Жизнь бессмертного

      * Прошли четыре долгих года, в течение которых я остался преданным своей роли ассистента и телохранителя в службе у семейства Кэботов. Мои труды не вызывали ни малейших нареканий, и я не испытывал ни единого момента сожаления по поводу своего выбора. Джон Кэбот был ничем не примечателен внешне. Густая борода обрамляющая его слегка округлое лицо, предавая двадцатипятилетнему юноше более взрослый внешний вид. При первой встрече, навскидку, никто никогда не мог правильно назвать его возраст, ведь, помимо растительности на лице, добавлением к годам были ещё и глубокие мимические морщины. Люди всегда удивлялись, откуда у столь спокойного и уравновешенного Кэбота, который очень редко выражал свои эмоции, появились эти морщины — как-никак, но лицо служит отпечатком жизни человека. Возможно когда-то, — гадали люди, — в подростковом возрасте, Джон был тем самым харизматичным весельчаком, душой компании, и именно тогда начали откладываться морщины, показывающие былую задорную улыбку, которые со временем просто стали глубже и под тягостью бремени превратились в борозды на его лице.       Что всё-таки заставляло задуматься о молодом возрасте Джона, ну или же грешить на прекрасную генетику, так это волосы. Шевелюра Кэбота была очень густая, шелковистая и всегда отражала здоровый блеск. Он был брюнет без какого-либо проявления седины и проплешин, ко всему этому, Джон Кэбот всегда следил за чистотой своих волос и не только, и никогда не позволял себе выйти из дома с «немытой головой». Его туфли всегда были начищены и натёрты, брюки и пиджак тщательно отглажены по линиям, рубашка разила белизной, даже повседневный врачебный халат всегда был безукоризненно белый. Кэбот был перфекционистом до мозга костей, казалось ещё чуть-чуть и на этой почве разовьётся обсессивно-компульсивное расстройство, настолько чистоту и порядок любил Джон.       Сам Кэбот был не особо высокого роста, поэтому зачастую ему приходилось смотреть на людей из подобия. Создавалось впечатление, что он всегда смотрит из-под густых, слегка насупленных бровей, немного высокомерно и проницательно. Глаза у Джона были красивого медового цвета. Кто-то может сказать, что карие глаза всегда обычные и одинаковые, но нет, его глаза были прекрасны, скорее всего это даже была единственная прекрасная черта, в затерявшейся, среди тысячи других, его внешности. Радужная оболочка по цвету была похожа на кипящий янтарь, но такими его глаза казались только на солнце, при свете томных кабинетных ламп они были тёмно-кофейными, с проблесками янтарной поволоки.       Несмотря на красоту цвета глаз, к сожалению, они были маленькими и невыразительными. Впрочем как и все остальные черты его лица. Когда Джон прищуривался, со стороны казалось, что рассмотреть глаза более невозможно, а так как большую часть времени Кэбот предпочитал рассматривать что-либо, прищуривая взор, что стало его привычкой, рассмотреть даже это достоинство его внешности удавалось единицам. Его тонкие губы практически всегда были плотно поджаты, создавая своим видом впечатление недовольства. Но стоило окинуть взглядом полностью всё лицо Джона, становилось ясно, что на самом деле, оно не выражает никаких эмоций, кроме, разве что, равнодушия.       Несмотря на свой низкий рост Джон Кэбот создавал впечатление крепкого мужчины, а не тощего юноши. И даже не взирая на то, что занятия спортом всегда уходили у него на второй план, мышцы спины были развиты очень хорошо, живот был подтянут, а бицепсы рук внушали доверие в том, что перед тобой находится достаточно сильный представитель мужского пола.       