I drive me mad. I drive me absolutely crazy, I feel bad. renforshort — "i drive me mad"
Нью-Йорк
Тони изо всех сил старается не психовать. Приходится признать, что у него это плохо выходит. Сначала он с удивлением замечает соленый привкус во рту, потом проводит языком по внутренней стенке щеки и понимает, что еще один укус — и он прогрызет себе путь наружу. За минуту Тони десять раз вытирает руки о благосклонно выданный ему валик из вафельного полотенца. Это не помогает: ладони остаются липкими и влажными, и он напоминает себе, что надо вдохнуть, выдохнуть и расслабиться. Тони в той же самой белой футболке, в которой несколько часов назад отрабатывал связку, и он не хочет, чтобы она прилипла к спине или груди. Во-первых, это будет мерзко, во-вторых, все узнают, как ему страшно. Врач подчеркнуто громко готовит свои инструменты. Тони закрывает глаза и старается не думать о том, как кисло и вязко у него во рту. Что там происходит с коленом, он не видит. Глаза завязывать — это совсем детский сад, но Тони по отдельной просьбе предоставляют нежно-голубую шторку, за которой он прячется от своей ноги. Холодные флюоресцентные лампы гудят и добираются до радужек даже через веки. Тони жмурится, но в сплошной черноте перед его глазами все равно расплываются белесые пятна. Боли нет, но ему слышно, как скальпель режет его кожу, как сухо шуршат стерильные перчатки — приятный звук, но Тони от него начинает треморить, — и как что-то еще еле слышно дергается. Так себя ведет струна от электрогитары, если к ней подключить наушники: нужный звук идет по проводам, а соседи слышат максимум звук от щипка. Удобно. Тони не любитель помузицировать, но Мишель за эти пять лет осваивает гитару и периодически документирует прогресс в инстаграме. Сначала, если на треке играют две гитары, она перескакивает с партии на партию, и получается каша. Все равно, что дуэт в одного петь или танго танцевать одновременно за мужчину и женщину. Потом Мишель осваивается, играет куски по очереди и склеивает их в простеньком видеоредакторе. Тони не хочется думать, что он сам во всем виноват и сам обосрался с поступлением в университет. Он понимает, конечно, что пара огрех за ним есть, но не более. Что лично Тони сделал не так? Из очевидного — 1) Дотянул до последнего и не записал видео на вступительные заранее. Потому что мениск, если лечить его сразу и не пытаться танцевать брейк во время реабилитации, заживает быстро и почти без последствий. Так что, если бы на момент этой идиотской тренировки у Тони уже было видео, все было бы в порядке. В общежитие он заселялся бы на костылях, но к середине занятий вполне смог бы вылечиться. 2) Не послушал Кити. Но, будем честными, кто вообще слушает Кити? Здесь она сама виновата, не надо быть такой занозой в заднице. Будь у неё чуть больше харизмы, чем у табуретки, или перекрасься она в блондинку, как Мишель, Тони бы ей больше внимания уделял. На этом его грехи заканчиваются — по крайней мере, сам он ничего больше назвать не может — а грехи Мишель начинаются. 1) Она невовремя выложила пост. 2) Она сделала кучу непонятных вещей, которые сбили Тони с толку — эта внезапная чистка подписчиков, эта истерика в описании к фото, дырявая куртка, которую ей непонятно кто прислал. 3) Она, имея две здоровые руки и две здоровые ноги, добровольно ушла из танцев. Чтобы лепить таблички в Экселе. Чтобы сидеть пять дней в неделю с девяти утра до пяти вечера на стуле, не отрывая от него свою затекшую задницу, чтобы разоряться сначала на капли от сухости в глазах, потом на походы к окулистам, потом — на очки, которые не будут сидеть на её лице уродливо или делать его слишком круглым. Чтобы от сидячего образа жизни мышцы атрофировались, бицепсы одрябли, а пресс — идеальный пресс, которым она себя поднимает из любого положения — заплыл жиром. 4) Она — врач щипает его коленку еще несколько раз, и по механическому характеру движений Тони понимает, что ему сшивают кожу — почему-то находит время на свою гитару, но не на спортзал. 