Время идёт быстро, Время быстро идёт Ананке, скажи мне что-нибудь. Мыслями, вопросами, моими гигантскими надеждами, ты же не устала? Я не вырасту и не помудрею, не вырасту и не помудрею
Mgzavrebi - Ananke
Разумеется, они сразу выпадают из своего крошечного мирка. Из тех, кто вознесся, возвращаются на Землю не все: единицы из Санктума, на удивление многие с Бардо, почти все из скай кру. В любом случае, вернувшихся много – близится зима, и её как-то нужно пережить, прокормить каждого. Вопрос стоит слишком остро, чтобы хоть кто-то в наполнившемся жизнью и суетой лагере мог позволить себе сидеть сложа руки. Кларк вместе с пришедшей на помощь Рейес координирует восстановление бункера и снабжение людей всем необходимым. Проводит учет все еще работающего снаряжения, оружия и продовольствия. Беллами предсказуемо занимается охотой и разными организационными моментами, когда бывает в лагере. Их отряд делает вылазки в несколько смен и с каждым днем все сильнее углубляется в леса: звери, почувствовав опасность, начинают обходить лагерь стороной. Они не говорят. Почти не видятся. Это странно, и прямо, как прежде: проблема выживания снова вытесняет остальное на второй план. Вытесняет их - безжалостно и быстро. Дни, проведенные в этой сразу устоявшейся и давно отлаженной в прошлом рутине, переходят в недели, и Кларк начинает чувствовать, как тонет в них. И только его взгляд и теплая улыбка, которые она ловит на раздаче еды дважды в день или на собраниях штаба, удерживают её от полного погружения. Слабым проблеском солнца на горном хребте. Напоминанием, что между ними ничего не изменилось. Удивительно, как быстро этого становится недостаточно, чтобы продолжать верить. Ночи сливаются в вязкую топь кошмаров и темноты, Кларк то просыпается от возни, шагов или дыхания соседей по комнате. С появлением такого количество обитателей, уединение становится в бункере непозволительной роскошью. То снова проваливается назад, теряя ощущение реальности происходящего. Иногда лежит без сна среди ночи, гипнотизируя пустым взглядом днище койки наверху. В такие моменты ей начинает казаться, что она придумала себе все моменты рядом с ним здесь, чтобы не сойти с ума - его запах давно выветрился с простыни, а ощущение его рук с кожи. Начинает казаться, что она никогда не выходила из той палатки на берегу. Что замерзла, так и не встретив его тем снежным утром, что никакого дыма на берегу не было. Что теперь просто смотрит предсмертные сны, бредит тем, чего не могло бы случиться, потому что, черт, в глубине души Кларк не может отделаться от преследующей её столетиями правды: Она не заслуживает его. Она не заслуживает второго шанса – никто из них. И потому происходящее вокруг не может быть реальным. Не только они двое – всё человечество не заслуживает искупления, давно знает она. Есть черта, за которой оно просто становится невозможным. Кларк всегда отлично всё понимала, отчетливо видела эту тлеющую границу. Осознанно оставила её далеко позади, делая шаг за шагом, совершая один ужасный выбор за другим. Она никогда не просила о гребаном искуплении, это было бы слишком лицемерно. И вдруг получив, чувствует себя неспособной его принять. По крайней мере, для себя лично. Беллами Блейк не может стать её искуплением - люди не прощают друг другу такие вещи. Им не прощают их это те, кто оказался вокруг, те, кого задело ударной волной ободных неправильных решений такого масштаба. А если Кларк смеет надеяться на иное, она - жалкая идиотка. Удивительно. Тем последним утром, идя за Беллами по песку на встречу с Маркусом и проснувшись утром в этой постели, Кларк бы никогда не подумала, что присутствие других людей могло что-то изменить. То, что он рядом, ощущалось таким правильным и естественным – будто она впервые в жизни была целой. Будто ничто и никогда уже не встанет между ними. В действительности оказалось достаточно нового контекста: Они уже не были лишь вдвоем – и никогда больше не будут. Их прошлое никуда не делось, и его с лихвой хватило, чтобы снова разорвать Кларк на части. С возвращением людей на Землю маленький волшебный мир, возникший лишь для них двоих на те несколько дней, лопнул как воздушный шарик. И на Кларк набросилось жестокое осознание реальности: Между ней и Беллами выжженная земля и миллионы световых лет тоски о том, чего быть не может. Они не заслужили свой хеппи энд – только не они. Не после того, что сделали друг с другом. Не рядом с Эко, которая каждое утро заходит на склад за патронами для ружей – разумеется, она с охотниками, где ей еще быть. Не рядом с его – некогда их - друзьями, которые иногда бросают на Кларк такие взгляды, что хочется спрятаться в штабе и не выходить никогда. Взгляды, полные сочувствия и плохо скрываемой настороженности – будто она раненое животное, которое опасно для себя и окружающих, но к нему слишком привязались, чтобы прогнать прочь. Именно так Кларк думает, пока однажды Рейес, пытающаяся починить в очередной раз вышедший из строя предохранитель в штабе, в раздражении не отбрасывает инструмент в сторону. Оборачивается, складывая руки на груди: - Черт, Кларк. Сколько можно? - Ммм? - удивленно переспрашивает, отрываясь от плана долины, который Беллами пять минут назад занёс ей на изучение – охотники составляли его последние две недели, и Кларк на его основе постепенно корректировала старую карту местности. - Заниматься хернёй, - не очень