Джон, главный член семьи, продолжал быть непрерывным затворником своего научного мира. Редко выходя из своей лаборатории и кабинета, он постоянно находился в стремлении достичь новых вершин, будь то открытие нового химического элемента или революционный прорыв в области инженерии.       Ежемесячные посещения медицинского центра «Парсонс» стали для нас неотъемлемой частью рутины. Каждый раз, когда мы туда направлялись, Джон неизменно совершал спуск на нижний уровень лечебницы, проведывая своего, по его словам, неуравновешенного отца. В эти моменты он предпочитал оставлять меня на верхнем уровне в ожидании. Таким образом, я ожидал его в кабинете директора Андерсона, с которым со временем мы стали не только коллегами, но и друзьями. Интересно, что даже несмотря на многократные визиты, директор никогда лично не видел Лоренцо Кэбота. Однако он утверждал, что это для него не представляет особого интереса, поскольку его обязанности заключались в поддержании порядка в больнице, и за это ему щедро платили.       Замещая роль патриарха семьи, Джон, проводя свою жизнь в относительной изоляции, редко нуждался в физической защите. Я, скорее, выполнял роль его ассистента, поддерживая в различных обязанностях и мотаясь по его поручениям. Однако, когда речь заходила о защите, настоящая защита была необходимостью для его племянницы — Эмилии.       Её безопасность требовала более внимательного подхода, учитывая её вероятное подверженность рискам из-за статуса «светской львицы». Таким образом, помимо роли ассистента для Джона, мне приходилось активно обеспечивать безопасность молодой Эмилии при любом выходе в свет. На всех светских и общественных мероприятиях я пристально следил за окружающей обстановкой, делая так, чтобы она чувствовала себя защищенной и спокойной в любой ситуации. Моя ответственность включала в себя не только физическую безопасность, но и умение предвидеть возможные угрозы, чтобы предотвратить любые потенциальные проблемы.       Эмилия Кэбот всегда выделялась своим ярким, вычурным стилем: она предпочитала носить экстравагантные наряды, с кучей страз и перьев, меховые накидки и элегантные бархатные, обволакивающие фигуру, платья, подчёркивать всю дороговизну своих одеяний золотыми украшениями. Эмилия считала, что если есть что показать, то почему бы этого не делать?! А так как семья Кэбот могла себе позволить роскошную жизнь, Эмилия взяла на себя «тяжелую ношу» демонстрации богатства обществу.       Мисс Кэбот младшая чертами лица пошла явно не в мать, совершенно всё, скорее всего, унаследовала от неизвестного отца. Худое, казалось, каждый мускул обтянут кожей без малейшей прослойки жировой ткани, лицо дополнялось длинным острым носом и широко посаженными глазами серо голубого цвета. Её взгляд всегда был пристальным и хищным, а цвет глаз делал его холодным, но одновременно цепким. Казалось, что эти ледяные глаза заглядывают прямо в душу, находя все потайные секреты, которые были так интересны их хозяйке. Ко всему прочему, Эмилия подчёркивала свои изогнутые брови черным карандашом, что делало взгляд вечно удивлённым и слегка разочарованным, будто секреты, увиденные в закромах души, оказались — неинтересными. Тонкие губы, всегда накрашенные, ярко-красной помадой, кривились в вечной ухмылке, не давая понять истинное настроение их владелицы. Такие точёные черты лица обрамляли прямые выбеленные волосы. Эмилия предпочитала носить удлиненное каре, постоянно подстригая кончики волос, чтобы те не спускались ниже плеч, закрывая ее длинную шею. Только строгая графическая прическа, без каких-либо излишеств, была позволительна для Кэбот. Она считала, что даже каждая волосинка на голове должна выглядеть элегантно и «к месту».       Эмилия была высокой, стройной, даже худощавой женщиной с очень бледным цветом кожи — полной противоположностью Джона. Если бы собака породы борза́я была человеком — она точно носила бы обличие Эмилии Кэбот.       