5) Пять лет. Пять лет. Она пиздит ему насчет того, что учит детей поднимать ногу в арабеск, на протяжении пяти лет. Когда ассистентка убирает шторку и небрежно комкает её, прежде чем отправить в утиль, Тони ожидает увидеть вместо сустава кровавое месиво. На самом деле, хотя коленки у него теперь и разного размера, о порванном и зашитом мениске говорит только небольшой аккуратный надрез. Врач, поймав взгляд Тони, расписывает ему план действий на ближайшее время и делится секретами успешной реабилитации. Периодичность, с которой надо накладывать и менять ледяные компрессы. Сколько придется ходить на костылях. При каких условиях можно снять шину. — И, хорошие новости, учиться ходить можно начать... Учиться ходить. Тони пять лет почти круглосуточно танцевал, забыл, какой на вкус шоколад, научился не кривиться от консистенции протеиновых коктейлей и выиграл, на минуточку, миллион баксов, чтобы учиться ходить? Врач накладывает шину, снимает свои шуршащие перчаточки и с ободряющей улыбкой щебечет о том, какой Тони молодец. Какой он ответственный, как ему повезло иметь возможность оплатить операцию, и как здорово, что в поврежденных долях не успели начаться необратимые процессы. Как хорошо, что не пришлось их удалять, добираясь до здоровой ткани. Как удачно получилось, что мениск сохранился полностью. — Доктор, — с закрытыми глазами вздыхает Тони, — вы можете завалить ебало? — Прошу прощения? — Нет, — он силой давит костяшкой на переносицу и пытается выдавить из себя улыбку. — Это я прощу прощения, не сразу сообразил. Можете прочистить свои уши от серных залежей, а потом завалить ебало? Ассистентка врача пытается промокнуть его лоб тампончиком, зажатым в металлических щипцах, и Тони выбивает эти щипцы у неё из руки. Они звенят на керамической плитке, но, к огромному сожалению Тони, ничего не разбивают. Врач смотрит на него с неодобрением, ассистентка — у Тони язык не поворачивается назвать эту дуру медсестрой — как-то загнанно. — Я, кстати, хочу детализированный счет. Потому что вы за санитайзер для щипчиков сотку баксов потребуете, я в курсе, как тут все работает.***
Миллион фанатов, привязавшийся к "Гладиаторам" за период европейского конкурса, все еще живет. Кто-то из них отвалился, но готов вернуться и восстановить свой фан-аккаунт в инстаграме, как только Мишель соизволит станцевать где-нибудь в районе Спейс-Нидл. Кто-то держится на протяжении всего хиатуса. Часть фандома рисует арты, на которых "Гладиаторы", обвешавшись омелой и завернувшись в красно-зеленые свитера, хороводят вокруг елки. Часть фандома по десятому кругу лепит видео из взаимодействий Джозефа с Кристианом и подкладывает под картинку треки Ники Минаж. (W, Vogue, Cosmo, I got issues) Кристиан отталкивается стопами от подставленных ладоней и крутит осторожное, но все ещё эффектное сальто. Джозеф зачесывает волосы назад, но через несколько секунд ему на лоб все равно лезет прядь. Непослушная, но очаровательная/бесящая и похожая на червя — смотря кто описывает. Впрочем, это не мешает Джо поучаствовать в еще одной поддержке и солнечно подмигнуть своему бойфренду. Да, они радужные и умеют в базовую хореографию. Наложить на видео фильтр с блестками, убедиться, что этот сегмент ЛГБТ-сообщества улыбается друг другу только в слоу-мо — и будет свежее некуда. Основная часть фандома вполне себе безобидна. Для этих ребят танцы — что-то вроде эскапизма, способа приятно провести время и почесать свои допаминовые рецепторы круглым количеством лайков. Тони — другая часть фандома. Ему не чужд некоторый градус самокритики, и где-то в глубине души он понимает, что то, чем он занимается... Это местами нездорово. Но Мишель сама виновата, а Тони, как партизан, молчит в медиапространстве и держит свои криповые мыслишки при себе, так что судить его некому, кроме его же совести. Но его совесть — та еще сучка: она никогда не пытается его остановить, зато пост-фактум заваливает чувством вины. Так или иначе, первую неделю после операции Тони проводит в трауре. Физическая активность ему противопоказана, так что ему ничего не остается, кроме как лежать на диване. То есть, это врачу с лишней хромосомой не приходит в голову никаких других вариантов. Тони