вежливо поясняет механик, хмуро перешнуровывая ботинок. – Нет, я все понимаю, но это просто смешно. Ты и Беллами. Сколько вы еще будете играть в молчанку? - Мы ни во что не играем, Рейвен, - качает головой Кларк. Игнорирует возмущенный взгляд, закусывает кончик ручки и снова пытается уйти в чертежи – подальше от неприятного разговора. - Ну конечно, - фыркает та, подходя к краю стола и уперев ладони по обе стороны от разложенной на ней карты. Наклоняется и добавляет серьезно: - Слушай, мы все были там. Это сложно объяснить, но после вознесения ты везде, видишь и слышишь, что хочешь, так что мы слышали, как он просил за тебя, Кларк. Все знали, что это значит – да и, черт, всё было очевидно еще на Земле, всем кроме вас, идиотов, - сердито удараяет ладонью по столешнице. - Я уже не говорю про шесть лет на Ковчеге. Если ты бы видела его тогда, поняла бы тоже – без тебя он был все равно, что мертв, скорее всего, даже предпочел бы это. Чем потерять тебя в том огне. Выдергивает из пальцев Кларк ручку, заставляя её посмотреть-таки на себя, прежде чем, кивнуть: - Так что да, на правах его друга, его семьи, я объективно могу сказать, что ты занимаешься херней – и он тоже не лучше. Какого черта? – Кларк хмурится и уже собирается ответить что-то уклончивое, но Рейес перебивает её. - Только не надо мне вешать лапшу на уши о том, что у вас обоих много обязанностей. У нас полно подготовленных людей, кто мог бы всем этим заниматься – но вместо этого я наблюдаю как вы двое продолжаете с просто потрясающим упорством бегать друг от друга. В чем дело, Кларк? На мгновение она прикрывает глаза, пытаясь унять бешено колотящееся сердце и сглатывает комок горечи, вставший в горле. - Ты сама сказала, в чём, - признает, будто сама себе – впервые, озвучивает мысленно и вслух то, что копилось так давно. После праймфая, после звонков по радио, оставшихся без ответа, после их возвращения на землю и режущего в груди чувства покинутости и одиночества, которое усилилось в тысячу крат после смерти Медди – её дочь не вернулась с остальными, её физическое тело больше не существовало, а потому вернуться было некуда. – Вы стали семьей, Рейвен. Столько лет, там, на ковчеге. Единственные близкие, что у него остались. Не говоря уже про их отношения с Эко – столько времени рядом, за это время люди врастают друг в друга, становятся родными. Вот чем вы стали тогда, спустившись с орбиты: идеальной семьей, единым организмом, для которого я была чем-то чужеродным, кем-то, кому больше не было места. Отмершей за ненадобностью конечностью, а потом угрозой – для всех вас, для них с Эко, как пары, а, в итоге, и для самого Беллами. Откидывается на спинку стула, вглядываясь пустым взглядом в потолок, продолжает: - Мы предавали друг друга, бросали друг друга, выбирали других, другое, жили столько лет не зная, не предполагая даже, что что-то осталось. Все должно быть уничтоженным - стертым до основания. Но знаешь, что странно? - спрашивает задумчиво. - Этого не стало ни на крупицу меньше, словно оказалось не от чего вычитать и не к чему прибавлять. Словно оно всегда было и навсегда останется одним и тем же - то, что между нами. Выпущенные наружу слова оставляют внутри ласковое тепло, чуть ослабляют тяжесть, давно живущую у неё за грудиной, когда Кларк побежденно выдыхает, прикрывая глаза. - Так в чем твоя проблема, Гриффин? – спрашивает Рейвен с недоумением, явно ошарашенная и сбитая с толку её признанием. – Они с Эко уже не вместе, всем всё понятно, ты сама только что озвучила очевидное. - Да в том, что я не могу заставить себя поверить в это, - качает головой сокрушенно. – Как я могу быть с ним, если не заслуживаю прощения? Так не бывает. Довольно долго Рейвен молчит, смеривая Кларк очень мрачным, не предвещающим ничего хорошего взглядом. Наконец закатывает глаза и язвительно говорит скорее себе, чем ей: - Ну конечно, кто бы сомневался. Сколько драмы. Мать твою, Кларк, тебе не надоело, а? Белл, разумеется, потакает тебе, но знаешь, меня тошнит от этого! И не только меня! Сердито отталкивается от стола и идет к двери, но на пороге оборачивается, чтобы рявкнуть: - Может, уже хватит себя жалеть?! Парень, черт побери, без ума от тебя! Может, для разнообразия, поговорите, как взрослые люди? И перестанете делать вид, что весь этот мир держится на вас двоих? – на удивленное выражение лица Кларк поясняет, еще раз фыркнув, - тебе не обязательно продолжать играть в босса, да и Беллами тоже. Мы и без вас справимся. Просто разберитесь уже, ясно? Вам дали шанс, Кларк. Новый старт. Самое время решить, что вы будете с ним делать. Слушая удаляющиеся по коридору шаги, Кларк с удивлением ловит себя на том, что улыбается. На ужине она, вопреки обыкновению, не возвращается в штаб прямо с едой. Вместо этого находит глазами знакомые кудри в толпе и, пробравшись к привычной компании между столами, молча водружает тарелку на стол рядом с ним под довольное улюлюканье Мерфи. Все, разумеется, давно в курсе, но такая реакция все равно заставляет её смутиться – но не Беллами. Потому что он и бровью не ведет. Даже не поворачивается, делая вид, что всё как обычно. Только улыбается уголком губ и, стоит ей опуститься на лавку, успокаивающе накрывает её руку своей – это кажется самым естественным ощущением на свете. И тогда Кларк, наконец, удаётся поверить. Ведь они всегда – с самого начала – шли к этому моменту. Шли к себе.