Девушка постоянно сидела на различных диетах и поистине восторгалась своей худобой, называя себя «аристократичной дамой». Если бы Эмилия жила много сотен лет назад, она бы с удовольствием, как и многие барышни того времени, чтобы достичь идеала женской красоты и пика аристократии, жертвовала бы здоровьем, употребляя свинцовые карандаши, пила уксус для большей бледности кожи и капала в глаза белладонну, чтобы создать эффект расширенных зрачков. Мисс Кэбот младшая отдавала предпочтение изысканным ювелирным украшениям, которые смогут подчеркнуть все её изящество: худые пальцы были унизаны аккуратными кольцами, тонкие запястья украшали литые золотые браслеты, а красоту шеи и выразительных ключиц, зачастую, подчёркивало массивное ожерелье с драгоценными камнями.       Неоспоримо, что будучи молодой и привлекательной, сопровождаемой роскошью, которую предоставляют деньги её семьи, жизнь Эмилии была похожа на сказку. Однако этот финансовый избыток иногда влияет на её поведение, делая избалованной. На светских мероприятиях она предпочитает флиртовать с мужчинами и заводить краткосрочные романы, которые, увы, чаще всего заканчиваются разбитыми сердцами. Ночные серенады, посвященные ей, под окнами становятся источником беспокойства не только для Джона, но и для соседей.       Мне, в свою очередь, приходится иметь дело с нежелательными ухажерами. Часто такие проблемы решаются простыми угрозами, иногда даже необходимостью использовать дубинку, чтобы подчеркнуть серьезность ситуации и защитить Эмилию от потенциальных опасностей. Мои действия направлены не только на обеспечение физической безопасности, но и на поддержание уровня спокойствия и благополучия внутри поместья семьи.       К слову о доме, это трёхэтажное здание, высоко поднятое в симбиозе с окружающей природой, кажется застывшим во времени. На третьем этаже, пронизанном мягкими лучами утреннего света, устроена спальня Виктории и библиотека, создающая ощущение временной паузы. В спальне распыляется атмосфера умиротворения, а освещение от множества подвесных ламп придает комнате загадочный шарм. Из комнаты Виктории можно сразу попасть в само хранилище знаний этого дома.       Эта шикарная библиотека представляет собой истинное святилище для тех, кто ищет уединение ума и погружение в мир воображения. Мягкий свет, истекающий из хитрых фонарей, создает невесомую атмосферу, ласкающую каждую книжную полку своим теплым ореолом. Стены украшают деревянные полки, на которых с деликатностью размещены тома разнообразных жанров и эпох, словно хранители времени и знаний. Антикварные светильники, ловко вплетенные в интерьер, бросают нежные тени, придавая комнате особую мистическую ауру.       Каждый элемент декора, начиная от дорогих ковров и завершая мягкими креслами, сплетается в единое полотно, создавая атмосферу не только спокойствия, но и возвышенности. Здесь, среди запаха старины и мудрости, которые приглашают окунуться в бескрайний океан знаний и приключений, каждый кто ступает в этот замечательный уголок, мог найти свое прибежище и открыть для себя волшебство литературных произведений.       На втором этаже находится кабинет-лаборатория Джона, соединённый с его спальней, где каждый предмет, каждый прибор, словно артефакты великого творчества, несут в себе историю научных открытий. Спальня Джона, совмещая в себе функциональность и изысканный стиль, словно воплощает в себе гармонию между работой и отдыхом. Пройдя по коридору, насыщенному взглядами на прошлое и настоящее, мы сталкиваемся со спальней Эмилии, олицетворяющей в себе изысканный вкус и аристократическую элегантность.       