разрабатывает себе комплекс упражнений для инвалидов и спокойно его выполняет. Эспандер, гантели, осторожные подъемы здоровой ноги, неплохо прокачивающие верхнюю поверхность бедра и его паранойю. Мало ли, опять дернет и второй мениск порвет. Помимо тренировок Тони рыдает, бьет кулаками стену и кусает руку, кормящую его. В буквальном смысле. Кити скармливает ему по пачке салата-латука в день, а Тони, уставившись стеклянными глазами в стену, иногда кусает её за кончик пальца. — Мило с твоей стороны, — бубнит он, жуя латук. — Не тошнит еще? — Тошнит. Тони плохо. А когда ему плохо, он не может переваривать ни людей, ни еду, ни информацию. Кити не удается запихнуть в него ничего, кроме листьев салата, но это лучше, чем оставлять его голодать. joe_lourier: печаль! тоска! мувенпик! Мишель с ногами забирается на белый кожаный диван и заматывается в плед так, что наружу торчит только её аккуратный прямой нос. У неё размазалась тушь, в руках ведерко с клубничным мороженым... А ложки нет. Вместо ложки — разломанная на полоски плитка шоколада. На плазме ползут титры к какой-то сопливой сентиментальной бурде. Джо, видимо, навещает её в Сиэтле и не может это не заинстаграмить. — Тоска, — желчно хмыкает Тони. — Тоска. Что у тебя, сука, не так? Ноги слишком целые? — Тони, да хватит тебе. Тони кажется, что он абсолютно спокоен. Поэтому он очень удивляется и не узнает свой голос, когда срывается на крик. — Нет, серьезно, — издевательски хмыкает он. — Ручки устали шоколад в топку запихивать? Тяжело задницу отращивать? Так, блять, все у неё плохо! Страдалица! Надо мороженым заесть! А мне не надо?! — Я куплю тебе мороженого, — тихо вклинивается Кити. — Не нужно мне твое ебаное мороженое! В этом ведре калорий на два дня! Старая, обабившаяся, безвольная мр— С этого момента Тони обнаруживает, что Мишель просто не только любить, но и ненавидеть. (icyhearts_o: кто посмел обидеть львицу?! joe_lourier: дневник памяти, мужик. мы вдвоем наревели на атлантический океан)***
Иногда Тони хочется вмазать себе. Иногда — Мишель, потому что она съедает все его эмоциональные ресурсы. Сейчас все обостряется тем, что на колене у него шина, и вытанцевать всю эту желчь Тони попросту не может. Он проводит по размазанным фоткам исследования, подсчитывает индексы массы тела, взвешивает Кити на электронных весах, чтобы она служила каким-никаким стандартом, и приходит к выводу: Мишель отожралась. Пять футов пять дюймов/сто десять фунтов — это уже финальная стадия ожирения. Это вес не женщины, которая брала Европу, а поварихи в школьной столовой. Или участницы "Я вешу триста кг". В Европе Мишель выглядела, как богиня. За ней хотелось идти. На неё хотелось молиться. Теперь на неё хочется максимум наступить. (То, что в Европе Мишель посреди улицы падала в обмороки из-за недосыпа, недоедания и общего переутомления — другой вопрос. То, что её кожа выглядела нормально только под слоем тональника с плотным покрытием — туда же. Все чем-то жертвуют, подумаешь, нервное истощение.) А сейчас она все сидит и жрет свой клубничный "Мувенпик" ведрами. И это нечестно, потому что Тони даже покалеченный находит способ качнуть пресс или присесть на одной ноге раз двадцать, а она мажет на свое округлившееся ебало зеленую маску и смотрит с сестрой "Скам". Это нечестно. И, серьезно, "Скам"? — Вкус отшибло, — пыхтит Тони, подтягиваясь на перекладине. Чтобы впустить парня-доставщика, приходится три минуты корячиться с костылями, но в итоге раздвижной турник вмещают в одном из дверных проемов. На чай Тони, конечно, не оставляет. Мишель ведь просто... Жалкая. Жалкая и все. На неё даже внимание обращать зашкварно, и Тони каждый раз говорит себе, что это последний раз: посмотрит пост и заблокирует. Заскринит историю и заблокирует. Напишет, что она выглядит отвратительно— хай. классная помада Нет, отвратительно, пальцы, скооперируйтесь уже. Это дешевая матовая помада, которая, скорее всего, скатывается в блядские комочки в первые пять минут использования. Её бы... Содрать. Скусать. Заткнуть ей рот, вытрахать из неё всю эту дурь c "Амазоном", работой с девяти до