Эдем

I don't want to rest in peace We can haunt each other's dreams We'll fight underneath this turf And bicker away in darkness We'll find our way to resolve Our banes from the land of the living We'll find a common ground And fall in love all over again Bastille - Remains

- Один день, - слетает с её губ прежде, чем она успевает подумать. – Дайте нам один день, чтобы принять решение. Маркус кивает и без лишних слов исчезает, растворяется в пространстве там же, где стоял. Хотя бы за это Кларк ему благодарна. Они с Беллами, наверное, выглядят сейчас со стороны совсем одинаково. Потому что оба стоят, не двигаясь, и оглушенно смотрят в эту точку. Кларк сглатывает комок в горле, узнавая хорошо знакомое ощущение: как заходится горем и сжимается предчувствием потери сердце. Она знает, что должна отпустить Беллами – туда, куда он рвался всей душой еще на Бардо. Туда, где его ждут друзья, ждет сестра и весь чертов космос на ладони, а не одна богом забытая планета с переломанной ею одной. Поэтому она ни за что не признается ему, как не хочет делать этот выбор. Завтра, обещает себе Кларк. Она отдаст его вечности завтра. Но сегодня – на один последний и единственный день – Беллами только её. И они не будут тратить его на сожаления и ссоры. Кларк отмирает, обходит его неподвижную фигуру. Ведет руками по напряженным рукам, мягко кладёт пальцы на лицо. - Беллами, - смотрит прямо в глаза, стараясь не выдать ни крупинки потаённой воющей боли, что разрывает сердце. – Всё хорошо. Он смотрит колюче, будто недоверчиво, неужели думает, что она хочет заставить его остаться? - Всё хорошо, - повторяет она, словно уговаривает себя, а не его, всеми силами старается не расплакаться. – Мы встретим их всех снова и.. – теряет слова, давится их фальшивостью, но заставляет себя договорить, - ... по-прежнему будем рядом в каком-то смысле. - Если ты так говоришь, Принцесса, - тянет он с непонятной горечью после краткого мрачного молчания, стоящего Кларк последних остатков самообладания. Вода с тихим шелестом накатывается на берег. Ветер шумно носится среди деревьев. А они снова целуются так, будто воздух не нужен и свет не нужен: отчаянно, голодно, слепо. Цепляются руками, губами, зубами до боли, словно только они и не позволяют друг другу пойти ко дну. Мир блекнет и отступает назад, не оставляет ничего, кроме них и чувств, что клубятся-потрескивают между ними, невысказанные, очевидные обоим. -Пойдём д..., - его слова беспомощно обрываются на непрозвучавшем «домой», Беллами неразборчиво ругается сквозь зубы, прислоняется к ней лбом, тяжело дыша. Наконец договаривает, не выпуская Кларк из объятий. - Назад. Они молча возвращаются в полумрак бункера, в тишину комнаты Кларк, где снова позволяют себе - своим телам - говорить без слов там, где все слова кажутся жалкими и бесполезными. Отчаянье, сквозящее в том, как они занимаются любовью - а именно это они делают, понимает Кларк с выворачивающей душу очевидностью - напоминает ей обо всех катастрофах, что им довелось пережить. О каждом удушающе-тревожном моменте приближения конца света. Только сейчас она до конца осознает, как сильно Беллами был нужен ей в каждом из них. Нужен вот так, как сейчас - рядом с ней, на ней, в ней - понимает, каким спасительным было бы его спасительное всепоглощающее присутствие каждый раз. Сколько времени было бы у них, подумай она хоть раз о них двоих - а не о только о всеобщем спасении. Сколько времени бы у них было, приди она к нему раньше. А теперь все кончится, не успев начаться. Но сначала, пока ещё есть она, он, они - в отрыве от чертовой безликой безграничности космоса - она отдаёт ему всю себя. Потому что у неё ещё есть, что отдать, есть её горькие, эгоистичные, собственнические чувства, которые, в конечном счете, и делают её всего лишь человеком. Чувства, от которых она не хочет отказываться, но сделает это ради Беллами. Пусть он так ничего и не узнает, неважно. Так даже лучше. Ему не придется снова выбирать. Выбирать слишком больно, а она не хочет больше причинять Беллами боль. Ведь Кларк любит его.