Ну и непосредственно — первый этаж. Он раскрывает перед нами обширное пространство гостиной, оформленной камином и уютными диванами, приглашая встречать долгие вечера в теплой и уютной атмосфере, к слову через гостиную, по изысканной лестнице, открывается доступ в кабинет Джона. Огромные окна, пропускающие мягкий свет солнечных лучей, преобразят каждый уголок, подчеркивая мягкость диванов и комфорт кресел, на которых уютно расположены мягкие покрывала и великолепные яркие подушки. Камин, возвышающийся в центре внимания, не только придает комнате уюта, но и приглашает семью и гостей собираться вокруг него в холодные вечера, создавая атмосферу тепла и близости.       Каждая деталь внутри гостиной, будь то изысканные картины, отражающие прошлые семейные моменты, или тщательно подобранные декоративные элементы, служит своеобразным алтарем для семейных ценностей и взаимопонимания. Золотистые оттенки мебели и великолепные декоративные элементы словно подчеркивают роскошь пространства, создавая атмосферу, где радость семейного воссоединения становится еще более насыщенной и теплой, напоминая о важности общения и любви в этом особенном уголке дома.       За гостиной, словно открывая вратами в кулинарные волшебные миры, развертывается кухня, ласково соединенная со столовой, где ароматы кулинарных шедевров становятся неотъемлемой частью атмосферы. Каждый уголок наполнен ароматами свежих продуктов, специй и готовящихся блюд, создавая магию воздуха, напоминая о том, что даже в самом эпицентре научных исследований и заботы о семье можно создать пространство вдохновения и уюта.       Изысканная столовая, уютно слившаяся с кухней, словно приглашает насладиться не только визуальным изыском, но и кулинарными наслаждениями. Стол, украшенный нежными скатертями и элегантной посудой, готов принять семейные ужины и встречи с близкими. Атмосфера кулинарного творчества и вкусовых изысков сливаются вместе, создавая пространство, где не только питательные вкусовые богатства, но и тепло семейных моментов, становятся важными составляющими повседневной жизни.       Чаще всего именно на кухне, можно было встретить Викторию, сестру покойной матери покойного Джека. Виктория Кэбот была приятной, элегантной женщиной, лет сорока. Всегда ухоженная, опрятная, имеющие особый лоск, но без вычурности — совершенно не такая как её дочь, любительница светских мероприятий. Мисс Кэбот старшая предпочитала носить сдержанные и в тоже время простые вещи: удобные, мягкие костюмы из натуральной ткани пастельных тонов, обувь без каблука — на удобной рельефной подошве, минимальное количество украшений и аксессуаров. Нет, безусловно, у неё были дорогие, эксклюзивные наряды для выхода в свет, золотые кольца с сапфирами размером с одну треть пальца и парочка меховых шуб, но так как Виктория не была завсегдатаем данных вечеров, все эти атрибуты зачастую тоскливо покоились в отдельном отсеке гардероба.       Кэбот старшая отдавала предпочтение быту, уюту и самопознанию, считая что светская жизнь не приносит ничего, кроме кучи сплетен и утреннего похмелья. Виктория была жаворонком и, поэтому, вставала ежедневно около шести утра, лишь в воскресенье она позволяла себе понежиться в мягкой прохладной постели до восьми. Утренний ритуал начинался всегда одинаково, и главным, неотъемлемым элементом была чашечка горячего американо с молоком. Облачённая в широкую атласную пижаму, ещё сонная Виктория, спускалась на свою любимую, уютную кухню и варила кофе. Обязательно было именно варить кофе самостоятельно, в джезве — никаких кофемашин, которые никогда не смогут вложить душу в приготовление напитка. Затем Мисс Кэбот усаживалась на стул, стоящий перед окном, подогнув под себя ноги, и наслаждалась обжигающим горьковатым кофе без сахара, что обволакивал горло сливочным послевкусием после каждого глотка.       