Невыносимая лёгкость бытия.

.......... Парк. Ещё зелёные листья деревьев колышет ветер. Пасмурный день, без дождя. На улице как-то зябко, промозгло. Ветер насквозь пронизывает кожаные куртки, и от холода кожа покрывается мурашками. Холодный, северный ветер. Всё небо заволокло тучами, солнце даже не проглядывает. На скамейке сидят два парня. Они уже долго молчат. Один из них смотрит в одну точку, не думая ни о чём. Другой же прислушивается к шуму деревьев, ветра, от которого на душе становится как-то пусто. Наконец, Юра достаёт сигарету. Смотрит на Егора. – Будешь? Парень соглашается, особо не задумываясь. Сигареты не доставляют ему удовольствия, но курение – это уже что-то вроде привычки. Проснулся – закурил, вышел на улицу – закурил, и так далее... Без этого день проходит как-то не так. Юра затянулся. В лёгких приятно защипало. Дым плавно растворялся в воздухе, ветер швырял пепел в лицо. Посмотрел на Егора. Тот до сих пор смотрел в одну точку. Взгляд его был каким-то убитым, равнодушным ко всему происходящему. Парни сидели молча уже очень долго, и никто не решался заговорить. Наверное, просто не было общих тем. Наконец, Юра не сдержался и решил спросить: – Почему ты такой грустный? Быть может, вопрос прозвучал слишком банально. Егор долго молчал. Он не хотел об этом говорить. Не доверял людям. Никогда. Да и чем они могут ему помочь?... – Я не понимаю, я ничего не понимаю. А ещё мир... неправильный. Общество, власть – всё неправильное. Как же оно заебало. Поймал на себе взгляд Юры. – Почему? Егор сам не знал, зачем сюда пришёл. Говорить с Юрой у него не было абсолютно никакого желания. Он решил развеяться, провести хоть один день без размышлений о происходящей вокруг чертовщине. Но, видимо, как обычно не получится. – А ты не замечаешь? – Нет... Опять неловкая пауза. Впрочем, пока что их диалог из них и состоит. У Юры не получалось найти никакой темы. Всё как назло вылетело из головы. Летов встал со скамейки. Юра думал, что он уходит, но Егор неспешно побрёл по парку. Другой певец поплёлся за ним. Выражение лица Егора до сих пор волновало Юру, который был очень добрым человеком, на самом-то деле. И когда он смотрел на таких грустных людей, ему самому становилось как-то больно. Хотелось чем-то помочь, поддержать. – Может расскажешь, хоть что-нибудь? Выговоришься – легче станет, честно тебе говорю. Егор молчал. Либо он не знал, как начать разговор, либо вообще не хотел что-либо говорить. – Мне трудно жить. – Почему? Жизнь же – прекрасная штука. Люди тебя любят, а ты любишь их. Ты смотришь на город, природу и радуешься жизни. Всё легко... – В том то всё и дело. Эта лёгкость мне... невыносима. Не могу я принять то, что всё в этой вселенной так просто. Мне не хватает знаний. Я не понимаю как устроен этот мир. Радоваться жизни, любоваться на природу и приносить пользу людям – слишком примитивно. Есть же ещё что-то... Юра смотрел непонимающим взглядом. Он никогда не думал о чём-то запредельном, и сейчас был немного растерян. – Я хочу знать очень много, я хочу знать всё. Тайны мироздания, законы вселенной, и о себе... побольше. Уже всё перепробовал – практики по расширению сознания, психоделики – не получается докопаться до сути. Читаю чёртовы книги, но от них понятнее не становится. Да и впрочем, что же можно понять жалким человеческим разумом? Во вселенной существуют миллиарды точно таких же как я. А сколько этих вселенных в космосе? В сравнении с этим всем я – чёртова букашка. Меньше. Я ничтожен перед вселенной. Да и вообще, по сути ничтожен. – Мир вокруг – неправильный, я – тоже неправильный. Где справедливость, совершеннство? Почему всем не может быть хорошо? Почему всем на всех похуй? Откуда взялось это чёртово безразличие? Летов понимал, что говорит много лишнего, абсурдного на первый взгляд, да ещё и совершенно незнакомому человеку. Но, начав выплёскивать свою душу остановиться уже не мог. Юра же на протяжении всего разговора смотрел в полные отчаяния глаза. Иметь слишком добрую душу – плохо. Хочется всех пожалеть, успокоить, подбодрить. И