аэропорты ведь есть в… - У меня нет возможности оказаться в аэропорту, Кисаме! Просто черт возьми найди пилота и летите сюда, да хоть на воду садитесь, мне плевать! Потом все объясню. - Ладно, понял. Это должна быть очень интересная история, Какузу, она должна стоить того, - голос Кисаме веселеет, но слышно, что он настроен решительно. Какузу в него верит, его друг никогда его не подводил до сих пор, и он надеется, что эта тенденция не нарушится. Какузу возвращает телефон владелице и снова благодарит ее, слегка кланяясь. Она улыбается в ответ и долго глядит ему вслед, не сводя взгляда с белого шарфа. Истории о душителях, убийцах и фанатиках дошли до нее еще в детстве – непослушных детей всегда грозятся отдать на воспитание жутким бандитам, и сейчас ей почему-то казалось, что перед ней один из них, потому что узор на белом шарфе, едва заметный, но все же не ускользнувший от ее взгляда, не встречался ей никогда. Ей было немного страшно, но она все-таки отважная девушка для своих лет. Из города очень не хотелось уходить, запахи карри, мяса и жаренных овощей очень будоражили заскучавший по ним желудок, но он дал слово. Какузу быстро прошел по улицам, уворачиваясь от прохожих, и, выходя из города, искал глазами белую лошадь среди зарослей деревьев. Похоже, Хидан укрылся от посторонних взглядов где-то за кустарниками, и, немного постояв, Какузу наконец заметил крупную белую лошадиную задницу, торчащую из-за широкого дерева. Он сразу направился туда, и чем ближе подходил, тем отчетливее слышалось присутствие коня – тот жевал зеленые сочные листья и шуршал хвостом, отмахиваясь от щекочущих его мух. Хидан нашелся поблизости – он сидел у дерева, прислонившись к нему спиной, и не мигая пялился в одну точку. Похоже, он уже успел прокрутить у себя в голове тот печальный вариант, когда Какузу его все-таки здесь бросил, поэтому и лицо у него темнело от смеси горечи и презрения. - Эй, - Какузу тихо зовет, подходя ближе, - Все в порядке. Надеюсь, мой друг справится и часов… через девять… может, десять, они будут здесь. - Кто? Как? – Хидана одолевали вопросы и лицо его заметно просветлело, когда он увидел Какузу. Вставать от дерева он, впрочем, не спешил, оставаясь сидеть, но теперь выглядел заметно расслабленнее. - У меня… у меня есть самолет. Мой друг найдет пилота, и они прилетят сюда, заберут нас. И коня твоего тоже, думаю, он поместится в багажное отделение. Не представляю, как перевозят лошадей, если честно… - Самолет? Это… - Хидан хмурится, будто пытаясь вспомнить нужный образ, - Самолет привез меня сюда… Когда-то. - Замечательно, значит, избежим культурного шока, - усмехается Какузу и усаживается на траву. Девять часов… Как прекрасно было бы провести их в городе, в каком-нибудь маленьком отеле, в котором есть кровать, еда и чистая вода… Но об этом не может быть и речи, и эгоизм Какузу задохнулся, даже не пытаясь ему предложить отправиться в город одному. Он решает остаться здесь, желательно, просто проспать все это время, в конце концов, они достаточно сильно устали от долгой ходьбы, и теперь, в тени деревьев, источающих влажную прохладу, сон обещает быть приятным времяпрепровождением. Уже сквозь сон Какузу начинает понимать, что погорячился.