После такой кофейной церемонии, насладившись утренней атмосферой за окном, Виктория Кэбот продолжала наводить марафет, приводя себя в порядок — этому ритуалу отводилось большая часть времени не только по утрам, но и по вечерам тоже. Виктория всегда очень сильно следила за собой, постоянно пытаясь сохранить свою молодость. Многочисленные полочки в ванной и её туалетный столик были завалены разнообразными кремами, сыворотками, гелями и прочей уходовой косметикой. Все они использовались регулярно и главное поэтапно, ни в коем случае нельзя было пропустить хоть один шаг. Декоративной косметикой, напротив, Виктория практически не пользовалась — она считала что постоянное её использование портит кожу, тем самым ускоряя старение, поэтому только в самом дальнем ящичке стола можно было найти пару блёклых карандашей для губ и коричневую тушь для ресниц.       Стоя у большого зеркала с лампами по краям, Мисс Кэбот расчёсывала свои прямые каштановые волосы чуть ниже лопаток. За волосами она ухаживала так же тщательно, как и за кожей, но, к сожалению, года всё же брали своё, поэтому кое-где порой можно было рассмотреть парочку седых волос, несмотря на то, что Виктория раз в несколько месяцев подкрашивала волосы натуральной хной, не признавая искусственную краску.       Лицо Виктории Кэбот было холёным, однотонным, с кое-где встречающимися мелкими морщинами, кожа будто светилась изнутри здоровьем, слегка отдавая приятным, природным румянцем на щеках. Спокойные, слегка задорные, карие глаза миролюбиво смотрели на мир. Её взгляд всегда был добродушным, внушающим некое спокойствие, скорее всего, это был единственный член семьи Кэбот, который взглядом показывал радушие и гостеприимство. Приятную картину лица дополняли мягкая линия светлых бровей, прямой аккуратный нос и слегка пухлые, с чётким контуром губы. Помимо готовки и ухода за собой, Виктория любила занятия спортом. Ежедневные посещения спортзала и йоги благоприятно отпечатались на её фигуре: несмотря на то, что возраст Мисс Кэбот перевалил далеко за тридцать, выглядела она сногсшибательно. Точёная подтянутая фигура с идеальной осанкой и привлекательными изгибами, без каких-либо провисаний или лишнего жира — далеко не каждая молодая девушка выглядит так же прекрасно, как Виктория в свои года.       Ещё одним, слегка таинственным, увлечением Виктории Кэбот было чтение книг. Ей всегда казалось, что в этом есть что-то завораживающее, немного романтичное и вдохновляющее. Запах книги нельзя спутать ни с чем, а какое удовольствие приносило ей перелистывание слегка потёртых страниц в предвкушении продолжения — словами не передать. Она часто посещала городскую библиотеку, с упоением перечитывая любимые произведения — ей нравилась читать именно в такой обстановке, вдали от дома, скрывшись от городской суеты среди полок с пыльными книгами при свете тёплых настольных ламп. Вдохновлённая всей этой атмосферой, Виктория Кэбот решила воссоздать святую святых и дома, отведя одну из самых больших комнат в доме под библиотеку.       Своё свободное время я предпочитал проводить в уютной библиотеке поместья, где каждая книга, словно портал в мир знаний, приглашала меня на увлекательное путешествие саморазвития. Я глубоко погружался в страницы различных тем, особенно увлекаясь медициной, психологией, химией и физикой. Однажды, погружаясь в знания, моим взором попалась старая, потрёпанная тетрадь среди книг. Решив заглянуть в её страницы, я обнаружил нечто удивительное. На первой странице этой тетради встретила меня загадочная надпись, которая мгновенно привлекла мое внимание: «Личный дневник Лоренцо Кэбота». Сердце забилось сильнее от неожиданного открытия. Я почувствовал, что передо мной раскрывается дверь в прошлое, приоткрывая завесу тайны личной жизни Лоренцо Кэбота. И так, «Дневник Лоренцо Кэбота»: Четверг, 8 февраля 1894. У полуострова Кейп-Код, на борту парохода «Уэйкфул».       