с каждой минутой смотреть на Егора ему становилось всё тяжелее. Хой и сам толком не понял почему и зачем, но ему очень захотелось обнять Летова. Поддавшись чувствам он так и сделал. Егор был таким... маленьким, худым. Юре как-то совершенно внезапно захотелось его защитить. От неправильного мира, от несправедливости, от людей... Егору же, непонявшему такой реакции стало противно. Он даже Янке, практически никогда не позволял себя обнимать. А сейчас стоял, уткнувшись носом в широкую грудь парня, который всё крепче прижимал его к себе. Летов не смог больше это терпеть, и оттолкнув Юру, побежал прочь, к выходу из парка... .......... Юра уже второй час лежал с открытым глазами. Уснуть не удавалось. Перестать думать о сегодняшем дне – тоже. – Опять лоханулся. И зачем было поддаваться чувствам? Теперь Егор и близко ко мне не подойдёт. Подумал, наверное, что я пидорас какой-нибудь там. А ведь я хотел как лучше... Так всегда и бывает: всякая неловкая хуйня запоминается надолго. Обычно, перед сном у Юры в голове всегда всплывает то, что вспоминать совем не хотелось бы. И вместо того, чтобы спать он краснел и всячески себя ругал, в глубине души осозновая, что не виноват, по сути. Что плохого он сделал? Обнял?... Глубоко вздохнув, Юра перевернулся на другой бок. Полежал ещё пару минут, пялясь на стенку. Сна ни в одном глазу. Времени – три часа ночи. Парень вспомнил про успокаивающий чай, купленный женой Галей, во время недавней поездки в Крым. Юра совсем не был уверен, что чай ему поможет, но делать всё равно было нечего. Заварив чай, Хой вернулся обратно в комнату. Все спали. А в окна ломился ветер. Северный, холондый, прямо как днём. Юра было взял книгу, принявшись за чтение, но мысли то и дело разбегались, не давая сосредоточиться на сюжете. Певец захватил сигареты и вышел на балкон. На небе сияло множество звёзд. Они, казалось бы освещали ночной Воронеж. Ветер колыхал листья деревьев. Закурив, Юра почему-то снова вспомнил Егора. Попытки выкинуть сегодняшний день опять оказались тщетны. – Быть может, он тоже не спит. Тоже смотрит на звёзды. Тоже думает обо мне?..... .......... Егор сидел на кухне, в своём номере. В руках он держал лезвие, которое почти всегда носил с собой. Да-да, Летов часто резал руки. На его запястье красовалось много шрамов и несколько свежих порезов. Летов провёл по руке лезвием, сильно надавливая. Порез вышел глубоким, хлынула кровь. Но зато, на душе стало чуть легче. Егору самоповреждение и правда чем-то помогало. Душевную боль он пытался выместить на теле. Это действительно работало, вот только боль никуда не исчезала. Она просто утихала на время. Летов прочитал очередную философскую книгу, но понятнее не стало. В этом всё и заключалось: он заранее знал, что не сможет. Надо было смириться с тем, что придётся прожить обыкновенную человеческую жизнь, так и не поняв, что было до момента появления вселенной, что будет после. Егор исполосовал руку, на которой виднелось уже много капель крови. Чувство глубокой безысходности несколько поутихло, но на душе стало как-то пусто. Опять вспомнился случай в парке. Поступил как чёртов трус. Взял и сбежал. Стало как-то совсем не по себе тогда. Для Летова даже в общественном транспорте с людьми проехать – то ещё испытание, не говоря уже об объятиях с незнакомым парнем. Да и наболтал много лишнего. С этого дня Летов решил не открывать никому вообще свою душу. Пусть всё сидит где-то глубоко внутри, и выплёскивается в песнях. Иногда. С кухни можно было выйти на балкон, что Егор и сделал. Кровь уже запачкала всю кофту, и она была какой-то неприятно-липкой, поэтому Летов стянул её, не обращая внимания на холод. Небо было звёздным. Огромным, величественным. Снова возникло странное чувство. По сравнению с этим небом мир казался таким крошечным, мелочным. А человек – ненужным, жалким, и совершенно беспомощным перед этим всем. Егор ещё долго так стоял. Свет звёзд и уличных фонарей освещал его худую фигуру, изрезанная рука болела, а в лицо дул холодный северный ветер...