пяти и мемами про аналитику данных и насильно запихнуть её в спортзал. Она ростом пять футов пять дюймов, Тони — шесть-ноль, так что Мишель вполне можно перехватить поперек туловища и запихнуть на эллиптический тренажер, и она наконец-то, блять, перестанет быть такой— words.that.go.together.well: Спасибо. NARS в оттенке "Dolce Vita" ок. тебе правда хорошо Тони сворачивает инстаграм и набирает Кити. Она берет трубку после первого гудка. — Ты упал? — Нет. Посоветоваться надо насчет вашей, — он заминается, — штукатурки. NARS — это как? Ниже среднего? — М-м-м... Нет, почему ты так подумал. Ближе к лакшери, но по кошельку не бьет. — Ясно. — Тони, я— — Это все. — Тони, тебе зачем? Кити, как всегда, вклинивается там, где её просят и не просят. Иногда это бывает удобно, как в случае с салатом, иногда это раздражает. Почему бы ей просто не заняться своими делами и не совать везде свой маленький латиноамериканский носик — для Тони загадка. — Закажу на сайте помаду. Закажу на другом сайте девочку по вызову. Блонди, пять и пять/сто десять, европейка. Ему плевать на реакцию Кити, но он все равно выжидает пару секунд. Почему-то приятно думать, что она расстроится. — И метафорически выебу Мишель в рот.***
Все, естественно, идет не по плану. Тони спокойно гулял в Германии по местному кварталу красных фонарей — секс-шопы, стрип-бары, девчонки за неоновыми витринами — и даже ни разу не покраснел. Но заказывать с сайта помаду ему почему-то физически некомфортно. Глаза скользят по бессмысленным рекламам, призванным генерировать прибыль и забивать мозги фоновым шумом, по квадратикам с цветами и оттенками, и по снимкам с темнокожими моделями, кричащим "Привет, мы прогрессивный бренд! Мы за равноправие! Пожалуйста, купи нашу бурду!" Размалеваннные рты и с явным намеком прикрытые ресницы в нем ничего не трогают. Но на "Дольче Виту", нежную помаду нейтрального оттенка, смотреть почему-то стыдно, хотя она даже не на модели показана. Просто кусок жира, красителей и всяких увлажнялок, упакованный в пластиковую пулю. (Мишель, как рыбка, делает ртом "пам-пам-пам", и растирает эту штуку пальцами по губам, чтобы не было четкой границы. И чтобы казалось, что она уже проснулась такая красивая, или её с утра кто-то поцеловал как следует.) Она такая жалкая. Это даже не мило. Когда Тони об этом думает — когда он представляет её, допустим, в белье перед зеркалом, или в своей толстовке на голое тело, или когда она наносит помаду подушечками пальцев, она выглядит... Вообще не круто. Она дура, она идиотка, и Тони её не переваривает. Но факт остается фактом. Если поцеловать её сначала в губы, а потом в шею, а потом в живот, персиковые следы расползутся по её коже, как акварель по мокрой бумаге. Тони не знает, что с этим фактом делать, но точно знает, что ему на него плевать. То, что во рту пересыхает и язык прилипает к нёбу — это совпадение. "Бесплатная доставка от тридцати пяти долларов!" Тони наводит на свою "Сладкую жизнь" курсор, отворачивается и смотрит в окно, когда кликает мышкой. Это не он. Он ни при чем, он не в курсе. Помада оценивается в двадцать шесть долларов, и Тони по приколу закидывает в корзину румяна "Оргазм". Когда он вбивает реквизиты своей карты, у него трясутся руки, и три-два-шесть на обороте превращается в три-три-два-шесть. Последнюю цифру не пропускают, и Тони со злостью косится на свои пальцы, свою клавиатуру и свой костыль. Он здесь контролирует ситуацию. Так? Тони оформляет заказ и чувствует, что ему остро надо выпить.***