Наконец мой путь начался. Меня провожали Эмоджен с Вильгельминой. Эмоджен, как обычно, умоляла остаться. Бедняжка, как тяжело даются ей эти расставания. Джек, разумеется, не явился. Он считает, мои экспедиции позорят всю семью. У него нет времени на эти, по его словам, «древние суеверия». Без разницы. На этот раз я вернусь с доказательством, которое даже Джек не сможет опровергнуть. Суббота, 10 февраля 1894. Атлантический океан, на борту парохода «Уэйкфул». Погода прекрасная, и капитан обещает, что скоро мы будем в Лиссабоне. Терпение моё еле выдержало все бюрократические проволочки, через которые пришлось пройти при организации экспедиции. Но уверен, что я правильно сделал, получив необходимые разрешения у оманских властей через Государственный департамент. Остаётся только надеяться, что этой кипы бумаг (и наличных) будет достаточно, чтобы задобрить местного губернатора. Среда, 21 февраля 1894. Западная часть Средиземного моря, на борту парохода «Уэйкфул». Пока всё идёт хорошо. Океан пересекли спокойно. В Лиссабоне нас ждал Меттерних с доброй вестью, что ему удалось усовершенствовать своё электрическое сенсорное устройство. Ящики с ним уже находятся на борту. Если оно действительно работает так хорошо, как он говорит, мы можем сэкономить недели или даже месяцы раскопок. Понедельник, 5 марта 1894. Суэц, Египет. Всё ещё набираем землекопов. Мне уже не терпится отправиться в путь. Мы так близки к цели, но я по опыту знаю, что лучше нанять опытных рабочих в Египте, чем полагаться на местных. Среда, 14 марта 1894. Салала, Оман. Наконец-то! Мы пришвартовались вчера и теперь стараемся как можно быстрее разгрузить корабль. Если будем медлить, придётся отложить работы, пока не спадёт летняя жара. Пятница, 16 марта 1894. Район Вади Айдам, Оман. Мы в пути. Теперь от цели меня отделяют лишь непроходимая пустыня и тайны веков. Ха! Мне эти трудности только в радость. Они кажутся пустяками по сравнению с нескончаемыми задержками и бумажной волокитой, через которые пришлось пройти, чтобы попасть сюда. Четверг, 29 марта 1894. Руб-эль-Хали, Аравия. До места добрались без приключений. Наш проводник что-то бормочет о суевериях, что для меня добрый знак. Завтра узнаем, работает ли устройство Меттерниха. Если нет, начнём раскопки традиционным способом. Суббота, 30 марта 1894. Руб-эль-Хали, Аравия. Устройство Меттерниха барахлит. Видимо, песок попал в чувствительный механизм. Но ему удалось получить положительные данные в низине к югу. Жара днём стоит невыносимая. Приступим к работе завтра и посмотрим, что там. Понедельник, 2 апреля 1894. Руб-эль-Хали, Аравия. В южной низине пока ничего не нашли. Меттерних клянётся, что показания не были ложными. Ещё 2 дня, и я начну поиск по всей территории раскопок, хотя, конечно, не хотелось бы. Вторник, 3 апреля 1894. Руб-эль-Хали, Аравия. Есть! Сегодня днём землекопы наткнулись на обработанный камень. Судя по всему, граница большой круглой структуры. Проводник опять за своё. Правильно сделали, что не наняли местных. Эти хотя бы не обращают на него внимания. Пятница, 6 апреля 1894. Убар, Руб-эль-Хали, Аравия. Теперь я убеждён, что мы нашли сам Убар! Мы обнаружили несколько фрагментов надписей, руны которых соответствуют древним текстам. Расчистили территорию, которая, видимо, была площадью. Среда, 18 апреля 1894. Убар, Руб-эль-Хали, Аравия. Работа стоит. Пришла песчаная буря, какой мы ещё не видывали. Сидим в палатках в укрытии одного из пластов и надеемся, что скоро всё закончится. Полная тьма, хотя уже позднее утро. Пятница, 20 апреля 1894. Убар, Руб-эль-Хали, Аравия. Буря