То, как он с поддельным ID пытается выторговать у продавщицы свой джин и спрайт — это отдельная эпопея. Потому что, согласно логичным и разумным законам штата Нью-Йорк, Тони может голосовать на местных и национальных выборах, вступать в брак и, вообще-то, заниматься еще кучей интересных вещей. А пива купить себе не может — и уж, тем более, ничего покрепче. Потому что ему нет двадцати одного года. На тетку его фейковая карточка не действует, зато на парня в ближайшей бодеге — вполне. Они в Нью-Йорке на каждом шагу, так что заходить туда не стыдно. Спрайт Тони запихивает в рюкзак, а бутылку с джином уровня "выше среднего" ему заворачивают в плотную коричневую бумагу. Потому что, очевидно, такую непотребщину нужно цензурить любыми средствами. На телефон ему никто не звонит, а когда Тони поднимается в лифте на свой этаж, под дверью не караулит бедная доставщица из "NARS". У него в холодильнике есть специальное отделение для льда и металлический совочек. На тот случай, если, как в "Бунтарке", захочется залезть в ледяную ванну или смешать себе какой-нибудь убойный коктейль. Но до кухни Тони не доходит и откручивает крышки с обеих бутылок прямо здесь, усевшись на маленькую кожаную тумбу. Не то чтобы ему совсем тяжело, а было бы — сжал бы зубы, сам себе поплакался и дополз до места назначения. Потому что вечно опираться на костыли невозможно. Дело в том, что Тони параноит и не хочет упустить доставщицу. Но когда она звонит в дверь, он открывает не сразу. Потому что она увидит костыль, прикинет время, за которое Тони дохромал бы до входной двери, и поймет, что он сидел у входа, как какая-то псина. Как какой-то крип, который заказывает себе помаду, которой пользуется девушка, которую он ненавидит. Так что Тони отсчитывает полторы минуты, несколько раз показательно стучит своим костылем и наконец поворачивает в замке ключ. — Прости, — зубасто улыбается он, кивая на коленку, затянутую эластичным бинтом. — Я немножко не мобильный. Девушка — блондинка. Не натуральная, а как Мишель, и Тони, несмотря на всю свою лютую ненависть, почему-то чувствует к ней расположенность. — Всегда хотел спросить, — подмигивает он, пока девушка разгружает свою огромную сумку и выуживает оттуда плотный черный пакет, — как вы такой серебристый цвет делаете? — А что, нравится? — Дорого смотрится. Конечно. Тони ловит серую прядку двумя пальцами, и девушка, несмотря на то, что он опирается на костыли, краснеет ушами. Тони отпускает её волосы прежде, чем этот момент станет из очаровательного некомфортным, и отрешенно думает, что это никогда не заканчивается ничем... Удовлетворительным. Можно на долю секунды перехватить чью-то прядку, отпустить и оставить человека думать, что бы было дальше. Можно опоздать всего на пару секунд и превратиться в придурка, который нюхает чужие волосы. Золотой середины здесь не существует. — Ты разве не своей девушке все это заказывал? Тони прижимает ладонь к груди и округляет глаза. — Да ты что! Кто на меня позарится. Это мамочке... Маме. — "Оргазм" для мамы? — скептически щурится доставщица. — С румяшками прогадал. Каюсь. В конце концов девушка оставляет Тони свой номер телефона, хотя он даже не просит. И ему в себе это очень нравится — это... Тяжело объяснимое и очень специфичное умение казаться плейбоем тогда, когда ему хочется проблеваться, свернуться на полу улиткой и не просыпаться до следующего Рождества.***
— Ки-и-ити, — воет он, — ты же любишь "Панду Экспресс". Любишь китайскую еду, сучка такая. Любишь жрать пельмешки, когда тебе на тренировку с утра надо, я знаю. — Тони— — Да ладно, я же любя. Приезжай ко мне? Закажу тебе все, что душенька твоя попросит. — Ты пьян. — Да! Да, вот именно! Ты хочешь, чтобы я пьяный пошел поссать и ударился головой об острый угол? Хочешь найти мое холодное тело здесь, да? Свидетельницей пройти? Спустить все карманные на мозгоправа? — Тони. — Я, кстати, стану призраком. Буду тебя преследовать и говорить, что можно было просто приехать ко мне в гости и пожрать лапши в остром соусе. Кити вешает трубку, и Тони просто рычит. Он любит ей устраивать истерики из-за такого, потому что ему не отказывают, но сейчас ему лень. В нем полбутылки джина, две — спрайта, потому что он выносит крепкий алкоголь только разведеным, и он лежит на полу, вжавшись затылком в ламинат. Пол кружится, и Тони хочется написать Мишель, хотя она не его бывшая. Он берет в руки телефон и морщится: экран выжигает паяльником глаза и кружится, как на карусели. Что ей написать? Я тебя ненавижу? Ты такая классная? Взять бы тебя за волосы и уебать об стену? Взять бы за волосы, вжать в подушку лицом и оттрахать до писка? Все как-то не подходит, и Тони отпихивает телефон от себя подальше. Он едет по гладкому напольному покрытию и врезается в пластиковую зеленую бутылку с газировкой. Почти страйк. До этого момента Тони не хватает духа распаковать доставку из "NARS", и ненавязчивый черный пакетик бесит его больше, чем любителя конспирологических теорий — вебка на его ноутбуке. У Кити есть ключи от квартиры. Вот так запросто одаривать кого-то доступом к своему святому граалю — это не в его стиле, но Тони, вообще-то... Ценит Кити настолько, насколько вообще может ценить человека. Процентов на восемьдесят он уверен, что она в него влюблена, и на эти же восемьдесят процентов она его не интересует — до тех пор, пока у неё не появится какой-нибудь мудак, по всем параметрам отстающий от Тони. Тогда Кити на какой-то короткий промежуток времени станет для него Евой, Исидой и Афродитой. А когда бросит своего гипотетического парня, Тони её опять плавно передвинет во френдзону. Тони не нужна Кити сама по себе, но ему нравится знать, что она в любой момент доступна. Она слишком долго не едет, а "Спотифай" в случайном порядке выдает Тони тот самый трек "1975" — и он решает послать все к чертям собачьим. Он нервничает, и шуршащий пакет открывается не с первого раза. Помада, когда Тони отбрасывает в сторону колпачок и выкручивает мягкий бежевый стержень, не пахнет ничем особенным. Краски и краски, сколько раз Тони на вписках девчонкам помаду смазывал. — По-хорошему прошу, завали хлебало, Мэтти Хили, — шипит он, когда вокалист "1975" воет насчет очередной прописной истины. И умудряется парой ванильных строчек сделать Тони больно. Он не делает ничего, чтобы Мэтти Хили завалил хлебало и выкручивает звук еще громче. У Тони под потолком протянута лента из фиолетовых светодиодов, — отличное место, чтобы записывать тик-токи и вируситься в интернете. После пяти шотов джина, усиленных углекислым газом, сахаром и не разбитым, но потрескавшимся сердцем, эти фиолетовые лампочки делают ему плохо. Тони хочется сейчас быть где-нибудь в клубе, где он столкнется разом с десятью людьми. Он ненавидит людей, но они ему нужны — ему нужно чувствовать на себе их руки, слышать дебильный раздражающий смех и врезаться в тех, кто перебрал "Лонг-Айлендов". Тони нужен какой-нибудь душный неоновый бар, но сейчас он находится в своей неоновой огромной квартире. Он меньше, чем шкаф, меньше, чем двуспальная кровать и меньше, чем зеркало размером во всю стену. В тесном баре проще забыться и почувствовать, что ты что-то значишь. В огромной студии, снятой на деньги, которых ты не заработал и, может быть, не заслуживаешь— Тони выкручивает грифель помады. Так он называется? У карандашей грифель, у фломиков стержень, так что стержень, все-таки, наверное — до конца и обламывает его непослушными пьяными пальцами. Тони не понимает, почему злится на Мишель, и не хочет это рационализировать. Когда он сжимает помаду в кулаке, она пытается растаять от тепла ладони и выползти из нее наружу. — Дура. Кити, почему ты не едешь. Вы обе, блять, идиотки. Почему ты меня даже не знаешь. Если бы он был менее пьяным, это была бы истерика. Но Тони смотрит на персиковое пятно на левой ладони, стирает куски помады о ламинат и несмело касается их пальцами чистой руки. Какая разница. Кто узнает, если Кити не едет. Кто узнает? Мишель? Ей на него насрать (и это единственная трезвая мысль в его голове). Кити? Какая разница, что там думает Кити. Может, к Тони приехала не слишком умелая проститутка, которая еще не научилась, как правильно надо краситься. Может, Тони — тайный кроссдрессер. Может, Кити, тебе надо завалить ебало. Как и всем вокруг. words.that.go.together.well запустил(-а) прямой эфир. посмотрите его, пока он не закончился! Тони размазывает по своим губам её помаду и думает, что ей надо рассказать об этом, а не о бесполезной хуйне, которую она сейчас обсуждает с Орландо. Ей надо сказать, что все в порядке. Что большую, пустую и пугающую квартиру можно сделать уютной, и что все в порядке, и что она сейчас поцелует его еще раз. Она еще раз вымажет его в своей "Дольче Вита" от NARS, и все станет чуть терпимее, чем обычно. Раз уж Кити не едет.