продолжается уже третий день. Никто ничего подобного ещё не видел. С проводником могут возникнуть серьёзные проблемы. Кое-кто из рабочих начинает верить в его сказки о древних проклятиях и запретных тайнах. Даже обычно невозмутимый Меттерних, кажется, вот-вот сломается под давлением. Суббота, 21 апреля 1894. Убар, Руб-эль-Хали, Аравия. Буря закончилась, но две недели работ пошли насмарку. Очищенная территория теперь погребена под парой метров песка. Проводник ночью исчез. Я по нему точно скучать не буду, а вот рабочие всполошились. Четверг, 3 мая 1894. Убар, Руб-эль-Хали, Аравия. Кажется, нам удалось найти фундамент великого храма! Пока одни только камни, но что-то ведь должно было уцелеть. Погода портится с каждым днём. Меттерних опять просил продолжить работу зимой, но я даже слышать об этом не хочу. Цель слишком близко. Воскресенье, 13 мая 1894. Убар, Руб-эль-Хали, Аравия. Надо всё записать, пока свежи воспоминания. Хотя сложно сосредоточиться, когда корона лежит прямо здесь, передо мной. Мне самому ещё не верится, что я держу в руках артефакт, который явно был создан неземной цивилизацией. Но я попробую описать всё по порядку. Мы не меньше недели расчищали шахту под великим храмом. Даже рабочие заразились энтузиазмом. И тут мы наткнулись на камень — как потом оказалось, это глыба в циклопической кладке, явно намеренно перекрывающей туннель. Мы почти отчаялись пробиться дальше. 3 дня махали кирками. Здесь использовать взрывчатку точно нельзя! И вдруг, прорыв во тьму! Я вошёл первым. Вокруг всё было покрыто вековой пылью. Это явно была гробница: в конце зала стоял саркофаг. Мы подняли крышку, а внутри… Даже я от удивления упал на колени. Рабочие, которые нам помогали, сбежали. Меттерних побледнел как смерть. Я даже испугался, что у него будет сердечный приступ (к счастью, этого не случилось). Утром составим полный каталог предметов из гробницы. Я приказал закрыть её на ночь. Конечно, слабо верится, что кто-либо из рабочих осмелится снова туда войти, но лучше перестраховаться. Я забрал только корону, очень осторожно, не потревожив тело и остальные артефакты. И вот оно, доказательство! Корона сияет, словно новенькая, хотя я знаю, что она древнее всех найденных артефактов, сделанных человеком. Позже: теперь я знаю, что этот город не Убар. И что это здание не храм. А под ним была не гробница. Мне ещё многое предстоит узнать и многому научить Вильгельмину, Джека и Эмоджен. Мы вернёмся сюда только все вместе. Понедельник, 14 мая 1894.       Меттерних был крайне удивлён, увидев меня утром в короне. Он пытался возразить, когда я приказал закопать все наши находки. Это не важно. Песчаные бури сотрут все доказательства нашего присутствия задолго до того, как кто-нибудь сюда доберётся. И местоположение города я сохраню в тайне, пока не вернусь сюда и не раскрою его новые секреты. Когда буду готов… Дальше дневник был написан неразборчиво, словно Лоренцо был уже на грани между ясным умом и сумасшествием.       Прочитав дневник до последней страницы, я был просто потрясен. Более половины ночи я провел, размышляя о том, как бы мне начать разговор с Джоном по этому поводу. Однако, одно было абсолютно ясно — если верить записям из этой потрёпанной тетради, Лоренцо Кэбот живет уже более ста лет. Эта информация заставляла меня пересматривать все свои представления о реальности.       Под лунным светом, поглощенный мыслями, я метался от сценария к сценарию разговора с Джоном. В моей голове кружились различные варианты — как он отреагирует, что ответит, как это повлияет на нашу обыденную реальность. Впереди предстояла встреча с утренним светом, но в моей душе бушевали бурные раздумья, загадки и тайны, которые проложат новый путь в нашей связанной судьбой жизни. Утром, сразу после завтрака, направился в кабинет к Джону. Он, как всегда, был поглощен разработкой чего-то нового, когда меня заметил. Взгляд его привлекла тетрадь в моих руках, и, вероятно, он подумал, что я снова обращаюсь к нему с вопросами по физике. Слегка улыбнувшись, он сразу же спросил: — Что за вопросы в этот раз? Давай скорее, я чувствую, что я близок к завершению улучшений своего «абремалинового поля». — Мистер Кэбот, во время моих поисков новой для меня литературы в библиотеке, я наткнулся на этот дневник, который похоже принадлежал Лоренцо Кэботу. Вы правы, у меня к вам возникло множество вопросов, волнующих меня и вызывающих неопределенность в моих мыслях, — неловко ответил я, стараясь передать в своих словах всю сложность и тревожность момента.       Джон прервал свою работу и повернулся ко мне, его лицо изменилось. В его глазах мелькнул налет беспокойства, словно он боялся того, что я узнаю что-то важное. В воздухе повисла напряженность, словно из-за этой тайны он опасался, что может потерять друга. Словно решив принять важное решение, Джон молча подошел и закрыл дверь на замок, после чего обратился ко мне: — Эрни, веришь ли ты в то, что во вселенной существуют другие виды разумных существ, помимо нас, людей? И этот вопрос не про инопланетян, не про зелёных человечков, а об истоках человеческой цивилизации, о древних силах, которых даже современная наука едва может понять. — Да, конечно, я верю. Мир, ведь, ещё далек от полного исследования, и как мы можем быть уверены в том, что всё, что существует, уже открыто и изучено? — сказал я с серьезным выражением. — Я так понимаю, что ты прочёл дневник моего отца. Что же. Я дополню немного историю, которая там описана. Мой отец откопал в аравийском Рую-эль Хаои древний город, которому более 4000 лет. Он явно был построен ещё до человеческой цивилизации. Артефакты, которые он привёз тогда, 106 лет назад, были странными, даже пугающими. Всю свою жизнь он посвятил расшифровке и изучению того, что Лоренцо привёз с собой. И одно я могу сказать верно. Эти вещи не были созданы людьми. Корона, которую Лоренцо привёз с собой в тот день, оказывает на него страшное влияние. Именно из-за неё он сейчас находится в «Парсонсе» под охраной — ради безопасности его и всех остальных. Проклятый головной убор делает его крайне неуравновешенным и опасным. Несколько раз его уже хотели казнить за его преступления, однако из-за связей и нашего богатства дело удалось замять.Вероятнее всего, ты хочешь спросить, почему моя семья до сих пор жива. На этот вопрос я тоже дам ответ. Всё связано с короной. У меня есть рецепт сыворотки, которая останавливает старение. Пытаясь вылечить отца, я обнаружил, что артефакт изменил его кровь. То, что наделяет Лоренцо безумием и сверхъестественными способностями — продлевает нам жизнь. У сыворотки также есть и другие свойства: если употребить её неразбавленной, она увеличит твою физическую силу и прочность твоей кожи на некоторое время. Однако велик шанс того, что человеческое тело не выдержит мощи чистой сыворотки, — монотонно проговорил Джон-Джек Кэбот, и направив на меня пистолет, продолжил: — Теперь ты знаешь правду, однако я не могу позволить, чтобы об этом узнал кто-то ещё. На самом деле, ты был мне хорошим другом, и если бы ты не нашёл эту тетрадь, вероятнее всего, я сам бы и поведал тебе о тайнах семьи, но значительно позже, когда события уложились бы в свои места, и я смог бы рассказать тебе обо всем более осмысленно и спокойно.       Я только и успел открыть рот и сказать: «подожди», как услышал выстрел… Я почувствовал, как пуля врезается мне в череп, вызывая странные, пульсирующие ощущения. Последнее, что я запомнил, как Кэбот закрывает мне глаза, шепча «прости»…